Готов биться об заклад, что во всей Девкалионовой долине вам не найти человека, который не знал бы истории, приключившейся некогда в Гремучем провале - этом самом гиблом и проклятом из всех мест, созданных природой в день гнева. Сейчас моё сердце полно смирения и скорби, но ещё не так давно любое, самое незначительное упоминание о провале могло ввергнуть меня в пучину безумия или заставить содрогаться в приступах леденящего ужаса.
Время бессильно стереть из памяти потрясения такого порядка; точно также оно не в силах охладить всеобщий интерес к тем сферам бытия, о которых человек имеет самое смутное представление и над которыми он не властен. В этом объяснении, наверное, кроется ответ на вопрос, почему внимание к событиям той далёкой поры не ослабело и по сей день, хотя прошло без малого уже почти полвека.
В любителях пересказать заново эту историю вы недостатка не найдёте. Таких доморощенных рассказчиков хлебом не корми, дай только возможность вволю почесать языком - беда состоит лишь в том, что каждый берётся рассказывать её по-своему, переиначивая и перекраивая всё на свой лад.
Единственный человек, который может нарисовать полную, достоверную картину событий, имевших когда-то место в действительности - это я! Но как раз мне, увы, здесь никто не верит.
В Девкалионовой долине меня давно уже считают сумасшедшим. Когда-то я имел неосторожность открыто рассказать всю правду без утайки, и с той поры за мной прочно закрепилась репутация человека, страдающего манией некрофобии, одержимого шквалом больных, навязчивых грёз. И несмотря на то, что мнение о слабости моего рассудка в значительной степени завышено, никто не возьмёт на себя ответственность поручиться за мои слова хотя бы даже из чувства сострадания.
Тем не менее, обиды я ни на кого не держу. Обижаться в моём положении не пристало. Быть может, в тех унизительных ярлыках, что навешивают на меня мои здравомыслящие сограждане, есть своя доля правды, и моим мозгам действительно не хватает той стройной, разумной ясности, какой они отличались прежде - но возьму на себя смелость заявить, что в редкие минуты просветления моя жалкая, раздавленная чудовищными воспоминаниями память воистину способна творить чудеса. Тогда я не только извлекаю из её потаённых глубин факты и детали, проливающие свет истины на случившееся, но и могу выстраивать их в строго определённом порядке.
Я по сей день убеждён - /говорю об этом с той долей ответственности, которая допустима в моём незавидном положении/ - что в том, что произошло, виноват прежде всего Дарли, мой верный друг и напарник. Почти три года мы с ним бесперебойно поставляли трупы в Анатомический Театр, и за всё это время он так и не смог избавиться от одной дурной своей привычки - /а именно, неразборчивости в средствах/ - что в итоге и обрекло его на гибель.
В лучшую пору наша деятельность не знала простоя. Работа у нас спорилась: мы понимали друг друга с полуслова. Если б в Анатомическом Театре платили за трупы чуть меньше, у меня появился бы повод оставить этот грязный промысел, но жажда наживы и относительная лёгкость добываемых денег потакали моему безволию, заставляя снова браться за лопату и осквернять могилы благочестивых прихожан. И потому, махнув рукой на все соображения религиозно-этического характера, я жил тогда единственно проблемами дня сегодняшнего, во всём доверившись своему другу и положившись на его предприимчивость.
В тот роковой день всё начиналось, как обычно…
Кладбищенский погост, куда мы заявились незваными гостями на закате солнца, был затерян в дикой пустоши, весьма удалённой от всех жилых поселений, близ мрачных отрогов Берилловых гор. Отыскав намётанным глазом свеженасыпанный холмик среди заросших сорняками могил, мы быстро выкопали из земли гроб, взломали его и, переложив мертвеца в холщовую упаковку, не мешкая, повернули назад.
Но когда мы уже отъезжали от кладбищенских ворот, я вдруг обратил внимание на одну любопытную вещь. Оказывается, я находился здесь впервые! Это казалось довольно странным, поскольку за время нашей совместной деятельности мы с Дарли успели объездить все близлежащие кладбища, и я полагал, что места окрестных захоронений изучены мной достаточно хорошо.
Обычно словоохотливый и разговорчивый, Дарли на этот счёт отозвался без особого желания. Не вдаваясь в подробности, он сказал, что сюда свозят, как правило, тех покойников, которые при жизни своей пользовались дурной славой у добрых людей, и по душам которых преподобные отцы наотрез отказываются служить заупокойные мессы.
Я сразу понял, что речь идёт не только о самоубийцах и приверженцах иной веры - тут имелось в виду кое-что и похуже - но воздержался от расспросов. Конечно, было не очень приятно сознавать, что, благодаря легкомыслию Дарли, мы забрались в такие неблагополучные места, но опуститься до возражений - значило бы показать своё малодушие, да и отступать было поздно.
Без лишних разговоров мы гнали лошадей по тёмному, пустынному плоскогорью, рассчитывая к утру поспеть в Анатомический Театр, и надо же было такому случиться, что как раз тогда, когда путь наш пролегал по краю Гремучего провала, в горах разразилась ужасная гроза.
Сколько ни живу в Девкалионовой долине, а такой грозы не припомню!
Это было какое-то невероятное светопредставление! Казалось, будто земля и небо сошлись в последней, решающей схватке, после которой должен воцариться первозданный хаос!
Ни на минуту не умолкавшие громовые раскаты были подобны грохоту проснувшегося вулкана! Молния полыхала с такой исступлённой яростью, будто намеревалась искромсать весь небесный свод в мелкое крошево! Прибавьте к этому жесточайший ветер ураганной силы, да ещё ливень, обрушивший на нас лавину ледяной воды - немудрено, что от подобного разгула стихий наши лошади совершенно вышли из повиновения.
С ними ничего нельзя было поделать: они словно взбесились! То и дело становясь на дыбы, кони бешено рвались в разные стороны, грозя оборвать постромки, и в таком ошалелом состоянии запросто могли сорваться в провал вместе с нами.
Видя, что происходит, Дарли соскочил с повозки и бросился усмирять лошадей. Я по мере сил стал помогать ему. Общими усилиями нам кое-как удалось успокоить животных, но при всём том мы совсем забыли о нашем молчаливом пассажире.
Между тем, в процессе борьбы с упряжкой повозку мотало туда-сюда, как игрушечную, пока, наконец, после одного мощного рывка её не снесло в сторону так основательно, что она сошла с дороги и задним своим колесом опасно зависла прямо над обрывом…
К сожалению, мы заметили это слишком поздно.
Правда, общую катастрофу предотвратить удалось, но, спасая от гибели повозку, мы не смогли уберечь наш груз. Дроги накренились так сильно, что мешок с телом, перевалившись через борт, выпал наружу и покатился по склону на дно провала. Всё произошло за считанные секунды, а потому у нас не было возможности как-либо воспрепятствовать этому.
Яркие вспышки молний обеспечивали превосходную видимость происходящего. Совсем немного не достигнув ручья, протекавшего по дну провала, мешок с покойником остановился, прочно застряв между двумя большими каменными выступами. При этом верёвка, стягивающая края мешка, развязалась, благодаря чему мертвец оказался наполовину открытым. Поза, в которой он застыл на месте своего случайного пристанища, сверху смотрелась причудливо и жутковато. Плотно зажатый между каменными глыбами, наш «подопечный» оказался почти что стоящим на ногах, а голова его так странно наклонилась в сторону, словно он сам дивился нынешнему своему состоянию, пытаясь сообразить, как он в него угодил.
Мы с Дарли были несказанно огорчены случившимся, ибо ситуация создалась для нас - хуже не придумаешь.
В Анатомическом театре нам постоянно наказывали доставлять покойников целыми и невредимыми, а в этот раз наказы звучали с особой строгостью, потому что последняя неделя, как нарочно, выдалась неудачной на материалы для вскрытия. В лаборатории нашего приезда ожидали с нетерпением, благодаря чему у нас имелись все шансы рассчитывать на солидную прибавку к обычному вознаграждению.
Теперь же утерянное добро находилось у нас перед глазами. Мешок был очень хорошо виден, прочно закреплён, но при всём том крайне труднодоступен для нас. Тем не менее, мы были обязаны предпринять какие-то меры по водворению его на прежнее место.
Я тут же предложил приятелю попробовать спустится за покойником вниз, но Дарли остановил меня.
«Пустая затея, Фронк, оставь это! - сказал он. - Ничего у нас с тобой сейчас не выйдет. По такому крутому и мокрому склону и самим-то карабкаться нелегко, а вынести на руках нашего пассажира мы тем более не сможем. Без хороших верёвок и фонарей /наш фонарь был уже безнадёжно залит водой/ тут никак не обойтись. Но ничего - я знаю, где это всё можно раздобыть…»
Милях в двух отсюда, за ближайшим перевалом, как утверждал Дарли, находился небольшой горный трактир. Именно там мы могли разжиться всем необходимым. Там же у нас была возможность переждать грозу, погреться и подсушить промокшую насквозь одежду.
«Перед рассветом вернёмся сюда и сделаем всё, как надо, - убеждал меня мой друг. - Наш покойничек никуда не денется, а для нас эта передышка будет весьма кстати!»
Мне потребовалось совсем немного времени, чтобы по достоинству оценить сделанное предложение. Я без промедлений повернул лошадей в указанную сторону, и через час с небольшим мы уже сидели за столом в жарко натопленной гостиной и, греясь у камина, обсуждали вполголоса наши дела.
Уютная, почти домашняя обстановка трактира заметно расслабляла и успокаивала, настраивая на приятное времяпрепровождение. Потягивая из кружки подогретый ром, я прислушивался к завыванию ветра в каминной трубе и с крайним неудовольствием размышлял о деле, которое нам предстояло совершить.
Дарли, естественно, думал о том же самом, и его одолевали примерно те же сомнения.
Понятное дело, ни у него, ни у меня не было особого желания заниматься этим. Очень уж хлопотной казалась стоящая перед нами задача. И чем больше мы представляли себе, как в темноте под проливным дождём потащим мертвеца на верёвках вверх со дна провала, тем противнее и гаже становилось на душе.
И вот мой приятель пододвигается ко мне поближе и говорит шёпотом:
«Клянусь небом, старина Фронк, нашего покойничка нам не вытянуть из провала даже верёвками. Посуди сам, он и так тяжёлый, как буйвол, а сейчас, полежав под дождём столько времени, намок и сделался, наверное, тяжелее раза в два. Только намучаемся да время потратим зря, а толку не будет никакого. Как хочешь, а нам с ним не справиться».
«И что же ты предлагаешь? - спросил я. - Попросить у хозяина трактира лебёдку? А заодно и пару работников на подмогу?! Так что ли, по-твоему?!»
Дарли только головой покачал.
«Что ты, дружище Фронк, какая лебёдка?! - сказал он, как-то нехорошо улыбнувшись. - Этим мы сразу навлечём на себя подозрение. Никаких лебёдок и никаких помощников! Только верёвка и фонарь. Спустимся в овраг сами, но наверх поднимем не всё тело, а одну его голову…»
«Как же это так? - удивился я. - Зачем отрезать покойнику голову? Нам же велено доставить всё тело целиком».
«Ну, мало ли, что нам велено, - отвечал, усмехаясь, мой рассудительный друг. - Кто ж мог знать заранее, что так всё повернётся?! Но поскольку скатился он в овраг по нашей вине, мы не будет рассказывать того, что произошло. Скажем, к примеру, что во время урагана на нашу повозку упала сосна, стволом которой мертвецу передавило туловище. Уцелела голова - это главное! Ведь сам знаешь, эти ненормальные доктора в первую очередь хотят заполучить именно голову. Она у них почему-то идёт по особой цене - вот её-то они сейчас и получат.»
Дарли плеснул мне в кружку ещё рома и принялся убеждать меня, что нет никакого резона извлекать мертвеца из оврага целиком, тем более что он наверняка весь переломался и перекалечился, пока скатывался вниз по камням.
«Посуди сам, говорил Дарли, ну, на что им сдался этот мешок костей? Пусть довольствуются сейчас одной головой, а целого покойника доставим в другой раз. В такой работе, как наша, недоразумения неизбежны. Что ж делать, коли так получилось?!»
Имей Дарли вдвое меньше оснований требовать моего соучастия, я всё равно согласился бы с ним, потому что железной логикой, крывшейся в его словах, можно было убедить кого угодно. Я без промедлений засвидетельствовал своё согласие, после чего мы обговорили кое-какие детали и на пару часов прилегли отдохнуть.
Когда в трактире все уснули, мы поднялись, и, закутавшись в плащи, потихоньку вышли за дверь. Там мы залезли на нашу повозку и, не поднимая шума, повернули лошадей к тому месту, где в овраге, «дожидаясь нас», лежал мертвец. Теперь мы были экипированы должным образом. У нас имелась в наличии и хорошая длинная верёвка и керосиновый фонарь. Предусмотрительный Дарли не забыл прихватить в трактире и острый кухонный тесак, которым надлежало обезглавить мертвеца.
К счастью для нас, ураган к тому времени начал стихать. Дождь почти прекратился, порывы ветра слабели с каждой минутой. Подъехав к провалу, мы для верности осмотрелись по сторонам, после чего бросили жребий, чтоб определить, чем кому из нас следует заниматься. Мне выпало стоять наверху и обеспечивать безопасный спуск товарища - /признаюсь, это веление судьбы я принял с нескрываемым облегчением/ - Дарли надлежало спуститься вниз и проделать с нашим «загулявшим» подопечным всё, что требовалось.
Справедливости ради следует заметить, что Дарли был на редкость отчаянный малый. Настоящий сорви-голова. Он не боялся ни бога, ни дьявола и с удивительным бесстрашием влезал в самые тёмные, рискованные дела. Но сейчас даже ему стало не по себе. От меня не укрылось, как вздрогнул и побледнел мой друг, когда напрямую осознал, что ему предстоит сделать. /Очевидно, он надеялся, что лезть вниз всё же придётся мне./ Впрочем, Дарли умел владеть собой. Ни слова не говоря, он обвязал себя верёвкой, взял в руки фонарь, сунул за пояс нож и, поддерживаемый мною, начал осторожно спускаться по стене провала…
Спуск его занял больше времени, чем я предполагал. Наверное, в этом месте провал, действительно, был очень глубоким. В какой-то момент я даже начал опасаться, что не хватит верёвки. Однако всё обошлось благополучно. Мой друг сумел достигнуть дна без каких бы то ни было непредвиденных осложнений, и дальше уже начал пробираться самостоятельно, освещая себе путь фонарём.
Поскольку гроза прекратилась, и вспышки молний больше не озаряли окрестности, дно провала окутывал непроницаемый мрак. О продвижении товарища я мог судить лишь по слабому мерцанию керосинового фонаря, то исчезавшему, то появлявшемуся вновь, когда Дарли, блуждая между камнями, прикрывал его то плащом, то своим телом. Наконец, искомое было найдено, о чём мой приятель оповестил меня условным свистом. Затем он поставил фонарь на камень и вытащил из-за пояса тесак…
Дальнейшие действия Дарли были, разумеется, скрыты от меня покровом тьмы, но они легко угадывались и прочитывались мною с точностью до мелочей…
Я хорошо представлял себе, как он склонился над нашим подопечным, как взял его одной рукой за волосы, как запрокинул мертвецу голову и уже занёс было над ним нож, но тут, очевидно, произошла какая-то непонятная заминка… Мне почудилось вдруг, что Дарли замер с поднятым тесаком, после чего наступило странное затишье…
Правда, длилось оно недолго, но за это время погас фонарь /теперь уже окончательно/, и до моих ушей донёсся какой-то неясный звук, напоминавший сдавленный стон. Природу этого звука, вследствие его слабости, определить было трудно. Так могло пискнуть какое-нибудь мелкое животное, питающееся мертвечиной, например, пещерная крыса или землеройка. Подобные трупоеды наверняка уже крутились возле нашего покойника, и Дарли вполне мог наступить ногой на одну из этих тварей. В раздавшемся звуке не было ничего особенного, но, заслышав его, я отчего-то весь покрылся ледяной испариной…
Похожие статьи:
Рассказы → Анюта
Рассказы → Мы будем вас ждать (Стандартная вариация) [18+]
Рассказы → Клевый клев
Рассказы → Крогг
Рассказы → Бездна Возрожденная
