Курослепов. Сколько в нынешнем месяце дней, 37 или 38?
Градобоев. Вона! Что-то уж длинен больно.
Курослепов. Да и то длинен.
Градобоев. Да что считать-то! Сколько дней ни выйдет, все надо жить вплоть до следующего.
Курослепов. Да, само собой, надо; а несчастлив он для меня. Каков-то новый будет? Чего-то со мной в этом месяце не было! Пропажа, долгов не платят; вчера мне показалось - светопреставление начинается, сегодня - небо все падает, да во сне-то раза два во аде был.
А.Н. Островский «Горячее сердце» (1868). Действие пятое. Явление восьмое.
Известие о предстоящей реформе календаря Викентий Касьянов принял буквально со слезами на глазах. О ее необходимости в народе поговаривали уже давно, и президент, прислушавшись к нуждам и чаяниям своих избирателей, среди которых был и Викентий Иванович, счел, что сейчас самый подходящий момент внести в календарь некоторые поправки. Благодаря тому, что все проекты, и старые и новые, были по десять раз рассмотрены и пересмотрены, все споры по этому поводу проспорены и переспорены, все аспекты учтены и примерены к действительности, предложение президента ввести на всей территории России новую систему летоисчисления, быстро нашло свое воплощение.
За основу был взят проект, разработанный Яковом Гильбурдом еще в сороковых годах прошлого века, однако были приняты в расчет и другие проекты стабильного календаря, в том числе имевшийся опыт введения Советского революционного календаря в 1929 году.
Больше всего Викентий Иванович обрадовался тому, что теперь все месяца в году будут иметь ровно по тридцать дней, даже февраль. Десятичные неокругленности в остальных случаях он воспринимал спокойно, даже на ценники в магазинах смотрел равнодушно, а вот постоянные скачки количества дней в месяцах почему-то вызывали у него раздражение. Февраль - вообще выводил из себя. А это двадцать девятое февраля – то оно есть, то его нет, и если человека угораздило родиться в этот день, получается что – вот он есть, и вот его вдруг нет, так что ли? И что этому человеку в таком случае делать? Викентий Иванович не знал.
Пять дней, оставшиеся лишними, в календарь не вошли. Они были объявлены сезонными праздниками, берущими свои корни в дохристианской древности, но официальными выходными их не сделали. Не был включен в календарь и «лишний» день високосного года.
Из-за того что тридцатое февраля теперь официально наступало не только в головах у некоторых граждан, но и на улицах, многие сумасшедшие с соответствующей датой в диагнозе, были реабилитированы и отпущены по домам. Им предстояло найти для себя новую забаву.
Восторги Викентия Ивановича по поводу реформы календаря довольно быстро прошли. Високосный день по-прежнему вызывал много вопросов. Официально он больше не относился к февралю, но по традиции все продолжали считать его февральским. И как было Викентию Ивановичу воспринимать этот день без числа – как тридцать первое, или как еще одно тридцатое февраля? И откуда все-таки брался этот лишний день? Получалось, что земля делала еще один оборот вокруг своей оси, чтобы в итоге все срослось? И так каждые четыре года? А что если никакой оси нет? А есть - базисная точка? Вопросы, вопросы, одни лишь вопросы.
К тому же у Викентия Ивановича неожиданно развилась серьезная хронофобия. В дни, которые оказались исключенными из календаря, он начал чувствовать с каждым разом все усиливающуюся дезориентацию. Симптомы болезни проявили себя в первый же такой день, оказавшийся днем високоса, – с утра, как обычно поехав на работу, Викентий Иванович заблудился. Перепутал автобусы или остановки, в общем, опоздал почти на час – за что удостоился хмурого взгляда сменщика.
Остальные внекалендарные дни Викентий Иванович перенес гораздо легче - лишь небольшая дезориентация, и позже с этими днями редко когда возникали проблемы, а вот с февралем дела обстояли - страннее некуда: первое марта больше не следовало после тридцатого февраля: теперь каждый последующий февраль для него становился на один день длиннеее, чем предыдущий: тридцать первое февраля, тридцать второе, тридцать третье, тридцать четвертое. Тридцать пятое. ТриДцатьШестОе. Вроде все правильно. Обыкновенная последовательность чисел. Простейшая арифметическая прогрессия. Придраться не к чему. Но должен же быть этому когда-нибудь конец?
С февралем получалось так: просыпаясь, Викентий Иванович обнаруживал, что находится не в том дне, в котором должен. Конечно, угадывалось это не сразу. Все вокруг как будто бы оставалось прежним, все на вид привычное – раскладушка, подушка на раскладушке, кухонное окно, фикус на окне, стол, на столе стакан, а в стакане - таракан… Однако что-то - что-то помимо числа в календаре - неуловимо менялось.
Узнаваемость была привязана к исходной точке. Чем дальше он от нее удалялся – своего дома, своего подъезда, даже своей квартиры, тем больше накапливалась погрешность, тем больше окружающая картинка становилась похожа на игру «найди десять соответствий». Попытка дойти до работы превращалась в блуждание по незнакомому городу. Но изменялся не сам мир, а скорее его восприятие Касьяновым. Похожим образом в свое время был описан мир зазеркалья – ты видишь дом в зеркале, сначала этот только комната, которую ты можешь видеть, она точно такая же, как и твоя, но что если дальше нее - все по-другому.
Сложнее всего было с домашними. Разумеется, что они никуда в эти дни не девались. Попытки Касьянова расспросить дочку и зятя обнаружили, что они ничего такого не знают, не помнят, или, если принять во внимание теорию всеобщего заговора, не хотят говорить. Напрашивался вывод, что «там» с ним были все-таки не совсем они.
Викентий Иванович не мог остаться эти дни дома. В маленькой двухкомнатной квартире было и без него тесно. Обычно он старался отсидеться то на одной работе, то на другой, но проблема была в том, что в период обострения Викентий Иванович не мог добраться до места, поэтому ему приходилось жить в гостинице, а это было весьма накладно для его бюджета.
Новый високосный год ничего не исправил. Дочка полагала, что у Викентия Ивановича прогрессирует психическое расстройство. Все его рассказы укрепляли эти ее опасения. Позже, в больнице после долгих хождений по специалистам, его слова все-таки были подтверждены диагнозом. Сначала предполагалось, что это рецидив застарелой невыносимости февраля (так называемый хронический феврализм), однако позже удалось поставить более точный диагноз – страх перед мартовскими календами (хотя сам Викентий Иванович именовал эти дни исключительно в порядке относящим их к февралю). Ему пришлось сдать кучу анализов и тестов. Главным, оказался тест на веру человеческому слову. После того как он представил справку от главврача «из этой же» поликлиники за тридцать четвертое число и несколько газет за этот же день, ему наконец подтвердили диагноз. Но как лечить болезнь – никто не знал, поэтому Касьянова просто с миром отпустили домой. Викентий Иванович занялся самолечением, начав покупать и пить таблетки по латинскому алфавиту. Но успел добраться он только до буквы «G».
Когда однажды Викентий Иванович вдруг исчез, все подумали, что он пропал, как иногда пропадают старики. Попытки его найти ничего не дали. Да никто дальше моргов, больниц, полицейских участков и приютов для бездомных и не искал. Решили, мол, отмаялся болезный. До конца ведь так никто и не верил, что он потерялся в феврале. Скорее уж - в марте.
Причины случившегося рассинхрона внутренних часов Касьянова с общим течением времени, так и остались неизвестны. Была ли эта болезнь спровоцирована изменением календаря? Сложно сказать. По сути ведь календарь это всего лишь определенный счет времени, и он может быть любым - каким удобнее пользоваться. Более вероятно, что он сам был тому виной. Хотя здесь тоже есть вопросы. Понятно, что его постоянные терки с февралем не могли пройти даром. Но причем здесь март? Впрочем, что бы там ни было, все одно, со временем ссориться не стоит – себе дороже.
Внекалендарные дни.
В календаре Гильбурда:
после 30 марта – День весны
после 30 июня – День лета и День високосного года
после 30 августа – День осени
после 30 ноября – День зимы и День Нового года
В Советском революционном календаре:
после 22 (или 30) января – День Ленина
после 30 апреля – Дни труда (бывш. 1 и 2 мая)
после 6 ноября - Индустриальные дни (бывш. 7 и 8 ноября)
после 30 февраля – в високосный год должен следовать високосный день.
Похожие статьи:
Рассказы → 29 февраля (конкурс "Лишние дни", работа №3)
Рассказы → Тридцать второе меолам (конкурс "Лишние дни", работа №4)
Рассказы → Тахионный смотритель (конкурс "Лишние дни", работа №2)
Рассказы → Несуществующий день лета (32 августа, конкурс "Лишние дни", работа №1)
Рассказы → Междумирье ("Лишние дни", внеконкурс)
