Жаркое лето. Первый поток. День третий

в выпуске 2016/08/22

9 декабря 2015 - Болдырева Наталья

Одна на отряде. Нежданная помощь

Утром, когда будильник принялся тихонечко звонить на запястье, я сжала кулак раньше, чем он успел разбудить кого-нибудь еще.

Зеленоватый свет солнца, скрытого пока за деревьями, неярко освещал спальню и разметавшихся на кроватях девчонок. Под утро стало душно. Я встала и, одевшись, открыла дверь на террасу, вышла наружу.

Утро в «Аквамарине» было сырым и прохладным. Высокая трава на склоне холма блестела выпавшей росой. Вокруг разливалась небывалая тишина. Я поняла, что мне не хватает утреннего гвалта пернатых. Даже самые крупные мегаполисы Земли встречали рассвет птичьими трелями. Я усмехнулась, подумав, что, наверное, единственная здесь испытываю что-то подобное. Ведь дети, прибывшие с малых планет, лун и астероидов, живя под куполами, вообще не знали, что такое вольные птахи, скачущие по ветвям за окнами. Если эти дети и видели птиц, то только в вольерах зоопарков или в закрытых садах под куполами.

Холм, на котором возвышался корпус, скатывался к узкой лощине, густо заросшей папоротником, а за ней поднимались в гору непроходимые джунгли. В деревьях, отстоящих достаточно далеко, чтобы можно было различить хоть что-нибудь, угадывалось, тем не менее, какое-то движение. Я подумала, что надо бы поскорей разобрать вещи, достать гарнитуру от КПК, спрятанную до поры подальше. Тогда можно было бы и рассмотреть лес, и – чем черт не шутит – решить проблемы со связью.

Оставив дверь в спальню приоткрытой, я сбежала по ступенькам и, гадая, что интересного я пропустила вчера, направилась в вожатскую, на планерку.

Вожатская снова была полна, но места теперь хватило всем. На планерке требовалось присутствие всего одного представителя отряда. Ваня Железняк уже нашел где-то деревянную коробку с шахматами, и хотя половины фигур не хватало, он играл с вожатым, имени которого я не запомнила, заменив недостающие фигуры мелочевкой из карманов: зажигалками, ключами, брелоками. Непроснувшиеся еще люди зевали и зябко ежились, вяло интересуясь игрой. Минут за пять до начала планерки появился Артур. Он кивнул мне сдержанно, но присел в сторонке. Любочка же с поистине королевской вежливостью появилась секунда в секунду назначенное время. Таймер на моем КПК, запрограммированный по лагерному расписанию, пискнул, едва открылась перед ней дверь.

Пройдя к своему месту за столом, она села и начала планерку без промедлений.

– Прежде всего напоминаю, график дежурств отрядов можно найти прямо здесь, на моем рабочем столе, под стеклом. Дежурят все отряды по очереди, кроме самых младших. Один отряд дежурит два дня. Сегодня – второй день дежурства старшего отряда. Проверьте, дежурил ли ваш отряд в эту смену, поскольку завтра на дежурство заступить можете вы. Дежурный отряд не выходит на море, а помогает в столовой, следит за уборкой территории, соблюдением расписания и порядком в корпусах. Кроме того, дежурный отряд может проинспектировать любой отряд на выбор. Вожатые должны оказывать поддержку и выполнять все требования дежурного отряда. По результатам проверок в конце дня все отряды получают оценки, которые вносятся в рейтинговую таблицу, – замдиректора, не глядя, махнула рукой куда-то на дальнюю стену, -– по результатам которой в конце потока будут определены самые аккуратные, самые дисциплинированные, короче, самые-самые отряды. – Все это Любовь Викторовна проговорила на одном дыхании, как давно и прочно выученный урок и, переведя дух, продолжила уже чуть более осмысленно, – там же, в рейтинговой таблице, в колонке каждого дня вы найдете кармашек, где лежит уже отчет о проведенном учебно-воспитательном мероприятии. Почитайте эти отчеты, посмотрите, какую работу проводили до вас ваши отбывшие коллеги и распланируйте мероприятия на оставшуюся часть потока. Первое мероприятие должно быть проведено уже сегодня. Времени на раскачку у вас нет. Вечером я жду отчетов по каждому отряду. Воспитатели сдают мне планы воспитательной работы, вожатые – планы вожатской работы. Не забываем вести Дневник отряда. Дети сами расскажут вам, что это. Из запланированных общелагерных мероприятий… – Любовь Викторовна пролистала лежащий перед нею блокнот, – …у нас остаются лишь мероприятия по закрытию потока. Торжественная линейка, прощальный концерт, костёр. Начинайте придумывать номера и костюмы для концерта. У меня пока всё. Вопросы? – И сложив руки на столешнице, она обвела аудиторию взглядом.

– Когда в душевых будет горячая вода?

– Где можно взять шкаф в вожатскую?

– Нашему отряду не выдают больше ватмана!

– Минутку! Минутку! – Любовь Викторовна постучала по столу ладонью, требуя тишины, – задаем вопросы по очереди, поднимаем руку и представляемся. Так мы скорее запомним друг друга. Вода в душевых бывает через день, и включается ровно на час, сразу после вечернего моря. Денег на постоянный подогрев воды у лагеря нет.

– Да какой подогрев?! Тут солнце шпарит круглые сутки…

– Ваня! – Любовь Викторовна снова хлопнула ладонью по столу. – Ваня, подними руку и представься, прежде чем говорить.

Ваня Железняк страдальчески закатил глаза, но руку поднял.

Началось обсуждение мелких бытовых вопросов. Поднявшись, Артур выскользнул за дверь. Я посидела еще чуть-чуть, слушая, а потом тоже ушла. Ни на мой уход, ни на уход Артура Любочка не обратила ровно никакого внимания. Складывалось впечатление, что ни о каких проблемах в отряде замдиректора лагеря и не догадывалась. Я немного расслабилась, решив, что Маргарита Михайловна предпочла замять возникший конфликт или, по крайней мере, не посвящать в него посторонних. Меня смущало лишь поведение Артура. Он явно избегал общения со мной.

Когда я вернулась в корпус, девочки уже проснулись и сидели на заправленных постелях, причесываясь. Практически все были одеты в спортивную форму.

– Доброе утро, – поздоровалась я, входя.

Хор голосов, ответивших мне сегодня, был намного дружнее и громче, чем вчера. Я улыбнулась. Вынула из-под кровати рюкзак. Быстренько перекинула всякую мелочевку из того, что всегда должно быть под рукой, в тумбочку, нашла и проверила гарнитуру. На горло крепился микроскопический ларингофон, в ухо вставлялся незаметный наушник, а для глаз были предусмотрены контактные линзы, способные как проецировать изображение на сетчатку, так и выдавать получаемую глазом картинку на экран наладонника. Теперь при случае можно было бы детально рассмотреть хоть лес, хоть океан… хоть что угодно в пределах видимости на расстоянии до десяти километров.

Таймер на запястье вновь пискнул, и я поднялась, задвигая рюкзак обратно, под кровать.

– Через десять минут перед корпусом, идем на зарядку, – сказала я, выходя в коридор. В комнате мальчиков было еще темно. Я стукнула в дверь и, приотворив её, крикнула, -– подъем! Десять минут, и идём на зарядку!

В ответ раздался скрип кроватей и сонное мычание. Я вышла в холл. Там уже бегали, хлопая дверьми в туалеты, дети младшего отряда. Артур стоял на дорожке перед входом в корпус. Со сцепленными за спиной руками, с ногами, расставленными широко, в своей неизменной военной форме, он напоминал классического сержанта из фильмов про армию. Я усмехнулась и пошла умываться сама.

Когда я закончила, старший отряд уже толпился перед корпусом, а младшего нигде не было видно. Дверь в правое крыло была заперта. Очевидно, Артур собрал и увёл всех десяти-одиннадцатилеток. Значит всё-таки «оставим в покое и вас, и ваш отряд». Это обещало значительные трудности. Нас и так был недобор на отрядах. Всего четверо на почти семьдесят человек детей. А теперь, если только я правильно всё поняла, я одна – на тридцать с лишним.

Построив ребят, я повела их на площадку перед фонтаном, и окончательно уверилась в своих выводах, когда никого не нашла там. Артур выбрал другое место для утренней зарядки с младшим отрядом.

Дети сегодня занимались дружнее и старательней, и потому, когда подошло время трудового десанта, я, выяснив, что убирают они территорию вокруг этой вот самой площадки и корпуса, рискнула оставить ребят на уборке одних, велев им через десять минут подходить к столовой, а сама помчалась проверять столы.

Дежурный отряд расставлял на столах приборы, приносил огромные кастрюли с плотно завинчивающимися крышками на столики вожатых, но не раскладывал еду по тарелкам до тех пор, пока не приходил кто-то, кто предупреждал бы о том, что отряд уже идет и скоро будет. Я не могла разорваться надвое, одновременно и контролировать отряд на трудовом десанте, и следить за тем, чтобы столы накрыли вовремя. Пока дети вели себя превосходно, но я не думала, чтобы их хватило надолго. К тому же дежурный отряд мог заметить, что дети систематически остаются одни: ведь мне понадобится отлучаться не только в столовую, но и в вожатскую, на склад… да куда угодно, в принципе. День-два, и у меня начнутся реальные проблемы.

Я практически не сомневалась: столы в столовой не накрыты. Но когда я, задыхаясь, взбежала по лестнице на второй этаж, то увидела полные дымящиеся тарелки. Вздох облегчения замер в груди, так и не прорвавшись наружу. Артур, его мама и Елена Степановна сидели за столиком в торце стола младшего отряда, а за «моим» столиком сидел Ильсур Айсович.

– Что за ерунда у вас тут творится? – спросил он, когда я подошла ближе. – Где дети? Ты что, одна на отряде?

– Дети сейчас придут, – ответила я, присаживаясь рядом, – вы бы определились бы уже, что ли? – навалилось чувство полной опустошенности. Руки опускались. Я потерла занывшую вдруг шею. – То ли вы игнорируете меня, то ли нет…

Ильсур Айсович хмыкнул. Надломил хлеб и принялся скатывать мякиш в шарик.

– Я подумал тут сейчас и решил, что был неправ. Извиняюсь. – И добавил в ответ на мой недоуменный взгляд, – уж больно лестно Маргарита Михайловна отзывалась о тебе вчера на планерке.

– Чёрт! – только и нашла, что сказать я.

– Объяснительные у тебя? – спросил Ильсур Айсович, когда я рассказала ему обо всем. – Можно было бы дать ход делу…

– Я сказала детям, что объяснительных нет, – ответила я, кивая на столы, за которыми уже завтракали ребята. – Не хочется поднимать всё это снова. И я обещала не распространяться насчет объяснительных, если детей оставят в покое… Хотя на такой расклад я как-то не рассчитывала…

– Но ведь объяснительные у тебя?

– Да.

Я спрятала их в потайной карман рюкзака, предназначенный для документов. Выкрасть их теперь можно было бы разве что со всеми моими вещами.

– Используй их. – Ильсур Айсович отпил сок из стакана. – Вот ты говоришь, что обещала не использовать. Знаешь, как это звучит на самом деле?

– Угрожала? – спросила я после секундной заминки.

– Именно. – Его пальцы постучали по столешнице. – Если ты думаешь, будто Маргарита Михайловна сможет спокойно спать, пока эти бумажки у тебя на руках, то ты думаешь о людях слишком хорошо. Она не оставит в покое ни тебя, ни детей.

Я обмозговала всё это, пока доедала салат из моллюсков. Потом, тоже взяв сок, ответила:

– Детей жалко. И я все-таки обещала. Мне нужен хотя бы формальный повод.

– Ну, можешь не сомневаться, - Ильсур Айсович усмехнулся, – он у тебя появится и очень скоро. И я не удивлюсь, – добавил он, поднимаясь, – если подкопаются именно под кого-нибудь из твоих ребят. Так что подумай хорошенько еще раз. Может лучше не жалеть их сейчас, зато обезопасить в будущем.

– Я подумаю, – обещала я, зная, что все равно не смогу переступить через себя и нанести удар первой.

– Хорошо, – Ильсур Айсович кивнул, удовлетворенный таким ответом. – За столовую больше не беспокойся, – добавил он, – и я пришлю тебе кого-нибудь из своих в помощники. Всё будут меньше без дела болтаться.

– Спасибо, – совершенно искренне поблагодарила я. Такая нежданная помощь решала половину свалившихся на меня проблем.

Помощники. Пляж. Дельфины

Ситуация складывалась дико и глупо. Как было двум отрядам разминуться в одном корпусе? Пока мы готовились идти на пляж, дети сталкивались постоянно в холле. Игры, затеянные взрослыми, как будто развели ребят по разные стороны баррикады. Младшие обходили старших стороной и избегали встречаться с ними взглядом. Старшие же, чувствуя это новое отношение к себе, вели себя вызывающе, нарываясь на драку. Пока я сидела на скамейке у входа в корпус, дожидаясь, когда соберется отряд, я заметила несколько таких стычек: вроде небольшого затора в дверях, и короткого спора, кто кому уступит дорогу. Спора тихого, обошедшегося без рук и ругательств. Но от того не менее напряженного. Младшие уступали. Но я гадала, надолго ли их хватит? Противостояние, созданное искусственно, могло перерасти в настоящую, нешуточную войну, где никто не вспомнит уже, из-за чего, собственно, все началось.

Все это нужно было немедленно прекращать.

Вот только я не очень-то представляла себе, как.

Из задумчивости меня вывел тонкий детский голос, обратившийся ко мне подчеркнуто официально:

– Татьяна Сергеевна, здравствуйте. Ильсур Айсович послал нас помогать вам на отряде.

Я обернулась и встретилась взглядом с Мамонтенком. У него были тёпло-карие, глубоко посаженные глаза. Он смотрел внимательно и спокойно.

– Мамонтёнок?! – вырвалось у меня невольно. Мальчик улыбнулся уголками губ и пятерней зачесал густые, падающие на глаза волосы. У него была очень выразительная мимика. – Извини, – поспешила исправиться я, – как тебя зовут?

– Мамонтёнок, – ответил мальчик, щурясь насмешливо, – а это Ди.

Я перевела взгляд. За спиной пацана стоял другой мальчишка, наверное, ровесник детям моего отряда, но уж не старше их – точно.

В отличие от маленького, крепкого, лохматого Мамонтёнка этот мальчик был утонченно красив. "Смерть девчонкам", подумала я, глядя как непринужденно он стоит – в шортах и сланцах – на дорожке, ведущей к корпусу. Ни на гран подростковой угловатости, неловкости, не знающей, куда деть ставшее вдруг непропорциональным тело.

– Почему Ди? – спросила я машинально, не столько удивляясь такому странному имени, сколько пытаясь собраться с мыслями.

– Это герой популярного сериала, – ответил мальчик, пожимая плечами, – я очень на него похож.

"Верная смерть", кивнула я себе, и вновь перевела взгляд на Мамонтенка. В его хитром прищуре мне почудился хитрый прищур Ильсура Айсовича. Судя по всему, пикировка, начавшаяся вчера в вожатской, все еще продолжалась, и я по-прежнему проигрывала. "Он издевается". Я не представляла себе, чем могут помочь мне эти присланные Ильсуром Айсовичем помощники. Шкет лет на пять младше самого младшего ребенка в моем отряде, и двойник кинозвезды местного пошиба. Все это не обещало ничего, кроме новых проблем. Но особого выбора у меня не было.

– Отлично, – сказала я, испытывая несколько противоречивые чувства, – мы идем на пляж. Будете замыкающими. Следите, чтобы никто не шлялся по кустам. – Запнувшись, я попыталась себе это представить, но решила, что отряд пока ведет себя очень дисциплинированно, и, может быть, все еще обойдется. – Сейчас я познакомлю вас с ребятами, – закончила я, рассчитывая, что официальное "вступление в должность" придаст моим новым помощникам хоть чуть-чуть авторитета, и одновременно понимая, мои дети не оценят такое новое начальство над собой.

– Не надо, – ответил Ди, поведя рукой. – Мы сами.

И развернувшись, со всех ног припустил к корпусу.

– Всё будет нормально, – заверил меня Мамонтенок, будто прочел все мои сомнения и тревоги, а потом вразвалочку направился следом.

Я встала со скамейки, с некоторым волнением ожидая, когда отряд выйдет из корпуса. Первыми отреагировали девчонки. Марина, запыхавшись, прибежала с заднего крыльца и спросила, не успев отдышаться:

– Этот новый мальчик, как его зовут?

– Ди, – ответила я, ни на минуту не усомнившись, о ком идет речь.

Сделав круглые глаза, Марина умчалась обратно. А потом в холл высыпали мальчишки. Мамонтенок держался в сторонке, а вот Ди уже спорил о чем-то с Пашей. Паша горячился, размахивая руками. Движения Ди были сдержанней и спокойнее. Ди был немного выше Пашки, но зато Паша был значительно плотнее и шире в кости. Подерись они, я бы без колебаний поставила на Пашу. "Стоп!", я осадила себя, сообразив, что уже прикидываю, к каким последствиям может привести конфликт между моим отрядом и детдомовцами. "Стоп", повторила я мысленно, выходя вперед и хлопая в ладоши, привлекая внимание. - Строимся, - крикнула я, и спор немного утих.

Паша и Ди стали вместе, продолжая громко шептаться. Младший отряд строился рядом. Появившийся в холле Артур стоял у дверей в правое крыло, собираясь запереть их. Из корпуса вышли, наконец, девочки. Я заметила, что Марина успела уже переодеться. Она сменила топик и шорты на воздушное, разлетающееся платье. Длиной ниже колена, оно оставляло спину открытой. Свои шикарные вьющиеся локоны Марина забрала наверх, под шляпку с широкими матерчатыми полями. Несколько прядей кокетливо падали на плечи. Шушукаясь и смеясь, девчонки стали в строй. Мамонтёнок тут же пристроился в хвосте, и одна девочка, из самых маленьких, покровительственно взяла его за руку. "Есть замыкающий", подумала я и сказала: "Ну, идем, покажете мне океан" – и только в этот момент поняла, что скоро произойдет то, ради чего люди на Земле копят деньги, годами откладывая по копейке, или вступают в конкурентную борьбу за немногие вакантные места в корпорациях, ведущих здесь бизнес, либо, как я, заключают весьма сомнительные контракты.

Я окунусь в воды Аквариса.

От этой внезапной мысли меня пробила нервная дрожь. Я улыбнулась дурашливо и повторила: "Идем". Шел третий день моего пребывания на планете, а я лишь раз видела океан и еще ни разу не попробовала его воду хотя бы пальцем.

Мы тронулись с места, когда Артур еще ходил, поправляя кепки и панамки на детях младшего отряда. Те с любопытством глазели на Ди, а особенно – на Мамонтенка. Я невольно прибавила шагу, подумав, что хорошо бы нам обогнать младший отряд и не маячить всю дорогу у них перед глазами.

Выйдя на центральную аллею, мы миновали еще пару отрядов, только-только собиравшихся выходить, и я окончательно успокоилась. Перед подковой с надписью "Аквамарин", обозначавшей выход из лагеря, ребята из дежурного отряда, прятавшиеся в тенечке от жаркого солнца, записали время выхода на море. Паренек пятнадцати-шестнадцати лет скользнул взглядом по колонне, считая детей по головам, и сверив цифры в тетради: 34 ребенка, трое сопровождающих, не стал уточнять, кто именно стоит в сопровождении отряда. Очень уж жарко было на солнце, и не хотелось выходить из-под сени раскидистых акаций.

Я перевела дух, и мы вышли, наконец, на лестницу.

Дохнуло свежим морским бризом. Океан, прятавшийся до того за деревьями, простерся от горизонта до горизонта, насколько хватало глаз. Обозначая разницу глубин, менялся его цвет, становясь от насыщенно-синего ярко-бирюзовым. Мягко светилась граница силового ограждения, очерчивая обширную акваторию пляжа. Серой, едва заметной нитью посверкивал на солнце орбитальный лифт. От него шел, подпрыгивая на волнах, казавшийся маленьким отсюда катер. Было видно, как далеко под нами спускаются по лестнице другие отряды. Подойдя к перилам можно было глянуть вниз и отшатнуться от головокружительной высоты обрыва. Розово-белые скалы из песчаника были почти отвесны. Их мягкие наслоения, образующие красивый, плавный узор, обозначали, как медленно те поднимались со дна, постепенно превращаясь в плато. В длинных горизонтальных бороздах, образовавшихся под воздействием ветра, воды и сезонных перепадов температур, нашли приют зеленоватые лишайники и кусты чахлой растительности. По правую руку широкая лестница не была ограждена ничем, кроме наступающего прямо на нее дикого леса. Его плотные заросли лучше любых заборов сдерживали не в меру любопытных детей. Пробиться сквозь них здесь было практически невозможно. И лишь когда мы спустились ниже, к развязке нескольких тропинок, одна из которых, как я уже знала, вела к выходу на причал, другая, наверняка, к базару, лес отступил чуть дальше, потесненный человеком. Океан скрылся за гребнем невысокого холма, но шум его волн слышался все отчетливей. Мы свернули на третью тропку. Длинной прямой лентой она бежала в узкой ложбине вдоль лугов, где ярко-зеленая трава поднималась выше человеческого роста. Я оглядывалась, опасаясь, как бы кто не потерялся в этой траве, но дети, уже не раз ходившие этой дорогой, не обращали внимания на манящие дикие заросли, в которых так удобно было бы играть в прятки или казаки-разбойники. Только девочки, отбегая от дороги, срывали яркие цветы, в изобилии росшие у обочин, и плели себе венки. Холм становился все ниже и шире, пока мы не вышли, наконец, к океану.

Высокие волны накатывали на белый песок пляжа, отступая с тихим шипением перекатываемой гальки. Та узкой полоской тянулась вдоль всей линии прибоя. Длинные ленты и мохнатые бороды водорослей, зацепившись за камни, полоскались в чисто-белой пене.

Плаврук, дочерна загоревший, атлетически сложенный мужчина встретил нас у границы пляжа.

– Привет! – белозубо улыбаясь, поздоровался он со всеми сразу, – убираете линию прибоя, пять минут купаетесь, выход из воды по свистку, из-под навесов без кепки не выходить, по солнцу много не бегать. В общем, все как всегда. – И он обернулся ко мне, подмигнув.

Я сообразила, что все это было сказано исключительно для меня, как для новенькой здесь.

– Спасибо, – я улыбнулась в ответ.

– Роман Константинович, Роман Константинович, а трамплин будет? – загалдели мальчишки.

– Сами делайте себе трамплин, – ответил плаврук, смеясь, – тяжелые вы уже, на плечах вас таскать.

– Ну Роман Константи-и-инович, – затянули ребята, и плаврук махнул рукой.

– Ладно.

Судя по всему эти уговоры тоже уже стали этаким своеобразным ритуалом, повторявшимся изо дня в день.

Мы прошли дальше, под деревянные навесы с плетеными шезлонгами. Дети побросали пакеты с вещами, полотенца и, скинув обувь, помчались к линии прибоя, принялись собирать и оттаскивать в яму, вырытую поодаль, запутавшиеся в камнях водоросли. Девчонки хохотали и отпрыгивали, когда волны набегали на их босые ступни.

Детдом был уже здесь. Они тоже убирали пляж, и только Ильсур Айсович плыл батерфляем вдоль всей силовой линии, обеспечивающей безопасность акватории пляжа от обитателей местных глубин. "Метров пятьсот, а может и больше", прикинула я, глядя, как стремительно преодолевает пловец дистанцию.

Когда его голова и плечи поднялись над водой в очередной раз, рядом, за чуть светящейся полосой силового барьера, вынырнула, блеснув на солнце, темно-серая крутая спина с острым треугольным плавником.- Дельфины! Дельфины! - закричали дети, указывая на выпрыгивающих из воды животных.

Те сопровождали пловца до тех пор, пока он не повернул к берегу и не выбрался на сушу. Развернувшись, стая устремилась в океан. По толпе детей прокатился разочарованный вздох.

– Видали? – спросил Ильсур Айсович, проходя мимо и отфыркиваясь, словно морж. На его шее, как у настоящего пловца, болтались очки. Мокрые волосы, небрежно зачесанные назад, открыли широкий, покатый лоб с мощными надбровными дугами. – Какие красавцы! – В его голосе сквозило неподдельное восхищение. – Говорят, их завозят сюда сотнями. Настоящая эмиграция. А в обмен они работают на подводном и надводном строительстве. Осуществляют разведку территорий, изучают местную фауну... Эх!

Я без труда поняла досаду в последнем возгласе Ильсура Айсовича. Я и сама испытывала горечь, глядя на них. Воды Земли, несмотря на строгую политику в области экологии, все меньше и меньше подходили для этих созданий, чей интеллект был признан равным человеческому еще в двадцать первом веке. Получив возможность переселиться на новые, еще не освоенные людьми территории, дельфины с радостью ухватились за нее. Но теперь сами помогали техногенному освоению своего нового дома.

Купание. Драка на пляже. Разбирательство

Пляж выматывал совершенно.

Я едва ощутила момент, которого ждала так долго. Окончив уборку, дети выстроились в линию, а по свистку плаврука с визгом и гиканьем бросились в воду, обдав меня каскадом брызг. После жаркого солнца вода казалась ледяной. Я зашла по колено. Меж пальцев вскипал мелкий, словно пыль, песок. Дно было идеально чистым, а вода прозрачной насквозь. Я шла дальше, и дальше, но все так же четко различала редкие мелкие камешки, наполовину зарывшиеся в песок. Зайдя по пояс, я нырнула. И вынырнула лишь когда ткнулась мягко в стену силового заграждения. Здесь было достаточно глубоко. Я окунулась, подняв руки над головой, и достала дна пальцами ног лишь тогда, когда вода принялась щекотать запястья. Вполне достаточно, чтоб утонуть, если, к примеру, судорогой сведет ногу.

Все дети, естественно, резвились там, где поглубже. Лишь самые маленькие не рисковали заходить далеко, катаясь на волнах у самого берега, да мальчишки, приседая, вставали друг другу на плечи, а потом, распрямляясь, прыгали в воду, словно с трамплина. Многие плавали на удивление хорошо. Впрочем, я тут же подумала, что и сама, живя на Земле, плавать училась совсем не в открытых водоемах, а в бассейне.

Я пересчитала детей по головам. Все пока были здесь. Плаврук стоял на берегу. Еще несколько молодых парней расположились на вышках, возведенных прямо над силовым заграждением. Оттуда они легко просматривали всю акваторию пляжа. Я тоже пыталась следить за детьми, но вскоре поняла, что это бесполезно. Пришли отставшие отряды, и в воде стало тесно. Дети смешались, и уже невозможно было понять, где тут кто. Когда через пять минут раздался сигнал свистка, я выбралась на берег почти с облегчением.

– Не пытайся их контролировать, – ко мне подошел плаврук. – В воде за детьми приглядываем мы. Ты, главное, организуй их на пляже. Да смотри, сколько человек входит в воду и сколько выходит.

Я кивнула, но он ушел уже, не дождавшись ответа. Принялся ругать мальчишек, затеявших какие-то чересчур опасные забавы в воде.

Дети, забежав под навесы, похватали полотенца и, стуча зубами, сидели на горячем песке, кутаясь в них.

– Растирайтесь, – сказала я, беря свое полотенце и садясь рядом, - растирайтесь и расслабьтесь. Дрожь пройдет.

Кто-то, глянув мельком, внял моему совету. Остальные так и сидели, выбивая зубами дробь. Ди, кинув полотенце на шезлонг, растянулся на песке, прикрыв глаза. Паша подошел и сел рядом. Они не спорили больше, видно придя к какому-то общему знаменателю. Мамонтёнок совершенно серьезно, так, как это умеют лишь малыши до восьми лет, у самой линии прибоя строил с младшими девочками крепость. Бегая за мокрым песком девчонки все время норовили залезть в воду, но Мамонтёнок неизменно возвращал их назад, давая задание то принести водорослей, то найти в песке ракушек. "Молодец", подумала я, наблюдая за ними. Это был первый, самый длинный перерыв между купаниями. Дальше время пребывания в воде становилось дольше, а отдых на пляже сокращался до коротких десяти минут.

Я знала достаточно развивающих игр, чтобы занять ими детей в эти пятиминутки, но учебно-воспитательная работа одними играми не ограничивалась. На мне сегодня еще висело одно мероприятие, и я принялась изучать извлеченные из кармашков в вожатской обрывки тетрадных листов, на которых разными почерками, убористо и размашисто были расписаны цели занятий, порядок их проведения, ожидаемые результаты, полученные результаты... Раскрыв КПК, я делала быстрые пометки, достраивая образовательную траекторию, начатую моими предшественниками. С каких бы планет ни прилетели эти вожатые, свое дело они знали хорошо. Меня ничуть не удивляло то, как привязались к ним дети.

Я почти закончила, когда Паша вдруг присвистнул, а Ди поднялся, сев, и выругался так, как не должны ругаться ни взрослые, ни уж тем более дети.

Я вскинула взгляд.

У кромки берега стоял, широко расставив ноги, Мамонтёнок, а опрокинутый в песок мальчик, в котором я узнала ребенка из младшего отряда, поднимался, явно собираясь снова напасть на обидчика. Девчонки прыгали у воды, визжа. Забыв бумажки, я бросилась к берегу, увидела мельком, как бежит с одной стороны Артур, которого сложно было узнать без его непременной формы, а с другой, свистя в свисток, несется плаврук.

Мы все опоздали.

Упавший мальчик бросился на Мамонтенка с кулаками, но тот играючи снова опрокинул его на спину.

– Черт! – я сама не сдержалась, увидев, как легко этот малыш расправился с пацаненком, года на три его старше и на добрую голову выше.

Артур первым подбежал к дерущимся, и оттащил Мамонтенка за плечо. Малыш споткнулся, едва не упал и повис на руках у Артура.

– Отпусти ребенка! – крикнула я.

Артур обернулся, глядя непонимающе.

– Отпустите, – оглушительный свист, наконец, прекратился. Плаврук шагнул к Артуру и мягко высвободил Мамонтенка из его железной хватки. Поставил того на ноги. Мамонтенок невольно поморщился и потер руку. На плече мальчишки отпечатались артуровы пальцы.

– Поднимайся, – я присела перед опрокинутым на песок мальчиком. Тот чуть не плакал, но едва ли от боли. В глазах его, помимо слез, стояла обида. – Все в порядке? – спросила я, отряхивая его спину от налипшего песка.

Мальчик не ответил. Его нижняя губа дрожала, он едва сдерживал слезы.

– Что тут у вас произошло? – спросил плаврук, обращаясь к Мамонтенку.

Мамонтенок молча стоял, опустив взгляд.

– Он первый начал! – закричали игравшие с Мамонтёнком девочки, пальцами указывая на мальчика из младшего отряда.

– Он ударил тебя? – спросил плаврук, скептически изгибая бровь. Он тоже прекрасно видел, как легко Мамонтенок расправился с противником.

Мамонтенок, все так же потупившись, упрямо молчал.

– Нет! – вперед вышла одна из девчонок. – Он толкнул меня так, что я упала!

– Это все объясняет, – плаврук тактично не стал уточнять, что именно послужило причиной такого поступка. – Молодец, что вступился за девочку, – обернулся он к Мамонтенку. Его лицо было совершенно серьезно. – Однако дракой всех проблем не решить. Тебе надо было позвать вожатых, – плаврук кивнул на нас с Артуром. – Оба наказаны. – Завершил плаврук разбирательство. – Ты, за то, что распускал руки, а ты за то, что поддался на провокацию.

– Я не ябеда, – Мамонтенок впервые поднял взгляд.

– Конечно, ты не ябеда, – плаврук присел перед малышом, чтобы смотреть тому в глаза. – Но драться тут не позволено никому… Оба пропускаете следующее купание, - закончил плаврук, поднимаясь.

Ему, словно капитану на судне, принадлежало здесь последнее слово. Кивнув нам, он развернулся и ушел.

Артур тронул за плечо чуть успокоившегося мальчишку, и они пошли к своим навесам. Мамонтенка же тут же обступили дети моего отряда. Девочки вешались ему на шею, целуя в обе щеки, от чего тот краснел и уворачивался, а мальчишки стояли рядом, перешептываясь и терпеливо ожидая, когда же девочки отпустят своего героя.

Раздался свисток.

– Строимся! – крикнула я. – Строимся, и айда купаться!

Но едва ли половина отряда выстроилась в линейку у линии прибоя. Дети не отходили от Мамонтенка и, судя по всему, собирались остаться на берегу с ним. Раздался второй сигнал свистка, и весь лагерь ринулся в воду. Мамонтенок в окружении ребят прошел дальше от летящих во все стороны брызг, а потом они выстроились в круг, и маленький, не по годам серьезный пацан принялся демонстрировать им какие-то приемы рукопашного боя. Мальчишки разбивались на пары, стараясь повторить его действия. Девочки, оттянув Ди под навес, расспрашивали его о чем-то. Тот отвечал, сверкая улыбкой, представлял что-то в лицах, выразительно жестикулируя, и девчонки смеялись, слушая.

Младшие девочки, постояв рядом, вернулись к строительству замка. Иногда они забегали в воду, чтобы покататься на крутых гребнях невысоких волн. Я подошла к ним и поманила пальцем ту, которую обидел мальчишка из младшего отряда.

– Так что же все-таки случилось? – спросила я, присаживаясь на песок, и похлопывая ладонью рядом, приглашая сесть и ее. Оглянувшись, она села совсем близко и зашептала, склоняясь к самому уху:

– Он пришел, стал и стоит. Я его спросила, чего он стоит. А он говорит, нельзя что ли? А потом начал мешать и смеяться. Мамонтенок говорит «Уйди, не мешай», а тот «Это ваш новый вожатый, что ли? Чё-то он какой-то мелкий»… Я и толкнула его, – девочка опустила взгляд.

– Значит все-таки ты зачинщица, – сказала я, подводя итог. Мне все же казалось сомнительным, чтобы мальчишка младшего отряда вот так, ни с того, ни с сего ударил девочку. Но она вдруг вспыхнула, вскинула голову и зашептала жарко:

– Это Артур Александрович его подговорил!

– Вот как?

Недоверие в моем голосе не смутило её.

– Да вы только гляньте, как они теперь шепчутся, – она обернулась украдкой, бросив взгляд туда, где Артур и наказанный мальчишка сидели рядом под навесом в полном одиночестве.

– Ну, положим и мы тут с тобой шепчемся, - ответила я, подмигнув ей. И завершила, вставая, - у нас хорошие мальчики, они всегда за вас вступятся. Но вот вести себя надо все-таки так, чтобы не возникало лишних проблем. Договорились?

– Договорились, - ответила девочка, краснея и опуская взгляд.

– Ну и хорошо, иди играй, – сказала я, и только потом сообразила, что причислила уже Мамонтенка к своему отряду.

Да, ребята отлично вписались в коллектив.

Сидя под навесом, на краешке шезлонга, я зарывалась в горячий песок пальцами ног и искоса поглядывала на Артура. Кончилось второе купание, началось третье, и оба провинившихся, как ни в чем не бывало, стояли в длинной очереди к "трамплину", устроенному плавруком. "Трамплин" был хорош. Стоя на максимально возможной глубине, Роман - как выяснилось молодой еще парень из местных, которому не стукнуло и тридцати - приседал, с головой погружаясь под воду и, когда пацаны и особо отчаянные девчонки забирались к нему на плечи, распрямлялся как пружина, и дети, крича от восторга, выпрыгивали далеко вперед и вверх прежде чем упасть в воду, подняв тучу брызг.

Хотя формально инцидент не касался детей моего отряда, я прекрасно понимала его истинные причины. Следовало обсудить все с Артуром. При возникновении конфликта между детьми именно взрослые должны были бы принять все меры по его урегулированию. В нормальной ситуации мы должны были бы согласовать свои дальнейшие действия. Но ситуация не была нормальной. Более того, мы сами же её и создали.

Я снова искоса глянула на Артура. Он тоже сидел на шезлонге в неудобной, достаточно напряженной позе: опершись о колени, наклонившись вперед, с руками, сцепленными в замок, смотрел на купающихся детей. Голову его покрывал серебристый берет военно-космического флота. На запястье поблескивал довольно сложный электронный хронометр, а может быть и система, подобная моему наладоннику. Я подумала вдруг, что положение у него тоже не завидное. Ни Маргариты Михайловны, ни Елены Степановны не было видно с самого завтрака. Где они были? Что делали? Де-факто Артур точно так же как и я остался на отряде один. Только вот никаких помощников у него не было...

Вздохнув, я приняла решение. Встала и отправилась к нему.

– Артур, можно? – спросила я, прежде чем присесть рядом.

Он вскинул удивленный взгляд и, безразлично пожав плечами, ответил:

– Да, конечно.

Сев, я вкратце изложила ему все, что рассказала мне моя девочка.

– Таким образом, саму драку затеяли девчонки моего отряда, - закончила я.

– Я в курсе, - ответил Артур, все так же безразлично пожимая плечами. Ни на какие обсуждения он явно не был настроен. Но уходить просто так я тоже не собиралась.

– Однако стычки могло бы и не быть, если бы мальчик не принялся задирать девочек.

– Чего вы от меня хотите? – Артур обернулся ко мне, и в его голосе, и во взгляде я увидела вдруг едва сдерживаемую злость. "Мы снова на "Вы", мелькнуло где-то на периферии сознания.

– От вас? – Я покачала головой. - Ничего. Я хочу, чтобы дети нормально доотдыхали эти последние дни и спокойно вернулись домой. Всё. Это можно как-то устроить?

– Как? – спросил он. Весь его вид как будто говорил: "отстань от меня, не цепляйся". Я подумала, что, возможно выбрала неудачный момент, но решила закончить, раз начала уж.

– Давайте будем снова общаться. – Он смотрел безо всякого выражения во взгляде. - Ей богу, Артур, у меня лично нет ничего ни против вашей мамы, ни уж тем более против вас, - здесь я вспомнила невольно, как он схватил Мамонтенка за руку, но я тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Это была нештатная ситуация, и неизвестно еще, как бы повела себя я, обидь кто моего ребенка. – Дети ссорятся не потому, что им действительно есть что делить, а потому, что глядя на нас, начинают разделять, где "свои", а где "чужие". Но никаких своих-чужих нет. Это не война, не противоборствующие группировки, даже не команды на игровом поле. Это просто дети, приехавшие в лагерь отдохнуть.

– Просто общаться? – переспросил Артур. – Ну, хорошо, – он снова пожал плечами. – Давайте будем. – И, отвернувшись от меня, снова уставился на купающихся детей.

– Спасибо, – сказала я, уходя.

Судя по всему, поддерживать общение с Артуром придется опять-таки мне. "Инициатива наказуема", "назвался груздем, полезай в кузов" крутились в голове старые поговорки. Я испытывала странное чувство: смесь удовлетворения и досады. "Черт с ним. Буду здороваться каждое утро и каждый вечер желать спокойной ночи, и так до конца потока. Лишь бы весь этот дурдом, наконец, прекратился". Резко сорвавшись с места, я разбежалась и влетела в воду на полном ходу. Занырнув, прошла вдоль самого дна, покуда хватило воздуха, и вынырнула на поверхность уже безо всяких тревожных мыслей.

– Трамплин? – спросила я, подплывая к плавруку.

– Вожатым без очереди, – засмеялся он, и дети, весело загомонив, потеснились.

Роман присел, я стала ему на плечи, пригнулась сама, окунувшись почти с головой и, как ракета, устремилась вверх.

Трамплин был хорош.

Базар. Макс и другие сюрпризы

К полудню дети наигрались и наплавались, что называется «по самое нехочу». Обратно отряд возвращался разморенный и притихший. Занимался самый солнцепек, и узкая ложбина меж ярко-зеленым лугом и холмом, была ярко освещена, а не пряталась в тени, как утром. Насекомые сели в высокую траву, немолчный стрекот стих. Ни дуновения ветерка не пробегало над лугом, и только детские ноги, шаркая устало по тропинке, поднимали белые пылевые облачка. Лестница также была залита солнцем. Дойдя до распутья, я свернула на тропинку, бежавшую к базару, и остановилась, ожидая, когда весь отряд подойдет ближе. Дети оживились, на утомленных лицах заиграли улыбки.

– Идем на базар, – сказала я просто, когда вокруг столпились все.

Кто-то крикнул «Ура!», в воздух полетела чья-то кепка, и уже через минуту отряд ликовал, не сдерживая своей радости. Я постояла немного, улыбаясь, а потом подняла руки, призывая детей к порядку.

– На базаре держимся все вместе. Никто никуда не разбегается… Мы отряд, – добавила я чуть громче, выдержав паузу.

Новые крики «Ура!» были мне ответом.

– Строимся! – я развернулась, и повела отряд по тропинке, которой они уже гуляли не раз, а я впервые.

Тропка круто сбегала вниз, ныряла в глубокую ложбину, под плотный покров тесно переплетенных ветвей деревьев, прыгала с камня на камень и выходила, наконец, к бурному горному потоку, бежавшему в узком туннеле меж двух притулившихся друг к другу скал. Бег воды, отражаясь от сводов, прокатывался, усиливаясь и громыхая. У самой воды, на серых блестящих камнях утоляла жажду стайка мелких, гладких зверьков.

Едва завидев нас, они тут же брызнули прочь. Я успела заметить лишь продолговатые тела, покрытые короткой бурой шерстью. Гарнитура, среагировавшая на сокращение мышц глаза, дала увеличенное изображение, но перепончатые лапы и длинный голый хвост последнего в стае мелькнули и скрылись без следа в густых прибрежных зарослях. Только раскачивались ветки, да от земли, по подлеску неслось пронзительное верещание тварей.

– Ух, ты, – сказала я тихо. Кажется, впервые я видела здесь кого-то крупнее ящерицы.

– Ух ты! – воскликнули у меня за спиной, и я обернулась посмотреть, что увидели дети.

Высоко над головами на голой, залитой солнцем скале, покрытой многочисленными надписями, содержание и характер которых не меняются от планеты к планете, было вырезано прямо в камне огромными буквами «Макs». Последняя, латинская буква оканчивалась длинной стрелкой, подчеркивавшей все имя.

Вздохнув, я закрыла глаза.

– Позавчера тут этого не было!

– Как это сделали?

– Лазером!

– Шмазером! Какой дурак попрет в горы лазерный резак, чтобы вырезать в скале свое имя?

– Ну не киркой же его выдалбливали… А ты бы вырезал, если б у тебя был?

Я обернулась, посмотрев с любопытством, и вся волнующаяся толпа детей замерла, ожидая ответа.

– Я бы вырезал, – махнул рукой мальчик, – но лазерного резака у меня нет! – закончил он под смех товарищей.

– Мальчишка, – улыбнулась я, сама не до конца понимая, о ком говорю. То ли о мальчике, стоящем передо мной и весело смеющемся вместе со всеми, то ли о Максе, так недвусмысленно обозначившем свое присутствие где-то здесь, рядом.

– Идем, – позвала я, и мы вошли под своды коротенького туннельчика. Тропинка, огороженная с одной стороны стеной, а с другой поручнями, бежала прямо по над бурлящим потоком. Взявшись рукой за мокрое, ржавое от постоянно оседающей воды железо, я глянула вниз. Там, в потоке, стояли на месте, извиваясь всем телом и лишь изредка выпрыгивая из воды, темно-зеленые рыбины. Стремнина сносила их к океану, но они упорно работали плавниками, снова и снова поднимаясь вверх по течению.

– Пресноводные? – спросила я у пацана, перевесившегося через перила рядом.

– Не, – ответил он и, подумав, добавил. – Ну, то есть они и в соленой воде живут, и в такой.

– Эвригалинные, – сказала я.

– Как? – обернулся мальчик.

– Разноводные или эвригалинные, – объяснила я.

Он нахмурился и зашевелил губами, повторяя.

– Есть эвригалинные рыбы и даже животные, которые способны жить в воде с самым разным уровнем солености, – продолжила я, отходя от парапета. Пацан, пристроившись рядом, взял меня за руку, и еще несколько человек подтянулись ближе, слушая. – На Земле есть даже такой маленький рачок, Artemia salina, – я развернула ладонь, открыв наладонник, и тот, распознав последние слова, вывел трехмерную анимированное изображение. Вокруг сразу же стало теснее. В сумраке тоннеля картинка была отлично видна всем, – который может жить как в совершенно пресной воде, так и в воде, соленость которой доходит до двухсот пятидесяти процентов. Обычная морская вода, как здесь, – добавила я, чтобы цифра стала понятнее, – это всего около тридцати-сорока процентов.

Дети, шедшие уже совсем рядом, вдруг замерли, да так дружно и резко, что я подняла взгляд от плывущего над моей ладонью рачка.

Навстречу нам, с той стороны тоннеля шли Маргарита Михайловна и Елена Степановна.

Я за малым не выругалась. Стало сразу понятно, почему Артур был на пляже один. Мальчишка, державший меня за руку, сжал невольно пальцы. Я посмотрела на него и в его взгляде увидела то, чего боялась. Сжав руку в ответ, я заставила его взглянуть на меня.

– Не стоит, – сказала я тихо, но так, чтоб меня услышали все, кто стоял рядом. – У меня будут неприятности.

Я понятия не имела, что за мысли пронеслись в разномастных детских головках, но, посмотрев мне в глаза долгим, внимательным взглядом, мальчик кивнул, уступая. Я перевела дух, надеясь, что и прочие дети не станут творить глупостей. Ситуация могла вылиться во все, что угодно. Чуть потянув за руку, я повела дальше и мальчишку, и весь отряд.

Воспитатели тоже почувствовали всю неловкость ситуации. Ни наша заминка не ускользнула от них, ни мы не могли не заметить, как запнулись эти две женщины в длинных пестрых сарафанах, в солнцезащитных очках на пол лица.

Проходя мимо, я поздоровалась негромко. Почувствовала, как краснею вся, до корней волос. Я не могла не поздороваться, и понимала одновременно, как именно это будет воспринято.

Ни Маргарита Михайловна, ни Елена Степановна, казалось, не услышали моих слов. Они проходили мимо, вовсе не замечая нас на этой узенькой тропке. «Ну и хорошо», – едва успела подумать я, как мальчик, державший меня за руку, вдруг тоже сказал отчетливо и громко, приветственно кивая головой:

– Здравствуйте!

Елена Степановна вздрогнула, а вся колонна позади начала повторять друг за другом: «Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте!», проходя мимо. Эхо дробилось под сводами тоннеля с явной издевкой.

Выйдя, наконец, вон, мы, не сговариваясь, все обернулись назад. Полумрак поглотил силуэты двух женщин. Мы ничего не увидели.

Я мысленно сосчитала до десяти, сдерживая желание выругаться покрепче.

– Что же вы делаете? – спросила я, оборачиваясь к детям. – Они же нам теперь жизни не дадут…

– Пусть только попробуют, – сказал, хмуро глядя в тоннель, державший меня за руку мальчишка, и крепко сжал мою ладонь.

Понимая, что не смогу ничего сейчас объяснить, что увещевания и просьбы бесполезны, я лишь покачала головой.

Тропинка из ложбины круто взбегала выше, к короткой лесенке, ведущей на вершину небольшого плато, где и приютился базар. Его шум, перекрываемый шумом воды, не был слышен внизу, и потому, когда мы взобрались, наконец, наверх, я удивилась, каким большим и оживленным он был. Теснясь у самого края, лавчонки наползали одна на другую, а присматривавшие за товаром дети лузгали, как семечки, мелких морских моллюсков, сидя верхом прямо на парапете, ограждавшем резко обрывавшийся в расщелину край плато. Обернувшись, я увидела внизу темную, вскипающую белыми бурунами воду и острые обломки скал. Но дети явно не боялись сверзиться вниз.

На базаре вообще было очень много детей. Местных – загорелых до черноты, с быстрой, слегка неправильной речью. Они кричали и перепархивали с места на место, словно стайка галчат. Несколько взрослых сидели, прикрыв глаза, в тени пестрого навеса и, казалось, вовсе не участвовали в жизни базара. Только пара девушек, стоя под вывеской «Мгновенная лотерея», говорили что-то группке туристов, нерешительно мнущихся напротив. Едва замолкала одна девица, как её подруга, сопровождая свои слова выразительной жестикуляцией, подхватывала речь.

Базар был богат. На нем продавалось все, что только могло понадобиться праздношатающемуся туристу: фрукты и овощи от земных до экзотических, техника, блоки питания и зарядные устройства, одежда, снаряжение для подводного плавания, начиная от простых очков и заканчивая глубоководным скафандром. Тут же, рядом с приподнятым на постаменте новеньким катером, стоял круглый, явно подержанный батискаф. Нечищеные бока его местами были покрыты тонким слоем извести. Две длинные царапины, будто следы клыков, украшали серебрящийся на солнце металл.

Рядом со многими палатками – бледные в ярком полуденном свете – крутились нескончаемые рекламные голограммы. Дешевые проекторы, перегреваясь, подтормаживали картинку так, что по той начинала бежать рябь зациклившихся кадров.

Мы шли сложным лабиринтом от палатки к палатке, терпеливо ждали, пока девчонки перемеряют все солнцезащитные очки, мальчишки – пересмотрят залитых в прозрачные пластиковые кубики рыб, и все – накупят горы конфет и сладостей.

Я тоже не удержалась от покупки. Ярко-синяя, с бегущей вдоль хребта серебристой полоской, с бледно-желтыми плавниками, похожими на китайское опахало, рыбка, словно муравей в янтаре, застыла в пластиковой пирамидке.

– В темноте светиться будет, – сказал мальчишка-продавец с белозубой улыбкой, глядя на то, как я поворачиваю пирамидку на ладони, заглядывая в золотистые глаза навеки застывшей рыбки. – Совсем дешевая, – добавил он, видя мое сомнение.

– И как вы их делаете?

– Прямо на тральщиках, – охотно пояснил пацан. Промысловую рыбу – в цех, а таких вот малявок или монстров каких-нибудь – сразу в форму и заливают жидким пластиком. Плавники расправляют, пока не застынет…

– Живьем? – спросила я.

– Ну да, – равнодушно пожал плечами мальчишка, – иначе потускнеет, светиться не будет.

Вернувшись в корпус, я поставила пирамидку на прикроватную тумбочку.

Вожатская работа. Душевые. Интриги

На базар у нас ушло почти все свободное время, и к обеду мы успели впритык. Как мы и договорились, Ильсур Айсович следил за столами, и те уже были накрыты. Мамонтенок и Ди убежали к своим, обещав вернуться к вечернему морю. Когда я, забрав полдник, пришла в корпус, дети или спали уже, или просто отдыхали в своих спальнях. Я не стала заходить к ним. Хотя девчонки и предоставили мне одну из кроватей, злоупотреблять их гостеприимством и стеснять своим постоянным присутствием я не собиралась. Было много бумажной работы, которую следовало срочно выполнять, и я вновь оккупировала пластиковый столик в рекреации, окончательно превратив ту в этакий личный кабинет.

Расчертив выданную в вожатской тонкую тетрадь, я составила график, отметила на нем общелагерные и отрядные мероприятия первой половины потока, карандашом набросала примерный план на оставшиеся несколько дней, подумала, что уже сегодня, максимум – завтра надо будет обсудить с ребятами прощальный концерт и номер, который они будут представлять. Потом я пошла посмотреть на Дневник отряда. Это был большой лист ватмана, прикрепленный прямо на стене в узком коридорчике между спальнями. Прямо под ним висела склеенная из упаковочного картона и украшенная пестрыми конфетными фантиками коробка-копилка. На ватмане в розово-голубых, пастельных тонах было изображено морское дно. Длинные, извивающиеся листья водорослей обрамляли акварельную воду, в которой плавали пришпиленные к ватману рыбки. Свернутые второе и раскрашенные снаружи в меру детской фантазии, внутри эти вырезанные из бумаги рыбки прятали детские впечатления о прошедшем дне. Все, что было в нем интересного, запоминающегося, волнующего. По утрам дети собирали всех рыбок в копилку, а к вечеру аквариум заполнялся уже новыми рыбками. Потом, в последний прощальный день, мы вытащим всех этих рыбок, и будем вперемешку читать их у костра, заново проживая поток. Эту коробку вскрывали уже, когда дети прощались с прежними своими вожатыми.

Я развернула осторожно пару листков. Определенно: героями сегодняшнего дня стали Мамонтёнок и Ди. Улыбнувшись, я свернула рыбок обратно и, глянув на часы, стукнула в двери спален.

- Подъем! Собирайтесь на вечернее море! Через пол часа полдник в беседке, и сразу пойдем.

Дети, конечно же не спали. И из-за той, и из-за этой двери мне ответили моментально.

Пока дети собирались, я успела отнести тетрадь с планом работы в вожатскую. Там, тесно сгрудившись за столом, сидели парни и, под предводительством Вани Железняка, обсуждали, как они будут переделывать душ. То ли устроить на его крыше баки для естественного подогрева воды безостановочно палящим солнцем, то ли выбить у Любочки ассигнования на солнечные батареи и запитать нагреватели от них. Солнечные батареи были бы лучше, но ребята, не слишком рассчитывая на финансовую поддержку лагеря, прикидывали уже необходимый литраж и площадь, достаточную для прогрева требующегося объема воды. Артура среди них не было.

Вернувшись, я нашла уже в беседке и Мамонтёнка, и Ди, и ребят, дружно оприходовавших полдник. Младший отряд выстраивался идти на море. Мы задержались чуть, пропуская их вперед. Было хорошо сидеть в тени беседки, пить грушевый сок, заедая его мягкой булочкой и болтать с детьми ни о чем. Организовав маленький мозговой штурм, мы набросали список из десятка идей для номера на прощальном концерте, и теперь обсуждали, как их можно было бы решить в костюмах, декорациях, мизансценах. Незамысловатые сюжеты, надерганные из старых детских сказок и современных фильмов, перекраивались на новый лад. Особой популярностью пользовалась отчего-то репка.

Паша, спрыгнув со скамейки, заявил, что репкой будет он, и все теперь могут его тянуть. Всё это вылилось в пятиминутную веселую возню, окончившуюся кучей-малой, но когда Паша выбрался из-под груды упавших на него тел, дети принялись обсуждать эту идею как основную. Сценарий обрастал новыми подробностями, вставными персонажами, забредшими в сказку из совершенно других историй. Я включила камеру на КПК, и наладонник теперь, через контактные линзы гарнитуры, фиксировал все, на что я только не смотрела. Я незаметно обошла беседку кругом, снимая ребят с разных ракурсов. Потом можно будет обработать видео, сделать клип... Когда я стояла, переводя взгляд с одного лица на другое, Ди подошел и стал рядом.

– Ну и бред, – сказал он, улыбаясь.

– А вы готовите номер для концерта? – спросила я, зная, что детдом останется в лагере не только на этот поток, но и на следующий, и на следующий после следующего. А значит, формально, прощаться с лагерем они пока не будут.

– Конечно, – ответил Ди. – Только не такой. Тут все городят, кто во что горазд... настоящий капустник.

– Зато всем весело, – пожала плечами я.

– Это точно, – кивнул Ди, соглашаясь.

– Ну так давай участвовать с нами, – предложила я.

– Вот в этом? – Ди улыбнулся иронически.

– Ну, ты же сам сказал, что весело. А всем будет приятно, если вы с Мамонтёнком присоединитесь. Вот увидишь.

– Мамонтёнок может быть мышкой... – протянул Ди раздумчиво и прыснул в кулак.

Я тоже усмехнулась невольно, представив его в этой роли. А потом глянула на часы. Пора было закругляться, иначе мы могли навлечь на себя гнев дежурного отряда.

– Всё, идем, – крикнула я. – На пляже дорепетируете.

Жизнь, кажется, начала устаканиваться. Оставшаяся половина дня прошла без эксцессов. Три часа на пляже пронеслись как один. После я наконец-то добралась до душа. Это был стандартный блок, одинаковый для всех колоний-поселений первопроходцев на планетах земного типа. Полностью автономный, адаптированный под некие усредненные климатические условия, он отличался скорее простотой, нежели удобством. И если сотня его кабинок наверняка удовлетворяла нужды первопоселенцев, то для детского лагеря этого было явно недостаточно. Тем более – при такой жесткой экономии энергии, по которой нагреватели включались лишь на один час через сутки. Ваня Железняк был абсолютно прав: душевые надо было переделывать.

Эта странная процедура, при которой дети мылись наспех, кое-как, строго по таймеру, и, для экономии времени, наносили шампунь на еще влажные после моря волосы, а потом сидели так, намыленные, дожидаясь своей очереди... – эта странная процедура не имела с купанием ничего общего. Впрочем, дети, казалось, не испытывали никакого дискомфорта, и только взрослые ворчали без остановки. Добравшись до душа, я так и не смогла как следует помыться. Оставалось надеяться, что Ваня и его команда не бросят своей затеи и подарят-таки лагерю горячую воду.

Но как бы там ни было, даже после такого странного душа я почувствовала себя намного лучше. Ушло нервное напряжение с плеч, горячая вода разморила, здоровый голод, подступивший после морского купания, обострился до предела. И я, и дети – мы с удовольствием прикончили ужин. А после ужина, когда я расположилась в своем "кабинете", и, раскрыв наладонник, просматривала отснятое днем видео, девчонки, постоянно выбегавшие в рекреацию, чтоб покрутиться перед зеркалами, кидали на меня какие-то уж чересчур любопытные взгляды. Это внимание было таким настойчивым, что я почувствовала его едва не физически. В этих взглядах сквозило некое непраздное любопытство. Но я никак не могла сообразить, чем же оно вызвано.

Наконец Марина, с чисто вымытыми, распушившимися волосами, села напротив во второе кресло, которое я, достав раз, забыла убрать обратно в стопку.

– А вы не будете переодеваться на дискотеку? - спросила она, подперев щеку рукой с зажатой в ней щеткой.

– Нет, – сжав кулак, я закрыла наладонник.

Девочка смотрела внимательно и как-то изучающе.

– Вы, наверное, встречаетесь с кем-нибудь? – протянула Марина полувопросительно.

– Ну, да, – я улыбнулась невольно, вспомнив "визитку", оставленную Максом на скале.

– Это хорошо, – Марина задумчиво кивнула и в ответ на мой недоуменный взгляд поспешила добавить. – А то наша прошлая вожатая встречалась тут с парнем, а потом они по разным системам разъехались. Так грустно... – и с улыбкой, совершенно не соответствующей последнему своему утверждению, упорхнула прочь, оставив меня теряться в догадках дальше.

Когда к началу дискотеки и девчонки, и даже мальчишки вышли к скамейке перед корпусом принаряженные, я подумала, что мне, может быть, тоже следовало бы переодеться. На фоне отряда я выглядела, что называется, затрапезно. С другой стороны, я никогда не умела танцевать, а мой будничный вид наверняка отпугнет вероятных поклонников, которых мне действительно не было нужно. Что бы там ни думал Макс, я хотела долгих и прочных отношений. После того, как решу некоторые свои наболевшие проблемы.

Когда мы, наконец, собрались и выдвинулись на место, дискотека уже гремела во всю. Чем ближе мы подходили к площадке, тем громче становилась музыка, пока грохот её стал практически невыносим. Быстро, как это всегда бывает в тропиках, стемнело. Солнце практически упало за горизонт, и к ярким огням светомузыки присоединились яркие огни местной фауны. Всё светилось, двигалось, вибрировало. Отпустив детей на танцпол, я села на скамейки, протянутые по всему периметру площадки. Они были полупусты. И девчонки, и мальчишки, и вожатые – все отплясывали под сменяющие друг друга ритмы. Я снова переключила гарнитуру на запись видео. Это было просто красиво. Ребята не только любили, но и умели танцевать. У многих на запястья были нанизаны флюоресцирующие браслеты, отчего движения рук в подсвеченной яркими огнями темноте становилось еще более завораживающим.

Но долго наслаждаться зрелищем мне не дали.

Ди, выскочив вдруг из волнующейся в едином ритме толпы, схватил меня за руки, встаскивая в круг.

– Я не умею танцевать! – запротестовала я, с трудом освобождаясь из его хватки.

– Я научу! – крикнул он в ответ, настойчиво втягивая меня обратно.

– Нет! – я с трудом могла перекричать грохот установок. – Танцуй с девчонками! Пригласи Марину!

Ди выпустил вдруг мою руку, и, остановив танцевальные движения, перемахнул через скамейку, сев спиной к танцполу, и кивнул приглашающе. Я перекинула ноги на ту сторону, сев, как он.

– Что? – говорить сразу же стало чуть-чуть легче.

– Понимаете, – сказал Ди, как-то неловко, напряженно сцепив пальцы. – Я уже сказал Марине, что мне нравитесь вы.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.

– Что?! – это был лучший вариант ответа, пришедший мне в голову.

– Понимаете… - Ди глядел в расцвеченные насекомыми и ящерицами заросли. По стволам бегали, извиваясь, длинные мерцающие разными цветами ленты. С листа на лист перепархивали огромные светляки. – Понимаете, – повторил Ди, – я встречаюсь с одной девочкой там, – он кивнул куда-то наверх, – дома. Но если я скажу об этом Марине, она обидится…

– А на меня она, значит, не обидится, – подытожила я, испытывая, тем не менее, некоторое облечение от того, что все оказалось так просто и одновременно так сложно.

– Нет, – ответил Ди серьезно. – Девчонки вообще очень вас уважают.

– Ну, спасибо, – сказала я, имея в виду сразу всё.

– Извините, - Ди верно понял мою последнюю реплику. – Но я обещаю, что научу вас танцевать. Хотите?

– Давай, – я махнула рукой, понимая, что «без меня меня женили» и изменить я уже ничего не могу.

Жаркое лето. Первый поток. День третий

Похожие статьи: