Зов Предков. День 1. Часть 1.

в выпуске 2014/12/11

17 августа 2014 - skyrider

27.10.08, Энск, Сибирь. Понедельник.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В ту ночь, 27 октября 2008 года, я проснулся ровно в 00:00. Странное и почти невероятное, что ни говори, совпадение! Но я могу поклясться, что проснулся я именно в это самое время, потому что сразу же механически взглянул на свои наручные электронные часы. Они показывали 00:00.

Сильный толчок тронувшегося поезда, от которого я едва не слетел с верхней боковой полки прямо на пол, пронзительный рев проносившегося на соседнем пути товарняка, ослепительный свет фар которого больно резанул мне по глазам – вот первые впечатления, которые сохранила моя память о начале того дня.

Я был весь мокрый от пота, хотя в вагоне было, мягко говоря, не жарко. Мне сильно хотелось пить. И ещё – было поразительно тихо. Этим мой вагон напоминал скорее заброшенное сельское кладбище, чем самый густонаселенный вид транспорта на земле. Осенью вообще мало кто ездит в поездах дальнего следования. В конце октября во всем плацкартном вагоне ехало буквально человек 10-12, и те спали уже. В моем купе – вообще никого.

Свесив ноги с полки, я некоторое время сидел неподвижно и никак не мог сообразить, что же собственно со мной произошло, хотя то, что со мной ЧТО-ТО произошло, я понимал отчетливо: что-то липкое, вязкое, леденяще холодное, как вынутая из каменного колодца змея, свило себе гнездо в глубинах моего сердца, наполняя его изнутри отвратительной жутью.

Нет, проснулся я явно не от толчка и не от пролетевшего стремглав шумного товарняка. Эти впечатления врезались в мою память позднее. Но отчего же тогда? Что было источником того гадкого послевкусия, которое я ощущал сейчас так отчетливо?

В голове хаотически замелькали и закружили, как мозаика калейдоскопа, обрывки различных воспоминаний. Остановить и собрать их в какую-то более или менее стройную картину представлялось совершенно невозможным. Я инстинктивно сжал виски потными ладонями — как будто это могло привести мысли в порядок! – и попытался вспомнить.

Мерный стук вагонных колес, молнии проносившихся искусственных огней, темные коробки вагонов и каких-то грязных домов за окном – все это порядком сбивало с мысли. Я решил, что меня может спасти только сигарета.

Спрыгнув с полки – сколько себя помню, в поезде я всегда любил спать на верхней боковой полке, чем изрядно удивлял всех своих попутчиков – и, напялив на ноги тапочки, я отправился в тамбур. Там, кроме меня, смолил какой-то подвыпивший мужик с третьедневной щетиной на лице. Он сразу полез ко мне с развязной болтовней и я, помню, даже что-то механически ему отвечал, продолжая думать, как всегда, о своем.

Безрезультатно. Вспомнить ничего не удавалось. Тусклый и тяжелый свинцовый туман заполнил голову. В этом тумане безвозвратно утопала всякая порожденная моим уставшим мозгом мысль, и я уже было совсем отчаялся вспомнить хоть что-то, как вдруг, в результате очередного толчка, сигарета вывалилась у меня из рук и я с досады выругался. Мужик-попутчик тут же участливо вынул сигарету из своей пачки и протянул её мне.

В этот момент луч света от одного из фонарей упал на его лицо и на миг оно как бы просияло. Свет был достаточно ярок, он ослепил меня, а потому перед моим взором предстала жуткая картина: я не увидел на лице ни глаз, ни носа, ни губ, как будто это было не человеческое лицо, а диск луны…

И тут меня проняло! Я почувствовал что-то вроде электрического разряда в сердце и… Вспомнил! В одно мгновение я вспомнил то, что мне приснилось этой ночью и что я при пробуждении почти забыл! Смертельно-бледная юная девушка, — на окутанном какой-то легкой непроницаемой дымкой лице которой совершенно невозможно было разобрать ни глаз, ни носа, ни губ, — вся в чем-то тускло белом, напоминающем то ли ночную сорочку, то ли сарафан, бледные тонкие руки, одна из которых протянута ко мне с каким-то предметом, зажатом в ладони. Длинные цвета воронова крыла волосы, ниспадающие почти до пола, шевелятся как живые. Прямо над её головой, на темном беззвездном небе, восходит полная белесая, как лицо утопленника, луна, только какая-то совсем необычная, слишком уж крупная, чуть ли не в локоть в диаметре, а на заднем фоне, из-под хлопьев белесого тумана, виднеется темная сосновая роща и какой-то заброшенный всеми безлюдный город, по которому шныряют какие-то бесформенные тени. Потом в моем сознании один за другим начинают возникать такие-то странные образы: покрытые густым хвойным лесом сопки с огромными каменными монументами на них, у подножия которых видны отблески каких-то огней, слышен отдаленный шум барабанов, задающий ритм какой-то пляске, и звук свирелей, но пляшущих не видно, равно как не видно и источников огней. Призрачная музыка для призрачных плясок вокруг призрачных огней – первая мысль, которая озарила мое сознание тогда. Бред какой-то! Однако потом я все же, поддавшись какому-то немому приказу, взял из её ужасно холодных, почти ледяных, как у мертвеца, рук что-то твердое и гладкое. По всему моему телу пробежала волна гадливости и какой-то жути, будто взял я что-то невыразимо нечистое. От этого ощущения я, собственно говоря, и проснулся…

…Оттого, что меня кто-то бьет по щекам. Передо мной по-прежнему было лицо моего случайного собеседника. Я смущенно улыбнулся и отшутился тем, чего он от меня и ожидал. Дескать, немного хватил лишнего. Дружелюбно взял предложенную сигарету, подкурил и с наслаждением затянулся.

Когда беседа вновь вернулась в привычную колею, мой собеседник, как водится во всех подобных ситуациях, спросил, откуда и куда я еду. Я ответил, что еду из Москвы в Таежный, по семейным делам. Мужик выразительно присвистнул и постучал мне, несколько фамильярно, согнутым указательным пальцем по моей голове. Оказалось, что Таежный мы проехали минут десять назад.

Я выругался. Почему меня проводник не разбудил?!

Но попутчик успокоил меня: скоро мы должны были подъехать к Энску, оттуда автобус ходит в Таежный утром и вечером.

Через час мы с моим случайным знакомым уже стояли на пустом перроне Энска. Проводница что-то бессвязно пролепетала, что проспала, да «и вообще, пассажиры что – дети малые? Надо самим следить, когда и во сколько выходить! Бухать меньше надо!». Но я был не в обиде. В самом деле, мало ли что бывает?! Ведь и сам я хорош. Сколько ни ездил до сих пор в поездах, всегда точно следил за тем, когда будет моя станция. Да и вчера вовсе не собирался я спать. Лежал на верхней полке и думал. А потом – то ли стук колес да качка меня усыпили, то ли ещё что… Скажу только одно – давно я так крепко не спал, хотя и спиртного у меня не было вовсе.

Распрощавшись с моим попутчиком на вокзале, я решил скоротать время до автобуса, который должен был отъезжать в 7:00 в довольно приличном и чистом, но почти совершенно пустынном зале ожидания. Взял какую-то местную газету. Как всегда, начал читать с конца. Лениво просмотрел объявления. Бросилось в глаза, что в колонке «продаю» было много желающих продать недвижимость именно в Таежном, причем за какие-то совершенные копейки. Впрочем, упоминание о Таежном в энской областной газете меня только вдохновило. Хотелось узнать о нем побольше: все-таки, как-никак, родина моей матери, а я, к своему полнейшему стыду, почти ничего о нем не знаю, если не считать скупых сведений, почерпнутых второпях из википедии – населения столько-то, расположен там-то и проч. Затем я вяло пролистал третью полосу. Там говорилось о каком-то очередном полусумасшедшем вожде какой-то секты, засевшей в этом глухом краю. А вот вторая полоса меня изрядно заинтересовала. Там было размещено интервью с руководителем областного союза туристов, неким Звягиным Е. А. – довольно привлекательным широколицым и широкоплечим молодым человеком с длинной бородой лопатой, одетым с ног до головы в хаки. Поскольку я всегда интересовался всем, что связано с экспедициями, то с большим удовольствием прочитал материал от строки до строки. Оказывается, очередная экспедиция, которую организовывает Союз, будет к местной достопримечательности – «Монолитам».

При слове «монолиты» меня охватило спонтанное тревожное возбуждение. Что-то о сибирских «монолитах» я слышал и раньше: обрывки разговора с одним коллегой-археологом, кадры из телепередачи «Очевидное невероятное», просмотренной мельком перед сном, статья, кажется, в «Науке и жизни», несколько постов на форумах об одной, кажется, попавшей в какую-то неприятную историю туристической группе… Но все это так, мельком, между делом, без сосредоточения внимания… И при этом я никогда даже и не думал, что «Монолиты» располагаются рядом с Таежным…

— …Да, вы правы, я полностью с вами согласен. Заниматься туризмом в Энской области и не покорить «Монолиты» — это просто смешно. Наша группа объездила и Алтай, побывала и на Кавказе, сплавлялась по притокам Енисея и Лены, но в «Монолиты», которые находятся у нас, смешно сказать, в Таежном, считай под самым носом, мы пойдем впервые…

— …Да, причина, главным образом, состоит в том, что туда нас раньше не пускали…

— …Нет, ничего в этом странного нет, там действительно опасно, по крайней мере, для неподготовленного человека. К тому же там находят уникальные образцы флоры и фауны, занесенные в Красную книгу…

— …Нет, судьбы пропавшей группы Груздева опасаться на сегодняшний день не стоит. Как показало расследование, — думаю, вы, журналисты, это знаете лучше, чем я, — причина их гибели достаточно очевидна и не имеет под собой никакого криминального подтекста. Группа нашего Союза, в отличие от группы Груздева, имеет высшую квалификацию не только по отечественной, но и по международной шкале. К тому же, мы отправимся не в конце декабря, а в конце октября, когда нет сильных снежных бурь и морозов, а погода, по прогнозам синоптиков, будет сухой и ясной, так что опасности не вижу никакой…»

Интервью со Звягиным я прочитал с жадностью умирающего с голоду, смакуя буквально каждую строчку, а после – пробежался ещё и ещё раз. В голове тут же сама собой образовалась устойчивая ассоциативная связь: монолиты – камни на лесистых сопках из моего сегодняшнего кошмарного сна. Пожалуй, ради встречи с этим человеком стоит повременить с поездкой в Таежный! Не долго думая, я сдал свой билет на автобус и взял на вечерний рейс. Не нужно, думаю, говорить о том, что как только я задремал на узком и жестком, ужасно неудобном сиденье в зале ожидания, мне снились опять эти чертовые монолиты!

Проснувшись уже утром, прямо скажем, далеко не в самом лучшем расположении духа, я, аккуратно сложив газету, сунул её в карман пиджака и, захватив свою сумку, двинулся в поисках закусочной. На привокзальной площади, мало чем отличающейся от подобных в других областных центрах, я обнаружил столовую, где заказал порцию пельменей с бульоном, пару кусков черного хлеба и рюмку водки. Водка, тошнотворная на вкус, неприятно обожгла горло, но привела мои мысли и настроение в полный порядок, и я стал думать, что же мне делать дальше.

В самом деле, как встретиться с незнакомым человеком в городе, который видишь в первый раз в своей жизни? Вот это задача, достойная Шерлока Холмса! – усмехнулся про себя я и решил, что наилучшим выходом из положения будет посещение местной центральной библиотеки – там уж точно сориентируют.

Случайный прохожий указал мне направление, и я решил не ждать троллейбуса, пошел пешком, на ходу «приговаривая» оставшуюся с дороги пачку сигарет.

Ранним утром улицы были практически пустынны. Дома и деревья были в достаточно приличном виде. С витрин магазинов, как и везде и повсюду, скалились худосочные блондинки и круглощекие младенцы. В общем, город был неплох, по крайней мере, если судить по главной улице, однако свинцово-серое октябрьское небо, промозглый холодный ветер, пробирающий прямо до костей, несмотря на куртку и шерстяной свитер портили все впечатление от прогулки. Поэтому теплое фойе областной библиотеки показалось мне просто землёй обетованной.

Библиотека располагалась в старинном трехэтажном особняке XIX века с массивным античным портиком и дорическими колоннами и довольно длинной лестницей, по соседству с площадью, кажется, революции и городским парком. Наверное, это было самое древнее и самое лучшее здание в историческом центре города.

Я достаточно быстро нашел зал периодики и представился сонной и худой как вобла с припухлыми от недосыпа глазами библиотекарше, впрочем, с достаточно миловидным лицом (его портил разве что остренький и немного крючковатый нос да короткая стрижка – терпеть не могу коротких стрижек!) спецкором из столицы. Для подобных целей я всегда возил с собой в экспедиции фальшивые «корочки» одной из авторитетных московских газет. Затем, не давая ей прийти в себя, я продемонстрировал и вырезку из своей «вокзальной» газеты.

— Ах, Звягин… — понимающе качнула головой она. — Да уж, конечно, конечно… Фигура у нас в области известная. Союз туристов располагается в Железнодорожном районе, на улице Рабочей 35. Это остановок 7 на трамвае отсюда…

Сердце мое радостно подпрыгнуло…

— …Н-о-о-о… Вряд ли вы его там застанете. Газета почти недельной давности. Насколько мне известно, они уехали в Таежный, кажется, как раз вчера. Поход начнется оттуда, как изменится погода…

…И, провалившись словно в оркестровую яму, затихло.

Впрочем, я не стал прилюдно ругаться или вообще каким бы то ни было образом выражать свою досаду. Наоборот, беседа с библиотекаршей пустынного ранним утром зала периодики показалась мне небезынтересным и небесполезным для моего дела занятием. После прочтения интервью со Звягиным тайна монолитов не менее, чем тайна моего происхождения захватила в меня.

— Интересно, а чем могли привлечь туристов, побывавших на Алтае и на Кавказе эти самые… «монолиты»? – начал я издалека.

— Как? Вы не знаете, что такое «Монолиты»?! – с видом величайшего удивления и даже возмущения воскликнула моя собеседница так, что я невольно почувствовал себя не в своей тарелке – как школьник, проявивший перед учителем свое глубочайшее невежество в области прописных истин, которые знать он просто обязан.

— Я же из Москвы, не местный… — поспешил напомнить я.

— А-а-а… Из Москвы-ы-ы… Простите… — хихикнула она. – Я так долго ими занимаюсь, что мне уже кажется, что о них знают уже по всей планете!

— «Монолиты», значит… А можно поподробнее?

— Можно… Чаю хотите?..

По лицу библиотекарши, представившейся Ниной Алексеевной, судя по состоянию безымянного пальца на правой руке не обремененной супружескими узами, я понял, что неизвестные мне доселе «Монолиты» — это её «конек». И совершенно не случайно. Оказалось, что она учится заочно на историческом факультете областного университета и пишет дипломную работу именно по «Монолитам», так что она – по её собственным словам – буквально «собаку на них съела».

— «Монолиты» — это наша местная знаменитость, расположенная примерно в ста километрах к западу от Энска, в глубокой тайге. К самым дальним из них вообще мало кто может добраться без помощи вертолетов.

В общем, «Монолиты» представляют из себя совокупность каменных моноблоков, – неясно, искусственного или естественного происхождения -, разбросанных по довольно большой территории, но, удивительным образом (если осмотреть весь заповедник с высоты птичьего полета) образующих два концентрических круга. Второй, так называемый Дальний Круг, составляют семь самых больших камней, стоящих на высоких, покрытых густой тайгой сопках. В центре Дальнего Круга у склонов самой высокой сопки можно найти лишь разбросанные камни. Это, как предполагают, остаток «восьмого» монолита. Есть версия, что «Монолиты» – это остаток мегалитической цивилизации, раскинувшей свидетельства своего местопребывания на всем просторе от Атлантики до Тихого Океана, и в этом смысле они родственны, например, британскому Стоунхенджу или бретонскому Карнаку, но веских доказательств их искусственного происхождения до сих пор не нашли… Да что я тут говорю? Вот, посмотрите! Как раз в прошлом году наш союз туристов подготовил небольшой самиздатовский альбомчик, там все и увидите…

Библиотекарша, возбужденно сверкая своими не лишенными некоторой прелести бледно-голубыми глазами, протянула мне иллюстрированный цветными фотографиями альбом, на котором крупными буквами было напечатано: «Монолиты»: чудо природы или памятник доисторической цивилизации?»

Сердце мое бешено забилось, голова слегка закружилась, ладони вспотели, сразу же, как я увидел первую фотографию.

Прямо перед моими глазами предстал могучий сланцевый моноблок, сплошь изрезанный, как морщинами, разного рода трещинами, выбоинами, наслоениями пород, образовывавших собой причудливые рельефы, по которым мог карабкаться любопытный скалолаз. Все это создавало иллюзию того, что скала состоит из множества наваленных друг на друга камней, каким-то невероятным образом спаянных друг с другом строительным раствором (хотя какие циклопические руки могли проделать ЭТО и какой раствор они должны были применить? – совершенно невозможно представить).

Неровные края монолита живо напомнили мне чем-то края грубых каменных изделий доисторического человека. А когда я рассмотрел изображение целиком, то мне показалось даже, что я вижу перед собой какого-то легендарного великана, окруженного войском карликов – именно такими по отношению к нему представлялись стройные ряды густо разросшихся вокруг сосен.

Весь облик каменной глыбы буквально дышал какой-то невероятной древностью, первобытностью, могуществом. Казалось, мощь, сокрытая в каменном сердце этого чудовища ещё в те времена, когда по земле ходили гигантские ящеры, до поры до времени лишь дремлет, но стоит ей пробудиться, стоит каменному великану как следует расправить свои могучие ссутуленные плечи – и ничто не сможет остановить эту дикую, первобытную силу природы.

Почему-то на память мне сразу пришла иллюстрация из «Руслана и Людмилы» — огромная голова циклопического богатыря в коническом шлеме, которая одним своим дыханием поднимает ураган, способный сбить коня могучего всадника в доспехах…

И ещё я вспомнил, что это был тот самый монолит, который я видел в своих снах: и сегодняшнем, и вчерашнем. Только тогда он выглядел таким размытым, призрачным, полускрытым от взора покрывалом какой-то серой, слабо проницаемой дымки. В ночной темноте, освещенный лишь луной и звездами, он казался просто большой и массивной каменной глыбой, мало чем – кроме, пожалуй, лишь колоссальных размеров – отличавшейся от надгробного памятника. А здесь, на высококачественной цифровой фотографии, сделанной при свете дня, монолит предстал несколько в другом ракурсе.

Впрочем, монолиты были разные. Я лихорадочно перелистывал глянцевые страницы, буквально пожирая изображения, рассматривая в них каждую деталь.

Некоторые отдаленно напоминали какие-то фигуры, лица. Один так и назывался – «Дед», так как на нем можно было отчетливо рассмотреть «бороду», «усы» и «нос», правда, только в профиль. Был монолит, расколовшийся на ряд вертикально стоящих, заостроенных сверху камней, действительно похожих на «стоячие» камни Карнака или Стоунхенджа.

Но самым интересным показалось мне фото, сделанное с высоты птичьего полета. На нем я отчетливо увидел, что монолиты составляют между собой какое-то подобие неровных кругов, в самом центре которого можно было увидеть вершину, отделенную от остальных камней широкой полосой болот, на которой ничего не было…

— Эту гору поэтому и прозвали – «Лысая», — заметила библиотекарша.

— Такое впечатление, что лес специально не зарастает на её вершине только для того, чтобы разрушенный камень смог когда-нибудь вновь занять свое место… — неожиданно сорвалось с моих губ.

Я почувствовал на себе пристально-восторженный взгляд моей собеседницы. Она глубоко задышала. Вероятно, я выразил её собственные мысли.

— …Хотел бы я знать, почему монолит в центре разрушился, какая сила смогла сделать это, — тут же смущенно поправился я.

— Никто этого не знает. Говорят о движении земной коры, землетрясении, но… — она развела руками. – Во всяком случае, когда сюда пятьсот лет назад пришли русские первопроходцы, его уже не было, а на пустой вершине местные жители совершали какие-то странные обряды. Какие – толком не ясно, но, видимо, ужасно бесчеловечные, потому что казаки беспощадно истребили всех туземцев, живших у «Монолитов», старше 7 лет. Но после этого и сами пропали…

— Как… пропали?

— Так. От них осталась лишь грамота с донесением о произошедшем здесь инциденте, которую они и послали в Москву, в Приказ Казанского Дворца, ведавший тогда сибирскими делами, а вскоре после этого – пропали. Эта территория была заселена новыми поселенцами только десять лет спустя.

— Пропали… — что-то в её словах показалось мне смутно знакомым. – Пропали… как экспедиция Груздева? – неожиданно вспомнил я.

— И не только она… — почему-то шепотом добавила библиотекарша. – Заключенные, укрывавшиеся за Дальним Кругом – тут ведь вокруг полно «зон»! -, особый отряд НКВД, который их там искал в 38-м году, рота подполковника Оленева в 19-м, партизанский отряд Дергачева, несколько ссыльных ещё до революции, а уж сколько любопытных подростков и охотников… — пальцы, которая загибала на руке библиотекарша, закончились.

Теперь только я, глядя на сиявшее от какого-то мистического восторга, который обычно возникает у любителей порассказывать «страшные истории», лицо библиотекарши вспомнил ту самую передачу «Очевидное и Невероятное», которую как-то смотрел на ночь. Она называлась «Сибирский Бермудский треугольник: pro et contra». Да, именно так. Место, где периодически пропадают люди, место, окутанное мрачными легендами о призраках, таинственных звуках и видениях, — это то самое место, к которому меня, по какому-то странному, но отнюдь не случайному капризу, привела судьба. И перед моим мысленным взором опять пробежала вереница образов из полузабытых кошмаров: темные глыбы стоячих камней, отблески неведомых огней, полузаглушенный звук барабанов и свирелей, к которым теперь добавлялись все новые и новые детали: пляшущие тени, завывание дикого, пронизывающего до костей ледяного ветра, чьи-то истерические крики и отвратительный хруст.

— …Я уверен, что большую часть всех этих исчезновений можно объяснить вполне логически, с позиции здравого смысла, — вдруг, совершенно неожиданно, услышал я свой собственный голос, раздававшийся как будто бы откуда-то со стороны. — Про белых и партизан итак все понятно, с первопроходцами, думаю, тоже, как и с детьми, охотников могли задрать медведи или они могли погибнуть на болотах, заключенные могли просто разбежаться и скрываться под чужими именами, а чекистов могли перебить под шумок какие-нибудь народные мстители – сколько угодно таких случаев было. Думаю, и для других исчезновений можно найти разумные объяснения.

— Вы рассуждаете, прямо как Егор Звягин, — грустно улыбнулась библиотекарша, наливая новую кружку чая. – Мы с ним неоднократно спорили в институте. Он там преподает краеведение. Он как раз и считает, что никакого «бермудского треугольника» нет и никогда не было, а есть только «лакуны в источниках» и простое разгильдяйство. Про отряд Ивашки Скопца – ну, казаков-первопроходцев — он говорит, что просто не сохранились источники о нем. Отряд маленький, малозаметный для большого начальства, да много что могли и потерять да позабыть. А про группу Груздева говорит, что это просто разгильдяйство – отправиться брать «высоты» в самые большие зимние морозы, почти в пургу, да к тому же и без достаточной подготовки и запасов… Примерно то же самое он говорит и обо всех остальных случаях. За это его многие «монолитчики» и прозвали: «Занудин».

— А вы как считаете?

Она многозначительно промолчала.

— Все члены группы Груздева найдены были в разных местах, как будто бы разбегались от одного центра в разные стороны, у всех у них сильно изуродованы лица, не было глаз, губ и носов, — такое просто так не случается!

Возникла неловкая пауза. На сердце навалилась какая-то тяжесть, к горлу подступил ком, говорить не хотелось.

К счастью, тут в зал вошла целая группа школьников и беседа естественным образом подошла к концу. Не желая ставить мою новую знакомую в неудобное положение, я вернулся из подсобки в читальный зал и заказал довольно обширную подборку местной прессы, после чего целиком погрузился в чтение. Работа мне предстояла не из легких – из колоссального количества газетного «мусора» приходилось вылавливать крупицы ценной информации. Впрочем, к подобной работе мне было не привыкать.

В общем, к концу дня «улов» мой оказался весьма немаленьким, если судить по количеству публикаций. Я нашел около полусотни статей и заметок, так или иначе касавшихся темы «Монолитов». Заголовки были яркими и броскими: «Таинственные огни в каменном лабиринте», «Ещё одна жертва векового проклятия», «Загадка Дальнего Круга», «Что мешает ученым раскрыть тайну?», «Пропавшая экспедиция: кто виновен в смерти группы Груздева», «Я знаю, что произошло там» – откровенное интервью единственного выжившего участника экспедиции», «Врата в преисподнюю» и все в таком духе. К сожалению, содержание большей части материалов – многие из которых были простыми перепечатками самиздатовских постов на интернет-форумах – оставляло желать лучшего. Песчинки твердых фактов – и целые моря досужих сплетен и самых идиотских предположений.

Какие только версии не выдвигали журналисты! От НЛО, снежного человека и призраков до преступлений зловредной секты «Дети Солнца», чей полусумасшедший лидер окопался в здешних дремучих лесах и проповедовал близкий конец света, в котором спасутся только избранные.

Между тем фактов, вокруг которых крутились самые дикие предположения, было несколько:

Ни одного года не проходило без того, чтобы в районе «Монолитов» не погиб (или не пропал без вести) хоть один человек.
Периодически на «Монолитах» видны какие-то вспышки света, блуждающие огни, иногда – слышны какие-то крики.
Гибель группы Груздева – наиболее очевидная для всех трагедия, напрямую связанная с «Монолитами», поскольку произошла относительно недавно, пятнадцать лет назад, и относительно хорошо задокументированная – действительно выглядит удивительно странной. Внимательно осмотрев фотографии, опубликованные в прессе, а также подробную схему расположения трупов, я не мог не поразиться увиденному. Я никогда не был профессиональным туристом или следователем, но видеть столь обезображенные трупы, лежащих в таких неестественных позах, мне никогда не приходилось. Кроме того, в самом расположении трупов можно было увидеть намек на определенную «структуру» — ВСЕ ОНИ СОСТАВЛЯЛИ НЕМНОГО НЕРОВНУЮ ОКРУЖНОСТЬ, СЛОВНО ПРОЧЕРЧЕННУЮ ВОКРУГ НЕКОЙ ТОЧКИ. Центром круга был заваленный снегом костер. У меня сразу возникли ассоциации с каким-то бесчеловечным религиозным культом, адепты которого уничтожили несчастных студентов, руководствуясь явно солярным принципом – особенно если учесть, что гибель их пришлась на 25 декабря – канун зимнего солнцестояния, дату, которую во всем древнем мире почитали как «День Солнца».

Помимо того, что в беседе упомянула библиотекарша, в материалах было отмечено, что налицо было выражение самого что ни на есть животного ужаса у всех погибших. Такое выражение и такие травмы не могут быть у тех, кто просто замерз!

Впрочем, даже эти факты в попадавшихся в газетных комментариях «серьезных» специалистов разбивались на корню. На улицах людей пропадает значительно больше… Крики — ночных птиц… Огни – от костров туристов или сектантов… Группа Груздева стала жертвой страха перед разыгравшимся в ту ночь сильнейшим снежным штормом, который при нулевой видимости привел к тому, что члены группы погибли в разных местах, а лица их были изуродованы птицами и зверями уже после их смерти. И все в таком духе. Ведущее место среди этих специалистов занимал, естественно, Звягин Е. А., председатель областного союза туристов.

В сущности, газетные материалы только разбередили мою душу вопросами и подозрениями, но не дали ровным счетом никакого ответа. Из всего прочитанного я понял только одно: место действительно странное. Это хорошо сочеталось со снившимися мне в последнее время кошмарами, где тонущие во тьме стоячие гигантские каменные глыбы занимали ведущее положение. Однако, прочитав полсотни газетных статей и заметок, я так и не получил ни намека на разгадку – ни всех этих таинственных смертей и исчезновений, ни, самое главное, своих странных сновидений. Я разочарованно отставил очередную кипу подшивок в сторону и закрыл ладонями слезившиеся от напряжения глаза.

Библиотеку я покинул вместе с Ниной – мы перешли уже на «ты». Она вызвалась проводить меня до автобусной остановки. Естественно, что говорили мы целиком о «Монолитах» — ведь она была уверена – конечно, не без моей помощи — в том, что цель моего приезда исключительно сбор материалов об этом чуде природы (природы ли?). Я позволил ей так думать, а также решил упорно не замечать её намеков на то, что живет она одна и что вполне можно было бы продолжить разговор за чашечкой чая… Возможно, в другой ситуации я бы и согласился, тем более что она была действительно интересной собеседницей, — каковых вообще мало бывает среди женщин – да простят меня представительницы прекрасного пола -, если бы не настойчивое желание как можно скорее оказаться в Таёжном. Мне не терпелось начать поиски моей родни…

А потому, после того как мы распрощались с нею на остановке, предварительно обменявшись телефонами, я сел в старенький пазик и отправился, как я это отчетливо чувствовал, навстречу своей судьбе.

Дорога пролегала почти в кромешной тьме. Автобус шел полупустым. Изредка проносились какие-то машины. Пахло бензином. Сильно трясло.

Скука в сочетании с отсутствием достойных для наблюдения картин за окном невольно вернула меня к моим мыслям и переживаниям. Я вновь, как это неоднократно бывало и ранее, с головой погрузился в свой внутренний мир.

Я думал о том, что через каких-нибудь полтора часа я буду в месте, где родилась моя мать, которую я никогда не знал, где родились её родители, где родился я сам – только я этого, естественно, не помню. По крайней мере, так записано в свидетельстве о рождении и в паспорте. Свой переезд в Москву я тоже не помню.

Я крепко зажмурил свои глаза и попытался представить себе, как могла выглядеть моя мама, но у меня ничего не получалось. Я ни разу не видел её, у меня даже не было ни одной её фотографии, а на все мои расспросы бабушка и дедушка отмалчивались или говорили уклончиво. Сейчас я понимаю то, чего не понимал, когда был ребенком. Они не любили, ненавидели, а, может быть, даже боялись её. Они не одобряли связи моего отца с нею и не желали, чтобы его сын был также и её сыном, чтобы воспоминания о ней сроднили меня с нею. Отдельные слова, сказанные мимоходом или подслушанные мною из разговора бабушки с дедушкой, — вот тот весьма скромный материал, на котором я делаю эти выводы. Они считали мою мать сумасшедшей и, насколько я могу судить, именно на этом основании её лишили родительских прав. Они считали, что именно она – каким образом, неясно – «приворожила», а затем «свела в могилу» моего отца – инженера-геолога, который познакомился с нею во время разведки Нижне…го месторождения, женился, родил сына, а потом таинственным образом исчез во время очередной вахты. Они не хотели, чтобы я хоть что-то знал и помнил о ней… Запись в свидетельстве о рождении – вот тот единственный твердый факт, который я имел. Я родился в городе Таежный, Энской области 31.10.1979 года. Родители – Шадрин Андрей Николаевич, 1953 г.р., и Серебрякова Светлана Святославовна, 1961 г.р. Вот и все. Странное нагромождение букв «с» в её ФИО, а также весьма молодой возраст, в котором она меня родила, — вот и все, что у меня осталось в памяти.

Я с тоской посмотрел в окно: «Мама, мама, где же ты, моя мама»? В темноте плавно проплывали силуэты множества деревьев, где-то вдали виднелись мрачные, покрытые густым хвойным лесом возвышенности, дорога стала неровной – череда подъемов и спусков.

Ей, наверное, сейчас было бы всего 47. Совсем не старая, хотя, говорят, психические расстройства сильно старят… Впрочем, я не хотел в это верить. В моем сердце ещё с детства упорно засело, не основываясь на каких-то реальных фактах, убеждение, что она – не сумасшедшая. Я всегда считал, что бабушка с дедушкой из ненависти к ней называют её такой, как все мы обычно, желая унизить кого-то, называем его «психом», «ненормальным» и проч. С другой стороны, ответить на вопрос, на каком основании тогда её лишили родительских прав, я не мог, как и допустить мысль, что она меня бросила сама или мертва.

Сердце мое сжалось, как будто под действием какой-то давящей силы, мне стало тяжело дышать, перед глазами все поплыло.

Я вспомнил, как навзрыд ревел в детском саду, когда видел, как родители забирали своих возлюбленных чад домой, тогда как меня забирала только бабушка. Вспомнил, как меня дразнили в младших классах школы «детдомовцем», после чего я неизменно приходил домой с разбитым носом или подбитым глазом. Вспомнил, как часто смотрел на фотопортрет моего отца и тщетно пытался мысленно представить себе рядом с ним портрет и моей матери…

Я рос замкнутым, нелюдимым ребенком. Уже в старших классах школы я предпочитал больше сидеть за книгами со сказками, чем бегать со сверстниками на дискотеки. Меня считали «ботаником» или даже «маньяком», но я не обращал на это внимания. Так было и в университете. Впрочем, я никогда не страдал от одиночества. Со мной всегда были мои книги, мысли, мой внутренний мир, но не только…

Я не могу объяснить как, но все это время мне казалось, что я не один. Когда, бывало, моя тоска доходила до определенного предела, я совершенно неожиданно получал приходившие словно ниоткуда утешения. Тогда мне снились чудесные цветные сны: сплошь какие-то сказочные пейзажи и герои, с которыми я легко и свободно говорил, куда-то летал, во что-то играл. То это были какие-то волшебные города, целиком состоящие из огромных цветов намного выше человеческого роста, в бутонах которых могли совершенно спокойно спать их обитатели – вечно юные красавцы и красавицы с огромными, радужными как у бабочек крыльями. То необъятное морское царство, населенное полулюдьми-полурыбами, спящими в циклопических перламутровых раковинах, раскрывающихся только при восходе луны. То глубокие пещерные лабиринты, со стенами, сверкающими в первобытной тьме по причине множества драгоценных камней и золотых жил, вкрапленных в них, в которых обитали смешные горбатые карлики с разноцветными фасеточными, как у жуков, глазами. Было множество и других миров, и других обитателей самого фантастического вида, но неизменным было одно – ощущение радости и свободы, которое я ощущал во время этих снов.

Откуда были они? Кто их насылал? Я не знаю. Но я всегда знал, что появляются они не случайно: я чувствовал стоящую за ними невидимую направляющую руку, а когда пробуждался — на губах, щеках и лбу неизменно ощущал следы поцелуев…

Когда я стал уже взрослым, цветные сны прекратились. Некоторое время я вообще ни о чем подобном не думал, целиком погрузившись в учебу и науку, и прежние переживания и тоска по матери ослабли почти до полного забвения. Но потом, года три-четыре назад, сны возобновились. Теперь уже окрашенные в темные, загадочные, мистические тона — сны о монолитах и вымершем городе. Я стал чаще думать о матери, стал подумывать и о том, чтобы попытаться её разыскать, но что-то неизменно мешало мне это сделать: то бабушка с дедушкой, то занятость, то просто-напросто лень… И если бы не становившиеся все более настойчивыми сны, совершенно лишавшие меня покоя, я бы никогда не решился на поездку.

Безбожно трясущийся на разбитых дорогах пазик окончательно укачал меня. Веки мои налились свинцом и я, не пытаясь более противиться, с головой погрузился в мрачные недра царства Гипноса.

Продолжение следует...

Зов Предков. День 1. Часть 1.

Похожие статьи: