Зов Предков. День 2. Часть 3.

В гостиничном номере я быстро принял душ, переоделся и спустился в ресторан поужинать. На часах было полдесятого.

Конечно, в глубине души я знал, что ужин – это только предлог. Я просто не мог находиться в четырех стенах после всего произошедшего, я ждал чего-то – общения, встречи, или другого знака – и знал, что все это я мог получить только в людном месте!

Ресторан гостиницы «Турист» был достаточно приятным местом, хранящим, как и все в центральной части городка, следы былого процветания. Наверное, когда-то в этой гостинице проживали важные гости из столицы или областного центра, а потому о ресторане позаботились особо. Паркет на полу, стены, декорированные под кирпичную кладку, стеклянные декоративные шары, ложный камин в углу, даже небольшой танцпол в середине. Столики круглые, на тонких изящных резных ножках, стулья с натуральной кожаной обивкой. Уютные лампы на столе в виде искусственных электрических свечей. После всей увиденной в городке разрухи, мои глаза просто пировали от этих созерцаемых ими признаков нормальной человеческой цивилизации, здесь казавшейся просто предметами роскоши. Приятно пахло мясом и специями.

Народу было не густо. Вечер был будний, наверное, в пятницу или в выходные здесь бывает людно. Сейчас же я увидел всего две-три парочки за столиками. Я заказал себе жаркое с картофелем, жареную треску с грибами и чай с куском земляничного торта. И ждал.

Не успел я расправиться со своим заказом, как в ресторане стали происходить изменения. Его двери открылись и в помещения буквально вывалилась из фойе, как грибы из лукошка, целая толпа вполне, впрочем, приличных молодых людей. Один из них мне показался смутно знакомым…

Молодые люди, человек около двенадцати, шесть юношей и шесть девушек, были одеты неброско – джинсы, клетчатые рубашки, цветные футболки, свитера, кроссовки. Юноши почти все были с бородами, бородками или, по крайней мере, с усами. Девушки – с длинными волосами – кто с распущенными, кто с косами, кто с хвостиком. У одного юноши за спиной наперевес, как ружье у охотника, — гитара.

Нахлынув шумной ордой на тихий ресторан, они тут же, никого не спрашивая, сдвинули в кучу несколько пустовавших столов, и, не переставая гомонить, принялись сдвигать стулья, шутливо вырывать друг у друга меню, смеяться и подтрунивать друг над другом. Официантка, видимо, привыкшая уже к ним, не проявляла никакой враждебности, но стояла у барной стойки и терпеливо ждала, когда они, наконец, угомонятся, чтобы сделать заказ. Я обратил внимание, что только один из этой веселой и шебутной компании не веселится, выглядит мрачным, серьезным, сосредоточенным целиком на своих мыслях. Я заметил, что выглядел он гораздо старше своих товарищей, может быть, из-за серьезности и озабоченности, может, из-за густой окладистой рыжей бороды, сильно старившей его, а, может, потому, что его фигура была чересчур коренастой и широкой, что всегда добавляет «лишний» возраст при взгляде со стороны. Молодой человек был одет в футболку «хаки» и такой же расцветки штаны, на ногах у него были армейские бутсы.

Я некоторое время безучастно сидел, прихлебывая свой чай, и пытался вспомнить, где же я его видел? Как вдруг услышал, как одна из девушек обратилась к нему:

— Внимание! Внимание! Внимание! Егор Занудин опять ушел в астрал и обещал совсем не скоро вернуться! Так что в поход нам придется пойти без него! О, Великий Джа! – тут она шутливо подняла руки в молитвенном жесте. – За что ты так любишь его, что подаешь ему то, что все мы получаем только после стакана «зеленки»!?

Молодые люди прыснули от смеха, впрочем, не произведшего никакого впечатления на Егора. А меня, в свою очередь, осенило. Ну, как я мог забыть! Боже мой! Положительно, последние события полностью выбили меня из колеи, раз я забыл о человеке, ради которого вчера весь день провел в Энске!

Не долго думая, я тут же взял быка за рога.

— Егор Звягин? Рад познакомиться! Кирилл Шадрин, журналист, — тут же сунул ему под нос свое поддельные «корочки». – Я спешу передать вам привет от Нины Акаванцевой, нашей общей знакомой…

Среди общего галдежа на меня никто не обратил внимания, кроме самого Егора. Он, довольно медленно и тщательно, миллиметр за миллиметром, осмотрел и ощупал мое удостоверение, потом также долго жал мне руку, и только потом произнес:

— Нины?.. Как же, помню-помню… Значит, Москва снова снарядила сюда десант! Думаю, что угадаю его цель с первой попытки. На «Монолиты»? – добродушно улыбнулся он в бороду.

Я молча кивнул.

— За это не грех и выпить! – тут он повернулся к своим товарищам. – А, ну, угомонитесь вы, сороки-вороны! У нас тут гость из Москвы от жажды умирает! Брысь!

Видимо, авторитетом Егор пользовался непререкаемым, потому что ребята тут же умолкли, рассаживаясь по своим местам. Я сел на предложенное мне место. Официантка, наконец, поняла, что пришло её время, и тут же подбежала к столикам. Ребята немного пошептались и сделали заказ: один на всех – столько-то порций картошки в горшочках, столько-то хлеба, салата и проч. Я сказал, что уже поел. Не отказался только от пива, которого заказали в большом количестве.

Не буду подробно описывать весь наш разговор. Скажу сразу, что Егор, к счастью, относился к такому типу людей, с которыми я – обычно замкнутый в себе интроверт – в буквальном смысле слова «совпадал». Я это замечал по одному-единственному признаку. Если я встречал подобного человека, между нами пробегала какая-то искра, все окружающее – обстановка, люди – тут же уплывали в стороны, как бы не существовали для меня, как зрители и кресла в кинозале во время показа фильма, а я целиком погружался, как в омут, в беседу и общение только с этим человеком. Также произошло и с Егором.

Мы сразу без слов поняли друг друга и полностью ушли в беседу, не забывая потягивать пиво.

В первую очередь, я изложил свою легенду, придуманную специально для библиотекарши, с небольшими поправками. Это произвело впечатление – специалистов из Москвы тут уважали. Я сразу стал центром внимания и восхищения. В общем, на что-то подобное я всегда и рассчитывал, запасаясь «корочками» в своих поездках в провинцию. Они открывали многие двери и сокращали расстояние до нужных мне людей или информации.

Затем я вкратце изложил суть того, что мне удалось узнать из беседы с библиотекаршей, из чтения газетных подшивок, естественно, опустив все то, что касается моей родни. При этом я сделал особенный акцент на изложении позиции самого Егора и его характеристики как «скептика», которую ему дали Нина и авторы газетных статей.

Егор сдержанно улыбнулся и заметил мне, что Нина, как всегда, все преувеличивает, как это вообще свойственно женщинам и журналистской братии. Это был укол и в мой адрес. На самом деле, отметил он, он не такой скептик, каким его выставляют.

  — Как на войне не бывает атеистов, так и в тайге нет скептиков — эту фразу я запомнил дословно. – Когда поднимаешься в горы или идешь глухой тайгой, иной раз увидишь или услышишь такое, что не укладывается в прокрустово ложе здравого смысла и/или научной рациональности. Однако вместе с тем я считаю, что не следует от первого же шороха в кустах кричать о привидениях или от первой же пропажи человека в тайге заявлять о том, что здесь водится нечистая сила. Нужно собрать всю совокупность фактов, тщательно проверить их достоверность, сопоставить между собой достоверные факты на вероятность связи и уже только на этом основании делать умозаключения. Вот моя позиция. И если это есть скепсис, то я — скептик, но не в том смысле, в каком обычно употребляют этот термин. Я знаю, что сверхъестественное есть! – он загадочно и долго посмотрел куда-то сквозь мое правое плечо и отхлебнул пива из кружки. Я закурил.

К этому времени отряд Егора уже устал от меня. Ребята весело, прямо как воробьи в погожий денек, болтали между собой, а я вздохнул с облегчением – теперь можно было поговорить о самом главном. Я напрямик спросил у него, какого он мнения держится о «Монолитах», заверив его в том, что у меня нет под столом включенного диктофона и я не собираюсь публиковать его высказывания без его на то согласия. Я лишь провожу журналистское расследование и пишу сугубо от своего имени.

— На мой взгляд, «Монолиты», — как всегда обстоятельно ответил он, — это действительно очень интересный объект для исследователя. То, что в нем есть определенная загадка, в том числе и мистического плана, — это для меня совершенно очевидно. Однако проблема «Монолитов», по крайний мере на данный момент, — это, прежде всего, проблема источников. Я могу тебе сказать точно – сам я ими занимаюсь давно -, что нет ни одного бесспорного источника, который бы на высоком уровне вероятности подтверждал хоть одну из тех умопомрачительных гипотез, которая выдвигалась в прессе на протяжении последних двух десятков лет. Их попросту нет. Если пропадали люди, то не было никаких твердых причин утверждать, что их похитили таинственные силы. Если люди погибали, не было причин утверждать, что смерть их была неестественной – начиная от казачьего отряда Ивашки Скопца и заканчивая экспедицией Груздева.

Мой взгляд, наверное, сильно поскучнел, потому что Егор, смачно хлебнув пива, вдруг заговорщицки подмигнул мне и прошептал:

— Но именно поэтому я и организовал эту экспедицию, — и улыбнулся улыбкой висельника.

— Правильно ли я тебя понимаю, что весь этот поход нужен лишь для того, чтобы собрать необходимые «источники»? – затаив дыхание, спросил я.

— Да, но это строго между нами – иначе мне грозит статья.

— Почему?

— Дело в том, что после гибели группы Груздева запрещено совершать походы за Дальний Круг. Мне разрешили только под подписку, что я поведу ребят по Ближнему Кругу, не более того. А там ничего интересного. Если верить всему тому, что я слышал, все таинственные исчезновения и гибели происходили за Дальним. Это своего рода сердце «бермудского треугольника», цитадель, святая святых, алтарь таежного храма, если угодно – и алтарь, судя по всему, хорошо охраняемый. Так что если об этом узнают там, где не надо, меня не только исключат из Союза, но могут и посадить. Но, по большому счету, закон я и не собираюсь нарушать. Группу я планирую оставить возле монолита «Перья», а сам под каким-нибудь предлогом отправиться дальше в одиночку. Я уже договорился с ребятами, они сами выведут девчонок без всяких проблем. Поведут их по кругу, так что меня даже не хватятся, а связь будем держать по рации (мобильные там не ловят). Если у тебя достаточно выдержки и подготовки, можешь присоединиться ко мне, но в своих материалах меня указывать запрещаю.

— Спасибо за доверие … — я почувствовал себя пионером, которого только что приняли в партизанский отряд.

После этого Егор в двух словах объяснил мне, что, собственно, они собираются делать. Как оказалось, мне очень повезло. В поход они должны были отправиться сегодня – дожди уже миновали, погода стояла сухая и теплая. Однако по причине безалаберности некоторых товарищей, часть снаряжения ещё не пришла. Поэтому они вынуждены были на сегодня остаться в городе. Снаряжение прибудет завтра. Поход начнется с туристической базы «Таежник», что в тридцати километрах от первого монолита. Маршрут уже проложен, есть подробная карта как на бумаге, так и в GPRS навигаторах. Экспедиция оснащена всем необходимым, есть ружья и даже мачете. Сам Егор служил в погранвойсках, поэтому даже если на него выйдет медведь (который, кстати, в изобилии водится в здешних местах), он сумеет за себя постоять.

— Впрочем, — тут же добавил он грустно. – Если все россказни о тех местах -правда, то ни ружье, ни мачете не спасут…

— Как не спасли Толика и его ребят в 79-м… — как-то бессознательно механически, ляпнул я.

Егор вытаращил глаза и поперхнулся пивом.

Я спросил его, в чем дело. Он некоторое время помолчал, а потом дрожащей рукой взял меня за рукав рубашки.

— Откуда ты знаешь про Толика? – прошептал он. — Про это в газетах не писали!

— Правда? – мое удивление было искренним, а сердце трепетало от радости – мой сон оказался вещим! – Наверное, я имею доступ к спецхрану КГБ, – попробовал пошутить я. Однако Егор остался серьезен и непроницаем, как скала.

— Этот случай действительно был засекречен. Гриф пока ещё не сняли, хотя есть люди, которые этого добиваются. Я знаю о нем только потому, что тот самый «Толик», точнее, Анатолий Иванович Смирнов, — был мой родной отец!

Тут уж мне пришла пора удивляться, и я тоже поперхнулся пивом. Совпадение – нарочно не придумаешь! Чтобы закрепить свой успех и узнать больше, я приоткрыл и свои карты – ровно настолько, насколько мне было нужно.

Я сказал, что я – сын того самого Андрея Шадрина, коллеги «Толика и ребят», что мой отец был в Таежном в июне-июле 1979 года, что он рассказывал мне, как «Толик и его ребята» ушли на «Монолиты», там пропали, что их искали с вертолетами и собаками и поэтому задержалась отправка всей геологической экспедиции, т.к. «Толик» был ведущим специалистом в группе по сейсмике.

Глаза Егора заметно потеплели и он крепко пожал мою руку.

— Что ж ты мне сразу не сказал, дружище?! – в его глазах заблестела влага. – Ну, конечно, такое мог знать только сын кого-то из участников экспедиции! Да, мой отец действительно был специалистом по сейсмике, однокурсником твоего отца. Я не ношу его фамилию, потому что родился вне брака. У моего отца в Энске жила девушка… — Пауза. – Он не успел на ней жениться. Поэтому я и ношу фамилию моей матери.

Немного помолчали. Потом я предложил выпить за упокой души. Мы чокнулись, выпили. Я закурил.

— А почему это дело засекречено? Я первый раз слышу об этом. Отец мне особо подробно об этом не говорил…

— Сам не знаю. Во-первых, в те времена почти все засекречивали, а рассекретить вновь – это большая юридическая загвоздка, особенно при нашей-то бюрократической волоките. А, во-вторых, говорят, что умерли они действительно странно. Во всяком случае, хоронили их всех в закрытых гробах. Матери не дали взглянуть на отца – она ведь юридически никак к нему не относится. А вот бабушка моя, мать отца, взглянула… Она никогда мне так и не рассказала, до самой смерти, ЧТО она там увидела. Во всяком случае, на похоронах её не было и состояла она после этого на учете в психиатрической клинике до конца своих дней… Кроме того, в КГБ с неё взяли подписку о неразглашении. Поэтому открыть эту тайну за семью печатями для тебя я при всем желании не могу. Впрочем, это и есть главная причина, которая вынудила меня посвятить всю свою жизнь открытию тайны «Монолитов» и в частности – отправиться в этот поход. Всю свою жизнь я готовил себя к нему – и служба в армии, и туризм, и спорт, и наука – все это были лишь ступеньки зиккурата, для вхождения по ним во святая святых – за Дальний Круг и на вершину Лысой Горы!

Я понимающе кивнул, но промолчал, про себя подумав, что Егор, сам того не подозревая, сказал мне намного больше, чем я мог рассчитывать. Фактически, его слова означали, что сон, который мне приснился, был вещим, что если информация с Толиком, которую я никак и ни при каких обстоятельствах не мог знать до этого, подтвердилась, то и все остальное, каким бы фантастическим оно не оказалось, также могло быть правдой.

Но эта же мысль заставила меня не на шутку встревожиться.

— Ты уверен, что хочешь пойти по стопам своего отца? Ведь ты даже не знаешь, отчего он и его друзья погибли!

— У меня нет другого способа узнать это, кроме того, как отправиться туда самому. У меня нет выбора…

Возвращаясь обратно к столику после туалетной комнаты, я обратил внимание, что в ресторане заиграла мягкая и мелодичная музыка. Две пары уже танцевали. Я невольно залюбовался красотой этого бессловесного языка любви. Вдруг боковым зрением я заметил, что в противоположном шумной компании углу ресторана сидит одинокая девушка. Столик её располагался в самом углу, тень падала на её лицо, скрывая его от моих глаз. Она была одета в роскошное белое вечернее платье, приталенное, с открытыми плечами и сильным вырезом на груди. Волосы у неё были длинны и распущенны, но тень мне мешала увидеть, какого они цвета. Я заметил лишь, что они были темны. На скатерти столика ничего не было, кроме бокала белого вина. Там же стояла ваза с каким-то цветами. Девушка не обращала никакого внимания на происходящее и, казалось, совершенно не скучала одна, лишь изредка потягивая вино.

Пиво сильно ударило мне в голову, выпил я его немало, но даже будучи не вполне трезв, я не мог не обратить внимания, что незнакомка кого-то сильно мне напоминает…

Совершенно позабыв о Егоре, я решительно направился к ней. Кажется, я пригласил её на танец. И она тут же, как-то отрешенно и совершенно безвольно, приняла мое приглашение.

Руки её были холодны, как шампанское со льдом, платье нежное, как шелк, волосы и кожа ароматны и свежи, как горный воздух. Танцевала она изящно и грациозно, но как-то отстраненно, как будто во сне. У меня почему-то возник образ «летучего голландца», медленно, не торопясь, парящего над волнами забытого океана… Я сказал ей об этом, она тихо рассмеялась и прошептала, что я на верном пути. Её голос был тих и больше всего напоминал шелест сухих осенних листьев. И я вновь вспомнил свой вчерашний сон…

Меня охватило страстное желание увидеть её лицо, т.к. во время танца я все время смотрел за её плечо и видел лишь мочку уха, на котором красовалась серебряная сережка с молочно-белым камнем, и прядь её черных как вороново крыло вьющихся волос. Я подался назад, но в этот момент она обвила мою шею своими ледяными руками и поцеловала меня в губы.

Этот поцелуй, похоже, я не забуду никогда!

Представьте себе, что к вашим губам прикоснулись кусочком колотого льда, только что вынутого из холодильника! Но даже этот образ не может отразить ту гамму ощущений, которую я испытал. Её губы были мягкими и нежными, но в них было и нечто жесткое, агрессивное. Они буквально вцепились в мои и я почувствовал, что их леденящий холод, с одной стороны, а, с другой стороны, острые зубки девушки, схватили меня мертвой хваткой. Я не смог бы от них оторваться, даже если бы и захотел – примерно также, как если языком или губами в морозную погоду прислониться к железной палке -, тем более, что мне и не хотелось этого делать. Через её рот, мой рот, а потом и горло и легкие, наполнились таким свежим морозным ароматом, моя голова так сладостно закружилась, что я не мог больше думать ни о чем, как о продлении поцелуя – настолько, насколько это вообще может быть возможным. Не знаю почему, но в моем мозгу сразу же возникла ассоциация с Каем, который прицепился к роскошным саням Снежной Королевы и несется с ней в чужедальние края, не в силах, да и не имея такого желания, освободиться от её сладостных ледяных оков.

А я и в самом деле, куда-то летел…

Я не чувствовал своего тела, хотя где-то на самом краю своего сознания понимал, что оно по-прежнему там, на танцевальной площадке ресторана, с таинственной незнакомкой. Но на самом деле я, словно подхваченный снежной бурей сухой листок, лечу, лечу, куда-то далеко-далеко, сквозь пространство и время, сквозь сотни километров и тысячелетия… Туда, откуда простому смертному нет возврата…

Я снова увидел кладбище. Но не то, на котором я был сегодня. На нем не было крестов, красных звезд, фотографических портретов. Собственно, то, что это – кладбище, я понял лишь по вертикально стоящим, грубо обтесанным каменным глыбам, стоящим на небольших холмиках. Глыбы были без надписей. Небольшие стоячие камни образовывали несколько сплошных кругов, в центре которых стоял самый настоящий склеп – высокая пирамида со шпилем, как наконечник копья, угрожающе нацеленный в небеса. Белоснежные камни её источали какой-то мертвенно-бледный, холодный свет. Возможно, они были покрыты краской, содержащей фосфор, не знаю. Во всяком случае, они светились. Вокруг дальнего круга камней стоял черной стеной густой лес, без какого-либо намека на дорогу или тропинку, ведущую сквозь него. Глядя на лес, создавалось впечатление, которое испытываешь когда играешь в компьютерную RPG, что за окружающим тебя пейзажем ничего нет. Что это – всего лишь декорация, скрывающая узкие границы игрового пространства.

Я посмотрел наверх и увидел, что небо безлунно, беззвездно, безоблачно. Такую ночь я не видел ещё никогда в жизни! Из портала склепа дул пронизывающий до костей холодный ветер. Я знал, что оттуда КТО-ТО пристально наблюдает за мной – чьи-то никогда не дремлющие, никогда не мигающие, вечные, как сама первобытная тьма, глаза.

Поддавшись безотчетному порыву, я сделал несколько шагов к склепу и подошел к самой лестнице. С удивлением я отметил, что даже с близкого расстояния рассмотреть чрево склепа было невозможно – его покрывала какая-то непроглядная, колышущаяся, живая тьма.

Внезапно, я услышал какие-то звуки. Где-то сзади раздалось какое-то заунывное пение под аккомпанемент флейт и постукивание барабана. Я посмотрел назад и увидел, что из черного леса выходит процессия человеческих фигур, облаченных в черные как ночь плащи с капюшонами, закрывающими лица. Четыре самые мощные фигуры несли длинный бледный, сделанный из слоновой кости, гроб на шестах. Остальные несли шесты с навершиями из круглых предметов, от которых исходил бледно зеленоватый, гнилостный свет разложения. Мне стало жутко и я быстро спрятался за одно из стоящих надгробий. Между тем процессия медленно подошла к тому месту, где я только что стоял. Они молча опустили гроб и встали двумя шеренгами по левую и правую стороны от него, продолжая петь под музыку.

Ужас охватил мое сердце стальной хваткой. От всех этих фигур, от заунывного пения и музыки, веяло таким духом смерти и разложения, что мне казалось, что если оно продлиться дольше, я просто-напросто умру – то ли от печали, то ли от страха. Одна мысль о том, что эти странные черные люди увидят меня, казалось мне невыносимой. Впрочем, где-то в глубине сознания я понимал, что этого не произойдет. Люди в черном, судя по всему, вообще не способны были что-либо видеть…

Наконец, тональность заунывного пения и мелодии стала повышаться. И чем больше повышалась она, тем явственнее я стал замечать, что крышка гроба начинает медленно отделяться и без помощи рук подниматься в воздух. Впрочем, мне так только показалось, потому что внимательно присмотревшись, я увидел, что крышка поднимается как раз руками, но руками – изнутри гроба!!!

От ужаса я готов был спрятать свою голову под землю, как страус, если бы только мог! Потому что просто физически не мог отвести своего взгляда от зловещего видения!

Тональность пения между тем продолжала неуклонно возрастать – басы давно перешли в теноры -, а крышка гроба, наконец, поднялась настолько, что я увидел, что же за нею скрывалось!

Молочно-белая, едва тронутая синевой кожа, выцветшее когда-то белоснежное платье, чернее воронова крыла растрепанные волосы, ниспадавшие ниже пояса, и – о, ужас – абсолютно безликое лицо! Лицо без глаз, без носа, без рта! Лицо, гладкое, как поверхность яйца!

В этот момент я стал различать отдельные слова, которые чаще всего звучали в песне черных людей – по-видимому, это был припев. Впрочем, смысл этих слов был мне совершенно непонятен.

Хтулфлу Ц’хаг!

Хтулфлу Ц’хаг!

Хаш’д Мурфлзлухлу!

Хтулфлу Ц’хаг!

От этой жуткой тарабарщины, повторяемой бесконечно, под одну и ту же плачущую мелодию, под заунывные мерные удары барабана, у меня закружилась голова. Меня затошнило.

Тем временем, жуткая обитательница саркофага окончательно освободилась от крышки и теперь сидела в нем, как какая-нибудь древневосточная царица на открытом паланкине. Сходство с царицей тем более было разительным, что она одела на свои черные волосы как корону венок из бледных лилий, который лежал рядом с нею в гробу, а все руки, пальцы и шея её были унизаны блестящими серебряными украшениями с молочно-белыми камнями, тускло мерцавшими при свете странных светильников

Наконец, на самой высокой ноте прозвучало последнее «Хтулфлу Ц’хаг», ударил в последний раз барабан, взвизгнули в агонии флейты и воцарилась замогильная тишина. Даже завывание ветра из склепа прекратилось. 

— Зачем вы потревожили сон Хтулфлу Ц’хаг? – раздался тихий шелест осенних листьев из посиневших губ. – Врата ’Аш’т Мах’т Фтхота ещё закрыты.

— Они закрыты, — проскрежетал, как ржавая дверная петля, один из черных. – Но уже есть ключ.

— Где… Он… — выдохнула опять «королева живых мертвецов», как я успел её окрестить про себя.

— Здесь, — хором отозвались черные в унисон.

Королева стала внимательно оглядывать все кладбище по периметру, причем когда она смотрела назад, ей не требовалось поворачиваться в гробу, в котором она сидела неподвижно. Двигалась вокруг одна голова.

Я буквально превратился в камень от ужаса. Безликое лицо вспыхнуло белесым пламенем и напоминало сейчас больше прожектор, какой бывает на боевых кораблях или маяках, который, медленно вращаясь вокруг своей оси, прорезывает, как нож – масло, лучом света ночную тьму. И чудовищный взгляд этого белесого прожектора неминуемо приближался ко мне!

Я всеми силами пытался спрятаться за могильный камень, а лучше – убежать, куда глаза глядят, но не мог. Я заледенел от мертвенного холода и не мог пошевелить даже пальцем, пока, наконец, светящийся лик мертвой королевы добрался и до меня.

Свет, как от очень яркой луны, на мгновение ослепил привыкшие было ко тьме, глаза, ледяной холод, пахнувший от фигуры «мертвой королевы», парализовал даже мои веки – я не мог моргать -, а её бледная, тонкая, — впрочем, изящная по форме, как будто бы вырезанная искусным художником из слоновой кости, — ручка с необыкновенно длинными черными ногтями указала на меня:

— Вот он! – прошелестела она. И все эти черные люди тотчас уставились в мою сторону и я отчетливо увидел, что за нависшими капюшонами скрывается черная пустота, а светильники на шестах – это не что иное как человеческие черепа на шейных позвонках, из глаз которых лился тот самый мертвенный свет…

Я очнулся, лежащим на полу своего гостиничного номера. Все тело было покрыто пупырышками «гусиной кожи». Я поднял глаза и увидел причину – окно было настежь распахнуто, ледяной октябрьский ветер, развевая шторы как паруса призрачного корабля, гулял по комнате. Я обнаружил, что я судорожно сжимаю в руках тонкую белую простыню.

Первым делом, я закрыл окно и включил свет – мне было жутко. Я тут же отправился в ванную и принял горячий душ. Дверь в номер была закрыта. Следов постороннего присутствия я не заметил, что было тем более странно, потому что я никогда не имел привычки спать почти обнаженным – всегда одевал пижаму. Я вернулся к кровати. Одеяло и подушка были просто ледяными, как сугробы снега.

«Да уж, — подумал я тогда. – Не умеешь пить – не пей! Надеюсь, в ресторане я ничего плохого не натворил?..»

Я надел на ноги тапочки и ещё раз внимательно осмотрел комнату, но ничего подозрительного не нашел. То, что мне приснился кошмар, совершенно ясно. Неясно было одно, кто была та девушка в ресторане? Каким образом я попал к себе в комнату? Куда пропал Егор? Что со мной вообще, черт возьми, произошло за… Я механически взглянул на часы и увидел, что они показывают без десяти двенадцать.

Подумав, что в такое позднее время беспокоить Егора не прилично, я решил оставить разрешение всех вопросов на завтра. Я лег на кровать и тут же сморщился от боли – в спину мне уткнулось что-то твердое. Я пошарил там рукой и обнаружил небольшой камешек бледно-молочного цвета, округлой формы, холодный, как ледышка. Внимательно присмотревшись при свете фонарика, я заметил, что на нем есть какие-то начертания. Я достал из ящика стола свою большую лупу и внимательно присмотрелся. На поверхности камня были видны какие-то черные трещинки, трещинки, составлявшие между собой некий порядок. Возможно, что это были даже не трещинки, а символы какие-то, иероглифы… Трещинки были тоненькие, толщиной с лапку паука, да и изгибались и кривлялись они, как лапки насекомого. Разгадать этот шифр – если это шифр – для меня не было никакой возможности, но почему-то я был уверен, что если это действительно иероглифический шифр, то здесь должно быть написано «Хтулфлу Ц’фаг».

Я снова заснул и снова мне снился кошмар. Я стоял на кладбище возле могилы моей мамы и слышал то же самое завывание, что в предыдущем сне, только из глубины её могилы. Завывание было таким сильным, что памятник на могиле слегка подрагивал, а глаза на фотографии горели как живые. Я всеми порами своей кожи ощущал, что они что-то пытаются мне сказать, но я не знал – что именно. Проснулся я уже намного после полуночи и дальше спал без сновидений.

Продолжение следует...

Похожие статьи:

Рассказы → День Бабочкина

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Демоны ночи

Рассказы → Княжна Маркулова

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]