Ничто прекрасное не было чуждо Анде. Несмотря на то, что он был главным охотником и следопытом племени, душа его всегда тянулась Ко всему яркому и красивому. Ему часто приходилось отправляться в долгие походы, где молодой охотник терпеливо и настойчиво выслеживал новое место обитания саблеухих кенгуаров, доставляющих немало проблем племени. Эти небольшие, но весьма грозные животные, отличались всеядностью и прожорливостью, поедая все: от вкусных и питательных кореньев до бизонодавров, слонозоопопотамов и буйвокраков. Один только бизонодавр мог прокормить целое племя в течение нескольких месяцев, когда на небе сменяли друг друга три красные Луны, две синие и полторы в сиреневую крапинку.
Даже в эти суровые и наполненные осторожностью, внимательностью и бегом по пустынной, пересеченной и болотистой местности, Анде восхищала окружающая обстановка. Умильную слезу утирал крепким мозолистым кулаком молодой охотник при виде красивого цветка, выросшего по прихоти матери-природы средь вонючего болота. Улыбался во все триста пятьдесят четыре мелких зуба, расположенных крепким частоколом в два ряда сверху и снизу челюсти (Он родился с этим отличием, что еще в период внутриутробного развития определило его судьбу), при виде мелкого пушистого грызуна, упорно оттачивающего, подаренный родителями, навык, на тысячелетнем ствололисте, обхват которого был равен шестидесяти мерам роста Анде.
Он с обожанием наблюдал за танцами молодых девушек племени на каждом празднике, когда удавалось вовремя вернуться из очередного изнурительного похода. Юноша ложился под раскидистым кустом пальмоагвы, подальше от суетящихся детей и подростков. И под защитой широких листов, никем не замеченный, расслаблял натруженные мышцы, уверенно боролся со сном, чтобы успеть насладиться видом полуобнаженных девушек-ровесниц, извивающихся, изгибающихся и скачущих под ритмичные звуки тамтамов.
Обычно, где-то к середине праздника веки Анде наливались свинцом, тяжелели, и он тихонько дремал, слыша, как удаляются и удаляются куда-то детский гомон, одобрительные гортанные крики юношей, звонкий женский смех и въедливая мелодия ударных…
Но чу! Охотник вздрагивает всем телом и резко просыпается – что-то в общей обстановке праздника неуловимо меняется. Анде всматривается в пляшущие фигуры и сразу же замечает ее…
Алойё светлокожа, темноволоса, тонконога и тонкорука. Ее формам могла бы позавидовать и Богиня, а объему талии самая изящная лань. Она всегда улыбчива и приветлива, на красивом лице нет и тени высокомерия. Ее менее красивые подруги высоко задирают нос и одаривают неудачливых поклонников лишь презрительными взглядами. А Алойё же без труда и стеснения может найти общий язык с каждым членом племени от мала, до велика. Кажется, что в эту юную прелестницу влюблены все…
Анде наблюдал за грациозными движениями девушки, при виде которой сердце охотника начинало стремительный марш-бросок по грудной клетке. Ему нравилось все: от тонких браслетов на руках и ногах, до цветка авворкарды в длинных волосах. Его переполнял восторг и восхищение прекрасным лицом и телом соплеменницы. Его полные губы задрожали, а нос некрасиво хлюпнул, и Анде быстро промокнул повлажневшие глаза ближайшим широким листом пальмоагвы. Еще немножко, еще чуть-чуть и Алойё переместится в танце к огню, и тогда молодой человек сможет в мельчайших подробностях разглядеть девушку… Анде не удержался, задрожал всем телом в экстатическом восхищении при виде своей Богини Алойё. Он не мог вспомнить ни одного раза, когда его душа и тело так реагировали при созерцании чего-то потрясающе прекрасного. Пожалуй, если только единожды, когда он проснулся в одном из первых самостоятельных походов, и обнаружил на своем носу бабочку, уверенно ухватившуюся за самую выдающуюся часть лица засони. Помнится, тогда их взгляды встретились, Анде пропал… Однако, бабочка не ответила взаимностью кавалеру иного вида и через некоторое время уверенно упорхнула, покинув дрожащего от чувств поклонника, проскользнув сквозь боевой захват, рассчитанный даже на тираногмураноавса. Или еще был случай, когда Анде задержался в походе, наблюдая за серебристой рыбиной, пойманной им для пропитания. Он не смог решиться выпотрошить это совершенство природы, лишить ее тело мелкой, божественно ровной в каждой чешуйке, поверхности. Он соорудил небольшую заводь, куда поместил свою прелесть, и наблюдал за ее медленными и величественными движениями, пока голод окончательно не взял верх над чувством прекрасного и не заставил-таки съесть добычу на завтрак. Этот случай молодой охотник старательно избегал воскрешать в памяти, пытаясь забыть собственноручную порчу чего-то живого и прекрасного. Однако, совесть его периодически бунтовала и уверяла носителя, что чиста и невинна. Если бы охотник не утолил тогда голод, то мир стал бы намного ущербнее без его присутствия.
Анде беззвучно рыдал, восхищаясь Алойё. Его руки сжимали древко верного копья, а ноги с крепкими длинными ногтями разрывали мягкую влажную почву. Молодой человек даже не чувствовал, что постепенно проваливается в яму, собственнноножно выкопанную за короткое время, пока длился танец женской половины племени.
Недавний дождь, сделавший чернозем мягким и податливым, сослужил для охотника с одной стороны хорошую службу – в порыве экстатического наслаждения при наблюдении за вожделенной девушкой, молодой человек, увлекшись, не повредил кожный покров мозолистых ступней – раз, не сломал ни одного ногтя, при помощи которых так легко взбирался на деревья, – два. Но с другой стороны, увесистый холм нарытой земли, нависший над крепким мускулистым телом Анде, из угольно-глинистых недр которого с удивлением и опаской взирали на юношу жучки, червячки и пара кротонозайцев, с тихим чмоканием и чавканьем стал неумолимо шевелиться, двигаться и расползаться, точно подчиняясь волшебному ритму басистых тамтамов и топоту многочисленных пляшущих ног… Так продолжалось недолго: Анде бился в объятиях чувства прекрасного. Земляной вал амплитудно колебался, но уверенно надвигался на экстазирующего молодого охотника. Жучки, червячки и кротонозайцы таращились на человека, даже не пытаясь прикрыть раскрытые челюсти, на острых зубцах которых бликовали отблески праздничного кострища.
Бой тамтамов почти слился в единое целое, от его гулких ударов содрогался нетолько ноготворный холм, но и земля, вся планета, подчиняясь ритмичным битам древней мелодии. И, вдруг, Вселенная застыла в статической эйфории, когда на самой высокой и одновременно низкой ноте оборвалась музыка деревянно-кожаных музыкальных инструментов. Застыли, закатив глаза, умелые барабанщики. Замерли, воздев руки к темному небу, танцовщицы, проглотив резкий выдох, возможно, радости, а, возможно, усталости. Зависли налету небольшие разноцветные птички, юрко гоняющиеся за гнусом, черным облаком, кружившимся над праздничной площадью. Замерли саблеухие кенгуары, пытающиеся отдохнуть на месте своего нового стойбища, куда громким эхом проникали звуки веселого гульбища. Застыли реки, моря и океаны, забыв выпростать на берег очередную волну. Она так и остановилась с удивленно взъерошенной барашковой пеной над изумленно наморщенным лбом, а пара крабов застряли в импровизированных глазницах, четко формируя имитацию человеческого лица, где в районе рта так удачно торчала голова морской рыбины с губами, сложенными бантиком. Зависли абсолютно все Луны в ближайших параллельных Вселенных, а Солнца упали в обморок, не желая подсвечивать случившееся во всех его подробностях. И, в конце концов, Анде перестал биться о мягкий земляной покров, рыдая и стеная от переполнявшего его тело, душу и сознание ощущения чего-то настолько прекрасного, что невозможно было вобрать в себя глазами, ушами, обонянием, порами,руками, ногами, совками, лопатами и вагонами, вагонами, вагонами… Замер и ноготворный земляной холм со всеми его обитателями, объединившись в едином порыве со всем до сих пор существующим на земле и в небе…
Замер, но не обладая столь великим терпением, как окружающая его флора и фауна, начал медленно, но верно, двигаться в заданном направлении, а именно, в сторону замершего с выпученными глазами охотника. Холм еще немного посомневался, но добрые с лица, но злобные внутри кротонозайцы, напрочь лишенные не только музыкального, но и любого другого слуха, клацнули своими кровожадными челюстями, и земляной вал под дикий визг и стрекот жучков, червячков и пресловутых кротоно-зай-завров с довольным чавканием обрушился на ушедшего в анабиоз охотника, с довольным урчанием погребя под собой всю его фигуру от мозолистых пят до курчавой маковки.
И кто сказал, что в начале было слово? В начале было движение! В нашем случае катализатором оказался тот самый ноготворный земляной холм.
Именно в тот момент, когда ненасытная чавкающая куча погребла под собой закуклившегося в своем экстазирующем сознании молодого человека, все вокруг вновь пришло в движение. Барабанщики в изнеможении уронили руки на натянутые мембраны тамтамов, танцовщицы завизжали и повалились друг на друга, яркие птички продолжили щелкать клювами, охотясь на мелкий гнус, а реки, моря и океаны вновь начали размеренно дышать, приходя в себя после странных метаморфоз во Вселенной.
Большая морская рыбина разлепила полные губы из положения «бантик», перевела их в положение «плотоядная улыбка» и скрылась в морской пучине, где она всегда могла найти, чем заморить червячка после нервических и психологических потрясений. Все вновь возвращалось на круги своя. Все, кроме впавшего в летаргический экстаз Анде…
Давно разошлись празднующие, давно погасло высокое пламя кострища, давно три Луны сменились ярким Солнцем, да не один раз, а два по три, а затем три по два… Охотник так и продолжал возлежать под собственноножно изготовленной ловушкой. Жучки и червячки исследовали вдоль и поперек все его тело. Прогрызть мышцы, сведенные судорогой, полакомиться крепкими ногтями для обогащения хитиновых пластин кальцием, проникнуть сквозь широкие ноздри и ушные раковины в попытке добраться до мягкого и притягательного человеческого мозга почему-то ни у одного из жучно-червячной породы не получилось. Так и лежал Анде, под землею погребенный, но не тронутый, не пожеванный и неповрежденный. Лишь некоторые из особей давно исчезнувших представителей подземной флоры и фауны, не оставивших о себе памяти для современного человека, смогли тогда добраться до волосяного покрова незадачливого охотника, лишив его полностью на всем теле от пят до курчавой… Теперь уже лысой головы.
Но сколь ни было бы острым и всепоглощающим чувство прекрасного по отношению к Анде, экстатирующий кокон не вечен, как не жаль… Так что, единственный охотник и следопыт племени постепенно приходил в себя. Он попытался разжать двойную челюсть, но понял, что в этом мероприятии ему что-то отчаянно мешает. Нечто, сильно придавившее полные губы, да и все лицо в целом. Пошевелиться тоже не было возможности, Анде почти не чувствовал рук и ног. Но паника – это не то чувство, что первым приходит к бывалому охотнику. Молодой человек аккуратно просканировал внутренний резерв собственного организма, пришел к выводу, что в запасе есть еще несколько часов, и решительно начал двигать одеревеневшими ступнями, ощущая, как пятифаланговые пальцы, взрывают крепкими когтями все еще мягкую и податливую почву. Так, в который раз, не совсем веселый, но находчивый охотник племени выбрался из передряги. Под пальмоагвовым кустом сначала появилась небольшая земляная воронка, следом из нее показались грязные ноги сорок седьмого современного размера с крепкими слегка обломанными ногтями, а следом за ногами и сам Анде, извивающийся червяком, с плотно прижатыми к гладкому безволосому телу руками по швам.
Молодой человек шумно отдышался, расправляя большой объем могучих легких, пару раз кашлянул, выплюнув только что попавших в рот жуков и червячка подросткового вида, и прилег отдохнуть на прежнее место дислокации под пальмоагвовым кустом.
Его сознание бродило где-то в ареале обитания подсознания, которое на время спряталось в глубинах мозговых извилин, пытаясь нашептать, что в таком виде нельзя показываться дома, а нужно для начала помыться и сплести тростниковую юбку взамен так опрометчиво утерянной набедренной повязки. Анде согласно кивнул рациональному решению, привычно поднялся на четвереньки и, подражая саблеухим кенгуарам, шустро углубился в цветущие джунгли по направлению к ручью с кристально чистой питьевой водой.
- Жениться тебе надо, сынок, - мать Анде гладила его по лысому, совершенной круглой формы, черепу, - мы тебе же и невесту приглядели. Ее отец согласие дал.
- Невесту, - молодой охотник нахмурил девственно гладкие надбровные дуги, - это кого же вы мне определили? Страшную в жены не возьму.
Юноша в сердцах шарахнул деревянной ложкой по столешнице, от чего столовый прибор отчаянно крякнул, подумал, да и треснул ровно посередине черпального ложа. Анде удивленно взглянул на дело ручищ своих и замер, восхищенно разглядывая идеальные пропорции и геометрию союза трещины и ложки.
- Да, - задумчиво покивала мать охотника племени, - это ты от меня унаследовал, да перенаследовал это чувство прекрасного. Нет бы, в отца пошел…
В эту же секунду жердево-травяной дом содрогнулся, впуская в свои недра двоих пришедших – огромного мужчину, лицом и фигурой похожего, как две капли воды, на Анде, и девушку, увидев которую молодой охотник чуть не поперхнулся бананово черепаховой похлебкой.
- Анде, сынок, - пробасил мужчина, - я тебе невесту привел. Об официальной регистрации брака мы с ее отцом уже договорились, так что остались одни формальности. Думаю, наш жрец обвенчает вас завтра. Поздравляю вас, дети мои, можете поцеловать друг друга.
- Извини, отец, - молодой охотник встал из-за стола, почтительно наклонился, гулко ударившись о столешницу покатым лбом, - извини и ты, мать…
Родители сердито воззрились на собственное чадо, а новоиспеченная невеста приоткрыла рот, чтобы сказать нечто, едва удерживающееся на языке, но Андей воздел руку в изящном жесте, прерывая попытки присутствующих сделать непоправимое.
- Мое чувство прекрасного, - продолжил юноша, не обращая внимания на быстро растущую шишку точно по центру смуглого лба, - не позволяет лобзать невесту пред очами горячо любимых мною родителей. По традиции нашего племени я, как настоящий мужчина и охотник, должен провести ритуал уволакивания будущей жены в кусты, где парой лобзаний предъявить на девушку собственнические права…
- Так что же ты тут растекаешься мыслью по древу, - вскричала новоиспеченная невеста, всего через сутки жена. Она уверенно схватила жениха за лопоухий слуховой орган, заставив юношу нагнуться и в позе всеядного кенгуара последовать за ней, дабы покинуть родительскую хижину.
- М-да, - хитро улыбнулся отец Анде, - кто бы мог подумать, что у прекрасной и хрупкой на вид Алойё окажется настолько уверенный и жесткий характер…
- Это большой подарок небес для нашего мальчика, - согласилась мать, - только такая крепкая натура, как у нашей невестки, сможет удержать Анде от никому ненужной охоты за прекрасными видами флоры и фауны.
- Я тоже на это надеюсь, - неуверенно пробурчал себе под нос отец.
-
Анде украдкой смахнул слезу умиления. В идеально вскопанных, геометрически правильно расположенных грядках зарождалась новая жизнь. Маленькие ростки будущих овощей тянулись к ласковому теплому Солнцу, радуясь красотам природы и заботе человека, которому было так близко и понятно чувство прекрасного.
Алойё удалось сделать невозможное – она убедила мужа, что красоту можно увидеть во всем, для этого не нужно тратить время на многодневную охоту, добычей которой являлись лишь впечатления и эмоции. Расчетливая и рациональная жена сумела пустить энергию мужа в нужное русло, и теперь их хижина была самой красивой и богатой во всем селении. Огород, тянущий на звание «плантация», вызывал зависть и агрономный ажиотаж средь населения. И теперь, все работоспособное племя чеканным строевым шагом подходило к новому витку цивилизации, сменяя охоту и собирательство на землепашество и животноводство.
А все потому что… Красота – страшная сила!
Похожие статьи:
Рассказы → Дерись или умри... ( поэтическая миниатюра )
Рассказы → Кровавый перстень ( сказка ).
Рассказы → Убийца (миниатюра )
Рассказы → Изгoй
Рассказы → Демон пустоты
Всего-то и нужно было - подселить к Анде красоту-страшную силу ))))
Но зато поняла, что недаром наградила его 47-ым размером омозолистой обуви, да пальцами о пяти фалангах. 
принять два всем очам видных факта:
