Лаванда.
ЧАСТЬ 2.
Первое время ей каждую ночь снились кошмары, но тяжелая прохладная рука, ложилась ей на лоб, гладила ее по начинавшему отрастать ежику волос, и ласковый голос начинал говорить что-то хорошее, успокоительное. Она обхватывала эту руку, как утопающий соломинку, и кошмар уходил, уступая место сну без сновидений.
Они бродили от селения к селению, от лесов к горам, от болот к морю. Казалось, их перемещения не имели смысла, но папа-Лось всегда знал, куда они направятся утром. Лаванде, впрочем, было все равно, куда они идут. Она влюбилась в своего спутника сразу и навсегда и готова была идти за ним, хоть на Край Света. Чтобы не делал, чтобы не говорил, папа-Лось, даже когда методично избивал ее, приучая ставить защитные блоки, даже когда чуть не утопил ее, обучая плавать, он всегда был прав.
И ведь обучил же. И блокам, и плавать. И метать ножи, и драться на палках. И даже чувствовать спиной недобрый взгляд.
Рюкзак его был полон разных непонятных штуковин (приборы – говорил папа-Лось). Когда они проходили в новое место, это могло быть поле или лес, озеро или развалины Старых Городов, спутник Лаванды доставал эти штуковины и смотрел в них, что-то записывал, нажимал какие-то кнопки, и даже, иногда, разговаривал с ними. Правда, они никогда не отвечали. А еще у него была разноцветная цветная картинка – карта – на которой папа-Лось что-то все время чертил, рисовал и писал. По ней же он и находил новые места.
В пути им попадались поселки. Они делились на живые и мертвые. Мертвых было много.
— Слишком много, — вздыхал папа-Лось, что-то черкая в своей карте на привале.
Жуково, Фефелово, Жарковский, Нелидово…
Иногда они заходили в такие места, редко – делали привал. Но никогда не оставались в мертвых поселках на ночь.
Старица, Редкино, Кашин, Петровск…
Иногда папа-Лось наводил на очередной мертвый поселок один из своих приборов, и запрещал Лаванде в него входить.
— Смерть еще там, — говорил он.
Кольчугино, Судогда, Спас-Клепики, Захарово, Михайлов…
Однажды девушка видела в одном из таких мест бродившие там фигуры, похожие на людей, но ее напарник все равно не пустил ее на разведку.
— Это покойники, — сказал он, — Просто они еще не заметили, что умерли…
Овинцы, Заозерье, Митьково, Луковниково…
Если же им попадался на пути живой поселок, вперед посылалась Лаванда. Она должна была выведать, как это место называется, и что там живут за люди. Чем кормятся, что умеют делать, о чем мечтают. И кто у них главный.
Поначалу у нее не очень получалось. Чужаков, даже таких малолеток, как она, нигде не жаловали. Ладно было, если поселок был большой. Можно было сойти за жительницу дальней околицы. Но таких попадалось совсем мало. В основном были деревушки, где все друг друга знали в лицо.
Пару раз ее попытались обратить в рабство, несколько раз почти изнасиловали, а один раз, папа-Лось чуть не опоздал, местный староста чуть не отрубил ей левую стопу ( в этой деревне почти у всех молодых девушек были покалечены ноги – чтобы не убежали).
Но папа-Лось всегда появлялся вовремя. Он безошибочно находил ее в запутанных улочках и переулках, доставал свои папаганы, и начинала литься кровь. После таких случаев он был очень недоволен, и тренировки Лаванды становились все длиннее и труднее.
Вот с чем у них не было проблем, так это с едой и одеждой. Иногда спутник Лаванды все же оставлял ее одну. Он уходил примерно на полдня, а когда возвращался, рюкзак его был полон еды, патронов, иногда он приносил и кой-какую одежду. Так у Лаванды появились куртка и штаны. Добротные, хоть и размера на три больше, чем нужно было. Ничего – рукава закатали, штаны обрезали и подпоясали таким же широким ремнем, какой был у папы-Лося. Получила девушка и пару прочных высоких ботинок на шнуровке. А однажды папа-Лось принес ей короткую, острую, как бритва, саблю с длинной рукояткой. Папа-Лось сказал, что она называется катана.
— Вообще-то женщинам она не положена, но учитывая обстоятельства,… — сказал он, — Ты дай ей имя. Так принято.
— Молния, — сказала Лаванда, глядя на блестящее лезвие, — Я назову ее «Молния».
С этого дня он стал учить Лаванду убивать. А уже через неделю она открыла свой счет покойникам.
В очередном поселке какой-то громила с мутными глазами и гнилым запахом изо рта попытался подмять девушку под себя. Лаванда молниеносным ударом рассекла его от плеча до паха, выпуская его кишки наружу. После этого на нее уже никто не посягал. В этом поселке.
За каждое убийство пап-Лось жестоко ее избивал. До кровавой пелены перед глазами, до хрипа из отбитых легких. А после лечил, приговаривая:
— Убийство – большой грех. И я — твоя епитимья.
Но, как бы то ни было, личный счет Лаванды продолжал пополняться.
Щекино, Дубна, Бабынино, Машкино…
Она сдерживала себя, старалась ограничиться угрозой, метательным ножом в ногу или отрубленным ухом. Но когда навстречу попадаются сразу четверо до одури накурившиеся черной травы, становится не до политесов. На свет являлась «Молния» и снова лилась кровь, которую папа-Лось научил ненавидеть.
Время шло. Лаванда действовала все уверенней и хладнокровней, она научилась находить общий язык и со старостами, и с главами Рода, и с купцами, и с бродягами. Даже бандитов с большой дороги ей не всегда приходилось убивать. Папе-Лосю все реже приходилось спешить ей на помощь.
— Ты самая моя живучая мартышка, — говорил он иногда. И в ту ночь любил ее особенно нежно.
Так, в пути, минуло два года. Лаванда была счастлива. Дорога была бесконечной, ее возлюбленный – непобедим. Что еще надо для девочки, живущей в мире, ввергнутом в Ад и хаос, в ее четырнадцать лет?
Она еще не знала, что все кончается. Но все кончилось.
Однажды папа-Лось сказал:
— Все. Пора возвращаться.
С этого дня движение ускорилось. Возлюбленный Лаванды перестал делать пометки на карте, лишь иногда посматривал в нее, намечая путь на завтра. Они обходили поселки, и папа-Лось уже почти не возился со своими приборами. Он теперь не уходил куда-то за продуктами, еду приходилось экономить. Лаванда не спрашивала, куда они идут, еще в борделе ее отучили от лишних вопросов, она только с каждым днем чувствовала нарастающую в сердце тревогу, а по ночам ее снова стали мучить кошмары.
По вечерам папа-Лось стал вдруг рассказывать Лаванде сказки про некий прекрасный мир. Мир, где почти не болеют, где умываются горячей водой, где нет голода и холода, где все ходят в красивой и чистой одежде, и где люди не убивают друг друга.
Лаванда молча его слушала, хотя ей так хотелось заткнуть уши руками. Она ничего не хотела знать про мир, в котором не было для нее места. И куда направлялся — теперь она поняла – папа-Лось.
А дорога все больше задиралась к верху, они вступили в предгорье, и теперь им приходилось преодолевать все больший уклон. Иногда они попросту карабкались по крутым склонам, но папа-Лось вел ее все дальше и дальше в горы. Расстояния между деревьями увеличилось, и лес стал каким-то прозрачным, стало видно далеко вперед.
Однажды, когда они шли вдоль небольшого ручья, стекавшего откуда-то с вершин, Лаванда увидела далеко впереди какого-то человека. Одет он был в одежду зелено-бурого цвета, а в руке держал штуку, похожую на бердану, которую мама-Гюрза хранила у себя в комнате, и к которой у нее не было патронов. Лаванда привычно сбросила рюкзак и шагнула вперед, нащупывая рукоятку «Молнии». Но папа-Лось в этот раз поймал ее за шиворот:
— Стой и не вмешивайся, — и первым пошел навстречу человеку, мирно разведя руки в стороны.
Тот замер на мгновение, потом бросился вперед. Лаванда, хоть и далеко было, приготовила метательный нож к броску, но тут они обнялись и стали хлопать друг друга по спинам.
— Жив, Лосяра! – услышала Лаванда: — Жив чертяка! Три года! Где тебя черти носили?
— Что, похоронили уже меня? – похохатывал папа-Лось в ответ, — Я еще на ваших поминках напьюсь…
Лаванда подняла рюкзак и медленно подошла к месту встречи. Человек в зелено-буром оказался не намного младше папы-Лося. Голова его была обмотана такого же цвета косынкой, с завязками сзади, в правом ухе блестела желтая серьга. Человек потер длинный нос и, глянув на Лаванду, вопросительно поднял бровь.
— Это моя мартышка, — ответил папа-Лось на невысказанный вопрос, — Удачная попалась. Два года со мной.
— Это Веня-Шахтер, — представил он своего знакомого Лаванде, — Мой давний знакомец.
Вечерело, и нужно было останавливаться на ночлег. Лаванда насобирала дров, развела костер, наломала лапника для лежанок… Все это время папа-Лось и его давний знакомец не прекращали разговора, не обращая на нее никакого внимания. Возлюбленный Лаванды иногда усмехался, однако чаще — хмурился, слушая рассказ Вени. Девушка с равнодушным видом прислушивалась, но мало что понимала.
Сначала Веня спрашивал папу-Лося о маршруте и о том, все ли закладки оказались на месте. Потом речь зашла о землетрясении и том, что шахты завалило, и гора держится на честном слове. Потом перешли к о какому-то Латою, который помер, беспорядкам и кровопролитию, и к некоей Пани Брыльской, которая, хоть и сука, но порядок навела. Девушка отошла к ручью, чтобы набрать воды для похлебки. А когда вернулась, увидела, что папа-Лось с мрачным видом называет имена, а его знакомый односложно отвечает:
— Убит, убит, убит…
Потом они надолго замолчали, а потом Веня сказал, что, мол, принято решение покинуть бункер. Мол, еще одно землетрясение, и их там всех завалит нахрен. Лаванда, как раз разминала и засыпала в котел брикеты горохового супа, рука ее дрогнула и она просыпала часть на землю.
Мало кто его видел, но всякий знал – есть такие места, называемые БУНКЕР. А еще всякий знал, что нет места опаснее, чем в окрестностях массивных железных дверей, упрятанных в скальных тоннелях или скрытых в лесной чаще. Никто не смог еще открыть эти двери, но иногда они все же открывались. Сами. И оттуда появлялась смерть. Один клиент рассказывал в Борделе, что собственными глазами видел, что там обитают многорукие и многоногие демоны. Точно такой оторвал его напарнику голову и насадил ее на пику у входа. Другой трепался, что, когда двери открываются, из недр земли выползают огромные личинки и жрут все на своем пути, землю, деревья – что ни попадется. А человечину они просто обожают…
Папа-Лось еще долго болтал с Веней. Тот достал из сумки на плече железную баклагу, и они, по очереди, прикладывались к ней, хмелея на глазах.
Лаванда, молча, улеглась на свою лежанку, но долго не могла заснуть. Она лежала с закрытыми глазами и думала, что вот ее мир рухнул, она больше не нужна своему кумиру, и как жить теперь. Да и стоит ли жить вообще?..
Конец 2-ой части.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема планетарного масштаба
Рассказы → Вспышки на Солнце [18+]
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Повод, чтобы вернуться
Рассказы → Проблема галактического масштаба
