Маска Агасфера Часть 3 /из "Пленника похоронной упряжки"/
в выпуске 2016/01/25~~
А как вам нужно, чтоб на вас глядели,
Бесстыдные старухи?!..
/Шекспир «Макбет»/
Как и у всех отъявленных мерзавцев, чутьё опасности у Камбиза отличалось повышенной остротой. Он безошибочно чувствовал, куда и когда нужно уходить, чтобы избежать нежелательной встречи. Вскоре после того, как он скрылся, с противоположной стороны, за ближайшей каменной грядой послышались хриплые, шамкающие голоса, переговаривающиеся между собой гнусаво и визгливо.
Прошло ещё несколько минут томительного ожидания, и на поляну выступила многочисленная компания весьма странного и непритязательного вида. Это были женщины, в подавляющем большинстве своём весьма преклонных лет. Однако, несмотря на почтенный возраст, внешний вид их наводил на мысль о каком-то невероятно разнузданном дикарстве, соединившем в себе самые примитивные и убогие формы человеческого существования.
Все, как одна, были невероятно грязны, косматы и босы.
Почти каждая несла на себе клеймо какого-либо безобразного природного изъяна в виде кривобокости, тяжёлого горба за плечами или же сложения карлицы.
И не было среди них ни одной, про которую можно было бы сказать, что время пощадило её, оставив на увядшем челе печать мудрого и почтенного благообразия.
Более отвратительных и отталкивающих физиономий мне никогда не приходилось встречать в своей жизни!
Кутаясь в какие-то невообразимые лохмотья, старухи нестройным табором брели по дороге, поддерживая друг друга за руки, опираясь на костыли и длинные суковатые палки.
Одну из них, самую старую и дряхлую, разбитую, по всей видимости, параличом, подруги несли на самодельных носилках. Она, то ли уже будучи сильно навеселе, то ли по причине старческого слабоумия пела высоким, надтреснутым голосом какие-то дикие песни, подвывая при этом, как волчица, или же принималась выкрикивать колдовские заклинания, перемежёвывая их с непотребными ругательствами.
Приблизившись к столу, старухи, подобно мифическим гарпиям, облепили его со всех сторон, издавая невообразимый клёкот и гомон. Традиционные сборы гамамелиса и полночной ворсянки, судя по всему, закончились успешно. Похваляясь одна перед другой собранным урожаем, ведьмы выставляли на стол оплетённые бутыли с вином из белены и болиголова и выкладывали из котомок припасённую снедь, от которой на милю тянуло невыразимым смрадом.
Не переставая переговариваться, обмениваясь между собой гнусными шуточками, от которых тошнота подкатывала к горлу, старухи не торопясь приступили к трапезе - и вдруг возбуждённый галдёж их прервался…
Я понял, что они заметили мой гроб.
- Смотрите-ка, подружки, - визгливо закричала одна из них. - Вот радость-то! Похоже, сегодня у нас будет настоящий праздник! У кого-то опять не хватило духу довезти покойничка до кладбища самоубийц, и он решил порадовать нас, бедных и больных, несчастных бабушек. Грех отказываться от такого подарка, коль скоро он сам просится на наш стол?! Всё-таки не перевелись ещё добрые люди на этом свете, чего бы там про него ни говорили!..
Трудно вообразить себе более мерзостное ликование, чем то, которое устроили старухи по поводу предстоящей поживы. Эти гиены в обличье женщин не гнушались ничем. Их острые зубы перемалывали любую гадость: при случае они могли запросто полакомиться и мертвечиной, не побрезговав самым разложившимся её состоянием.
Но всё ж-таки живая плоть была для ведьм предпочтительней всего - она считалась у них особым деликатесом! - и легко представить, насколько возросли бы их восторги, если б они знали заранее, что в гробу заперт живой человек?!
Повскакав с мест, ведьмы с хохотом и визгом подбежали ко гробу, легко подняли его вместе со мной на руки и, торжествующе вопя, понесли к столу. «Полакомимся всласть! Полакомимся всласть!» - радостно переговаривались они, с нетерпением царапая когтями деревянные борта гроба.
Это были незабываемые мгновения, в течение которых я успел проститься со всем, что связывало меня с этим миром!
С оглушительным треском ложе предполагаемого мертвеца было установлено посредине стола. Затем под общий одобрительный вой, один за другим, заскрежетали отпираемые запоры, приближая момент ужасной развязки…
В ожидании скорого разоблачения, я с окаменевшим сердцем прислушивался к звучному щёлканью над собой, машинально ведя ему счёт. Мне почему-то запомнилось, что с каждой стороны было по четыре крепления, и, соответственно, на счёт восемь крышка должна была отлететь в сторону, представив меня во всей красе взору моих мучительниц…
Картины моей неминуемой гибели - одна мрачнее другой - вставали перед моими глазами во всей своей отвратительной неприглядности.
Я уже слышал над собой хлопотливый шум крыльев Священных Ворон и видел себя растерзанным, расклёванным, растащенным на мелкие кусочки. Я уже чувствовал, как в моё тело вонзаются острые вороньи клювы, а также хищные зубы ненасытных людоедок - и молил Всевышнего только о том, чтобы страшная процедура эта закончилась моей смертью как можно скорее.
Однако крышка всё же осталась на месте, хотя, для того, чтобы открыться, ей не хватило самой малости...
Неожиданно над головами ликующих горгулий властно зазвучал чей-то голос, принадлежавший, как я понял, ведьме, явившейся на место пиршества с некоторым опозданием.
- Не трудитесь понапрасну, подруги, - спокойно произнесла вновь подошедшая, и её слова прозвучали как-то очень внушительно над хором беснующихся старух. - Вы зря радуетесь, рассчитывая на хорошую поживу. В этом гробу нет ничего, что могло бы прийтись вам по вкусу. Там лежит муляж, изготовленный в виде покойника. Нет даже необходимости заглядывать внутрь, я знаю это наверняка, - говорившая, судя по всему, пользовалась здесь немалым авторитетом, потому что при первых же звуках её голоса вся орава затихла, послушно отступившись от гроба. – Скажу вам больше, - всё так же уверенно продолжала она, - с помощью этого муляжа в нашу Долину проникли двое, которые хотят выкрасть у нас маску Агасфера!..
Как ни был напуган я предстоящей расправой, как ни страшила меня перспектива пойти на корм священными воронами, но это обращение заставило на какой-то момент позабыть об участи, меня ожидавшей.
Я был поражён даже не столько тем, что говорившая была прекрасно осведомлена относительно наших с Камбизом планов - /по крайней мере, до тех пор, пока они не претерпели определённых изменений/ - сколько удивлял сам голос, показавшийся очень и очень знакомым.
Да-да, едва лишь прозвучали первые слова, я уже готов был поклясться, что слышал этот голос совсем недавно, и не только слышал, но и напрямую общался с его обладательницей - только вот где и когда?.. Вспомнить о том мешало определённое неудобство положения, занимаемого мной.
- Знайте, подруги, - говорила между тем неизвестная, продолжая завораживать меня знакомыми интонациями. - В эти самые минуты, когда мы сидим с вами за пиршественным столом, готовясь употребить в трапезу мнимое угощение, двое наглецов, довольные своей хитрой проделкой и уверенные в успехе, уже карабкаются вверх по базальтовому столбу! Наша святыня находится в большой опасности, а нам всем грозит страшное оскорбление, смыть которое можно только кровью!! Смерть дерзким похитителям!!!
- Сме-е-е-е-ерть!! - истошно завопили старухи, вновь приходя в состояние неописуемого возбуждения.
Похоже, что сама идея кого-то казнить, растерзать, лишить жизни действовала на них воодушевляюще, заметно прибавляя сил и бодрости.
Завывая на все лады, скорые на расправу старухи принялись скакать и прыгать вокруг стола, словно блохи на подогреваемой плите. Неистово размахивая своими посохами и костылями, они совершали при этом такие заковыристые манипуляции растопыренными пальцами, будто уже заранее расчленяли пойманную жертву на части, отрывая кусок за куском от воображаемой плоти.
Затем, по знаку своей атаманши, ведьмы мигом снялись с места и, скандируя «Поймать и растерзать!», всем табором направились в урочище Долины ловить «дерзких похитителей».
Последней уносили на носилках дряхлую парализованную ведьму.
Не имея возможности бежать вместе со всеми, она, охваченная всеобщей ажитацией, размахивала своими длинными и костлявыми, похожие на высохшие ветви, руками, издавая при этом такие пронзительные вопли, что перекрывала временами весь визжаще-орущий хор…
Когда ведьмы ушли, и ошалелые крики их затихли за каменной грядой, я открыл глаза, и несколько раз спросил сам себя: остался ли я в живых или нахожусь уже в том переходном состоянии, когда само слово «жизнь» воспринимается как нечто отстранённое, маловероятное и существующее лишь отчасти?!
Убедившись в первом, положительном варианте ответа, я попробовал пошевелить пальцами на руках и ногах и с немалым удивлением обнаружил, что мои похолодевшие конечности, как ни странно, не утратили ещё возможности двигаться.
Остановленные в последний момент чьим-то загадочным голосом и безоговорочно приняв на веру сказанное, ведьмы ушли, не потрудившись заглянуть под крышку даже из простого любопытства. Но я-то прекрасно понимал, что сам по себе этот подарок судьбы стоит немногого, и что мне дарована лишь незначительная отсрочка.
Рано или поздно старухи должны вернуться назад, гроб в любом случае будет ими вскрыт и проверен - и уж тогда мне не миновать самой лютой расправы…
Правда, сейчас ситуация для меня несколько изменилась.
И если пару минут тому назад я изъявлял готовность покориться судьбе, то теперь испытывал решимость бороться до конца за свою жизнь.
Моё деревянное узилище уже не представляло собой несокрушимую твердыню, как прежде.
Помня о том, что большая часть креплений сброшена, я предпринял очередную попытку вырваться из тесного плена - и теперь эта затея удалась на удивление легко.
Стоило мне лишь упереться руками и ногами в ненавистную крышку, как она тут же без видимых затруднений отлетела в сторону - и желанный выход на волю был для меня открыт!..
Медленно и осторожно, словно заново знакомясь с окружающим миром, я выбрался из гроба и, утвердившись обеими ногами на земле, не испытал первые минуты ничего, кроме мучительно-болезненного неудобства, являвшегося прямым следствием моего долгого стеснённого заточения. Почти суточное пребывание в одной позе привело к тому, что все мои члены, онемев от неподвижности, отказывались мне подчиняться.
/Мне даже пришлось прямо тут, у пиршественного стола проделать несколько гимнастических упражнений, дабы обрести прежнюю форму и вновь почувствовать себя физически полноценным человеком./
Но это, конечно, было не самое главное.
После несостоявшейся по непонятным причинам казни, сам факт моего освобождения выглядел столь невероятно-неожиданным, что я не сразу смог принять его. Сознание не поспевало за действием. Поначалу я даже опасался закрыть глаза, подозревая, что, открыв их, вновь увижу над собой вместо неба всё тот же крепко сколоченный деревянный щит.
Кроме того, при всех особенностях моего чудесного выхода на волю, нельзя было не принять во внимание на одну любопытную и странную деталь…
Ведьмы не учуяли запаха человеческого тела, то есть моего запаха - и это невзирая на то, что я практически находился у них в руках?!
Куда же девалось их хвалёное обоняние?!
Быть может, другие, какие-нибудь более острые и характерные запахи сыграли здесь свою положительную роль и сбили с толку старых ищеек?
Скорее всего, в том повинна была сосновая смола /так мне тогда подумалось/, застывшая на срезах гробовых досок прозрачными, янтарными каплями. Источая тяжёлый пряный аромат, она и послужила защитой не менее надёжной, чем настойка тимьяна и ежеголовника.
Человеку, чудом спасшемуся от неминуемой гибели, нет смысла обременять себя поиском подходящих тому истолкований. В такие минуты всё кажется простым, естественным и легкообъяснимым.
В любом случае, других объяснений у меня не было, да я их особенно и не искал.
Поразмыслив немного над своим нынешним положением, я пришёл к выводу, что причин радоваться по-настоящему у меня очень мало. О спасении же, как таковом, говорить и вовсе не приходилось.
Прежде всего, было неясно, где именно я нахожусь?!
Когда я только выбирался из гроба, первой моей мыслью было сразу вскочить на подводу, что привезла нас сюда, и гнать во весь опор из этих проклятых мест. Но сейчас, в противовес ей, возник вопрос: в какую, собственно, сторону гнать? Куда направлять лошадей? Разве была у меня возможность запомнить маршрут, если за ходом поездки приходилось наблюдать через узкую щель между досками, да и то, в тех только случаях, когда солнце не слепило глаза?! Конечно, я не сумел ни разглядеть, ни запомнить что-либо при таком скудном обзоре!
Также у меня не было и карты, но даже если б она имелась, толку от неё было бы немного.
Ночная мгла, опустившаяся на долину, была столь непроницаема, что любая попытка выбраться отсюда самостоятельно казалась немыслимой. В быстро сгущавшемся мраке исчезали и таяли последние из запомнившихся ориентиров. Гигантские валуны меняли привычную форму и, расплываясь, подобно чернильным каплям на промокательном листе, сливались в сплошную, бесформенную кучу.
Заблудиться в подобных условиях представлялось делом наиболее вероятным, после чего неизбежное попадание в лапы пещерных ведьм являлось уже вопросом времени.
Ничто так не гнетёт душу одинокого путника, как вероятность быть застигнутым врасплох ночной мглой в месте глухом и незнакомом. Если же при этом существует угроза встречи с ужасными созданиями - порождениями тьмы - то, в таких случаях, душевные треволнения оборачиваются настоящей пыткой
Вскоре тоска и уныние вновь начали овладевать мной.
Я никак не мог сообразить, что же теперь делать дальше? Как следовало правильно поступить, чтобы остаться живым? Откуда ждать помощи?!.. И чем более напрягал я свой мозг, принуждая его к поискам выхода, тем сильнее на меня накатывало отупляющее состояние безысходности, говорившее о том, что отсюда мне не выбраться никогда.
Так в тщетных и безуспешных раздумьях быстро утекало драгоценное время, а мои шансы на спасение уменьшались с каждой минутой…
И вот, когда я совсем уже отчаялся что-либо изобрести, неожиданно голову мою озарила ослепительная идея!
Я вдруг подумал, что выбраться из этих гиблых мест мне поможет тот, кто завлёк меня сюда. Да-да, я имел в виду именно Камбиза! Поскольку он безо всяких церемоний собирался использовать меня в своих целях, то мне теперь, что называется, велел воспользоваться его услугами сам Господь Бог.
В силу каких-то внутренних убеждений я не сомневался в том, что вновь увижу его. Мне изначально думалось, что такой ловкач и проныра, как Камбиз, обязательно найдёт способ выскользнуть из когтей разъярённых старух, даже если те возьмут его в кольцо.
Чутьё подсказывало мне, что нам суждено встретиться ещё один раз, причём для каждого из нас эта встреча окажется решающей.
Я старательно закрыл гроб, из которого выбрался и накинул на крышку замки так, как если б он оставался по-прежнему нетронутым. Необходимо было убедить Камбиза в том, что я ещё нахожусь в ловушке. Если бы гроб был раскрыт и вокруг не наблюдалось никаких следов кровавой расправы - это могло бы показаться ему подозрительным, что уже совсем было мне не на руку.
Создав видимость пребывания жертвы на прежнем месте, я залез в повозку и забился, как мышь, под густой ворох ветоши и соломы. Сжавшись в комок и постаравшись стать как можно незаметнее, я стал терпеливо дожидаться возвращения своего напарника…
Мои расчёты оказались верны. Ждать пришлось недолго.
Вскоре за камнями послышались торопливые шаги, и на поляну выбежал мой вероломный друг, целый и невредимый.
Поначалу я даже не признал его - с таким перекошенным лицом он воротился назад. Камбиз был бледен, как выходец с того света, и тяжело задыхался, словно от быстрого бега. Испуганно вздрагивая, он бережно прижимал к груди, какой-то небольшой, похожий на тарелку, плоский предмет, завёрнутый в синюю тряпицу.
«Вот, дьявол! - услышал я его дрожащий голос, когда, подойдя к повозке, он сунул свой свёрток под солому рядом с тем местом, где притаился я. - Эти старые крысы как с цепи сорвались! Что происходит?! Почему они не задержались здесь подольше? Какого чёрта их понесло сразу к столбу? Что случилось?!.. Помедли я хоть секунду, они разобрали бы меня по косточкам, - по мере того, как он разговаривал так вслух сам с собой, его суетливая нервозность всё возрастала. - Что же могло выгнать их отсюда? Неужели мой дружок пришёлся им не по вкусу?! Или же…»
Тут он повернулся к столу и замер с раскрытым ртом…
Вид нетронутого, нераскрытого гроба поразил его несказанно.
Камбиз был изумлён до такой степени, что забыл как о шаткости своего собственного положения, так и о том, что каждая минута промедления может стоить ему жизни.
Чуть помешкав, он приблизился к столу, таращась на гроб так, словно увидел его впервые.
«Ну, дружище Асаф, вот уж воистину - ночь чудес!- ошеломлённо произнёс он, проверив предварительно крепления на крышке и убедившись, что все они надёжно заперты. - Никак не ожидал, что наши пути вновь пересекутся. Сказать по правде, эти милые старушки с каждым разом удивляют меня всё больше. Уйти и оставить без присмотра такую чудную коробочку?! Как-то на них это совсем непохоже. Ну, если они пренебрегли таким превосходным лакомством, то даже не знаю, что им после этого и предлагать-то?!.. Однако позволь мне воспользоваться случаем, дружище, и поблагодарить тебя ещё раз за оказанную услугу. Только благодаря твоей неоценимой поддержке я смог, наконец, осуществить свой замысел…. Но ты, я вижу, тот ещё упрямец?! Всё молчишь и молчишь?! - с наигранной сердитостью вскричал вдруг он, постучав костяшками пальцев по крышке гроба. - Не хочешь и словом обмолвиться со старым другом?! Нехорошо, брат… Ну, ладно-ладно, я не сержусь, потому что понимаю прекрасно, что тебе сейчас не до меня. Я удаляюсь и, если хочешь, могу передать привет от тебя красавице Кали. Думаю, ей приятно будет узнать, что ты принял смерть с её именем на устах!..»
Душа этого человека была черна, как дёготь!
До какой же степени надо было растерять в себе последние остатки человечности, чтобы, воспользовавшись услугами чересчур доверчивого товарища, заманить его в благодарность за всё в ловушку и, оставив на верную смерть, ещё и напутствовать в столь издевательской манере!
Меня всего трясло от негодования, когда, лёжа под ворохом соломы, я выслушивал эти горестно-фальшивые сентенции в свой адрес. Кулаки мои чесались от нестерпимого соблазна, но я смирял себя, как мог, хорошо понимая, что малейшая несдержанность с моей стороны погубит всё дело.
Любой ценой надо было дать ему возможность вывезти меня за пределы Долины, и только там, где заканчивалась власть пещерных ведьм, можно было позволить себе всё.
Наконец, Камбиз вспомнил, что промедление смерти подобно и заторопился. Произнеся напоследок «Прощай, добрый друг, и на этот раз - навсегда!», он повернул к повозке, но, сделав три шага, остановился опять.
«Да, кстати, - воскликнул он. - Как я мог забыть об этом?! Огромное спасибо тебе и твоей тётушке Лукреции за уникальное снадобье. Оно-то мне сейчас очень пригодится. Ведьмы наверняка пойдут по моему следу и не исключено, что придётся затаиться в какой-нибудь дыре. Но раз у меня есть такое великолепное средство, которое защитит от их глаз и носов, то чего же, спрашивается, мне бояться?! Так что ты, друг мой, - ещё раз тебе спасибо огромное! - можешь быть за меня совершенно спокоен!»
«Успокоив» меня таким сообщением, Камбиз поспешил перейти от слов к делу.
Мне хорошо было видно, как, достав из моей котомки пузырёк с мазью, мой бывший товарищ, сбросив куртку, с великим старанием натирает себе торс волшебным снадобьем. Невзирая на спешку, он тщательно натёр мазью грудь, плечи, живот, большую часть вылил себе подмышки. Израсходовав на себя всё содержимое, Камбиз отбросил опустевшую склянку в сторону, быстро оделся, после чего вскочил на повозку и, уже ничего не говоря, щелкнул кнутом…
Как уже было сказано, тьма в этих местах обладала какими-то уникальными свойствами. Несмотря на то, что ночь была ясная, и на небе светила полная луна, в Долине светлей от этого не становилось.
Камни, словно покрытые чёрным, брабантским бархатом, без остатка поглощали весь свет, излучаемый луной, и повсюду - куда ни глянь - царил один и тот же непроглядный мрак.
Впрочем, Камбиз, судя по всему, хорошо знал дорогу. К тому же он прикрепил к хомутам лошадей два горящих факела, которыми запасся заблаговременно, и теперь, пользуясь таким освещением, уверенно вёл повозку через каменные завалы.
Обутые в «мягкую обувь» лошади бежали вперёд резво и при том относительно бесшумно, унося нас всё дальше от места сатанинских сборищ.
Разумеется, мой друг уже полностью забыл про меня и теперь целиком сосредоточился на своих проблемах. Он, похоже, заранее поздравлял себя с победой, хотя и не мог не понимать, что об успешном окончании дела говорить пока рано.
С завидной ловкостью управляясь с лошадьми, Камбиз, не переставая, бормотал что-то себе под нос. Ему, конечно, в голову не приходило, что кто-то может его слышать, и потому отдельные фразы, обронённые им, беспрепятственно долетали до моих ушей.
«Поскорее бы выбраться из этой чёртовой дыры, - сквозь зубы цедил Камбиз, напряжённо всматриваясь в даль. - Поскорее бы… ведь эти старые крысы просто так не отстанут… Но где же они?.. Почему так тихо вокруг? Неужели они до сих пор не заметили пропажу маски? Ах, скорее бы, скорее бы вырваться отсюда… - так беспрестанно подгонял он сам себя. - О, Господи! Когда же кончатся эти проклятые валуны?!..»
До выхода из Долины, по моим расчётам, оставалось совсем немного, когда я всё же решился себя обнаружить. Растущая ненависть к этому человеку, подогреваемая неутолимой жаждой мести, выгнала меня из моего укрытия.
Не считая более нужным скрываться, я подполз поближе к вознице и утвердился за его спиной подобно Немезиде, суровой богине возмездия. Теперь он всецело был в моих руках, и я мог покончить с ним одним ударом. Меня удерживало лишь одно: прежде чем привести в исполнение свой приговор, я хотел ещё раз посмотреть негодяю в глаза.
И когда Камбиз, поглощённый своими мыслями, в очередной раз пробормотал «Неужели эти проклятые камни никогда не кончатся?!», я, наконец, не выдержал.
«Для тебя они не кончатся никогда, - произнёс я над самым его ухом. - Можешь считать их своими надгробными камнями, и, будь уверен, лучших надгробий тебе не найти».
Если бы похищенная маска Агасфера вдруг ожила и, заговорив на человеческом языке, обратилась к нему по имени, даже это, я думаю, не произвело бы на него большего впечатления.
Издав дикий вопль, Камбиз развернулся ко мне всем корпусом, и гримаса, исказившая его лицо, сочетала в себе странную смесь крайнего изумления и смертельной ненависти.
«Ты-ы?! - выдохнул он, усиленно моргая глазами, будучи, видимо, не силах сообразить, каким образом сумел я выбраться из запертого ящика и перенестись на мчащуюся повозку. - Ты жив, Асаф?! Не может этого быть!»
«Да, друг мой, я жив, к огромному несчастью для тебя, - отвечал я, от души наслаждаясь его потрясённым видом. - Как видишь, ведьмы не причинили мне вреда. Может, они заранее знали, что им попадётся жертва покрупнее и пожирнее, а потому решили не портить себе аппетит перед настоящей трапезой. Ну, и, кроме того, за маску Агасфера, как ты сам понимаешь, они будут грызть тебя с особым усердием, так что отдай-ка её пока не поздно мне».
Услышав слово «маска», Камбиз весь позеленел от злобы.
Он даже издал при этом сдавленный, тонкий горловой призвук, очень схожий с писком крысы, на которую наступили в темноте ногой. Затем, что-то вспомнив, оживился и ловким движением выхватил из-за пазухи пистолет.
«Ты хочешь маску, мой находчивый Асаф, - и ты её получишь, - злобно прошипел он, целясь мне прямо в лицо. - Через секунду твоя физиономия будет представлять из себя великолепную маску, самую лучшую из всех, какие я встречал когда-либо в своей жизни. Вытекшие глаза, окровавленная улыбка и чёрная дыра на лбу послужат ей наилучшим украшением».
«Не делай глупостей, Камбиз, - спокойно сказал я, видя, как дрожит пистолет в руке предателя. - Ты очень остроумно придумал, как обеззвучить бег своих лошадей, чтоб те не производили лишнего шума, а из пистолета стрелять не боишься?! Что ж, если ты уверен, что грохот от выстрела не разнесётся по всем уголкам долины, то тогда не медли, нажимай на курок, но учти, что, избавившись от меня, ты сразу сообщишь о своём местонахождении пещерным ведьмам. Давай-давай, дружище, помоги им поскорей обнаружить похитителя маски, стреляй, не мешкай!..»
Мучительная судорога пробежала по лицу подлого человека. Вовремя сообразив, что я прав, он, изрыгнув проклятье, отбросил пистолет в сторону.
«Хочу добавить ещё вот что, дружище, - всё так же хладнокровно продолжал я. – Ты говорил, что маску на двоих не поделить. Знаешь, я с тобой полностью согласен. Один из нас должен будет навсегда остаться в этой долине, и у меня есть все основания полагать, что это будешь именно ты…»
В глазах Камбиза полыхнул дьявольский огонь.
Отпустив вожжи, он бросился на меня, рыча, словно дикий зверь. В его руке, только что державшей пистолет, сверкнуло остро наточенное лезвие.
Я был готов к подобному развитию событий, но не ожидал, что всё произойдёт столь молниеносно. В последний момент я успел-таки перехватить запястье руки, сжимавшей оружие, и в падении увлёк нападавшего за собой.
Сцепившись в едином клубке, мы покатились по дну повозки, вырывая друг у друга кинжал и пытаясь вонзить его в грудь противника.
Жилистый Камбиз был сильнее меня, но я превосходил его в ловкости, к тому же сознание собственной правоты удваивало мои силы. Так, одержимые взаимной ненавистью, мы совсем позабыли о том, где находимся, а упряжка, между тем неутомимо неслась вперёд…
Разумеется, долго так продолжаться не могло.
Экипаж, оставшийся без управления, стало болтать из стороны в сторону. Сперва он зацепился одним бортом о валун, потом другим, от следующего удара у него отскочило колесо, а затем со страшным треском лопнула ось…
Завалившись на бок, повозка ещё ползла какое-то время по земле, словно огромный зверь с передавленным хребтом; в заключение она села передом на острый камень, выступавший из земли, и, расколовшись пополам, замерла навсегда.
Постромки, державшие упряжку, оборвались.
Почуяв свободу, лошади рванулись вперёд и через секунду исчезли во мраке.
Крушение положило конец нашему поединку.
Силой удара мы были разбросаны в разные стороны. Момент катастрофы застал нас обоих врасплох, но мне относительно повезло. Я приземлился довольно удачно, умудрившись ничего не сломать себе при падении. Однако когда я попытался вскочить на ноги, как тут же получил жестокий удар по лбу, нанесённый каким-то небольшим, но увесистым, металлическим, плоским предметом.
Нельзя сказать, чтобы удар был очень сильный, но его хватило на то, чтобы я упал опять, потеряв на этот раз сознание…
………………………………….
Очнулся я незадолго до рассвета, в час, когда косые, волокнистые струи тумана - предвестники пробуждающейся зари - протянулись с востока на запад, избороздив поперёк корявое, словно изъеденное оспой, дно долины.
Придя в себя, я не успел ещё открыть глаз, как почти сразу услышал множество визгливых, надтреснутых голосов, оживлённо переговаривающихся между собой где-то совсем неподалёку.
Не имело смысла гадать, кому принадлежат эти голоса.
Это были пещерные ведьмы!
Грохот ломаемой повозки, конечно же, оповестил их о несостоявшемся бегстве похитителей. Мерзкие старухи мигом примчались к месту катастрофы и теперь усердно рыскали среди разбросанных обломков, стараясь найти наши тела. Судя по возгласам, ведьмы были обозлены до крайности. Ни меня, ни Камбиза отыскать никак не удавалось, но, что самое главное, вместе с нами бесследно пропала и маска Агасфера.
Место моего падения находилось сравнительно недалеко от разбитой подводы. Я лежал на земле, тесно зажатый в узком пространстве между двумя большими камнями, и, затаив дыхание, ждал, чем закончатся эти поиски.
Ведьмы несколько раз проходили рядом с моим убежищем, но меня почему-то не замечали. Между тем сердце моё в эти мгновения билось, как набат, и мне казалось, что только глухой не способен услышать такого неистового боя.
Каждую секунду я ожидал, что меня обнаружат. Мне так и чудилось, что вот-вот кто-нибудь из них потянет носом и закричит: «Чую, сестрицы! Вот отсюда, кажется, тянет человечиной! А ну-ка посмотрим, кто забрался вон в ту щель?!»
Далее они заглянут в узкое пространство между камнями и увидят меня, лежащего ничком. И мне, сумевшему благополучно выбраться из гроба и почти добравшемуся до выхода из Долины, всё ж-таки придётся пойти на их пиршественный стол в качестве угощения.
Я готовил себя именно к такой развязке, но всё получилось иначе…
Неожиданно над раздражённым, старушечьим сбродом вновь зазвучал всё тот же властный голос, один раз уже отведший от меня угрозу смертельной опасности.
«Не суетитесь понапрасну, подруги, - спокойно и уверенно произнесла их атаманша. - Похитители всё равно окажутся в наших руках - деваться им некуда. А для того чтобы найти их, вовсе не обязательно переворачивать все близлежащие валуны. Я всучила одному из них настойку ежеголовника, сумев убедить, будто это защитит их от ваших носов. Чего греха таить, наши носы уже не те, что в былые времена: они не могут улавливать знакомые запахи с прежней лёгкостью. Но волшебная мазь облегчит нашу задачу! Достаточно произнести заклинание ***, как ежеголовник тут же вопьётся добротными ежовыми колючками во все натёртые мазью места, после чего оба болвана сами укажут нам на себя. Давайте-ка для верности произнесём заклинание хором, и увидите! - результат не замедлит сказаться»…
Здесь мне пришлось обеими руками зажать свой рот и для верности уткнуться носом в песок, чтобы предупредить вопль небывалого изумления, готовый сорваться с моих уст.
Ибо только сейчас я понял, кто это говорит!
Моя милая тётушка Лукреция! Добрейшая из домохозяек! Та, которая являлась для меня образцом добропорядочности и благочестия, и к которой я питал почти сыновние чувства. Она… она специально всучила мне эту мазь, чтобы было удобнее отыскать меня, если нам вдруг удастся где-нибудь затаиться!
Значит, Лукреция заведомо готовила меня на роль жертвы?!
Неужели - она..?!
Не-ет!! Это было слишком чудовищно, чтобы оказаться правдой!!..
Я всё ещё медлил поверить в коварство той, которую почитал, как родную мать, а она, между тем, деловито давала наставления своим товаркам, продолжая терзать моё сердце знакомыми, родными интонациями.
«Слушайте внимательно, сестрицы. Эти двое не могли далеко уползти. Я чувствую, что они где-то тут, совсем рядом. Той, которая услышит их первой, я позволю откусить им по одному уху. А потом сделаем так. Одного зажарим на костре для себя, а второго отдадим Священным воронам. Надо всё же позаботиться и о наших милых пташках: они уже давно не лакомились живой человечинкой».
Камбиз, притаившийся, как и я, где-то неподалёку, наверняка слышал эти разговоры. Нетрудно себе представить, что с ним творилось в ту минуту. Уж он-то, спасая свою шкуру, намазался заветной мазью сверх всякой меры. Ни капли не осталось в опустевшей склянке. Но теперь его минуты были сочтены.
Действие колдовского снадобья сказалось моментально.
Не успели ещё затихнуть слова заклинания, как из-за ближайшего валуна послышались жалобные крики, говорившие о том, что уколы ежовых колючек оказались слишком болезненными, чтобы их можно было перетерпеть молча.
Это и решило исход поисков.
Огласив округу победными воплями, ведьмы вытащили моего напарника из укрытия и принялись вершить над ним суд.
Конечно, они были разочарованы тем, что в руках у них оказался только один похититель. Немилосердно тряся бедолагу, словно ватную куклу, старухи, не переставая, грозно вопрошали его: «Где твой приятель? Он был с тобой? Куда вы девали маску?».
Но Камбиз словно не понимал, о чём его спрашивают.
Он вопил, не переставая, истошным голосом, дёргаясь, словно паралитик, а если какая-нибудь из ведьм, разозлённая его упрямством, кусала его в порыве злобы, то переходил на визг и заливисто визжал, точно поросёнок, которого ведут на убой.
С остановившимся дыханием ожидал я, что мой компаньон обязательно скажет им, что на повозке мы были вместе, и что я сейчас прячусь где-то поблизости - но этого почему-то не произошло.
Такое непредсказуемое благородство с его стороны спасло мне жизнь. Однако, получилось так, я думаю, вовсе не благодаря тому неожиданно великодушному порыву, какое иной раз обнаруживает себя в сердцах даже самых законченных мерзавцев.
Камбиз с удовольствием сдал бы меня с потрохами, несмотря на то, что это ничуть не облегчило бы его собственной участи. Мне повезло, что к тому моменту, когда его схватили, Камбиз от страха буквально потерял рассудок. Он был напуган до такой степени, что утратил всякую возможность что-либо соображать и потому ничего полезного сказать ведьмам не мог.
Он, не переставая, вопил и визжал, пытаясь вырваться из лап своих мучительниц, чем основательно взбесил их. Поняв, наконец, что от него ничего не добьёшься, старухи потащили несчастного к Зеркальной Скале, над которой, /судя по отдалённому шуму крыльев/, уже начали подниматься тучи Священных Ворон, учуявших добычу.
В суматохе старые совсем забыли про меня, а возможно, решили, что мне удалось улизнуть из долины каким-то иным путём. Так или иначе, их поиски больше не возобновлялись.
Последней место действия покидала тётушка Лукреция.
Я лежал так, что не мог видеть её, зато мне хорошо были слышны её шаги - близкие и теперь тоже очень узнаваемые.
Она долго ещё крутилась возле места катастрофы.
Ожесточённо втягивая в себя воздух обеими ноздрями, она злобно фырчала, расшвыривая ногами обломки повозки, и бормотала себе под нос проклятья, никак, видимо, не желая смириться с мыслью, что мне как-то удалось уйти. Но, похоже, нюх у неё, действительно, был уже не тот, что прежде. Моё убежище так и осталось нераскрытым.
Наконец, ушла и она.
Я пролежал в своём укрытии, недвижимый и безгласный, едва ли не до полудня, не смея высунуть нос наружу.
Сознание того, что ты остался цел и невредим, приходит чрезвычайно медленно, особенно если ты не один раз уже попрощался с этим светом и вполне отчётливо успел увидеть себя со стороны в виде бездыханного, изуродованного трупа.
Жаркие лучи полуденного солнца вдохнули, наконец, жизнь в моё измученное тело и заставили меня подняться на ноги.
Шаг за шагом я осторожно выбрался из своего укрытия и, оглядевшись по сторонам, смог убедиться, что положение моё, в целом, не так уж и плохо.
До выхода из Долины оставалось не более двухста шагов. Нам с Камбизом не хватило самой малости, чтобы выскочить отсюда. Не оборви наши лошади постромки, они смогли бы вытянуть повозку за пределы царства Синих Камней и, как знать, быть может, там, в других условиях наш поединок имел бы иное продолжение.
Не могу сказать, что я испытывал какие-то злорадные чувства по отношению к своему напарнику. Несмотря на то, что Камбиз обошёлся со мной подло и жестоко, его кончина не могла не вызвать у меня искреннего сочувствия. При всей низости совершённого им поступка, участь, выпавшая на его долю, была, на мой взгляд, слишком ужасна и бесчеловечна.
Но судьба распорядилась по-своему.
В любом случае, изменить ничего было нельзя и единственное, что оставалось - это поскорее покинуть эти места и забыть всё случившееся, как кошмарный сон.
Ободрённый скорым выходом из Долины, я двинулся было вперёд, но в этот самый момент что-то выразительно звякнуло у меня под ногой…
Внутри у меня так всё и замерло.
Ещё до того, как я перевёл глаза вниз, мне уже было ясно, на что я наступил.
Под каблуком моего башмака лежала маска Агасфера!..
Это она, вылетев вместе за мной из гибнущей повозки и отскочив рикошетом от камня, хлестнула меня жёстким ребром своим по лбу как раз в тот момент, когда я собирался положиться на резвость своих ног. /Шрам от этого удара я до сих пор храню на своём лице/.
Теперь поверженный паучьеликий Агасфер лежал, прижатый моей пятой, и, таращась на меня дырками пустых глазниц, улыбался своей бронзовой, загадочной улыбкой.
Некоторое время я молча разглядывал это блестящее, с глубинной празеленью лицо, о котором в народе ходило столько всяческих небылиц. Я смотрел на него и долго не решался взять в руки, словно позабыв о том, что именно оно являлось главной целью затеянного нами похода. Сильное сомнение одолело вдруг меня, заставив задуматься над тем: а стоит ли доводить начатое дело до конца?!
Прошло немало времени, прежде чем я, движимый каким-то тёмным, безотчётным чувством, непонятным мне самому, поднял маску и, аккуратно завернув её в синюю тряпицу, сунул себе за пазуху…
Похожие статьи:
Рассказы → Маска Агасфера Часть 2 /из "Пленника похоронной упряжки"/
Рассказы → Маска Агасфера Часть 1 /из "Пленника похоронной упряжки"/
Рассказы → Маска Агасфера Часть 4 /из "Пленника похоронной упряжки"/
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |