В соавторстве с DaraFromChaos
***
Первой очнулась Алла.
— Вернемся на землю, транклютирую, гад, — услышал Айболит, выдернув из ее нервного узла за ухом семидюймовую иголку.
— Если бы мне платили по пять копеек за каждое обещание транклютации, я бы давно стал миллионером, — недовольно буркнул Шестьдесят Шестой, склоняясь над Ильиным.
После пробуждения Сочинского добрый доктор собрал целую коллекцию из всевозможных приговоров, с приведением в исполнение по возвращению на Землю.
В разведывательно-спасательные экспедиции действительно отбирают людей, способных к трезвомыслию, даже после глубокой комы. И ежу понятно, что без чудесного доктора Айболита вернуться домой будет проблематично до невозможности. А посему расправу над слишком умным роботом можно отложить до более подходящих времен.
Впрочем, об этом догадывался и сам Шестьдесят Шестой. Он не стал вступать с неблагодарным экипажем в дискуссии, а просто укатил в темный угол, где трансформировался в белый ящик с красным крестом.
— Влипли, — прохрипел Сева, пытаясь через стрейч-пленку растереть вспухшие от иглоукалывания уши. — По самое то!
— Младший лейтенант Сочинский, — скомандовал командир, пытавшийся консервным ножом вскрыть собственную пуленепробиваемую упаковку. — Отставить панику на борту!
— Не влипли, а вляпались, — поправила Алла, вглядываясь в иллюминатор. — Фу! Гадость какая!
Среди всей троицы она единственная смогла всласть почесать зудящие места, поэтому ее переживания слегка притупили невыразимую зависть остальных.
— Напомните, когда вернемся домой, найти автора этой пленки, — мрачно процедил сквозь зубы обычно миролюбивый Сева.
— И всех его соавторов до седьмого колена тоже… — добавил Ильин, с интересом рассматривая обломок консервного ножа, и прикидывая, с какой силой и скоростью Айболит всаживал в них с Севкой иголки, чтобы пробить стрейч-бронепленку.
Он отбросил обломок и выглянул в иллюминатор.
— Ого! — присвистнул он. — Знатно нас засосало. Глянь, Сева — словно Все-Зла-Дея наизнанку вокруг нас вывернуло.
Проникшись силой собственного воображения, командир поперхнулся, резко позеленел лицом и первым бросился в туалет. Все остальные дружно рванули вдогонку.
Поэтому, когда запоры люка были растворены желудочным соком жука-коррозира, и в отсек ворвалась команда захвата, там было казарменно зелено и пусто.
— Что будем делать? — шепотом спросили командира, приникшего к замочной скважине.
— Тихо! — сдавленно цыкнул Ильин подчиненным. — И без ваших «Что будем делать» до тесноты тошно. Спасатели, блин. Какого лешего все в одну кабинку кинулись?
— Командир, — деликатно напомнила о своем присутствии Алла. — Это вообще-то женский туалет. Ты-то чего здесь делаешь? Про Севку я молчу, ему простительно, он за тобой не то что под букву «Ж», а в огонь и медную трубу кинется…
— Ладно, мать, — пошел на мировую Ильин. — Будем считать: очко в твою пользу. Что у нас дальше по плану? Как хлеб-соль выносить будем?
Нашим героям не пришлось ничего торжественно выносить. Их самих торжественно вытащили из тесной кабинки и за ноги поволокли на выход.
***
По городским улицам их везли на каком-то допотопном динозавре. Старая, заплесневелая зверюга осторожно подхватила гнилыми зубами ношу и затрусила по выстланной чешуей дороге.
Когда земляне пришли в себя и немного пообвыклись, то выяснилось, что прозрачные стенки пленившего их кальмара, а также промежутки между зубами позволяют хорошо обозревать дивный новый мир.
Короткая экскурсия вызывала дружное позеленение лиц.
— Гадость! — озвучила общее мнение Алла.
Возражать ей никто не стал, так как гадостью было все.
Из местных достопримечательностей за кальмаровой кожей видно было только шоссе, мощеное рыбьей чешуей, да шаткие грибницы многоквартирных домов с окнами, затянутыми прозрачной, на манер бычьего пузыря, слизью. За всю поездку глаза землян ни разу не отдохнули на обыкновенной прямой линии. Они согласились бы даже на банальную окружность, так как та предполагала, пусть умозрительную, но ровную линию диаметра… Увы! в местном полужидком мире безраздельно царил его величество Сплайн. От переходящих друг в друга изгибов цвета внутренностей кальмара головы кружились сильнее, чем от центрифуги тренировочного центра будущих космолетчиков.
***
На аборигенов не действовали ни угрозы, ни мольбы, ни проклятья, ни шлепки в мягкотелую дверь камеры.
Удары помещение сносило молча, только по стенам проходило волнение, отчего они покрывались капающей на пол слизью. В результате, не сговариваясь, Ильин с Аллой забрались на Сочинского. Командир из-за брезгливости, а морпех — из нежелания промочить ноги.
— Вот гады! — с чувством произнесла Алла. — Даже у нас с курсантами человечнее обращались.
— По ним заседание галактического трибунала плачет! — поддержал Ильин.
Где-то внизу согласно булькнуло.
— И ты у меня, Сочинский, под трибунал пойдешь, — ласково пообещал командир, с ненавистью посмотрев на пускающего пузыри Севу. — За идиотизм в квадрате! Ну ладно еще люк на ходу открыл, с кем не бывает, но какого ананаса ты поллитровку кокнул? Тоже мне, анархист-бомбометатель выискался.
В следующем бульке Ильин уловил нотки чистосердечного раскаивания по поводу впустую ушедшей водки.
— Что-что? — деланно приложил ладонь к уху Ильин, — отставить пузырение, гражданин Сочинский! Прекратить нарушать субординацию!
— Командир, — тронула его за рукав Алла, — может, простим его? А? Все-таки он старался...
— За старание и отвагу медаль! Однозначно! — отрезал командир. — Но посмертно! Через военно-полевой суд! Как минимум через гауптвахту, чтобы дошло лучше!
Надо признать, что во время битвы за туалет экипаж сражался отчаянно. И безрезультатно. Смертоносные удары Аллы бесследно растворялись в мягкой псевдоживой броне инопланетян, а джиу-джитцу было неприменимо из-за склизкости нападавших и врожденной брезгливости Ильина.
Однако тактика командира не уступала восточным выкрутасам в эффектности. Первый силач в бригаде, крепко расставив ноги, он уверенно отмахивался от превосходящих сил противника вырванным с корнем унитазом. Фаянсовый друг остался у него в руках, когда капитана за ноги вытаскивали наружу.
Что до Севы, то тот поднялся с пола последним, и, не найдя ничего подходящего, извлек из уцелевшего мешка бутылку, всунул в узкое горлышко обрывок туалетной бумаги и истово защелкал найденной в кабинке зажигалкой. Едва бумага занялась пламенем, младший лейтенант растолкал товарищей и со страшным «Лягай!» из фильма «А зори здесь тихие» метнул поллитровку. Та звонко разбилась об пол, загасив слабое пламя.
В ответ на применение смертоубийственного оружия, случись тому быть в других руках и при иных обстоятельствах, вражеские солдаты недоуменно переглянулись, пожав плечами, затем один из них вытащил из кобуры на бедре трепыхавшегося кальмара, и произвел ответный бросок.
Ничего интересного шелезякская техника не обнаружила.
Животное не стало взрываться, или брызгать ядовитыми чернилами, а попросту сграбастало всю троицу щупальцами и, раздувшись до подходящих размеров, засунуло себе за щеку.
Барахтаясь в осклизлом мешке, Ильин с Аллой попытались навалять Севке: Ильин — за разбившуюся бутылку «Надежды столичной», а Алла — за компанию. Правда, делали они это скорее для проформы, разумно сберегая силы для будущих переговоров.
И вот теперь, отдыхая на мягком и относительно сухом Сочинском, запыхавшаяся команда ожидала появления какого-нибудь официального лица.
***