Не понимаю

…Так и сказала – честно: «Не понимаю». Привыкла уже. Раньше стеснялась, пыталась догадаться, что они там бормочут, кивала в ответ, улыбалась. И всё равно ничего не понимала. Молодая была, глупая. Думала, что и так проживу. Приспособлюсь. Не получилось. Жизнь свое взяла.
И вот я, как законопослушный обыватель, две недели назад приехала в НИИЯ на комплексное обследование. Чтобы ученые специалисты окончательно разобрались и вынесли вердикт о моих коммуникативных способностях. От которых я, мягко выражаясь, не в восторге. Отсутствуют они. Напрочь. Я так считаю. А вот профессора еще лелеяли какую-то надежду. То ли на чудесное исцеление, то ли на скрытые возможности организма, который при определенном воздействии включит модифицированную вторую сигнальную систему. И все решали – какое воздействие ко мне применить, чтобы меня активировать. Будто я им специфическое устройство, нуждающееся в техническом обслуживании.
НИИЯ в Берлине – последняя инстанция, куда они смогли меня пропихнуть. Домашние светила решили, что если и там не помогут, то и нигде больше. Будешь, деточка, жить, как прежде. В смысле, как доисторический человек: не понимая людей соседнего племени. Притом, что меня-то все понимают и очень хорошо. Обидно как-то.
Приехала с Олегом, сопровождающим от российского центра языка, который по-русски еще говорил и мне пересказывал, о чем между собой профессора бормочут. Мне супра именно так слышится – невнятным бормотанием, от которого голова болит. Отдельные звуки, вроде, человеческие, но никак в связные слова и предложения не складываются. Кажется, напрягись, Вика, еще чуток, и расшифруешь их над-язык. Ан, нет. Всё не как у людей.
Когда супра стал повсеместно распространяться, все вокруг меня думали, что я прикидываюсь. Дурю всех, одним словом. Ну, не может же человек не понимать таких простых мнемонических принципов! Понимать-то я их понимала, а воспроизвести не могла. Мама меня по разным врачам водила, и все руками разводили: дескать, не может такого быть! И, следовательно, я не существую. Приходилось им доходчиво доказывать обратное – действием. Пока, наконец, не наткнулись на настоящего специалиста, Льва Гавриловича. Он-то и раскусил мою уникальность. Заинтересовал ею светил науки, и понеслось…
Из полноценного члена общества я в одночасье стала изгоем. Инвалидом по языку. Причем, единственным в своем роде. У обычных людей как? Выучат они эти десять правил и сразу начинают на супре шпарить. И все их понимают: и русские, и японцы, и какие-нибудь банту. Будто те на их родном языке говорят. Никаких переводчиков не надо. А мне наоборот, представляется, что попала я в заграничную заграницу. Даже в собственном городе. Потому что обратно с супры на родной язык перейти больших усилий стоит, и никому этого не надо.
Едва я приехала, собрали консилиум. Олег переводил. Начали с малого. С азов. Дескать, где вы родились, когда, и не было ли травм головы.
Я им объяснила, что абсолютно здорова. Травм нет и не было. Головой не стукалась. Руки-ноги – в наличии. Внутренние органы – не поражены. Мышцы – в тонусе. Физиология – выше среднего. Умственное развитие пропорционально физическому. И вообще, всё это в медицинской карте отмечено. Пустая она у меня, только физиологические параметры прописаны и детские прививки. Выдана петербургским анклавом в соответствии с международными критериями двадцать один год назад.
Специалисты посовещались и решили с другой стороны зайти. Может, пять лет назад, когда все супрой овладевали, со мной что-нибудь необычное случилось и повлияло на мое восприятие правил. И пошло:
— Кто был вашим наставником в овладении супрой? Как у вас дикцией? Как с кратковременной памятью? А с долговременной? На что вообще жалуетесь?
И подобный псевдонаучный бред. Хотя, им, может быть, так привычнее. Они же лингвисты, а не врачи. Но не могла же я им прямо отвечать, что жалуюсь на их бессмысленные вопросы, а с остальным, кроме понимания супры, у меня всё в порядке. А профессора всё не угомонятся:
— Вы умеете читать? Печатные знаки? Письменное написание? От руки пишите? Как часто? Как долго осваивали десять правил вхождения в язык? Были ли какие-нибудь результаты?
— Мне эти десять правил во сне снятся. В кошмарах. Клубками завиваются наподобие змей и шипят, что я не могу их выучить. А так долго старалась – почти год. Потом бросила.
Это их, видно, добило. Потому что обычному человеку средних способностей на супру больше недели не требуется. Самый главный откашлялся и после обсуждения, которое Олег не стал пересказывать, с умным видом вынес вердикт:
— Нам могут помочь только генетические исследования.
Тоже мне, новость! Мне об этом еще Лев Гаврилович говорил, дома. Только в России геном определять дорого и долго, по сравнению с Европой. А если НИИЯ сам предложит, да за бесплатно, кто ж откажется?
— Отлично! – сказала я. – Приступайте. Я на всё согласна, поскольку дееспособная. И документ на этот счет у меня имеется.

После генетического исследования приговор вынесли в два счета: «Выборочная сенсорная афазия, совмещенная с моторной». А вот с лечением затруднились. Дескать, мое неприятие супры обусловлено отсутствием специфического гена в ДНК. То есть, большинство людей мутировало, а я еще нет. На мое робкое предположение о возможности мутировать с помощью современной медицины профессора посмеялись и хором предложили, чтобы я не лезла в те области науки, в которых ни сном, ни духом. «До свидания, деточка», — попрощались они через Олега и выпроводили меня за ворота их НИИЯ.

И вот теперь первый же встреченный за воротами человек меня о чем-то спросил, а я ничего не смогла ему ответить, кроме сакраментального «не поняла». А потом стала его разглядывать. Мужчина, в белых брюках и полосатой футболке. Высокий, светловолосый, с короткой стрижкой и фигурой борца. Симпатичный. Я чуть ли не рефлекторно улыбнулась.
Мужчина удивился моим словам, сделал внутреннее усилие, сопровождаемое характерной гримасой, и произнес фразу на немецком. Немецкого я не знала, но это был хотя бы человеческий язык.
— Русский, — сказала я. – Только русский. Мне нужно вернуться домой, в Россию. Не покажете дорогу в аэропорт?
Мужчина помотал головой, развел руками, а потом ткнул пальцем в мощные грудные мышцы. И назвался. Имя прозвучало слегка не по-человечески и состояло почти из одних согласных. Что-то вроде «Хорст Кристоф».
— Что-что? – спросила я.
Он объяснил, сказав всего лишь одно слово. И всё сразу стало понятным. Хорст не был немцем. Не был землянином. Они называли себя «сатр».
Уж новости-то я читала.
Их делегация с бывшей земной колонии прилетела в Солнечную систему почти месяц назад и вступила в контакт с Отделом Безопасности при ООН. После обязательных протокольных действ, члены делегации пожелали ознакомиться с обычной жизнью людей. И такую возможность им предоставили. Так что уже сутки сатры находились на поверхности, общаясь с первыми попавшимися членами общества, которых им подсовывала Безопасность. Видимо, один из них как-то сумел избавиться от наблюдения и совершенно случайно оказался около НИИЯ. Главной организации, занимающейся коммуникативными особенностями современного языка.
Ага! Случайно! Как же! Вот то, что он появился у ворот как раз в тот момент, когда оттуда выходила я, это еще могло оказаться случайностью. Всё остальное – нет.
— Бонжур, — сказала я, мучительно вспоминая, как это будет по-немецки. Но тут же сообразила, что Кристоф владеет супрой и ему совершенно всё равно, на каком языке я говорю. – Вы сюда надолго? А то я покидаю сие мрачное место, утратив последнюю надежду…
Я надеялась, что мой сарказм не потеряется где-нибудь по пути. Яркое летнее солнце, синее небо, чирикающие птички… Да и желтый штакетник, увитый зеленью и выполняющий функции ограды НИИЯ, явно не вызывал никаких мрачных ассоциаций.
Кристоф нахмурился, вынул из брючного кармана приборчик, напоминающий старинный кнопочный телефон, и запикал кнопками. Из любопытства я приподнялась на цыпочки и вытянула шею, чтобы разглядеть – а что это там у Хорста на экранчике. Но тут же себя одернула: приличной девушке не стоит сразу же совершать поступки, которые у незнакомого человека могут вызвать неприязнь. Однако Кристоф не обратил внимания на нарушение этикета. Бормотнул какую-то фразу и направил приборчик торцом в мою сторону. Из небольшого динамика донеслась механистическая, но вполне понятная речь:
— Это есть электронный переводчик. Может быть, он не всегда правильно строит фразы. Но общению это не должно помешать. Нам действительно имеется, о чем поговорить. Где тут такое место?
Отчего-то я сразу перешла на «ты», даже разрешения не стала спрашивать:
— Давай, в кафешку сходим. Тут наверняка что-нибудь поблизости есть. Европа же!
Кристоф кивнул. Но судьба-злодейка тут же попыталась помешать мне в удовольствии провести время с нежданным кавалером. Скрипнула калитка.
— Подождите, Вика! – закричал Олег.
— Зачем? – обернулась я.
— Ну, как же… Вам же надо… В вашем состоянии… Невозможность полноценного диалога…
— Не надо. Как-нибудь сама справлюсь. Сиделка не требуется. Я вам не инвалид какой-нибудь.
Потом взяла Кристофа под руку, победно улыбнулась, взглянув на ошарашенное лицо Олега, и повлекла нового знакомого прочь от института. А Олег остался, разевая рот и пытаясь сообразить, как ему поступать в ситуации, не предусмотренной договором по найму.

С помощью спутниковой карты Хорст незамедлительно выявил ближайшее заведение по приему пищи и ненавязчиво направил меня в нужном направлении. Сделал вид, будто я сама выбираю место. Вскоре мы уже сидели за летним столиком на плетеных стульях, и я вертела в руках меню.
— Что будешь заказывать? — донеслось из переводчика.
— На твой вкус, — сказала я, не собираясь признаваться в незнании реалий европейской жизни. Мало ли что жители столицы могут заказать на завтрак. Попросишь кашу с молоком и сосиски, и тебе их даже принесут. Но в глазах кавалера будешь выглядеть полной деревенщиной.
Кристоф помахал рукой официанту, сделал невнятный заказ и уставился на меня. Под его изучающим взглядом мне стало неловко. Я выгребла зеленую соломинку из стаканчика и принялась вертеть ее в пальцах. Хорошо хоть с едой не задержали. Поставили перед нами две чашки кофе и два блюдца с толстыми ломтями рулета из слоеного теста с разной начинкой: у меня с вишней, а у Хорста – с яблоком.
Посидев в кафе минут десять и запив вишневый штрудель глотком эспрессо, я перестала обращать внимание, что русские фразы доносятся не от собеседника, а как бы со стороны. На самом деле разговор шел ни о чем. Кристоф пытался выяснить, что я собой представляю, а мне было до жути любопытно общаться с настоящим инопланетником во втором поколении. И только после того, как я доела, Хорст перешел к сути. Я всё ждала этого момента. Стал бы он иначе знакомиться с первой попавшейся девчонкой и вести ее в кафе, если б не предполагал что-нибудь с нее получить? С меня, то есть.
Однако такого я не ожидала. Кристоф поджал губы, помолчал и вдруг выдал:
— Земле угрожает инопланетная опасность, и только ты можешь попробовать ее преодолеть. Ты – наша единственная надежда.
Вот что на подобное ответишь? Если предложение серьезное – надо отказываться сразу. Если шуточное – тем более.
— Не выйдет. Я вообще тут инвалидом считаюсь – с людьми не могу нормально разговаривать.
— С людьми и не надо, — загадочно объяснил Кристоф. – Разговаривать вообще не придется. Это хорошо. Я введу тебя в курс дела.
— Надеюсь, ты не будешь рассказывать про галактический заговор? Только мании преследования мне не хватало.
— Всё значительно хуже. Ты никогда не задавалась вопросом: каким образом на Земле появилась супра?
— Нет. Какая разница? Ну, изобрел кто-нибудь. Мало ли сколько изобретателей вокруг. В каком-нибудь научном институте, группой ученых и так далее… Скукота.
— Не так, Вика. Супра пришла к вам из космоса.
— А к вам? – не удержалась я.
— К нам – тоже. Только раньше. Сигнал идет со скоростью света. Направленный сигнал. Источник легко идентифицируется.
— Ну, и ладно. Пусть из космоса. Зато, сам видишь, людям стало значительно удобнее общаться друг с другом.
— Да. Это так. Только за первым сигналом идет второй. До вас он еще не дошел. А мы уже его получили.
Кристоф замолчал. И помрачнел так, что я сразу почувствовала – что-то не то с этим сигналом. Даже спросить не решилась – что именно. Хотя нездоровый интерес проснулся. Но сатр не стал тянуть время.
— Второй сигнал заставляет подчиняться. Тем, кто послал сигнал. Люди утрачивают волю, действуют совершенно бессознательно, ничуть не заботясь о последствиях своих поступков. Получен приказ – его надо выполнить. Любой ценой. Не считаясь с жизнью. Мы с командой находились на стационарной орбите вокруг Сатра. А корабль пришельцев вышел с противоположной стороны планеты. У нас была связь с поверхностью, и мы видели, что происходило внизу. Люди прекращали заниматься делом, становились похожи на сомнамбул и направлялись к общественным центрам, где набивались в помещения, становясь вплотную друг к другу. Они превращались в тупую массу, которую можно использовать как угодно. Можно заставить умерщвлять соседей, или перетаскивать камни, или ломать дома и вытаптывать посевы. Всё это было на экранах. Мы с экипажем смотрели и не могли вмешаться. Кто-то на поверхности пытался спасти людей, вывести их из пораженной зоны, но сам тут же попадал под воздействие и становился как все остальные. И эта волна постепенно наплывала на нас. Корабль пришельцев облетал вокруг Сатра. Мы не стали дожидаться конца. Мы стартовали, воспользовавшись ближайшей станцией суб-перехода.
— А другие остались? – не удержалась я.
— Остались… — голос Хорста сошел на нет.
— И ты думаешь, что вскоре эти пришельцы прибудут на Землю?
— Знаю.
— Подозреваю, что космическая оборона Земли в разы превосходит оборону Сатра. И наши доблестные вояки уничтожат чужой корабль, едва он проявит агрессию.
— У них не будет возможности. Пойми, Вика. Стоит выйти на прямую видимость с кораблем пришельцев, как сразу – бам! – и нет доблестных вояк. Останутся растения, не имеющие никаких желаний. Разум покинет их.
— А я, стало быть, не потеряю разум, — я надеялась, что сарказм в этой фразе слышен вполне явственно.
Оказалось, не слышен.
— Не потеряешь, — вполне серьезно ответил Кристоф. – Мы очень на это надеемся.
День оставался всё таким же солнечным и теплым. Но космический ветер, слетевший на улочку Берлина, встопорщил перья голубей, зашуршал листьями акаций, дунул холодом в лицо.
От всего, что попадалось мне на глаза, вдруг повеяло инопланетным ужасом. От посетителей за соседним столиком, от официантов, стоящих у стойки в ожидании заказов, от птиц, склевывающих крошки с земли, от глянцево-зеленых листьев окружающих кафе деревьев, от дороги, уводящей дальше в город. И только Кристоф, сидящий передо мной, оставался незыблемым и надежным. Я поняла, что только на него могу рассчитывать. И только ему смогу доверять, пока эта полоса жизни не пройдет мимо.
Непонятно как, но сатр уговорил меня. Хотя всё, что Кристоф рассказывал, очень походило на статейки жёлтой прессы о злобных инопланетянах, всемирном заговоре и людях-мутантах. Единственное отличие – он объяснял мне одной, а не тысячам инфо-зрителей. Чего ради рассказывать такие ужасы незнакомой девушке? Чтобы разыграть ее? Посмеяться? Снять на камеру, а потом показать всему миру, как я лопухнулась? Это легко проверить. Встать и уйти, ничего не объясняя.
Я так и сделала.
Хорст догнал меня через минуту, задержавшись, чтобы заплатить по счету, и пошел рядом.
— Ты куда?
Я не стала отвечать. Сама спросила:
— Скажи, ты зачем шел в НИИЯ?
— Ваша безопасность не поверила нам. Но едва мы начали общаться на супре, как сразу пришла идея о невозможности появления на двух удаленных и не контактирующих планетах одного над-языка. Мы обнаружили источник и высказали эту идею вам. В результате, нас вежливо попросили не вмешиваться в земные дела и прервали официальные контакты. Как еще найти борцов с супрой? Точнее, кто может о них знать? НИИЯ показался нам заслуживающим внимания по части информации. А тут – ты. Повезло.
Кристоф не выглядел смущенным. Хотя, кто его знает, может, он заранее подготовился к подобным вопросам? И просто хотел со мной познакомиться? Мудрёный способ.
Остановившись под громадной липой, я подняла голову, чтобы видеть глаза Хорста, и внятно сказала:
— Я помогу. Надеюсь, мне это будет по силам. Куда идти? Что делать?
Кристоф пристально оглядел меня и ответил:
— Тебе надо научиться убивать.
— Что?! Зачем? Кого? Пришельцев этих?
— Ты должна научиться убивать людей. Тех, кому доверяешь. Друзей.
— Но… — залепетала я. – Но я не хочу. Я не смогу… Зачем? Кристоф!
— Ты будешь спасать Землю. Что для нее несколько человек, когда на карту поставлена сама разумная жизнь на материнской планете? Поехали. Времени на подготовку не так и много.
И я уехала. Готовиться к диверсионной операции против враждебных пришельцев, которых обозвали «шлиммами». Послала весточку маме, чтоб не волновалась, и ушла в подполье.

После провала миссии сатров, их оставили в покое. Никакого информационного шума, минимум контактов. Бывшим колонистам даже выделили небольшую территорию, как беженцам. Разрешили натурализоваться с правом свободного перемещения. Корабль, на котором они прилетели, оставили в их собственности. Земля словно извинялась за отказ от сотрудничества.
Готовили нас в немецком захолустье, выглядевшем, как ухоженный российский городок – столица территориального округа. План операции разработали еще на пути от Сатра до Земли и теперь четко его придерживались. Обстрел чужого корабля был признан не рациональным – мало ли какая защита у них стоит. Основные надежды возлагались на десантную операцию: проникновение на борт, достижение командного или энергетического центра и его уничтожение. На мои робкие возражения, что нас всех положат, едва заметят, Кристоф безапелляционно возразил:
— По имеющимся данным, шлиммы не имеют оружия. Только сигнал подчинения.
— Если они не дураки, то подчинят нас ещё на подлете к ним.
— Мы примем меры. Например, искусственная глухота, выставление помех, блокировка любого информационного шума и подлет по гелиоцентрической орбите, наподобие кометы.
— Значит, в тамбуре, после высадки.
— Они не могут причинить физический вред разумным. Лично, непосредственно.
— Откуда такие данные?
Хорст не ответил.

Разве можно за три месяца научить молодую девушку, не имеющую специальной подготовки, всем премудростям бойца спецназа? Только базовым навыкам и специфическому умению стрелять метко, не задумываясь, на опережение при малейших признаках утраты контроля над собой у моих спутников. Нас было двенадцать – ровно столько мог вместить десантный шаттл. Разумеется, он не был никаким десантным – просто переоборудованная спасательная шлюпка с модернизированным стыковочным узлом.
Я стреляла по объемным мишеням, в точности копирующих остальных десантников. Со стенда, из любого оружия, с различной дистанции, в макетах чужого корабля, как их представляли сатры.
О, да! Я научилась убивать.
А потом наступил час «икс».

Корабль шлиммов появился у Земли не так уж и неожиданно. Локационные станции заметили его еще на подходе и исправно вели, сообщая обо всех коррекциях курса компетентным органам. Шарообразный, сложного состава поверхности, не откликающийся на стандартную линейку позывных, он тормозил. Казалось, основная его цель – изучение планет Солнечной системы. Но нет. Его целью явно служила Земля.
Корабль вышел на орбиту Луны, ежедневно проскальзывая по ее лику. И только тогда наблюдатели смогли в полной мере оценить размеры пришельца. Около двадцати километров в поперечнике. Большой. Очень большой. Он явно не являлся продуктом человеческой деятельности. Чужой. И не было ясно – чего он хочет.
Так, по крайней мере, вещали информационные сообщества и официальные лица. Сатры не обращали внимания на этот шум. Мы свернули лагерь и выехали на ближайший космодром. Я даже не задумалась о том, когда мне выписали допуск на космические полеты. Села в пассажирскую ракету, вышла на космической станции, пересела в челнок и вскоре оказалась на борту корабля сатров. Невесомость почти не смущала. Тем более что испытывать ее предстояло только до момента высадки.
Оружие сатры закупили давно и вполне легально – как независимая страна, имеющая право на силы самообороны. Мужчины-десантники навьючивали на себя всякое военное снаряжение, которым вряд ли успеют воспользоваться, а я неуверенно перелетала от одного к другому, вооруженная всего двумя игло-пистолетами. Мне хотелось обрести уверенность в своих силах. Найти поддержку. Меня била дрожь, и я вцепилась в металлическую стойку руками и ногами.
— Первый бой, — сказал Кристоф. – И единственный.
— Ты умеешь поддержать. Лучше б что-нибудь приятное девушке рассказал. Комплимент какой-нибудь отвесил.
— Ты очень красивая, — сказал Хорст. – А теперь надевай скафандр.
И пока я пыхтела и мучилась, втискиваясь в непослушное одеяние, Кристоф терпеливо повторил уже сто раз озвученную задачу – специально для меня:
— Мы достигнем борта корабля шлиммов. Пристыкуемся или вскроем борт – это задача пилотов. Высадимся в скафандрах. Закроем шлюз за собой. Шаттл тут же уйдет, отвлекая внимание чужих. Мы снимем скафандры и начнем проникновение.
— Почему ты думаешь, что на их корабле будет нормальная смесь для дыхания?
— Шлиммы – кислорододышащие. Иначе, им не нужны были бы наши планеты. Их корабль слишком большой для разведчика. Это – тяжелый транспортник для осуществления массовой колонизации.
— Значит, шлиммов там много, – попыталась я возразить. – Мы не пробьемся сквозь их ряды.
— Они спят. Кроме тех, что на вахте. Мы уверены.
— Кристоф, а если все ваши концепции в отношении шлиммов неверны?
Хорст навесил на себя еще какую-то железяку и спокойно ответил:
— Тогда мы все умрем раньше, чем сможем этому помешать. В самом начале. И ты умрешь, Вика. Так что верь мне. Я – прав.
Да, ему я верила.

Меня мутило от невесомости. Сводило живот: нас не покормили ни завтраком, ни обедом. Какие мелочи, если впереди последний бой. Который самый трудный. И домой хотелось, и маму увидеть. И вообще – родной дом. Так что первые минуты десанта я вообще не запомнила. Так, какое-то мельтешение, удар о корпус, раскаленная линия прорезаемого отверстия, вылетающий под давлением воздуха круг, толчея внутри…
Кто-то из бойцов загерметизировал помещение, вскрыл диафрагму в соседнее, и мы начали судорожно выдергиваться из скафандров. На корабле шлиммов присутствовала сила тяжести, создаваемая вращением. Так что путь к центру был равнозначен пути вверх. Кто-нибудь пробовал подниматься пешком на десять километров? Сколько времени это заняло? Пусть даже сила тяжести составляла 0,5g? Да и зачем нам центр корабля? Если рассуждать логично, то энергетический узел находится на одном конце оси вращения, а командная рубка – на противоположном. Так что мы сориентировались и направились к ближайшему полюсу. Такая небольшая прогулочка почти на десять километров, как определил навигатор.
 На первых порах нам никто не препятствовал. Даже сомкнувшиеся щиты диафрагм можно было посчитать ответом автоматики на нарушение герметичности одного из отсеков. Пока я не услышала голос. Тихий, бормочущий. Он пытался что-то донести до меня, уговорить, но напрасно: я не понимала его. Тогда он стал громче, и я сунула в уши специальные затычки, выданные каждому бойцу.
Болела голова. Я шла сзади, чтобы не лезть под наши взрывы и следить за десантниками: так меня научили. И постепенно крепла возникшая надежда, что мы дойдем без потерь и выполним задачу. Крепла, чтобы в один миг разрушиться.
Кристофа я убила первым.
Он оказался самым неустойчивым. Приостановился, начал выдирать пистолет из кобуры и повернулся лицом к нам, выбирая цель. Голубые глаза налились чернотой расширившихся зрачков. Я нажала на спуск. И никто ничего мне не сказал.
Мы обошли по стеночкам упавшее тело, Ханс и Бернхард приладили заряды к очередной закрытой диафрагме, рванули и выбили ее напрочь. Сняли из-за спин автоматы и попытались застрелить друг друга. Я успела раньше.
У оставшихся восьми я отобрала личное оружие, срывающимся голосом выкрикивая ругательства в адрес того, кто снабдил им десантников. Подтолкнула их вперед и тут же застрелила Мартина. В затылок.
А потом мне уже стало всё равно.
Каждая преодолеваемая диафрагма стоила нам одной жизни. Погибли Юрген, Хейно, Райнер, Константин, которого я не так давно называла Костей, а он непонимающе хлопал пушистыми ресницами. Умерли Фридрих, Франц и второй Ханс. Умерли все.
Я осталась.
Чтобы дойти. Добраться до истока и выполнить задачу. Уже ничего другого для меня в те минуты не существовало. Меня мотало из стороны в сторону, я тащила за собой два десантных автомата и зарядное устройство, спотыкаясь, не в силах заткнуть уши от неумолчного угрожающего бормотания. Я дошла.
Открыла последнюю дверь и посмотрела.
Никто раньше не видел шлиммов. По крайней мере, мне об этом не сообщали. Нет, точно не видел. Иначе десант никогда б не состоялся. Я легко пристрелила бы инопланетную мерзость в виде слизи со щупальцами, разумных крыс, пауков или тараканов с огромными ядовитыми жвалами. Меня научили убивать людей. Но не это.
На командных креслах сидели пушистые котики. Ростом мне до пояса, пушистые, с огромными глазами и умилительными мордочками невинных котят. Они хлопали веками и словно просили: «Погладь нас! Смотри, какие мы хорошенькие!» Рыжие и полосатые, черные и дымчатые, гладкие и взъерошенные. Разные. Числом десять штук. Некоторые привычно бормотали, пытаясь сообщить мне на супре о безумии моих поступков, другие просто мурлыкали, высовывая розовые язычки.
Идиллическая картина. Если не помнить, кто передо мной. Братья по разуму, кто ж еще! Которые уже достучались до миллионов человек и уничтожили их. Я поудобнее ухватила автомат и навела его на котят.
Глухой взрыв раздался у меня в голове. Скрежетнуло, переключаясь, запаянное намертво реле. И я услышала.
Нежный мурлыкающий голос произнес:
— Ты не можешь убить нас. Мы добрые. Мы – хорошие. Ты должна нас любить. Любить. Всегда и везде. Всегда и везде…
— Не понимаю, — сказала я. – Не понимаю.
И открыла огонь…

Похожие статьи:

Рассказы → Как говорил Джо...

Рассказы → Вероника

Рассказы → Должна

Рассказы → Я - такое чудо

Рассказы → Спартак – чемпион! Хроноклазмус 14