Они ввалились в часовню – когда их никто не ждал, когда стражники уже сообщили мне – мы прогнали их, ваше преосвященство. Их было много, я еще никак не мог сосчитать – сколько – бесформенные черные тела, не то мохнатые, покрытые слизью, не то слизистые, покрытые мехом, обступили, - со всех сторон.
Я уже знал, что стрелять бесполезно, все-таки разрядил в них Вальтер, все-таки посмотрел, как пули уходят в осклизлые тела, тут же зарастающие снова. Еще смотрел, как они приближаются ко мне, незваные гости, тычутся в ноги, будто обнюхивают, загоняют все дальше – в угол, в угол за стеллажами…
Где стражники, черт возьми, где, черт возьми, все… Может, уже и нет никого, и мегаполис стоит пустой, да что может быть, так оно и есть. Мало им, что загнали меня в угол, лезут, лезут, в окна, в двери, осклизлые, черные, бесформенные…
Прижимаю к виску Вальтер, кто-то пытается выхватить его мохнатой лапищей, врешь, не отдам, пш-шел вон. Спускаю крючок, сердце проваливается куда-то в кишки, Вальтер хрюкает, фыркает, давится несуществующими пулями.
Черная слизь тычется мне в ноги, тоже фыркает, квакает, кудахчет, хрипит – надсадно:
- Ф-ф-ф-ыы-к-ла-ф-ф-ф-фн….
Отталкиваю слизистое месиво.
- Ф-ф-ф-ы-к-л-а-ф-ф-ф-фн?
Спохватываюсь, мать моя женщина, это же по-русски…
- Выключить? Что?
- Ф-ф-фы… клаф-ф-ф-фнй?
Выклюю… а-а, понял…
- Я главный. Я.
Они появились ночью. Вернее, нам так показалось – они появились ночью, отовсюду, и в то же время – из ниоткуда. Тревожные сообщения приходили из всех городов, кто-то видел в своих квартирах осклизлое бесформенное месиво, кто-то видел, как на улицах выросли черные колючие кристаллы, загнулись в причудливые спирали, мне уже сообщили, как два самолета столкнулись с чем-то круглым, серебристо-белым, повисшим в небе.
Чем дальше, тем больше я убеждался – сошли с ума не только города, но и весь наш мир, от северного полюса до южного. На месте пустынь расстилались синие болота, из океанов поднимались остроконечные скалы, на вершинах которых устроились серебристые кубы.
Все ждали от меня чего-то, знать бы еще – чего. Я и сам ждал от себя чего-то, знать бы еще – чего. Что-то нужно было делать, что-то решать, уж все мои предшественники давно бы что-нибудь придумали…
Знать бы еще – что…
Эвакуация… какая, к черту, эвакуация, куда – эвакуация, разве что на Луну, если только эти твари не откуда-нибудь с Луны… Военное положение… ну хорошо, военное положение, а дальше что… Приказом Главнокомандующего войска тридцать восьмой дивизии… и что им эта тридцать восьмая дивизия, и что им все, когда снаряды впечатываются в них, как в рыхлое тесто, проходят насквозь, не раня…
Мои предшественники… да не было такого ни у кого из моих предшественников, не надо ля-ля… Нет, бывало, конечно, и войны, и революции, и какие-то темные времена, еще до Объединения, еще когда Земля была разбита на границы и отдельные страны, так и не понял, как это было, так и получил на истории заслуженный трояк…. Бывали, конечно, и проделки климата, и погода закатывала истерику, только это все не то, не то, это что-то новенькое…
- Ф-ф-ф-ы-к-ла-ф-ф-фнй-й-й-й?
- …решением большинства голосов – отменяется.
Аплодисменты. Кто-то пробивается через толпу с микрофонами, рвется задавать вопросы, кто-то хлопает в ладоши, плохо понимая, чему он, собственно, хлопает в ладоши, кто-то уже протискивается к буфету, правильно, война войной, а обед по расписанию…
И смотрит в окно единственным глазом круглый циферблат, показывает полдень, две стрелки слились в одну, - ждет своего часа. Ждет, не дождется, сегодня в час ночи я не приду к громадине циферблата, не уведу стрелку…
- …в прошлое.
- Ага, понял.
- Да ты не понял, ты смотри внимательно. Вот так, пик-пик в час…
- Ага…
- Ни раньше, ни позже, усек? А то знаю я вас, стоишь, ворон считаешь, еще телефончик достанем, пришельцев там каких-нибудь на экране постреляем…
- Не-е, я не такой.
- Ага, не такой… ты смотри, если что, ты после меня миром править будешь…
Чувствую, что краснею, чего-чего, этого не ожидал…
- С-спасибо…
- Да не торопись… ты еще экзамен сдай, на часы…
- На часы?
- Ну… а то люди-то все приходят один умнее другого, все знают, все умеют. А как до часов доходит, тык-мык, то раньше, то позже время сдвинут… Или к часам такой подойдет, у него руки дрожмя дрожат, стрелки только так пляшут…
- А можно я сам часы перевести попробую?
- Чш, и думать не смей… Ты сначала на фанерных часах там потренируйся, а там и сюда… если останешься…
- А…
- Чего такое?
- Да нет… ничего…
- Спрашивай, спрашивай.
- А почему часы электронные не сделать, сами чтобы…
- Еще чего тебе электронное сделать? башку тебе электронную вместо твоей дурной поставить?
- А что так?
- Э-э, парень, эти часы тут на башне время били, еще когда твоего пра-пра-пра…
- Я главный… я…
Чего я боюсь, почему голос так дрожит, не слушается меня…
Тогда тоже было боязно, первый раз, тогда не только голос не слушался меня, но и все тело, было какое-то чужое, незнакомое, не мое. В ту ночь – когда первый раз поднимался к циферблату по шатким лестницам, один. Два охранника не в счет, чем они тут помогут, ничем не помогут, от кого они меня охраняют, все равно не отпугнут мой страх.
Вот тогда было страшно – первый раз, сам не ожидал, что этот первый раз случится в ту ночь, еще вчера Правитель читал какие-то речи, выговаривал мне, ты за ум-то возьмешься, или браться не за что… А наутро охранник вошел в спальню, когда Правитель уже лежал мертвый.
Сердце.
Главное, подумали на меня, нет, не то, чтобы обвиняли в чем-то, но подумали, смотрели косо, а может, всегда так смотрят косо на нового, когда умирает старый…
Тогда тоже было боязно – в первую ночь, помню огромный сияющий циферблат часов, помню еще один циферблат – циферблат полной луны высоко в небе, мне казалось, даже могу разглядеть тайные знаки по краям, должно быть, числа… Помню огромный мегаполис далеко внизу, испещренный мириадами огней, хотелось расправить крылья и полететь над ним – до самого горизонта.
Было боязно, и почему у меня так дрожали руки, когда я протянул их – к стрелкам, и часовые видели это, черт возьми, они это видели…
Может, не у меня одного дрожали руки, может, так было – всегда, всегда, когда поднимался на башню какой-нибудь юный регент в напудренном парике, за ним следовали стрельцы, или какие-нибудь воспитатели, тихохонько переговаривались по-французски, а что-то, мон шер ами, воспитанник наш как-то неуверенно держится, как бы не вышел конфузьон. Что вы, месье, я знаю Николя, как ответственного мальчика, он не ударит лицом в грязь…
Может, не одному мне было вот так, не по себе, еще века и века назад, какой-нибудь молоденький князь поднимался по деревянным ступеням – над городищем, к циферблату часов, и за ним по пятам следовали стрельцы, или дружинники с мечами… Князь поднимается, кутается в лисий воротник, осень в этом году выдалась ранняя, зябкая, снежная, напоследок оглядывает панораму деревянных крыш далеко внизу, где-то на горизонте полыхает красный петух, амбар чей-то полыхнул, спешат люди, воды-ы-ы нес-и-и, залива-а-ай… Стражники тихонько подталкивают князя, давай, малец, чего зеваешь… Князек торопливо крестится, как мамка учила, шепчет скороговоркой – во-имя-от-ца-сы-на-свя-та-го-ду-ха – хватается за стрелки…
Было же… и поднимаешься по ступенькам башни, уже и не поймешь, со мной было, не со мной, еще в те века, не знаю, в какие, в те, парень в меховой накидке спускается с лестницы, кланяется каким-нибудь идолам, расставленным возле башни. За ним спускаются стражи с копьями, переводят дух. Кто-то бросается в ноги вождю, кого-то оттаскивают стражники, вождь кричит, а ну оставьте его, чего на холопа взъелись, чего он вам сделал-то… Чего тебе, старче, пошто пришел? Старче снова падает на колени, княже, не вели казнити, вели слово молвити, а позволь мне, княже, узреть, как часы сработаны, я на все руки мастер, и прялку смастерю, и мельницу-вертельницу, глядишь, и часы слатаю, пусть в каждом доме часы будут, время стучат…
Было… или померещилось мне тогда, на башне, при циферблате полной луны… Шаман ведет своего ученика через вязкую топь, через густые заросли, все дальше – в чащу, куда не то, что человек, и дикий зверь не сунется. Молодой оглядывается, замедляет шаг, старик подгоняет его, чего встал, торопись… все дальше – запахи родного очага, дым костров, мясной чад, терпкий аромат благовоний, которыми женщины натирают свои тела. Ученик уже чует беду, не зря шаман повел его сюда, в чащу, сколько вот так парней пропало без вести, про скольких сказали – утонул в реке, или – растерзали дикие звери…
Шаман выходит на пустошь, парень видит костяной нож на его бедре, вспоминает, сам-то он без ножа… храни, богиня-ночь-прародительница, убереги сына своего… Старик ведет ученика к скале, одиноко пронзающей небо посреди пустоши, на вершине скалы белеет что-то круглое, испещренное тайными знаками. Поднимаются – по узкой лестнице, по скользким ступеням, парень скулит, вжимается в скалу. Руки сами тянутся к двум черным копьям, висящим на белом и круглом, старик бьет молодого по рукам, хватает одно копье, отводит его влево, влево, к другому копью.
Двенадцать гулких ударов следуют один за другим, оглашают темный лес, вспугивают птиц. Вздрагивают в полуночном небе пугливые звезды.
- Так значит… хотите отменить?
- Да, знаете… сколько еще будем эти жалобы выслушивать, как осень, так начинается, и не высыпаются они, и задолбали уже время туда-сюда таскать, и давай там всякую астрономию приводить, доказывать…
- Ну, все-таки… традиция.
- И что, традиция? В старину была традиция под Рождество еретиков на костре сжигать, давайте возродим! Или вот еще, Юрьев день был, крепостных на волю отпускали, давайте тоже… ничего, что у нас крепостных нет? А вот, вот еще, в Египте фараонов своих где полагалось хоронить? Традиция… Ну-ка, давайте-ка мне пирамиду построим…
Тогда тоже было боязно… когда проснулся среди ночи, в назначенный час, еще долго ворочался, еще так и тянуло подняться по шаткой лестнице, еще заглядывал в окно бледный циферблат луны. И мерзенько так было на душе, как в детстве, когда до последнего валяешься в постели, и будильник названивает, и мама названивает, ты уже встал – ага-ага-ага, и в голове бьется набатом – школа-школа-школа, какая школа, проспал все на свете, хотел же проспать, прогулять, много еще что – про…, а так и тянет, вставай, иди, школа-школа-школа…
Вот так же было в ту ночь…
Когда смотрел в окно бледный циферблат луны…
- Я главный. Я.
Спрашиваю – уже в который раз:
- Так вы в каком времени живете?
Отвечают – тоже в который раз, недоуменно:
- Ф-ф-ф-ф своем.
Киваю. Ясно понятно, в своем, они в своем времени, мы в своем… только непонятно, почему наши времена вот так наслаиваются друг на друга, почему кто-то должен посторониться, кто-то должен уступить…
Встаю. Сбиваю что-то локтем – в почти полной темноте, что-то с обиженным звоном разлетается вдребезги. Рука так и тянется к выключателю, нельзя, нельзя, они просили сидеть в темноте, ну хоть в полумраке, если в темноте человеку неудобно…
- Мы решим этот вопрос. Обязательно.
- Х-х-ха-х-х?
- Как? Известно, как… все так же…
Поднимаюсь по шаткой лестнице, уже чуть подточенный циферблат луны заглядывает в окна слепым бельмом. Двое идут за мной, от кого они меня охраняют, да меня ли, меня от циферблата, меня от луны, меня от самого себя, циферблат от меня…
Жду.
Минутная стрелка ползет к двенадцати, что-то подсказывает мне – ждать. Тут, главное, дернуть часовую стрелку за мгновение до того, как часы начнут бить…
Они ввалились в часовню – когда их никто не ждал, когда стражники уже сообщили мне – мы прогнали их, ваше преосвященство. Их было много, я еще никак не мог сосчитать – сколько – серебристые, сияющие, испещренные мириадами игл, обступили, - со всех сторон.
Я уже знал, что стрелять бесполезно, все-таки разрядил в них вальтер, все-таки посмотрел, как пули отскакивают от иглистых тел. Еще смотрел, как они приближаются ко мне, незваные гости, тычутся в ноги, будто обнюхивают, загоняют все дальше – в угол, в угол за стеллажами…
Где стражники, черт возьми, где, черт возьми, все… Может, уже и нет никого, и мегаполис стоит пустой, да что может быть, так оно и есть. Мало им, что загнали меня в угол, лезут, лезут, в окна, в двери, сияющие, потрескивающие чем-то электрическим…
Свет – непривычный, ослепительный – бьет в глаза – жмурюсь, даже темные очки не помогают. Что делать, это была их воля, сделаешь им чуть темнее, уже заноют, что темнота обжигает их острые иглы…
Встаю – сбиваю локтем со стола что-то звенящее, - говорю, сам не верю себе:
- Мы все уладим. Я знаю, как…
…минус один час…
Было уже.
Плюс один час.
И это уже было.
Минус полчаса…
Стрелка рвется из рук, возвращается на место. Больше не пытаюсь, лучше не надо, а то еще унесет нас в какое-нибудь безвременье…
Минус два часа…
Вот этого еще не было…
Перевожу стрелку. Жду.
Очертания ночного города меняются, вспыхивают огненные шары – высоко в небе…
Не то…
Перевожу стрелку – на два часа вперед, небо из черного становится грязно-зеленым, ползет черными трещинами…
И это время занято. Плюс три часа… Нет, это я многонько взял, плюс три… Надо где-то поближе искать…
Перевожу часы.
Ищу свое время…
Похожие статьи:
Рассказы → Тахионный смотритель (конкурс "Лишние дни", работа №2)
Рассказы → Междумирье ("Лишние дни", внеконкурс)
Рассказы → 29 февраля (конкурс "Лишние дни", работа №3)
Рассказы → Несуществующий день лета (32 августа, конкурс "Лишние дни", работа №1)
Рассказы → Тридцать второе меолам (конкурс "Лишние дни", работа №4)
или это кто-то так удачно подделывается? 
