Нить Ариадны часть 3

~~                                                              3                                            

  ……………………………………………………………………

  На  этом  рассказ  нотариуса  прервался.  Дафнис  опять  побледнел  и  начал  задыхаться  так,  словно  совершил  свою  невообразимую  пробежку  по  подземным  коридорам  только  что  и  выскочил  наружу  минуту  назад.
  Дальнейшее  в  комментариях  не  нуждалось.
  Оказавшись  наверху,  Дафнис  первым  делом,  конечно,  хотел  разбудить  домовых  слуг.  Но  комната  для  прислуги  находилась  в  другом  крыле  дома,  и  чтобы  добраться  туда,  ему  пришлось  бы  потратить  немало  времени.  Чудовище  к  тому  моменту  уже   успело  бы  выбраться  из  подвала,  а  Дафнис  был  уверен,  что  наибольшая  опасность  угрожает  именно  ему.  По  его  мнению,  Асфанез  в  первую  очередь  попытался  бы  расправиться  с  ним,  как  с  единственным  оставшимся  в  живых  свидетелем  его ужасного  перерождения.  Поэтому,  не  раздумывая  долго,  он  бросился  бежать  прочь,  в  лес,  в  самую  чащу,   чтобы  поскорее  раствориться  в  ночной  мгле  и  уйти  как  можно  дальше  от  дома  Памье…
 
    Гость  допил всё,  что  у  него  оставалось  в  бокале.  Теперь  он  сидел  неподвижно,  закрыв  глаза и   сцепив на  коленях  руки.  Всякий  раз,  когда  за  окнами  раздавалось    протяжное,  коровье  мычание,   Дафнис  больше  не  делал  попыток  вскочить  с  кресла.  Он  овладел  собой  в  достаточной  степени,  чтобы  не  повторять  подобных  глупостей;  только  по  лицу  его  пробегала  короткая,  мучительная  судорога,  а  на  бледном,  высоком  лбу  проступали  крупные  капли  пота…

  -  Я  не  знаю,  Фронк,  как  это  объяснить  и  возможно  ли  вообще  объяснить  ТАКОЕ?!  -  произнёс  он,  тяжело  качая  опущенной  головой.  -  Я  ничего  не  понимаю…  Иногда  мне  кажется,  что  я  сошёл  с  ума.  Наверное,  иначе,  как  галлюцинациями,  это  не  назовёшь.  Ведь  если  подумать,  то  многое  из  того,  что  было,  можно  объяснить  простыми  словами…  Вот,  например,  когда  я  уже  бежал  к  тебе,  то   вспомнил  вдруг,  что  Порсена  имеет  обыкновение  жаркими,  душными  ночами  спать  на  открытой  террасе,  на  свежем  воздухе:  так  поступает  большинство  сердечников  в  его  возрасте.  Может,  поэтому  его  не  оказалось  у  себя  в  спальне.  Почему  бы  нет?!  А  в  подвал  он,  наверное,  и  не  думал  спускаться:  что  ему  там  делать?!..   Я  слишком впечатлителен  -  возможно,  в  этом  моё  несчастье!..  Ты  будешь  смеяться,  Фронк,  но,  убегая,  я  не  поленился  закрыть  за  собой  двери  подвала.  Мало  того,  у  меня  даже  хватило  времени  на  то,  чтобы  припереть  их снаружи  тяжеленным  бревном, что  валялось  поблизости.  Наверное,  это  смотрелось  очень  смешно…  Да  чего  там  -  я  полный  глупец,  доверчивый  идиот!  Но  ведь  меня  тоже  можно  понять.  В  таком  чёртовом  подвале  может  померещиться  всё,  что угодно!  Зачем  я  только  полез  туда?...  Эти  зловещие  шаги,  это  тяжёлое  дыхание…  ты  знаешь,  в  тех  проклятых  коридорах,  которые   не  имеют  ни  начала,  ни  конца,  любые  шаги  могут  показаться  зловещими,  а  дыхание  по-звериному  тяжёлым.  Но  что  ты  скажешь  насчёт  этого  жуткого  рёва?!  На  что  можно списать  такие  невероятные  звуки?!  Откуда  они  взялись?  Что  за  лужёная  глотка  их  издавала?  Скажи  мне,  если  я  неправ,  разубеди  меня,  если  можешь.  Буду  только  рад.  Ведь  у  тебя  наверняка  есть своё  мнение  на  этот  счёт!..

  Не  отвечая,  Фронкул  встал  со  стула  и  медленно  прошёлся  по  комнате.
  Он  долго  молчал,  размышляя  над  чем-то.  В  глазах  его  играли  огоньки,  а  на  губах  всё  явственнее  проступала  откровенно  насмешливая  улыбка.  Заметив  это,  Дафнис  вытаращил  глаза  и  уставился  на  приятеля,  в  недоумении  открыв  рот.
  -  Больше  всего  мне  понравились  твои  последние  рассуждения,  друг  мой,  -  наконец,  произнёс  Фронкул,  с  трудом  напустив  на  себя   серьёзный  вид,  чем  предупредил  вот-вот  готовое  прозвучать  «И  ты  смеяться  можешь?!»  -  Поначалу,  признаюсь,  ты  немало  меня  озадачил,  главным  образом,  своим  отношением  к  тому,  что  произошло,  но,  слава  богу,  у  тебя  хватило  ума  и  воли  взглянуть  на  произошедшее  глазами  здравомыслящего  человека.  По  крайней  мере,  ты  избавил  меня  от  необходимости  разъяснять  тебе  элементарные  вещи.  Как  ты  сам  видишь,  в  действительности  всё  намного  проще,  чем  это  может  показаться  с  первого  взгляда.  И  те  страхи,  которые  ты  расписывал  с  таким  вкусом  и  старанием,  на  самом  деле  представляют  из  себя  не  большую  опасность,  чем  новогодние  хлопушки.  Единственное,  что  тебя  продолжает  смущать  -  это  таинственное  мычание  в  подвале,  которое  ты  приписал  невероятному  чудовищу-мутанту,  получившему  с  лёгкой  руки  Гвидо,  своё  новое  «возрождение»  в  лице  робкого  садового  сторожа.  /Кстати,  ты  даже  не  удосужился   узнать,  как  себя  чувствует  в  больнице  твой  приятель,  а  сразу  и  безоговорочно  зачислил  его  под  номером  один  в  список  «жертв»  Минотавра/.  Что  же  я  могу  сказать  насчёт  этих  инфернальных  звуков?!  Стыдиться  тут  нечего.  Такой  рёв  вполне  мог озадачить  и  более  хладнокровного  человека,  чем  ты.  Но  вот  что я   скажу,  друг  мой  Дафнис.  Эти  богачи-землевладельцы,  в  особенности  те,  увлечения  которых  открывают  безграничный  простор  воображению,  а  имеющиеся  в  наличии  средства  дают  возможность  воплотить  их  в  жизнь,  так  вот,  такие  люди  способны  порой  удивлять  окружающих  необыкновенными  чудачествами…   Ты  знаешь,  пару  лет  назад  я  занимался  художественным  оформлением  виллы  одного  знаменитого  мореплавателя,  всю  свою  жизнь  проведшего  на  галеонах  и  каравеллах  и  пережившего  не  одно  кораблекрушение.  Нет  нужды  говорить,  что  атрибутика  декора   была  целиком  и  полностью  посвящена  морской  теме,  но  сейчас  речь  не  о  том.  Вилла  стояла  на  высоком  взморье,  фасадом  развёрнутая  к  воде,  а  неподалёку  от  береговой  линии  из  волн  высовывался  небольшой  скалистый  островок,  похожий  на  атолловый  нарост.  Казалось  бы  -  что  тут  такого?  Другой  бы  и  внимания  не  обратил  на  подобную  мелочь.  Но  этот  именитый  мореход,  поглядев  на  островок  так  и  эдак,  надумал  себе  весьма  оригинальное  развлечение.  Он  нанял  в  оперном  театре  двух-трёх  певиц  поголосистей  и  велел  возить  их  на  лодке  два  раза  в  неделю  на  этот  атолл.  Там,  в  лучах  заката,  сладкоголосые  дивы  должны  были  притворяться  коварными  сиренами,  которые,  согласно  легендам,  пением  своим  приманивали  корабли  доверчивых  моряков,  а  те,  подплывая  поближе,  разбивались  на  подводных  рифах.  За  эти  морские  концерты  полагались  хорошие  деньги  и  певицы  старались  вовсю.  Сам  мореплаватель  сидел  в  это  время  в  кресле,  выставленном  на  балкон,  и  курил  трубку,    наслаждаясь  пением  «сирен».  «Хочу,  говорил  он,  представлять  себе,  будто  я  пересекаю  Ионическое  море!»  Не  знаю,  как  насчёт  Ионического  моря,  но  эффект  был  потрясающий!  Чужим  судам,  чьи  капитаны  и  штурманы  не  были  знакомы  с  чудачеством  местного  магната,  приходилось  даже  сигналить  с  берега,  чтобы  они  не  брали  курс  на  этот  островок.
  Я  говорю  это  к  тому,  что  хозяин  Памье, скорее  всего,   как  раз  из  породы  таких  вот  чудаков-миллионеров,  не  жалеющих  денег  на свои  причуды.  Тем  более,  что  эпоха  царя  Миноса  и  всё, что  с  ней  связано,  -  одна  из  его  излюбленных  тем.  Наверняка  он  пожелал  воссоздать  атмосферу  кносского  дворца  в  максимальном  приближении.  Вот,  я  думаю,  в   чём  разгадка  подземного  рёва!  Конечно,  подобные  звуки  нормальному  человеку  издать  не  под  силу  -  никакие  голосовые  связки  этого  не  выдержат!  Но  тут  вполне  может  иметь  место  какой-нибудь  хитроумный  механизм,  который  заводится,  как  часы,  и  снабжён  специальным  звуковым  усиливающим устройством,  чем-то  наподобие  трубы  или  нескольких  труб.  Он,  наверное,  спрятан  где-то  в  дебрях  подвала  и  издаёт  мычаще-пугающие  звуки  через  равные  промежутки  времени. В  том  я  абсолютно  уверен!  Говорю  так  на  основании  личного  опыта,  будучи  глубоко  убеждённым  в  том,  что  любому  явлению,  каким  бы  оно  ни  казалось  невероятным,  всегда  можно  найти  рациональное  объяснение!

  Фронкул  замолчал  и  посмотрел  на  приятеля  долгим,  испытующим  взглядом,  как  бы  желая  удостовериться,  что  его   слова  произвели  нужное  впечатление.
  Дафнис  сидел,  не  поднимая  головы,  дыша  тяжело  и  прерывисто.  С  ним  происходила  какая-то  внутренняя  борьба,  но  поскольку  лицо  его  оставалось  скрытым  от  глаз  Фронкула,  определить  реакцию  на  сказанное  было  трудно.  Похоже,  к  нему  приходило  запоздалое  отрезвление,  и,  как  следствие,  чувство  стыда  за свои  взбалмошные  поступки:  за  дикие   фантазии,  за  паническое  бегство  через  ночной  лес,  и,  главным  образом,  за  весь  наделанный  им  пустой  шум.
  Едва  заметно  усмехнувшись,  Фронкул  похлопал  смущённого  нотариуса  по  плечу  и  продолжил   более  мягким  тоном:

  -  Я  вижу,  этот  твой  Гвидо  основательно  задурил  тебе  голову  своими    рассуждениями  о   древней  энергии,  «законсервированной»  в  «посмертной  маске»  быка.  Надо  же  такое  придумать!.. Не  обошлось  тут,  конечно,  и  без  пагубного  влияния  «нужной»  литературы,  которой  ты  сверх  всякой  меры  начитался  перед сном.  Плюс  ко  всему,  ты  сам  признался,  что  с  детства  боишься  темноты,  а  одна  только  эта  боязнь  сама  по  себе  многого  стоит.  Минотавр  -  ещё  не  самое  худшее,  что  могло  привидеться  в  подобных  обстоятельствах.   Задержись  ты  в  подвале  на  пару  минут  подольше,  то  наверняка  разглядел  бы  там  целую  роту  Минотавров,  Химер,  Сцилл  и  Харибд  во  главе  с  Лернейской  Гидрой!..  Так  что  великое  счастье,  дружище,  что  никто,  кроме  нас  с  тобой,  ничего  об  этом  не  знает  и  не  узнает.  Ты  поступил  вполне  разумно,  направившись  сразу  ко  мне,  а  не стал  обращаться  к  кому-нибудь  другому  или  же  — упаси  бог!  -  не  вздумал  поднимать  на  ноги  полицию.  Завтра  утром  мы  вместе  совершим  прогулку  к  дому  Памье,  где  ты  сможешь  убедиться  в  полной   иллюзорности  своих  страхов.  Там  же  ты  найдёшь  своего  почтенного  Порсену, и   вы  благополучно  решите  с  ним  все  вопросы,  касающиеся  недвижимости.  Но  это  -  завтра.  Сегодняшний  день  тебя  здорово  утомил,  я  вижу,  так  что  первым  делом  тебе  нужно  как  следует  отдохнуть  и  выспаться.

  При слове  «отдохнуть»  Дафнис  как-то  криво  и  недоверчиво   усмехнулся,  зябко  передёрнув  плечами.
  -  Пожалуй,  поспать   в  самом  деле  не  мешает,  -  вздохнув,  согласился  он,  -  хотя  сомневаюсь,  что  после  всего  этого  я  смогу  спокойно  уснуть, -   высказав  всё,  что  лежало  у   него  на  сердце,  Дафнис  заметно  успокоился.  Он  так  притих  и  обмяк, словно  лишился   какого-то  внутреннего стержня. -  А  где…  ляжешь  ты?
  -  За  меня  можешь  не  беспокоиться.  Я  превосходно  высплюсь  на  своём  кожаном  диване  в  мастерской,  -  бодро  заверил  его  Фронкул.  -  Ты,  главное,  спи  и  ни  о  чём  не  думай.  Если  хочешь,  я  дам  тебе  свою  любимую  пижаму  цвета  морского  прибоя,  с  ониксовыми  пуговицами.  Её  мне  подарил  тот  самый  знаменитый  мореплаватель  в  благодарность  за  хорошую  работу.  В  ней  ты  будешь  чувствовать  себя  очень  уютно  и  комфортно.  А чтобы   было  совсем  хорошо,  я  дам  тебе  нечто  такое,  что  разом  отпугнёт  все  твои  ночные  кошмары  и  позволит  забыться  сладким  сном  младенца…
  Под  «отпугивающим  ночные  кошмары»  подразумевалась  двойная  доза  снотворного,  настоенного  на  успокаивающих  травах.  Приготовив  нужное  снадобье,   Фронкул  заставил  Дафниса  выпить  всё  до  последней  капли,  после  чего поднял  совершенно  размякшего  гостя  из  кресла  и  отвёл  в  спальню.

  Кровать  была  приготовлена  заранее.  Фронкул  помог  приятелю  переодеться  и  сам  надел  на  него,  как  было  обещано,  пижаму  цвета  морского  прибоя.  Пижама  в  самом  деле  оказалась  роскошной.  Прибой  был  совсем,  как  настоящий,  разве  что  не  рокотал.  Ониксовые  пуговицы  отливали  тёмной  зеленью  океанских  глубин. 
  Впрочем,  Дафнису  уже  было  ни  до  чего.  Его    хватало  лишь  на  то, чтобы  в  процессе   переодевания  поднимать  и  опускать  по  требованию  друга  руки  и  ноги  в  нужный  момент.

  Когда  Фронкул  встряхивал  брюки  Дафниса, стараясь  как  следует  расправить  их, из  кармана  вывалился  какой-то  небольшой,  плоский  угловатый  предмет  и,  ударившись  об  пол,  с  глухим  стуком  откатился  в  сторону.
  Аккуратно  повесив  брюки  на  распялку,  Фронкул  подобрал  с  пола  упавший  предмет  и   воззрился  на  него  с  нескрываемым  любопытством.  В  руках  у  него  был  глиняный  черепок  вытянутой  треугольной  формы.  Самый  длинный угол  черепка  оказался  острым,  как  нож.  При  необходимости  эта  штуковина  вполне  могла  быть  использована  в  качестве  оружия. 
  -  Что  это  ты  носишь  у  себя  в  кармане?..

  Вопрос  был  задан  чисто  машинально.  Спрашивая,  Фронкул  не  надеялся  получить  ответ,  но  Дафнис  всё  же  нашёл в   себе  силы  отозваться.
  -  Это  осколок…  той  самой  чаши  с  кровью,  о  которой  я  говорил,  -  слабо  пробормотал  он,  заворачиваясь  в  одеяло,  как  в  кокон.  -  Которая…  упала  на  пол  и…  разбилась.  У  меня  остался  в  руке  этот  кусок…  Я  сохранил  его,  чтобы  было  чем  отбиваться в   случае  чего…
  -  Ах,  вот  оно  что?!  -  рассмеялся  Фронкул.  -  Значит  всё-таки   решил  дать  бой  грозному  противнику?!  Что  ж,  это  делает  честь  твоей  стойкости!
  Не  переставая  усмехаться,  Фронкул  подверг  самодельное  оружие  более  тщательному  осмотру.  На  наружной  стороне  черепка  сохранилась  часть  рисунка,  одного  из  тех,  которыми  была  расписана  удивительная  чаша.  Как  нарочно,  треугольная  поверхность  черепка  вместила  в  своё  невеликое  пространство  рогатую  голову  мифического  человеко-быка,  чёрную  и уродливую,  как  голова  дьявола…
  По  мере  того,  как  Фронкул  разглядывал  странный  осколок,  улыбка  на  его  лице  становилась  всё  более  застывшей  и  неживой,  а  затем  и  вовсе  исчезла.  Он  вдруг  вспомнил…

  -  Постой-ка,  -  спросил  он,  обернувшись  назад.  -  Но  ведь  ты  говорил,  что  тебе  приснилось,  будто  бы  чаша  разбилась  на  куски.  Разве  не  так?  Ведь  приснилось?
  Дафнис  грузно  ворочался  с  боку  на  бок,  выбирая  наиболее  удобную  позу  для  сна,  и  зевал  так, что  было  слышно,  как  трещат   скулы. 
  -  Приснилось,  -  безразлично  согласился  он.   -  Конечно,  приснилось.  Мы  с  Порсеной    спустились  в  лабиринт  и  долго  бродили  там  в  поисках…  Это  всё  был  сон…  Ужасный  сон…
  -  Тогда  откуда  взялся  осколок?
  -  Осколок  случайно  остался  в  моей  руке…  Тогда  Асфанез  надвинулся  на  меня…  Я  как  увидел  его  рожу  -  клыкастую,  рогатую  -  так  и  дрогнул…  чаша  кокнулась…  Он  же  наверняка  хотел  убить  меня,  как  Порсену  и  Гвидо…  мне  надо  было  хоть  чем-то…  защищаться…
  -  Так,  значит,  она  разбилась  на  самом  деле?
  -  Ну  да…
  -  А  ты  говоришь  -  приснилось!
  -  Конечно,  приснилось…  О-о-о,  это  был  кошмарный  сон.  Мы  с  Пор…се…ной    бродили  по  глубоким…  тоннелям.  Там  было  та-а-а-а-к  темно…  Тем-но-ти-ща…
  Действие снотворного  сказывалось  очень  быстро.  Дафнис  попытался  было  заново  пересказать  свои  сновидения,  но  после  двух-трёх  с  трудом  выдавленных  фраз,  язык  его  онемел,  голова  мягко  погрузилась  в  подушку,  и  сон  наступил  раньше,  чем  закрылись  его  глаза. Больше  он  ни  на  что  не  годился.
  Фронкул  с  досадой  пожал  плечами  и,  не  выпуская  из  рук   черепка,  вернулся  к  себе  в  кабинет.
 Там  он  снял  с  полки  изрядно  потрёпанный  и  затасканный  «Словарь  античности»,  раскрыл  на  литере  М  и  внимательно  перечитал всё, что  касалось  человеко-быка  Минотавра,  обитавшего  в  подземном  лабиринте  царя  Миноса.  Не  переставая  недоумённо  морщить  брови,  он  перелистал  словарь  к  самому  началу,  где  заново  ознакомился  с  этапами  романтической  любви  Ариадны  и  Тесея.  История  о  том,  как  клубок   нитей,  подаренный  Ариадной  Тесею,  помог  последнему  благополучно  выбраться  из  лабиринта,  привела  Фронкула  в  состояние  глубокой  задумчивости…

  Протяжное  коровье  мычание,  зазвучавшее  совсем  неподалёку  от  дома,  уже  где-то  возле  ограды,  разом  вывело  его  из  оцепенения. 
  Теперь  животное  мычало  практически  без  перерыва,  явно  приближаясь  к  дому.  Уже  не  тоска,  а  какая-то  ошалелая,  тёмная  злоба  слышалась  в  этих  нутряных,  тягучих  звуках,  легко  разносящихся в  застывшем,  ночном  воздухе.
      
 Неожиданно  Фронкул  подумал,  что  эти  звуки  могли  принадлежать  не  одной  только  корове.  Это  мычание  было  уже  не  очень  коровье  и  даже…  совсем  не  коровье.  В  нём слышалось  что-то  от  завывания  голодного  хищного  зверя  или…   кого-нибудь  другого,  покрупнее  и  позначительнее.   Но  кого  именно??
 
 Пытаясь  разобраться  в  причинах  охватившего  его  волнения,  Фронкул  спустился  на  первый  этаж.  Войдя  в  прихожую  и  приблизившись  к  дверям,  он  с  большим  пристрастием   осмотрел  все  замки  и  запоры.  Он  не  отдавал  себе  отчёта  в  том,  зачем  это  делает,  но  внутренний  голос  настойчиво  твердил  ему  о  необходимости  проводимых  действий.
  Странное  и  на  первый  взгляд   беспричинное  беспокойство  постепенно  овладевало  им.  Чем  больше  он  пытался  убедить  себя  в  надуманности  услышанного,  тем  тревожнее  становилось  на  душе.  То  и  дело  кидая  насторожённые  взгляды  на  осколок  чаши,  зажатый  в  ладони,  он  вдруг  подумал  о  том,  как  хорошо,  что  от  дома  Памье  к  нему  нет  прямого  пути.

  Очередное  мычащее  соло  на  улице  заставило  его  так  вздрогнуть,  что  черепок  выскочил  из  его  рук,  и,  ударившись  об  пол,  раскололся  ещё  на  две  половинки..

  Это  мычание  сделалось  совсем  непереносимым!  Когда  же  эта  проклятая  корова,  наконец,  угомонится?!  МУ-У-У-У-У-у-у-у… -  по  нарастающей  неслось  из-за  ограды; и  не  понять  было  -  что  это? То  ли  угроза,  то  ли  предупреждение  -  ясно  было  только  одно:  голосит   нечто  невообразимо  дикое,  тупое,  беспощадное  в  слепой  и  необузданной  своей  ярости,  присущей  настоящему  порождению  мрака…

  Последняя  фраза  заставила  его  остолбенеть:  он  сам  не  заметил,  как  произнёс  её  вслух.
  Это  было  уже  чересчур!  Такого  с  ним  раньше   никогда  не  бывало.  Да  что  же  это  происходит,  в  конце  концов?!
  Усилием  воли  Фронкул  заставил  себя  встряхнуться. Нет,  так  нельзя!  Конечно,  во  всём  виноват  этот  простофиля  Дафнис!  Он  и  только  он!  Это  его  вина,  что  Фронкул  так  непростительно  раскис  у  себя  дома.  Но  неужели  же  вздорный  рассказ  рехнувшегося  от  страха  нотариуса  мог  довести  его  до  подобного  состояния?!   И  неужели  он  сам  оказался  настолько  восприимчив  к  услышанной  абракадабре,  что  позволил  заразить  себя  такой  патологической  трусостью?! Смешно  кому  сказать!..

  Почти  насильно  заставив  себя  рассмеяться  -  /вместо  ожидания  смех  прозвучал  непривычно  нервно  и  резко/  -  Фронкул  начал  было  подниматься  вверх  по  лестнице,  но  тут  заметил  ещё  одну  очень  странную  вещь…

  В  прихожей  на  видном  месте  висел  тёмно-коричневый  макинтош  Дафниса,  в  котором  тот  пожаловал  к  нему  в  дом.  Поскольку  вид  он  имел  достаточно  неопрятный, Фронкул  не  стал  убирать  его  в  общий  шкаф,  опасаясь  перепачкать  чистую  одежду,  а  оставил  висеть  особняком  на  открытой  вешалке.  Тогда  хозяин  дома  был слишком  занят  гостем,  чтобы  обратить  внимание  на  одну  существенную  деталь,  которая  сейчас  бросилась  ему  в  глаза…

  Из  кармана  макинтоша  Дафниса  вытягивалась  какая-то  тонкая,  серебристая  ниточка.  Почти  незаметная,  прозрачная  и  воздушная,  словно  сотканная  из  лучиков  лунного  света,  она  тянулась  до  самых  входных  дверей  и  исчезала  под  ними,  плотно  прижатая  нижней  дверной  планкой.
  Фронкул  с  минуту  недоумённо  смотрел  на  странную  паутинку,  соединявшую  дверь  и  замызганный  макинтош  гостя,  затем  подошёл  и,  сунув  руку  в  карман,  вытащил  оттуда  крохотный,  величиной  с  горошину,  мягкий,  светло-серебристый  комочек.
  Натянутая  нить  заканчивалась  на  этом  комочке,  который,  судя  по  всему,  ещё  недавно  представлял  из  себя  большой,  объёмистый  клубок.  Клубок  был  размотан  до  основания,  и  этот  простой  факт  почему-то  несказанно  озадачил  Фронкула,  заставив  его    вновь   с  повышенным  вниманием  прислушаться  к  озверелому  мычанию  на  улице…

  Пару  минут  Фронкул  что-то  обдумывал  про  себя,  машинально  разминая  комочек  пальцами, словно  кусок  глины,  а  затем,  положив  его  обратно  в  карман  куртки,  быстро  поднялся  на  второй  этаж.

  Дафнис  спал,  раскинувшись  поперёк  кровати  и  сладко  приоткрыв  рот.  Теперь  его  физиономия,  расплывшаяся  во  сне  наисчастливейшей  улыбкой,  источала  такое  неземное  блаженство,  что,  глядя  на  него,  невозможно  было  поверить  в  то,  что  ещё  час  тому  назад  этот  человек,  бледный,  как  простыня, с  перекошенным  лицом  ворвался  к  нему  в  дом, умоляя  о  защите  и  спасении.

  Войдя в   спальню,  Фронкул  тут  же  сдёрнул  со  спящего  одеяло  и  безо  всяких  церемоний  принялся  тормошить  его.
  Оглушённый  лошадиной  дозой  успокоительного,  Дафнис  с  невероятным  трудом  выходил  из  своего  блаженного  небытия.  Очнувшись,  он  уже  плохо  соображал,  что  происходит,  и  почти  не  помнил  того,  что  с  ним  случилось.
  -Клубок?..  Что  клубок?  Его  я,  кажется,  сунул  в  карман,  когда  выбрался  наружу,  -  лепетал  он,  с  усилием  разжимая  веки.  -  А,  может,  и  нет...  Я  не  помню…
  -  Меня  интересует  тот  конец  нити,  который  ты  привязал  к  поручням?  Что  с  ним  стало?  -  вопрошал  Фронкул,  безжалостно  тряся  приятеля  за  плечи  и  не  обращая  внимания  на  его  беспомощное  состояние.  -  Ты,  когда  вышел  наружу,  отвязал  нитку  от  поручней  или  нет? Может,  ты  оборвал  её?..  Говори!  Постарайся  вспомнить  хотя  бы  это!..
  Голова  Дафниса  болталась  из  стороны  в  сторону,  словно  держалась  на  верёвочной  шее,  как  у  куклы-марионетки.  Губы  его слабо  шевелились  в  тщетной  попытке  связать  ускользающие  слова  в  цельную  фразу.
  -  Кажется,  нет…  -  замирающим  шёпотом  сообщил  он.  -  Капроновая  нитка  не  рвётся…  А  отвязывать  было  некогда…  Просто  сунул  клубок  в  карман…  и  всё…
  У  Фронкула  потемнело  в  глазах.
  -  Ах,  некогда  было  отвязывать?!  Та-ак!  Но  тогда  за  каким  же  чёртом  ты  пошёл  именно  ко  мне,  болван?,  -  взревел  он,  чувствуя,  как  от  страшных  догадок  у  него  начинает  кружиться  голова.  -  Почему  не  к  кому-нибудь  другому?  Почему  не  обратился  сразу  в  полицию?..
  -  До  города  в  таком  состоянии…  мне  было   не  добраться…  А  тебе  я  доверяю… больше…  чем…  кому  бы  то…  ни  было…
  -  Вот  спасибо  за  доверие!  Вот  удружил!!

  Схватив  приятеля  за  ворот  пижамы,  Фронкул  тряхнул  его  с  такой  силой,  что  ониксовые  пуговицы  разлетелись  по сторонам  зелёными,  мерцающими  брызгами.
  -  Ты  понимаешь,  что  ты  натворил,  идиот?!..
  Вопрос  был  задан  в  пустоту.  Дафнис  уже  утратил  всякую  возможность  что-либо  понимать.  Половина  его  сознания  отключилась;  другая  ещё  противилась  подступающему  оцепенению,  но  толку  от  этого  было  немного. 
  -  Нитка…  -  едва  слышно  повторял  он,  не  открывая  глаз.  -    Эта  нитка  спасла  мне  жизнь…  Только  благодаря  ей…
  -  Будь  она  проклята  твоя  нитка!  -  истошно  завопил  Фронкул,  когда  всё  прояснилось  до  конца.  -  Пропади  ты  пропадом  вместе  со  своим  клубком,  кретин  чёртов!  Почему  ты  не  выкинул  его  сразу?!  Ты  же  привёл  за  собой  этого… этого…  как  его?...  эт…

  Дафнис  не  слышал  его.  Он  крепко спал,  отрешённо  запрокинув  голову  назад,  и  дальнейшее  общение  с  ним  утратило  всякий  смысл.
  -  А-а,  провались  ты!!..

  Помедлив  секунду,  Фронкул  подбежал  в  телефону:  надо  было  срочно  что-то  предпринимать  -  прежде  всего  стоило  вызвать  полицию.  Но,  приложив  трубку  к  уху,  он  тут  же  отбросил  её  с  таким  отвращением,  словно  схватился  рукой  за  гигантскую  мокрицу.  Мёртвое  молчание  в  трубке  напомнило  о  том,  что  ещё  накануне  порывом  ураганного  ветра  в  округе  было  повалено  несколько  телеграфных  столбов. Вызванная  на  место  крушения  аварийная  бригада  должна  была  прибыть  только  к  завтрашнему  утру.  Связь  будет  восстановлена  никак  не  раньше  этого  времени,  а  что  же  сейчас?..
 
  Подстёгнутая  сознанием  изоляции  от  внешнего  мира,  мысль  заработала  вдвое  быстрей.
  Во-первых,  следовало  как  можно  скорее  запереть  ворота.  Высокие,  прочные,  отлитые  из  тяжёлого  чугуна,  они  были способны  воспрепятствовать  любому  нежелательному  вторжению.  Обычно  наблюдение  за  ними  входило  в  обязанности  садовника,  но  сейчас  /и  угораздило  же  его  именно  сегодня  отпустить  всю  прислугу  на  выходной!/  они,  конечно,  оставались  незапертыми.  Какое  преступное  легкомыслие с   его  стороны!..

  Очертя  голову,  Фронкул  бросился  вниз  по  лестнице,  но  впопыхах  не  рассчитал  своих  движений.  На  последних  ступеньках  он  упал,  оступившись,  да  так  неудачно,  что  разбил  себе  лицо,  и  кровь,  хлынувшая  из  рассечённой  брови,  залила  его  правый  глаз.  Кроме  того,  он  подвернул  ступню,  и  попытка  вновь  вскочить  на  ноги  закончилась  очередным  падением,  озвученным  коротким  и  яростным  проклятием.

 … Горестно  охнув,  Фронкул  схватился  обеими  руками  за  повреждённую   ногу  и  некоторое  время  лежал  на полу,  перекатываясь  с  боку  на  бок  и  сотрясая  воздух  беззвучными  криками.  Боль,  пронзившая  сустав,  была  такой  жгучей  и  нестерпимой,  что  мысль  о  простом  растяжении  сразу  отпала.  Наверняка  он  заработал  перелом,  может  быть,  даже  двойной  и… ох,  как  это  было  некстати!
  Корчась  от  боли,  Фронкул  заставил  себя  подняться  на  четвереньки  и,  едва  удерживаясь  от  желания  заорать  в  полный  голос,  вполз  в  прихожую.  Там,  добравшись  до  входной  двери,  он  встал  на  колени,  приложился  ухом  к  замочной  скважине  и  с  замиранием  сердца  прислушался  к  тому,  что  творилось  на  улице…

  Мычание  за  оградой  приобрело  новую  окраску.  Сейчас  в  нём  явно  преобладала   интонация  какого-то  демонического  торжества. Словно  бы  мычащее  существо, бродившее  до  сих  пор  по  лесу  хаотично,  руководствуясь  лишь  слепыми  инстинктами,  определилось,  наконец,  с  конечной  целью своего  передвижения  и  двигается  теперь  строго  на  неё.
  Однако,  помимо  мычания,  замершему  у  дверей  Фронкулу  слышалось  уже  кое-что  и  похуже.  Кто-то  огромный,  тяжёлый  и  массивный    двигался  по  саду  широкими,  размеренными  шагами.  Жалобный   хруст  сминаемых  кустов  вейгелы  и  магнолии  указывал  на  поступательное  и  неотвратимое  приближение  к  его  дому.  Шелест  и  треск  раздвигаемых  ветвей  раздавались  всё  отчётливей,  и  это  грузное,  неведомое  и  оттого  более  страшное  наступление  заставило  Фронкула  встряхнуться,  обратившись  к  поискам  спасения  с  утроенной   энергией.

  Кляня  свою  беспомощность  последними  словами,  он  выполз  на  четвереньках  из  прихожей  в  мастерскую  и,  усевшись  прямо  на  полу,  принялся  лихорадочно  соображать,  что теперь  делать  дальше?

 Не  оставалось  никаких  сомнений,  что  это  мрачное  продвижение  по  садовым  кустам  и  клумбам  закончится  у  дверей  его  особняка.  О  том,  что  произойдёт  впоследствии, думать  не  хотелось,  но  даже  малейший  намёк  на  предполагаемую  развязку  заставлял  его  леденеть  от  ужаса.
  Окна  дома,  стоящие  на  высоком  цоколе  и  забранные  железными  решётками,  могли  считаться  сравнительно  недоступными.  По  крайней  мере,  пока  за  них  можно  было  не  волноваться.  Но  как  быть  со  входными  дверями?  Если  чудовищу  ничего  не  стоило  выбить  обшитую  железом  дверь,  что  закрывала  вход  в  подвалы  Памье,  то  сюда  оно сможет  войти  с  такой  лёгкостью,  как  если  бы  проём  был  занавешен  шторкой  из  декоративного  бамбука.
  Значит,  надо  как-то  укрепить  дверь.  Забаррикадировать  её  изнутри,  пока  не  поздно,  завалить  чем-нибудь  тяжёлым,  чтобы  она  была  придавлена  намертво.  Но как  это  сделать?!  Стулья,  кресло,  тумбочки,  зеркала  -  всё  это  казалось  мелким  и  ничтожным,  не  стоящим  внимания.  Тут  требовалось  нечто  более  крупное  и  массивное.  Что-то  имеющее  настоящий  вес и  объём.  Что  же?..

  Тоскливый,  блуждающий  взгляд  Фронкула  неожиданно  остановился  на  Пасифае…
  Пасифая?!   Чёрт  возьми,  а  почему  и  нет?!  Это  же  как  раз  то,  что  нужно!  Если  придвинуть  скульптурную  группу  ко  входным  дверям,  то,  быть  может,  это  спасёт  положение.  Вес  этой  гипсовой  громадины  наверняка  сыграет  в  его  пользу. На  пути  непрошенного  гостя  вырастет  непреодолимое  препятствие  -  да  ещё  какое!  Тогда  вперёд  -  воздвигнуть  эту  преграду  поскорее,  пока  не  поздно!..
  Невероятным  усилием  воли  Фронкул  заставил  себя  подняться  с  пола.  Сделать  это  было  непросто.  Искалеченная  нога  болезненно    пульсировала  повреждённым  суставом,  яростно  взрываясь  болью  на  малейшее  прикосновение.  Фронкул  кое-как  допрыгал  на  здоровой  ноге  до  скульптуры,  цепляясь  руками  за  стену,  и,  упав  возле  постамента  на  колени,  просительно, словно  моля  о  пощаде,  поглядел  на  свою  красавицу  Пасифаю  снизу  вверх.
  Да,  пожалуй,  композиция  была  слишком  велика.  Сдвинуть  её  в  одиночку  нормальному  человеку  не  под  силу  -  для  такой  работы  требовались  как  минимум  четыре  пары  крепких,  здоровых  рук!  -  но  надо  всё  же  попытаться,  тем  более  что  ничего  другого  всё  равно  не  остаётся!
 
  Облизав  пересохшие  губы,  он  упёрся  в  гладкую  поверхность  постамента  плечом  и  ладонями,  примерился  и  надавил,  что  есть  силы…
  Постамент  даже  не  шелохнулся.
  Ах,  чтоб  тебя!  Фронкул  в   сердцах  ударил  по  нему  кулаком  и  тут  же,  болезненно  сморщившись,  принялся  ожесточённо  дуть  на  ушибленную  руку.  Потом,  злобно  завывая,  переполз  на  коленях  к  противоположной  грани  и  попытался  повторить  неудавшийся  опыт  с  другой  стороны.
  Постамент стоял  так, словно  был  приколочен  к  полу  гвоздями.
  Проклятье!  Проклятье!!..
  На  глаза  Фронкула  навернулись  слёзы  отчаяния.  Неужели  совсем  ничего  нельзя  сделать?!  Нет-нет, сдаваться  ещё  рано.  Надо  бороться  до  конца!..

  Снаружи  за  дверями  творилось  что-то  неладное.
  Кусты  больше  не  трещали. Зато  теперь  хрустел  гравий  дорожки,  отчётливо  и  смачно,  припечатываемый  всё   теми  же  монолитными  ступнями.
  Шаги,  следуя  заданному  ритму,  неторопливо  приближались  к   террасе.  Тот,  кто  шёл по  саду,  явно  не  спешил.  Он  словно  понимал,  что  торопиться  некуда.  Жертвы  и  так  были в   его  руках.  Судя  по  всему,  он  догадывался  об  их  незавидном  положении  и  хорошо  знал,  что  деваться  им  некуда.  Вот  сейчас  заскрипят  ступеньки  крыльца.  Потом  задрожит   под  могучим  натиском  дверь.  Задрожит  и  отлетит  в  сторону,  как  туалетная  ширма…

  В  порыве  отчаяния  Фронкул  укусил  себя  за  руку  так, словно  хотел  прокусить  вены.
   А  что  если  попытаться  сбросить  с  постамента  саму  скульптурную  группу?  Сделать  это  наверняка  легче,  хотя  бы  потому,  что  за скульптуру,  по  крайней  мере,  можно  зацепиться  пальцами.  Плюс  к  тому,  она  установлена  таким  образом,  что  на  ней  удобнее  будет  создать  силовой  момент.  Сейчас…  сейчас…  Только  бы  хватило  на  это  сил.
 Обтерев  рукавом  залитый  кровью  глаз,  Фронкул,  рыча,  словно  загнанный  зверь,  приподнялся  над  полом  и  постарался  встать  так,  чтобы  по  возможности  не  перегружать  травмированную   ногу.  Сделав  глубокий  вдох,  он  вцепился  обеими  руками  в  гипсовые  бёдра  кающейся  Пасифаи.  Попробовал  их  окаменевшую  массу  ладонями,   затем  собрал  все  силы  и  резким  толчком  на  задержке  дыхания  постарался  продвинуть  скульптуру  вперёд…
  У  него  было  мало  надежды  на  этот  вариант  -  уж  он-то  знал, сколько  материала  ушло  на  всю  композицию  -  но,  как  ни  странно,  группа  как  будто  подалась  под  его  судорожным  усилием.  Правда,  она  сдвинулась  совсем  немного,  на  какие-то  жалкие  пол-сантиметра,  но  этого  хватило, чтобы  Фронкул  сразу  воспрянул  духом.  Ага,  значит  не  всё  потеряно?  Ну-ка  ещё  разок!..

  Перед следующим  рывком  Фронкул,  несмотря  ни  на  что,  дал  себе  пятисекундный  отдых,  сознавая  всю  его  решающую  ответственность  и  возлагая  на  него  свою  последнюю  надежду.
  На  этот  раз  он  упёрся  в  гипсовых  владык  Крита  всеми  доступными  частями  тела,  даже  шеей,  а  затем,  подбодрив  себя   воинственным  кличем,  бросился  «на   штурм»  гипсовой  крепости…
 
  Скульптурная  группа  в  самом  деле  была  невероятно  тяжела.
  От  чрезмерной  натуги  глаза  Фронкула  выкатились  так  далеко   на  переносицу,  что  он  даже  смог увидеть  кончик  своего  языка,  также  высунутого  вперёд,  застывшего  и  дрожащего  мелкой  дрожью. 

  Уступая  его  сверхчеловеческим усилиям,  Пасифая  вынужденно  продвинулась  ещё  на  пару  сантиметров,  потом  ещё чуть-чуть. С  явной  неохотой  великая  царица  сдавала  свои  позиции…
  Ну,  же!..  Ну,  ещё  немного!  Ну,  ещё  давай!..  -  давясь  и  брызгая  слюной,  оглушительно  шипел  Фронкул,  обращаясь к   самому  себе  и  к  неуступчивой  статуе. -  Ещё  немножко!  Ну!..
  Кровь  горячими  ручьями  струилась  по  его  щекам.  Перемешиваясь  с  обильным  потом  и  слезами,  она  капала  с  подбородка  на  пол,  где  собиралась  под  ногами  в  разбавленные,  красноватые   кляксы-лужицы…

 … Мышцы  на  руках  и   ногах  Фронкула  звенели  от  напряжения;  жилы  на  шее  вздулись,  сделавшись  похожими  на  корабельные  канаты  /он  почти  осязал  их  невероятную  толщину/;  вывихнутая ступня,  на  которую  тоже  пришлось  опереться,  пожирала  адским  огнём  всю  ногу  по  самое  бедро…

  Краем  уха  Фронкул  чутко  ловил  все  посторонние  звуки,  доносящиеся  из  сада,  но,  одуревший  от  нечеловеческих  нагрузок,  переиначивал  их  на  свой  лад.  Сам  он  дышал  шумно  и  прерывисто,  но  ему  казалось,  что  это  дышит  не  он, а   кто-то  другой;  он  натужно  хрипел,  но  эти  хрипы  казались  ему  вылетающими  из  чужой  глотки;  иногда  он  издавал  сдавленные  стоны,  но  в  его  представлении  это  стонала  сама  Пасифая,  свергаемая    царица  Древнего  Крита.
  Тяжёлые  шаги  грохали  под  самыми  дверями…

  Сил у  Фронкула  не  оставалось  уже  никаких.
  Какое-то  ошалелое,  безумное  упрямство  заставляло  его  держаться  на  ногах,  проталкивая  к  дверям  гипсовых  исполинов.  Хрипя и  стеная,  рыча и   визжа,  он  выжимал  из  себя  последнее  и  давил  уже  скорее  рефлекторно,  не  чувствуя   под  собой   ни  ног,  ни  рук,  ни  собственного  тела…

  И,  наконец,  свершилось  невозможное!..
  Фронкул  даже  не  успел  понять,  как  это  произошло.
  Он  только услышал  страшный  грохот,  как  будто  разом  обрушились  все  перекрытия  вместе  с кровлей  -  и  дом  сотряс  невероятной  силы  удар,  от  которого  со  стен  и  потолка  хрустальным  дождём  посыпались  люстры,  бра,  светильники,  а  также  портреты  в  золочёных  рамках,  офорты  и  гравюры.  На  этот  звон  глухим,  рассыпающимся  шумом  отозвались  его  многочисленные  скульптурные  этюды  и  фрагменты,  глиняной  лавиной  хлынувшие  с  полок  и  стеллажей…

  Затем  его  самого  могучей  силой  инерции  бросило  вперёд.  Он  перевернулся  через  голову  и,  не  успев  подставить  руки,  жестоко  ударился  лбом  о  гипсовый  обломок. Последнее,  что  он  успел  зафиксировать,  был  его    собственный  крик,  болезненный  и  молящий,  очень  похожий  на  те,  что  слышались  ему  во  сне.  Потом  всё  потонуло  во  мраке…
  ………………………………………………………………………
  ……………………………………………………………………..

 … Когда  он  пришёл  в  себя,   ему  не  сразу удалось  вспомнить,  что  именно   послужило  причиной  той  страшной,  разрушительной  акции,  проведённой  им  в  собственном  доме.
  Прежде  всего  Фронкул  увидел  застывший столб  мучнисто-белого,  удушливого  тумана,   поднявшийся  к  потолку  как  некий  символ  отлетевшей  души  уничтоженной  Пасифаи.  Облако  из  гипсового  порошка  оказалось  настолько  плотным  и  непроницаемым,  что  висело  над  полом  почти  не  колышась,  закрывая  свободный  обзор  наподобие  сплошной  тюлевой  драпировки.
  Не  сразу  удалось  ему  разглядеть,  что  скульптурная  группа,  сброшенная  на  пол,  раскололась  на  множество  частей,  по  которым  нельзя  было  даже  определить,  что  они  прежде  из  себя  представляли  в  совокупности.
  Как  ни  странно,  но  самый  факт  крушения  его  почему-то  почти  не  расстроил.  Обломки  скульптуры  образовали  возле  дверей  большую,  громоздкую   кучу,  причём  так  удачно,  что  Фронкулу  практически  ничего  не  надо  было  доделывать.  Необходимая  баррикада  у  входа  была  воздвигнута  в  лучшем  виде  и  без  его  помощи.

 … За  то  время,  что  Фронкул  лежал  на  полу,  в  раскрытом  рту  его  скопилась  какая-то   гремучая  смесь,  состоящая  из  комков  глины,  песка,  паркетных  опилок  и  ещё  чего-то  хрустящего,  клейкого,  колючего  и  совершенно  несъедобного.  Поворочав  всё  это  языком,  он  со  стоном  перевернулся  на  бок  и  с  силой  исторгнул  из  себя  отвратительную  смесь,  сдобренную   большим  сгустком  крови…

  Затем,  уцепившись  обеими  руками  за  опустевший  постамент,  он    осторожно  встал  на  колени.    Очень  медленно,  как  бы  проверяя  на  прочность  суставы,  покрутил  бёдрами,  плечами,  локтями,  кистями  рук.  Осторожно  помотал  головой.  Каждое  движение   давалось  ему  с  трудом.  Даже  самое  минимальное  усилие  причиняло  физическую  боль  и  страдание.   Фронкул  чувствовал  себя  так,  словно  только  что вместе  со  своей  Пасифаей раскололся  на  мелкие  кусочки,  после  чего  был  склеен  заново,  причём  очень  небрежно  и  неудачно.
  Когда  уши  его  вновь  обрели  возможность  слышать,  он  цепко  и  насторожённо  прислушался  к  тому,  что  происходило  вокруг.

  С  наружной  стороны  дверей,  как  и  во  всём  доме,  царила  странная  тишина.  Ни  шагов,  ни  рёва  больше  слышно  не  было.  Обрушение  такой  внушительной  громадины,  казалось,  потрясло  вокруг  вся  и  всё.  Даже  ветер  на  улице  испуганно  затих,  перестав  шелестеть  кронами  деревьев.
  Страшный  гость,  быть может,  временно  затаился,  обдумывая  новые  способы  взлома  дверей,  но,  вероятнее  всего,  он  удалился  восвояси,  оставив  всякую  надежду  проникнуть  в  столь  надёжно  охраняемое  жилище.

  Не  поднимаясь  с  колен,  Фронкул  гордо  вскинул  разлохмаченную голову,  присыпанную,  словно  пеплом,  толстым   слоем  серого  гипсового  порошка.
  Это  была  его  победа!  Он  победил!!  Он  выиграл  этот  бой!!!..

  Сердце  триумфатора  застучало  неистово,  как барабан,  отбивая  в  груди   победные,  маршевые  ритмы.
  Дыхание  в  такт  ему  исторгалось  из  лёгких  резкими,  скупыми  рывками.
  После  полученного  удара  в  голове  Фронкула  наплывами  проносились  какие-то  непереносимо  звенящие  шумы,  заставлявшие  его  морщиться  от  боли,  но  даже  этот  болезненный  перезвон  звучал  для  него  сейчас  в  мажорной  тональности.
  Сложив  в  кулаки  ободранные  пальцы,  он  воздел  перед  собой  руки  и  погрозил,  внушительно  и  важно,  невидимому  противнику…

    Белёсый  туман,  висевший  под  потолком,  медленно  рассасывался,  открывая  безотрадную  картину  разгромленной  мастерской.  Одинокая  муха, случайно  залетевшая  в  помещение,  совершила  печальный  круг  почёта  над  горой  глиняных  обломков  и  с  тоскливым  жужжанием  умчалась  прочь…

  -  Попробуй  доберись  до  меня,  сукин  сын!  -  с  вызовом  проревел  Фронкул,  потрясая  окровавленными  кулаками………………….
  ………………………………………………………………  

Похожие статьи:

Рассказы → Окна против дверей 3, 4

Рассказы → Нить Ариадны часть 1

Рассказы → Нить Ариадны часть 2