Обмен времени

Времена меняются.

Люди часто повторяют эту фразу, даже не задумываясь: а по какому курсу им однажды предложат совершить обмен. И будет ли эта сделка выгодной…

* * *

Про войну Киф помнил мало. Она началась когда ему было шесть лет и закончилась на следующий день. Кто первый запустил ракеты? Теперь-то не все ли равно… Европа, Азия и обе Америки моментально сгорели в пожарах и взрывах. Африку к тому времени уже выкосила эпидемия. Такие сведения привозили немногочисленные беженцы. Их корабли приплывали к зеленым берегам Австралии еще год. Потом уже если и встречался эсминец или танкер, он был похож на «Летучего Голландца» — команда из одних скелетов, а судно движется только по воле волн.

Через пару лет исчезли волны и ветер. Не стало приливов с отливами. Магнитные полюса Земли сместились к Экватору. И при этом почти размагнитились. Возникли перебои с электричеством. Профессора и академики в телевизоре пытались объяснить это с научной точки зрения, но их никто не слушал — оставшихся в живых охватила паника.

Вскоре все телевизоры и радиоприемники замолчали. Телефоны тоже. Малыши могли бы спокойно совать пинцеты в розетки, тока там не осталось. Но дети были заняты другой проблемой: выжить любой ценой. Хотя непонятно — ради чего?! Перспективы совершенно безрадостные, планета умирает. Зеленые берега Австралии пожухли и высохли. Стерлись яркие краски. Везде — в земле, небе, в душах людей, — преобладал серый цвет. Даже детям было понятно: общество обречено. Надежды нет. Лучший выбор — лечь, зажмуриться и ждать смерти. Но сильнейший из инстинктов выволакивал их за шкирку, как слепых щенков, из подвалов, бункеров и оврагов. Заставлял бороться за жизнь, превозмогая боль и страх. Учил воровать еду и сбиваться в стаи.

Киф быстро повзрослел. В банде Западного берега собрались подростки, похожие на доберманов — резкие, злые и вечно голодные. Лишь он один был волчонком. Настоящим хищником. Соперники рычали, громко и страшно, давая понять, что с ними лучше не связываться. Киф нападал молча и не знал жалости. К тринадцати годам стал свирепым вожаком отряда, который грабил караваны с синтетической пищей, единственной ценностью, которая еще осталась у людей. Золото и бриллианты, бензин, патроны, ум, честь и совесть — все что угодно готовы были отдать жители уцелевшего континента за сверкающую банку светло-серой питательной пасты. В начале двадцать первого века мальчишки сделали бы отличный бизнес, продавая награбленное и извлекая огромную прибыль. Но в конце столетия куда важнее было набить брюхо до сытой икоты и отложить пару консерв про запас, чтобы нажраться еще и завтра. А в послезавтра они не заглядывали.

Еще через три года банда из четырех сотен головорезов единодушно избрала Кифа своим вожаком. К тому времени Западный берег опустел: беженцы тонкими ручейками утекли к южным областям Австралии, где — если верить слухам, — еще остались относительно чистая вода, лекарства и жестянки с синтетикой. Где можно выжить.

А главное, там был эребус. Он появился случайно. Одна из ядерных ракет во время войны долетела до Земли королевы Мод, растопив тысячелетние льды. На стыке тектонических плит, прочным швом связавших Австралию и Антарктиду, обнаружили странный зеленоватый минерал. То ли он всегда там был, но только сейчас люди получили к нему доступ, то ли образовался под воздействием ядерного взрыва — об этом никто не знал. Даже первооткрыватель, чью фамилию забыли записать в учебник истории. Да и не осталось школ, в которых такие учебники могли вдруг понадобиться. Газеты тоже давно уже перестали выходить — кому они нужны на сожженной планете. Но новость про эребус разлетелась в одночасье, ее передавали из уст в уста. Никто не остался равнодушным, услышав ее. Потому что в сером сумраке будней вдруг забрезжил луч надежды. появился шанс увидеть солнце. Голубое небо. Зеленую траву… Правда, только в прошлом. Эребус, разносила молва, давал возможность путешествовать во времени. Отправиться в прошлое, где временами жизнь тоже бывала поганой, а все-таки не настолько, как сейчас.

Киф в подобные сказки не верил, называл их чушью собачей, всегда добавляя пару забористых ругательств. Однако вскоре караваны с едой перестали приходить на Запад, и надо было что-то решать, пока банда не передохла от голода. Вожак поразмыслил минут пять и приказал двигаться в Аделаиду, благословенный город, который прямо-таки напрашивался, чтобы его захватили и разграбили.

Дорога вилась бодрой лентой, а потом вокруг неожиданно рассыпалась пустыня, окружая их дюнами и барханами. Плевать, осилим! Ноги утопали по щиколотку в колючем красном песке, но они ускоряли шаг, чтобы поскорее преодолеть опасный участок. Глупцы. Мертвая пустошь раскинулась на три тысячи километров и каждый, вступивший сюда, заранее был обречен.

Год спустя их осталось лишь пятеро. На закате, по традиции, бросили жребий: кто станет ужином, а также спасительными объедками на завтра. Короткую спичку вытянул вожак. Набросились скопом, не давая опомниться, двое зашли со спины — все, как он учил. Не учли только одного: победу в драке приносит не количество бойцов, а внутренняя злость. У Кифа ее было больше.

Дальше он побрел один, забрав у своих убитых соратников все самое ценное и вкусное. Уже к концу недели пустыня кончилась. Скиталец вышел на берег залива, от темно-свинцовых вод которого несло дикой вонью. Но юноша так устал от унылой безнадежности красного песка, что впервые в жизни обрадовался серости. Да что там, чуть не сошел с ума от счастья.

* * *

Или все-таки сбрендил? Ведь на следующий день, в Аделаиде, чушь собачья стала реальностью: Киф увидел машину времени. Его буквально ткнули носом в синее стекло, а за ним вспыхивал лампами и разбрасывал искры чудной агрегат с большим креслом посредине.

— Отсюда мы вас и запустим, — сказал одноглазый.

Киф обернулся в поисках других людей — никто прежде не обращался к нему «на вы». Да и здесь, в огромном городе пока не называли подобным образом. Полицейские, что тащили волоком по улице, орали: «чертов бродяга» и еще какие-то непристойности. Судья был лишь чуточку мягче: «в тюрьму этого гнуса!» Повезли, однако, сперва в Корпорацию, и здесь уже начальник отдела по подбору персонала, проявил неожиданную вежливость. Даже приказал снять наручники с Кифа.

— У меня хоть один глаз, да я им людей насквозь вижу! — отрезал рекрутер в ответ на слабые возражения стражей порядка. — Совершенно очевидно, что вы трусливые идиоты, а он — бандит и убийца. Значит, с ним мы найдем общий язык, с вами же вряд ли. Так что выметайтесь, ждите за дверью!

Живой глаз, тот, что не прятался под повязкой, был зеленым. Эта зелень уже о многом сказала Кифу, как и ровный загар, покрывающий лицо и руки собеседника. Он явно отличался от всех прочих людей, встреченных прежде — те быстро угасали, выцветали и иссушались, превращаясь в серые тени, даже если регулярно и обильно нажирались консервами. Этот же, прямо-таки неприлично бодр и энергичен.

— Каждые выходные провожу на пляжах в 1999 году, — пояснил он. — Не верите? Можем устроить вам обзорную экскурсию.

Кифа заставили сбросить лохмотья, переодели в непривычные красно-черные плавки и водрузили на нос очки с большими темными стеклами. От солнца. Трижды предупредили — не снимать.

— Не то можно остаться без глаз, — рекрутер подмигнул и это выглядело потешно, хотя и страшновато: кому же верить, если не ему?!

Привязали к креслу гибкими ремнями — для безопасности. Вкололи что-то в руку, она моментально онемела. А спустя мгновение Кифа накрыла волна зеленоватого тумана.

Когда схлынула, вокруг был совсем другой мир. Красочный, жаркий, оглушительно-громкий и… прекрасный. Дети барахтались в море, не опасаясь акул-мутантов. На горизонте вода вдруг встала отвесной стеной, но никто не закричал в ужасе, наоборот по ней тут же заскользили десятки загорелых юношей и девушек на каких-то плоских рыбах… Или то были доски? Некогда разбираться, столько всего интересного вокруг. Высокий дядька на водных лыжах мчится за катером, потом за его спиной надувается что-то похожее на оранжевого воздушного змея и выдергивает долговязого вверх, к облакам. Подростки спускаются с горки по длинной трубе и вылетают прямо в море. Радостный визг ребятни звенит в ушах, перекрывая все прочие звуки. Но все эти чудеса меркнут… Справа от себя Киф заметил блондинку, которая загорала без лифчика. Как раз сейчас она собралась нанести крем на свою шею, вот ее ладонь совершает нежные волнообразные движения, спускаясь постепенно к груди…

Зеленоватая волна смыла приятную картинку, вокруг снова проступила лаборатория. Он сидел в кресле машины времени, немного смущаясь по поводу предательски узких плавок.

— Вижу, вам понравилось, — кивнул одноглазый. — Минута в приятном прошлом и главное, совершенно бесплатно. Но если захотите туда вернуться, а может выбрать любое другое время и место, вот тут уже придется заплатить…

— Сколько? — перебил Киф.

Он был готов на все: отнять, украсть, убить если потребуется. Но кадровик ухмыльнулся.

— О, нет! Вы не так поняли. Путешествие в прошлое нельзя купить. Только обменять по особому курсу. Стоимость каждого временного отрезка рассчитывается персонально. Скажем, час на пляже в 1999 году обойдется в килограмм эребуса. А за тот же час на столетие раньше придется отдать три кило. Это грубый подсчет, разумеется.

— Но… Где достать этот… Эребус? — растерялся Киф.

— Только в одном месте. 
Одноглазый выдержал паузу, давая возможность попрощаться со сказочным видением навсегда. А потом достал из папки, которую держал в левой руке, квадратик белого пластика с вбитыми золотыми буквами. Помахал им в воздухе.

— Это стандартный контракт, дающий право работать на шахте. Вот сколько наковыряете минерала, на столько и погуляете в прошлом. Подпишите здесь, вас тут же доставят к рабочему месту. А прекратить сможете в любой момент, когда решите, что уже накопили достаточно.

Строчки расползались перед глазами — Киф не особо умел читать, нет, если поднапрячь мозг, отдельные слова сложить, может, и получится, но его память прожигал сейчас притягательный образ пляжной блондинки, ни о чем другом подумать все равно не удастся. Поэтому он просто приложил большой палец правой руки к кружочку идентификатора.

— Годится, я с вами! — сказал бродяга. — Не сбивайте настройки, завтра отправите меня в то же место и то же самое время.

Одноглазый на этот раз не улыбнулся. После подписания контракта он сразу переключился с вежливого тона на деловой, велел помощнику выдать Кифу специальный костюм и инструменты, после чего незамедлительно доставить в Купол.

— Насчет завтра не загадывайте, — напутствовал начальник. — Мало ли что…

«Да хоть что! Уж килограмм этой зеленой срани я за день по-любому наковыряю», — думал новоиспеченный сотрудник Корпорации.

Он сидел в брюхе ржавого тарахтящего монстра — судно на воздушной подушке натужно скользило по серым водам через залив и далее, в океанскую ширь да гладь. Купол показался только через пять часов, большую часть этого времени Киф вспоминал блондинку, ощущая кожей солнечные лучи и приятные мурашки.

С такими у него пока не складывалось. Все его прежние женщины делились на два типа: те, кто продавали себя за еду в борделях Западного берега — вечно усталые, грязные и равнодушные, — и те, кто убивал себя, только чтобы не попасться в руки его банды. Поразительно, эти скромницы предпочитали вскрыть вены, броситься с обрыва или наесться битого стекла при налете диких отрядов. Даже страшненькие, хотя им-то с чего носом крутить?! Впрочем, смерть девушек редко когда останавливала Кифа и его собратьев, зов плоти был сильнее…

* * *

Купол появился уже после заката, поэтому впечатление произвел грандиозное. Прямо из океана поднимался столб света, широченный, как баобаб. Он бил черное небо, разгоняя копошащиеся там тучи, а вокруг разбегались во всех направлениях бело-желтые дорожки, словно лучи экзотической звезды. Над поверхностью сооружение выступало лишь на десять метров, основная часть Купола пряталась под водой, сейчас напоминая чуть сплюснутое гигантское яйцо, светящееся изнутри.

Скорлупа разошлась, пропуская катер в герметичный шлюз. Мощные насосы откачали излишек воды, плеснувший следом. Встречали Кифа два охранника с мощными ружьями. Его проводили в столовую, накормили поздним ужином — две банки синтетики, роскошный пир! — и далее спустили на лифте в спальный отсек. Двухъярусные кровати оказались вполне удобными, одеяло не слишком кусачим, а подушек сразу две. Чем не жизнь? Соседи мрачные, это да. Хотя они в миллион раз милее тех отморозков, с которыми приходилось водиться в прежние годы. Даже не стали устраивать ему проверку в первую ночь, а ведь Киф не спал почти до рассвета, притворяясь храпящим и сжимая в кулаке нож, украденный из столовой. Ждал какой-нибудь подлости. Но всем, похоже, было плевать на него.

Утром бригадир смены проверил, правильно ли новичок надел защитный костюм и шлем, после чего подозвал седого великана — тот возвышался над строем шахтеров на целую голову.

— Хан, присмотри сегодня за этой слизью, ну, знаешь, чтоб чего не вышло.

Старик молча протянул цепь от своего ремня.

— Пристегни к поясу. Иди за мной. Делай как я и не болтай попусту, — сказал он.

По голосу Киф сразу распознал вожака, который привык отдавать приказы и не желает, чтоб ему перечили. Цепь, связавшая их, была не длиннее двух метров. Пришлось подлаживаться под широкий шаг гиганта, чтобы не выглядеть щенком, которого тащат на поводке.

В нижней части Купола был такой же шлюз, как и вверху. Здесь стояли огромные квадратные батискафы — два тут же начали заполнять работяги, третий, видимо, был резервным. Как только задраили люки, отсек заполнился водой и тяжеленные кубы рухнули вниз, крутясь словно игральные кости. Киф, однако, не почувствовал головокружительного погружения, кабина с шахтерами оставалась неподвижной.

Первый рабочий день запомнился навсегда. Да и как забыть, если потом каждую смену делаешь одно и то же? У входа в шахту запрыгиваешь в пустую вагонетку, она на автопилоте довозит до Стены — так называется спрессованный пласт редчайшего минерала, который залегает глубоко под океанским дном и тянется от Купола до вулкана, мирно спящего на одном из антарктических островков. Собственно, по имени огнедышащей горы и окрестили уникальный минерал геологи-разведчики. Шахтеры же называли его без малейшего почтения — «зеленухой».

Откалывать эребус от Стены надо с особой осторожностью. Это новичку втолковывали не жалея слов. Сначала инструктор в Корпорации, потом бригадир за завтраком и теперь вот Хан — все равно делать нечего, вагонетка медленно катится.

— Значит, резать можно лишь светло-зеленый камень. Пока куски сохраняют прозрачность — все зашибись. Увидел, что дальше пошел темный, малахитовый пласт, с прожилками — прекращай работу. Это предвестник беды. Но если ковырнешь случайно, еще не так страшно. А вот дальше пойдет черный слой и это уже смерть: малейший удар, даже ногтем чиркнешь, — сразу взрыв и кирдык тебе.

Для того чтобы свести потери от подобных ситуаций к минимуму, шахту затапливали. Под водой взрыв эребуса не так разрушителен, да и у человека шансов выжить больше. Руку, конечно, оторвет, зато соседи уцелеют. Авось донесут до лазарета. Или нет. «Чернышей» ведь никто не любит, они представляют угрозу для окружающих. Зачем такого спасать? Пусть подыхает в корчах.

Резать породу под водой — занятие муторное. Надо отбивать кусок побольше, достаточно тяжелый, чтобы не всплывал из вагонетки. Но при этом такой, чтобы не надорваться. Смена-то длинная, двенадцать часов, а плечо никто не подставит. Каждый набивает зеленуху только на личный счет. Воровать не станут, даже у новичка, — за такое вечером в Куполе тихо придушат, — но и пальцем не пошевелят, чтобы помочь.

За смену Киф успел нарезать восемь камней, причем каждый весил не меньше трех килограммов. Руки дрожали и болели от напряжения, спину он просто не чувствовал, но настроение было отличное. Заработал себе жаркий день на пляже и не менее жаркий вечер с красавицей-блондинкой…

— Размечтался, — хмуро пресек восторги Хан. — Шахтеру с каждого добытого кило один процент положен. Ты даже вздрочнуть на свою кралю не успеешь, за такие-то крохи. Времени не хватит.

Говорил великан без злорадства, ситуация его скорее раздражала. Ведь и сам он получал тот же мизер. Другие работяги, наперебой начали объяснять сопляку, что Корпорация выжимает все соки из простофиль, которые не читают мелкий шрифт в контрактах. А также активно вербует преступников, этим дается нехитрый выбор — казнь прямо сейчас или жизнь до тех пор, пока вкалываешь на Стене.

Зеленухи нужно добывать все больше и больше. От нее зависят Аделаида и окрестности, а также бесперебойная работа Купола. Всю энергию дает эребус, от него работают прожектора, фильтры для очистки воды и вентиляторы, с тягучим гулом выталкивающие наружу духоту. Кроме того, совет директоров Корпорации уже несколько лет живет безвылазно в благополучном прошлом. Администраторы чуть пониже рангом получают гарантированные поездки на выходные и ежегодный отпуск — пару недель у прадеда. Как ты думаешь, тупица, чьим потом и кровью все это оплачивается?

Отпуск у прадеда, конечно же, шутка. Путешественникам во времени запрещено появляться в любом году после 2000-го: мера предосторожности, чтобы избежать необратимых катаклизмов. Много кому хочется изменить недавнее прошлое, остановить войну и уничтожение планеты. А нельзя. Тогда не возникнет эребус, а без него, создание машины времени будет невозможно. Значит, в прошлое никто не полетит. Вот уже и парадокс — бдыщ! Наша реальность лопнет, как мыльный пузырь… Киф уже не слушал. Драл он такую реальность, в мелкие лоскутки. Сейчас куда больше занимали подсчеты, через сколько килограмм зеленухи откроется окно на тот самый пляж? Придется натаскать не меньше тонны.

По всему выходило, что его поимели.

— Ублюдки! — завыл он. — Проклятущие твари! Как же я ненавижу…

Хан усмехнулся и отстегнул цепь.

— Добро пожаловать в команду неудачников, малыш.

* * *

Год в пустыне казался немыслимо тяжелым, но теперь вспоминался с приятной ностальгией. По сравнению с шахтой это был сущий курорт. Работа каторжная. Резаки не справлялись с породой, приходилось наваливаться всем телом и давить на рукоятку изо всех сил. Тогда пористая поверхность поддавалась. Мелкие осколки проплывали, сверкая, как драгоценные камни, горели зеленью изнутри. Киф никогда не видел изумрудов, да и не слышал про них, потому обходился без громких сравнений. Просто снимал с пояса вакуумный сачок и ловил кусочки эребуса. говорят, во времена лихорадки на Клондайке старатели брезгливо морщились, намывая золотой песок. Самородки им подавай! Здесь никто на стал бы разбрасываться песчинками, слишком дорогой ценой достаются.

Он быстро научился врубаться в стену, придерживая резак под правильным углом. Рубил не сверху, как остальные, а вспарывал Стену снизу, словно брюхо своей первой жертвы — байкера в кожаной куртке, не сходившейся на огромном животе. Тот мерзавец хотел… Чего? Сейчас уж и не вспомнить. Да и не важно. Сожми железную рукоять двумя руками. Бей. Еще! Отлично, вон какой кусище отломился. Бригадир, конечно, засчитает не целиком. Мухлюет, гнида, весы подкручивает. Но тут уж для шахтеров условия одинаковые. Все терпят. И ты терпи.

Трудности закаляют: юноша раздался в плечах и существенно подрос. Уже через полгода он мог позволить себе провести целые сутки с блондинкой или с любой другой красоткой. Хоть с тремя! Но не хотелось попасть впросак. Киф видел, какими возвращаются из краткого путешествия его соседи. Забитые, опустошенные, еще более серые, чем прежде… Боссам Корпорации прошлое шло на пользу, поскольку они жили в нем с завидным постоянством, иногда приезжая в конец двадцать первого, на работу. А потом снова убегали от реальности, прятались в избранном временном периоде — спокойно-ленивом или развратно-озорном, тут уж каждый по себе выбирал. Шахтеры же окунались в былые века на краткий миг, пьянящий и волшебный, однако потом наступало похмелье — жестокое пробуждение, осознание того, что ради нового опьянения придется трудиться не покладая рук долгие недели, месяцы, годы.

Зиг, сосед по койке, немецкий солдат-дезертир. Он заступил в караул как раз в тот день, когда началась война. Наблюдал на экране гибель мира, слышал панические сообщения по секретной связи — генералы союзных и вражеских армий кричали, молились, рыдали. Не выдержал, сбежал… Теперь каждый месяц отбывает в прошлое на четверть часа. Выбирает один и тот же бар в Берлине 1924 года. Залпом выпивает рюмку шнапса и приглашает незнакомую фройляйн на медленный фокстрот, который наигрывает маленький оркестрик — кларнет, скрипка и пианино. Танцует Зиг неважнецки, иногда наступая своей нелепой ножищей на лаковые туфельки Гретхен или Труди, а может быть и вовсе Баси. Но это не важно. Он зарывается носом в белокурые локоны, жадно вдыхая ароматы духов, чувствует трепет изнеженного тела под тонким платьем, когда проводит рукой по спине или сжимает ладонь на талии. А в награду за столь явный интерес получает от барышни влажный поцелуй в плохо выбритую щеку. Почти всегда. И потом у него остается целая минута, чтобы выйти на улицу, прямо в мирную весну, купить мороженое у веселого торговца на углу, отсчитывая звенящие пфенниги. С этим белоснежным чудом и возвращается в реальность, но никогда не ест. Просто смотрит, как оно тает и жирные липкие капли стекают по рукам.

Или, к примеру, Хан. До войны он был актером, прямо скажем — средненьким. В рекламе снимался, каких-то телесериалах. Зомби играл, в боевиках мускулами тряс. Для многих теперь это был пустой звук. Да и раньше, в принципе, тоже. На шахты пришел одним из первых, ради мечты — раз в полгода улетать в золотой век Голливуда. Киф не знал, что это за страна такая, но понял, что там постоянно снимают кино. Актер попадает в массовку каких-то важных лично для него фильмов и возвращается счастливым. Охотно делится подробностями в столовой, в батискафе, в душевой, в спальном отсеке — уже отбой, всем охота на боковую, а его не заткнешь… Приходится терпеть. Все знают, что на следующее утро Хан снова замкнется в угрюмом молчании на полгода: лишнего слова не выжмешь. Будет сидеть и пялиться в афишу, которую захватил из прошлого.

Привезти оттуда что-то стоящее, — пистолет или золотое колечко, — невозможно. Вдруг отсутствие именно этого кольца в ювелирной лавке не позволит стеснительному молодому человеку сделать предложение вовремя, и не родится какая-нибудь Важная Историческая Личность. Или, что еще неприятнее, без оружия не погибнет другой Ключевой Персонаж. Любой предмет вплетен в ткань пространства-времени и способен повлиять на ход истории. Кроме мусора. Поэтому привозили путешественники сломанные безделушки, скоропортящуюся еду или оборванные уличные афиши.

— Кто это? — спросил Киф.

— Клеопатра, — старик уже замкнулся в своем внутреннем бункере, потому и цедил слова в час по чайной ложке.

Но если набраться терпения, за несколько дней такими темпами можно набрать целый стакан. Хан рассказал о царице Египта — который и до войны-то считался древним. Молодая, красивая и очень порочная: выбирала себе любовника на одну ночь, но чтобы после не хвастался в тавернах и кабаках, ну и не докучал алчными просьбами, травила их особым ядом. Выпил чашу — и в постельку, а на рассвете умрешь во сне, с улыбкой…

Вот оно! Киф понял — это то, что нужно. Только так можно избежать последующих мучений и терзаний. Корпорация заманивает их миражами, подсаживает как на наркотик. Все ради того, чтобы вернувшись, они с удвоенной силой вгрызались в пласты породы, наполняя закрома. А он разорвет этот круг. Чем возвращаться в постылую реальность, лучше умереть в прошлом, испытав прежде неземное блаженство. Здесь его ничто не держит, какой смысл цепляться за серый мир?!

Киф влюбился. Не в вульгарную брюнетку с афиши. Не в королеву древних песков, которую скудное его воображение не могло даже представить. Влюбился в мечту. Не отказался от нее даже когда узнал сколько еще придется откалывать эребус ради столь далекого прыжка.

— Три тысячи долбанных дней в шахте обменять… На одну ночь, — удивился бригадир, окончив расчеты. — Ты в своем уме? Почти десять лет жизни…

— Разве тут жизнь? — парировал Киф. — Настоящая жизнь начнется с Клеопатрой.

«С нею же и закончится», — добавил он про себя.

Мечта Кифа быстро переросла в навязчивую идею, такое рано или поздно происходило со всеми в Куполе. Подобная идея еще наполняет радостным предвкушением, но от нее всего один шаг до болезненной мании.

Такого он тоже навидался у Стены. Шахтер из второго отряда, — кажется, Джек, — горбатится, чтобы раз в год улетать на один вечер в Лондон 1888 года. Там режет горло первой встречной проститутке. Они ведь с точки зрения истории такой же мусор, как и сломанные игрушки или обрывки афиш — режь, сколько хочешь, на будущем это никак не отразится… Дальше Потрошитель (так его прозвали лондонские газетчики) сидит в пабе, попивая темное пиво, пока не выдернут обратно в будущее. Таким вот образом завалил пятерых шлюх. А в промежутках между путешествиями всем и каждому рассказывает в подробностях, как смердят викторианские трущобы, и всего хуже несет от гулящей Энни и других продажных девок — поскольку те льют на себя какие-то дешевые духи, которые должны бы маскировать неприятные запахи, но на деле наоборот, только подчеркивает тошнотворную мерзость…

Настоящий маньяк, кто бы спорил. Вбил себе в голову, что должен очистить Лондон от всех этих вшей, ползающих среди его длинных и спутанных волос-улиц. Трудится как проклятый, но убивает каждый раз только по одной лахудре. Такими темпами и за десять жизней не управиться.

— Слушай, Джек, а правду говорят, что ты пробовал задержаться в прошлом? — спросил однажды Киф, когда они поднимались в батискафе.

— Да, — ответил тот.

— Получилось?

— Нет.

Каков, а? О своей маниакальной страсти готов часами рассказывать, наловчился крики и хрип жертв изображать, вполне натурально. А по делу слова не вытянешь. Но Киф сумел собрать правду по обрывкам фраз и полунамекам.

Доктора Корпорации делают укол каждому путешественнику во времени: вводят точно отмеренную дозу жидкого эребуса. Никто не знает, как они превращают камень в жижу, да и какая разница?! Главное, что это работает. Под воздействием излучения машины времени, эта суспензия медленно растворяется в крови и как только последняя капля исчезнет — все. Человека выбрасывает обратно в настоящее. В то самое кресло за синим стеклом.

Джек после первого убийства решил остаться в Лондоне насовсем. Надо только избавиться от зеленухи, подумал он. Нашел топор возле старой конюшни, да и отрубил себе левую руку. Тут же оказался в лаборатории, заливая кровью машину времени и вопя от жуткой боли. Врачи не удивились: флегматично обработали рану. Сели ждать. Спустя три часа рука, слегка погрызенная бродячими псами, появилась в воздухе с влажным звуком и тут же шлепнулась на пол. Пришили, работает как новенькая…

Еще четыре убийства спустя Джек попал в ловушку. Нет, не в Лондоне — там его вычислить не могли. В шахте. Поймал «вороний глаз». Редкое образование: шар из черного эребуса, вплавленный в слой прозрачной зеленухи почти у самой поверхности. Такое случается на Стене, хотя и редко. Джек вонзил резак прямо в середину шара. Взрывом оторвало руку, по иронии судьбы — правую, а заодно голову снесло. Прямо вместе с защитным шлемом.

Киф забрал всю добычу из его вагонетки. Джеку теперь камни без надобности. Корпорация придерживалась строгих правил: в случае гибели шахтера заработанные им килограммы списывались в особый Фонд, на нужды топ-менеджеров. Наследников посылали к черту. Да и откуда у Потрошителя наследники? Кому вообще был интересен этот псих, кроме разве что газетчиков и полиции Лондона. То-то они удивятся в своем 1888 году: убийства начались внезапно, без всякого повода или мотива, и также неожиданно прекратятся. А уцелевшие проститутки так и не узнают, от какой беды уберег их случай…

Плевать на них. Все равно сдохнут, не от ножа, так от дурной болезни, голода или старости. Двести лет назад они ползали по британским трущобам, а сейчас и воспоминаний о тех местах не осталось. Лондон, Англия, даже Австралия для оставшегося в живых человечества — пустые звуки. В умирающем, корчащемся в агонии мире остались лишь две точки на карте, которые что-то значат: Аделаида и Купол.

На обратном пути в батискафе говорили только о «вороньем глазе». Про Джека не вспомнили, словно его и не существовало вовсе. Также, как забыли уже про Хана и Зига, которые погибли полгода назад — обрушился громадный ледник, с треском проламывая океанское дно, вминаясь в шахту, размазывая людей по Стене… Тоннель, заполненный льдом, напомнил Кифу трубочку с кремом. Лакомство из далекого детства. Хотя, почему далекое, всего-то шестнадцать лет прошло с войны. Ну и раз уж начал считать… До свидания с Клеопатрой осталось отработать меньше пяти.

Все мысли возвращались к побегу в прошлое. Скоро. Скорее бы! Он представлял, как сядет в машину времени, а потом нахлынет зеленая волна… Дальше не углублялся, не прорисовывал туманный образ египетской царицы. Клеопатра была намечена тонким контуром, штрихами. Разве важно, какого цвета волосы и какой длины ноги? Будто бы, увидев, что у нее маленькая грудь, Киф откажется от своей затеи и пойдет в древнеегипетский кабак, пить с горя. Нет, она не женщина и даже не символ, скорее просто способ погромче хлопнуть дверью напоследок.

«Все едино поимею!», — мысль колотилась в пустотах сознания, когда он вгрызался в очередной пласт эребуса. Правда, тут непонятно, кого Киф имел ввиду: Клеопатру, Корпорацию, Старуху-с-косой или всех их вместе взятых.

* * *

А потом в Купол заявился Фрол. Здоровенный мужик из далекой северной страны, который три года назад горбатился вместе со всеми, да вдруг надолго исчез. Все думали: помер. Но, смотри-ка ты, вернулся. Секретничать не стал: выложил всю подноготную. В прошлый раз устроился на шахту ради дочери, хотел подарок сделать на день совершеннолетия. Отправить на денек к теплому морю. Тут он достал из кармана фотографию — да, это была пожелтевшая карточка с заломами и оторванным уголком. Улыбающиеся мужчина и женщина, надпись по верхнему краю: «Привет из Крыма, 1967». Семейная реликвия! Только русские настолько сентиментальны, чтобы таскать годами кусок картона с выцветшими предками, имена которых уже и не вспомнить…

Подарок удался, девочка провела день в раю. Но потом пришлось вернуться обратно, в невыносимую реальность.

— С тех пор сидит целыми днями у окна, как царевна-несмеяна, — развел руками Фрол. — Держит возле уха ракушку, привезенную из прошлого. Говорит, там море шумит…

Отец, разумеется, во всем винил себя. Хотел как лучше, а вышло… Девушка угасает на глазах, врачи сказали, долго не протянет. Потому Фрол решил заключить новую сделку с Корпорацией: будет работать, пока дочке не станет совсем худо. А после отправится с ней к тому же теплому морю, — хоть на час, хоть на минуту, сколько хватит эребуса — чтобы проводить в последний путь.

— Мечтает она, как только почувствует приближение смерти, зайти в море и плыть на закатное солнце, покуда хватит сил. Чтоб потом душа ее взлетела и стала чайкой или альбатросом.

— А ты? — спросили сразу несколько голосов.

— А я сяду на берегу и зарыдаю. Наверное…

Киф прекрасно понимал мечту девчонки, во многом созвучную его собственным планам. Единственное, что не укладывалось в голове — отчего это Фрол трудился ради другого человека, пусть даже и родной дочери. Люди ведь так не поступают?! Во всяком случае, не встречались такие прежде, за всю жизнь.

А русский и соседям помогал. Когда шахтер, надрываясь, тащил отколотый кусман зеленухи, — слишком тяжелый для одного, — подхватывал за неровно обрезанный угол и помогал погрузить в вагонетку.

— Делиться не буду! — набычился Киф.

— На здоровье, — хлопнул его по плечу Фрол. 
Вот откуда это берется? Радушие, так кажется, называется. Он что, не понимает: здесь каждый сам за себя? Никто не прикроет спину, не оттолкнет, если сзади пойдет ледник. Эгоизм, возведенный в степень. А этот… Всегда старается плечо подставить. Рубит Стену — песню поет, говорит, так легче работается. Самый сумасшедший маньяк из всей здешней компании.

Иногда Фрол совсем уж безумные вещи рассказывал. Что будто бы та самая последняя война началась не от людской злости или ненависти. А от жадности. Будто бы правили в те годы вовсе не правительства, президенты и короли, это были только марионетки. Абсолютная власть сосредотачивалась в руках богатейших семей и компаний, которые и контролировали планету. Точно так же, как сейчас Корпорация. Может, так оно и было, все-таки лет ему уже изрядно за сорок, помнит довоенные времена получше Кифа.

Беседовали они мало. В забое некогда, а в батискафе слишком много людей — поди пойми, кто настучит бриагадиру. В столовой, за завтраком, тоже не удавалось: каждая консервная банка вычерпывалась в десять ложек, тут уж от силы пару фраз вмять в синтетическую пасту и добавить к сытому брюху. Только перед сном находилось время и, хотя уставшее после смены тело требовало немедленного сна, мозг впитывал слова, как губка.

Жадность погубит и жалкие остатки этого мира, говорил Фрол. Запасы эребуса не бесконечны, но их бы вполне хватило, чтобы наладить нормальную жизнь для оставшегося человечества, а там, глядишь, изобрели бы что-то важное, возродили мертвую Землю… Но энергия зеленых камней тратится лишь на бессрочные путешествия капиталистов в прошлое, где живут они в ус не дуя, прожигая будущее. Разменивая величайшую ценность на свои никчемные развлечения.

Вот если бы устроить революцию, призывал этот дурень. Захватить склады с зеленухой, а главное — разбить машину времени с ее чудо-излучателем в мелкие дребезги… Чтобы не осталось никакой возможности сбежать из затхлой, унылой, отвратительной реальности. Забыть к чертовой матери прекрасное прошлое! Тогда останется только один вариант: строить нормальное будущее, в котором у каждого появится шанс увидеть солнце, море, траву и лес…

— И все заживут как короли из сказок?

Нет, конечно. Все будут по-прежнему тащить свой крест. Но без гнета проклятой Корпорации каждому станет чуточку полегче.

Киф понимающе кивал. А что тут непонятного: тронулся умом мужик от горя, планету оплакивает, как дочку родную. Но девочка уже не выздоровеет, диагноз слишком серьезный, да и Земля неизлечима. Даже если найдется вождь, который поднимет людей на борьбу с Корпорацией… Даже если ему удастся победить и получить все запасы эребуса. С чего при этом отказываться от путешествий в прошлое? Вот представьте себя на месте лидера повстанцев… Да никто бы ни секунды не раздумывал, сразу нырнул в райские кущи с пляжами и блондинками. Самых верных соратников можно взять с собой, а на остальных плевать. Зачем ковыряться в грязи, дерьме и пепле, пытаясь сделать серое будущее чуть более светлым. В прошлом лучше — не надо ничего возрождать, все уже готово к употреблению. Или революционерам жадность неведома?! Он мог бы это высказать, но лень спорить с сумасшедшим.

* * *

За те несколько месяцев, что Фрол был поблизости, как-то чаще думалось о дружбе. Ну не совсем так, конечно. Киф чуть-чуть оттаял, иногда на его лице проглядывала тень веселья и радости. Однако же это ничего не значило: тех четверых, в пустыне, он убил с таким же точно выражением лица. Почему люди склонны доверять улыбке? Проще всего подделать дружелюбное настроение: всего-то надо растянуть губы.

Вот так. Его тонкий рот изогнулся, хотя на душе было неспокойно. Сегодня последний день работы в шахте, осталось добыть на свой счет всего килограмм зеленухи. Для верности — два. Это как раз не повод для волнений, поскольку куда меньше привычной нормы, которую Киф нарезал за смену. Древний Египет так близко, что уже можно разглядеть пирамиды, как на той дурацкой афише…

Одна мысль не давала покоя: а что если Клеопатра его не выберет? Тогда, получается, зря он горбатился у Стены столько лет. Может быть прав Фрол: лучше стребовать за накопленный эребус тонны еды, ту на черном рынке сменять на оружие, а потом захватить Корпорацию? При успехе затеи не придется помирать в прошлом. Неудача тоже в плюс: быстрее отмучается.

С другой стороны, Киф верил в эффект везучести путешественников во времени. Шахтеры часто говорили, что в прошлом им выпадает больше удачи, чем местным… э-э-э, временщикам. Хан получал роли без всяких проблем, режиссеры выбирали его на кастинге из двадцать кандидатов. А с Зигом не отказалась танцевать ни одна красотка, хотя на рожу он был страшнее всех — это в Куполе-то, где собралось немало уродов. Даже Джеку везло — после первых убийств, когда его описание было известно и полиции, и уличным девкам, Потрошителя ни разу не заподозрили…

К тому же, Киф для солнечного Египта — настоящая экзотика. Надо принять во внимание любопытство и страсть царицы ко всему новому. Она слишком любит необычные развлечения, чтобы упустить такой экземпляр. Бросил взгляд в зеркало, поиграл крепкими мускулами. За годы на подводном руднике, он стал белым. Кожа матовая, как у мраморных статуй, волосы выцвели до прозрачного состояния. Даже глаза — когда-то они были как угольки, но шахта сожрала весь цвет. Наверное, и кровь уже не красная, но это не важно: проливать ее в прошлом не придется. Там подмешают яд в чашу вина, чтобы наутро не мучиться похмельем…

Но пока предстоит надеть защитный костюм и отработать еще одну смену. Главное, чтоб без сюрпризов, без «вороньих глаз» да прочих неприятностей.

И стало по слову его. Ровные бруски эребуса, вырезанные из Стены, были чисты и прозрачны. Вагонетку он наполнил почти доверху, с запасом, чтобы бригадир не придрался и не обсчитал его на выходе. Батискаф поднялся с глубины без поломок и тряски, комфортно провожая Кифа в последний путь. В хорошем, просто превосходном смысле этого расхожего выражения. На ужин дали дополнительную банку синтетической пасты, Корпорация расщедрилась на подарок. Все шикарно, теперь хорошенько выспаться — утром катер доставит его в Аделаиду, к машине времени. К сбывшейся мечте…

А ночью на Купол напали мутанты. Кровожадных морских тварей, — как стаи, так и одиночек, — прежде останавливал энергетический барьер, да и сам корпус оказывался не по зубам акулам, не по щупальцам кальмарам. Но пингвины, злобные чудовища, вымахавшие до семи метров, прорвались. Первый сгорел, сминая светящийся бледной зеленью экран. Второй расплющился о прозрачный пластик, но трещину в стене обеспечил. Остальные вломились следом, пронзительно вереща и разрывая на части всех, кто попадался по пути.

Дверь в спальный отсек снесли напрочь сразу две гигантские туши. На мгновение застряли, блокируя вход, комично забились на скользком полу, отталкиваясь друг от друга короткими нелепыми крыльями. Но никто не засмеялся. Большинство шахтёров пытались соорудить из перевёрнутых кроватей некое подобие баррикады в дальнем углу. Несколько человек скорчились от ужаса, громко визжа или тихо подвывая. Среди них оказался и ночной охранник: бросил карабин на пол, схватился руками за голову и дрожал, спрятавшись под столом у дверей. Там и настиг острый клюв, похожий на веретено: пронзил и столешницу, и тело в чёрном форменном мундире — от ключицы до паха. Предсмертный крик слился с воплями ужаса, но тут же все потонуло в рёве второго пингвина.

Киф дёрнулся туда, где собирали заграждение из мебели, но его перехватила сильная рука.

— Стой! Они же сами себе западню строят. Эти птички прижмут всех в углу, пробьют насквозь железные сетки кроватей и поужинают на славу, — объяснил Фрол спокойным голосом. — Единственный шанс спастись: добраться до оружия. Стрелять умеешь? Тогда иди за мной.

Русский подхватил железный табурет, выставил перед собой и двинулся вперёд — осторожно, шаг за шагом, словно проверяя лёд под ногой на прочность или нащупывая дорогу в темноте. Один из пингвинов внимания не обратил, поскольку заглатывал охранника, почти целиком. Но другой раскрыл клюв и зашипел. В эту алчную пасть и полетел табурет. Пока чудище откашливалось, Фрол проскользнул под крылом, схватил карабин и всадил три пули в глаз мутанта.

— Да-а-а! — проревел он, откатываясь подальше от бьющегося в агонии монстра.

Киф предостерегающе крикнул, но было поздно. Второй пингвин ещё давился останками охранника, поэтому не представлял опасности. На беду в спальный отсек протиснулся ещё один хищник, который напал сзади, без упреждающего рыка или вопля. Просто ткнул клювом, пригвождая Фрола к полу — с той же лёгкостью, как стальная булавка протыкает жучка или бабочку.

Богатырь всхлипнул от боли и неожиданности. Поднял ствол, но тот заплясал, выписывая восьмерки: руки слабели предательски быстро. Из последних сил подтолкнул карабин по полу в сторону Кифа и затих.

— Фрол!

Бесполезно. На тот свет не докричишься. Но здесь ещё можно пошуметь: он прицелился в треугольник между жёлтыми глазами и клювом. Порадовался, что патроны оказались разрывными. С первого же выстрела снёс морскому чудищу пол-головы. Стараясь беречь боеприпасы, подошёл поближе к оставшемуся в живых — тот уже справился со своей жертвой, из клюва свешивалась лишь кисть руки с массивным браслетом для экстренной связи. Охранник нажать на кнопку не успел и тревогу не поднял. Киф выстрелил прямо в браслет — о, теперь заголосила сирена по всем этажам Купола, замигали яркие лампочки. Струхнувший пингвин попытался было отползти, но человек не дал такого шанса — ещё две пули вырвали из круглой черной башки алые фонтанчики. Интересно, каковы на вкус эти пернатые разбойники?

Бригадир резонно рассудил, что уснуть после такого никто все равно не сможет, поэтому погнал выживших работать: чинить стены да сбрасывать трупы в океан. Только Кифа потащил на самый верх Купола — туда, где столб света уходил вверх, пронзая черные тучи.

— Ну что, герой, вот и нашла тебя награда, — сказал он, разливая по кружкам сивуху. — Катер вот-вот отправится в Аделаиду. Капитан у нас ночевал, да после налета мутантов рвётся поскорее сбежать. Ждёт тебя с нетерпением. Поедешь навстречу светлому будущему. Тьфу ты, прошлому, конечно.

Неплохой тост получился — выпили залпом. Киф пошёл к шлюзу, услышав как сзади снова забулькало — бригадир решил повторить, но уже сам. Ему-то машину времени увидеть не доведётся: рангом не вышел.

— Везучий… Смотри, чтоб удача не отвернулась! — послышалось вслед.

Тоже, в принципе, тост.

* * *

Одноглазый нарочно прилетел из своего любимого 1999 года, чтобы взглянуть на Кифа. Он давно уже не работал рекрутером, да и вообще не работал — стал вице-президентом Корпорации и почти не вылезал из прошлого. Положение обязывает, как говорили предки. Но пропустить такое событие не мог: шахтёр, принёсший в закрома больше всех зеленухи, наконец-то исполнит свою давнюю мечту. Есть в этом что-то сентиментальное, не находите?

— Итак… Вы хотите…

К чему вопросы и расшаркивания, когда он прекрасно знает о навязчивой идее этого парня. Бригадир докладывал. А также Зиг и ещё несколько прикормленных осведомителей. Бывший головорез из банды Западного берега замыслил красиво уйти, разорвав пожизненный контракт с Корпорацией. Одноглазый ухмыльнулся: он специально наводил справки у историков в 1999 году, те в один голос уверяли, что россказни о Клеопатре — ложь и клевета. Точнее, легенды и мифы. Нет, царица египетская любила пошалить и до мужчин была весьма охоча, но ядом никого не травила. Так что поутру вернётся Киф в серую и промозглую реальность. Удивится, конечно. Скорее всего, синее стекло в гневе разобьёт. Однако бывший рекрутер знал, что этого эгоистичного подонка легко обвести вокруг пальца. Придумать легенду о том, что эребус блокирует любые яды в крови. И предложить новое путешествие, к императрице Мессалине в не менее Древний Рим, которая убивала своих любовников кинжалом. Тоже враньё, но зато этот крепкий работяга отработает у Стены ещё лет десять. В конце концов, парню нет и тридцати! Отличное приобретение для Корпорации.

— Хотите в Древний Египет…

— Хочу, — ответил Киф. — Но это подождёт!

Он все обдумал, пока судёнышко на воздушной подушке неторопливо скользило к берегу. Хотя понимал, что это поистине революционное решение принял ещё раньше. Даже не сам принял, это было решено за него, — в тот самый момент, когда Фрол спас ему жизнь.

Долг надо выплатить. Не потому, что того требуют законы морали — ими он готов подтереться в любой момент, когда приспичит. И не оттого, что в сердце зашевелилась какая-то слезливая слабость. Сердце — всего лишь мышца, насос перекачивающий кровь. Откуда там взяться чувствам?! Просто русский показал, что даже растратив всю жизнь впустую, можно умереть не зря.

— Поездка в Крым, год здесь указан, — Киф бросил на стол фотографию, заляпанную пятнами крови. — Списывайте время с моего счёта, по курсу обмена.

В двух словах, не слишком приличных, обрисовал ситуацию и добавил, глядя в выпученный от изумления единственный глаз вице-президента.

— А мне пора обратно в шахту.

Да, Кифу по-прежнему плевать на окружающих, тем более на эту соплячку, которой никогда не видел. Даже имени знать не хотелось. Надо выплатить долг. Год жизни. Год каторжного труда. За пару дней в прошлом для юной девушки. Если она передумает пускаться в смертельный заплыв, то все равно погибнет там от излишней солнечной радиации, так говорил Фрол. Зато душа её станет чайкой или альбатросом.

Возможно.

А он подождет. И Клеопатра тоже — ей-то куда спешить…

* * *

На следующее утро, запрыгивая в пустую вагонетку, Киф думал только об одном: неужели поднеся к уху ракушку можно и вправду услышать, как шумит море?

Похожие статьи:

Рассказы → Прогулки по болоту

Рассказы → Что там, на Марсе.

Рассказы → Сквозь разбитый циферблат. Глава №1

Рассказы → Станция Туман

Рассказы → Игорец. Путешествие в семидесятые