ОМЕГА – АЛЬФА

Облупившийся потолок комнаты был почти полностью скрыт клубами сигаретного дыма. На покрытых потертыми, выцветшими обоями стенах висели крупноформатные планы трех этажей какого-то здания, покрытые разноцветными пометками, стрелками и короткими записями. Вошедший в комнату офицер прекрасно знал, что это за планы, хотя видел их впервые. Это были планы Дворца Культуры, расположенного всего в нескольких сотнях метров отсюда. Здесь, в здании эвакуированного ПТУ, располагался Оперативный штаб.

— Заходи, лейтенант. Садись, — коротко кивнул в ответ на вскинутую под козырек руку сидящий. Одет он был в полевую форму без знаков различия, но был очень хорошо известен не только вошедшему, но и многим его сослуживцам.

Лейтенант сел на стул напротив начальника штаба. Их разделяло три сдвинутых вместе советских письменных стола, на которых расположилось несколько мобильных и два телефонных аппарата, рация, какие-то бумаги и даже пистолет Макарова с лоснящейся, потертой рукоятью.

За столом сидел генерал-майор Мирощенко Алексей Петрович, командир управления А, больше известного широкой публике как «Альфа», в настоящий момент – начальник оперативного штаба. Крупный мужчина, недавно разменявший шестой десяток, Алексей Петрович чем-то неуловимо напоминал волка – вытянутое вперед лицо, широко посаженные светло-карие глаза, волосы – смесь дымчато-седых и иссиня-черных. Руки лежат на столе, на тыльной стороне ладоней – многочисленные шрамы.

— Лейтенант, — голос Мирощенко контрастирует с его внешностью – мягкий, спокойный баритон, — Появился шанс проникнуть в ДК. Одному из заложников удалось выйти на связь. Он сообщил нам свои имя и фамилию, его опознали и у нас есть полная выкладка по нему. Его зовут Игорь Фадеев, ему шестнадцать. У Игоря есть старший брат…

Генерал замолчал, не отводя взгляда от собеседника. Лейтенант молчал, ожидая.

— Мы сообщили ему, что скоро может появиться человек, который назовется его братом. Он должен будет подтвердить это. Игорь согласился.

Снова молчание. На столе с ворчащим дрожанием ожил один из мобильников. Мирощенко подхватил его, ответил коротко и резко «Да, выполняйте», затем прервал связь.

— Риск большой, — достав из лежащей на столе пачки сигарету, продолжил генерал, — Парень может испугаться, запутаться – и тебя расстреляют. Оружия мы тебе дать не сможем, защиты тоже никакой. Но нам нужен боец среди заложников, когда начнется штурм.

Лицо молодого лейтенанта не изменило выражения. Когда Мирощенко закончил говорить, он сдержано кивнул.

— Разрешите приступить к выполнению?

— Приступай, — кивнул Александр Петрович, и в волчьих глазах его на секунду проскользнуло что-то странное, не свойственное железному генералу, — отправляйся к Никифорову. Он уже в курсе. Там переоденешься, пройдешь инструктаж и получишь все необходимое.

— Разрешите идти?

— Иди. С богом, лейтенант.

Козырнув, боец покинул комнату начальника. Алексей Петрович какое-то время не отводил взгляда от закрывшейся за лейтенантом двери.

«Неужели не испугался?», — вдруг подумал он, — «Нет, быть не может. Любой бы испугался».

Лейтенант Олег Красницкий скорым, уверенным шагом направлялся на второй этаж занятого оперативным штабом ПТУ. Там, в кабинете номер 204 его ждал майор Никифоров, ответственный за внедрение бойца в захваченное террористами здание Дворца Культуры Тракторного Завода.

Захват произошел вчера, между девятью и десятью часами вечера, во время спектакля. Расчет террористов оказался верным – в зале собралось более пяти сотен человек, не считая работников театра. По сообщениям заложников, террористы установили в зале бомбу, возле которой постоянно дежурили шахидки-смертницы. С момента захвата террористы отпустили уже около тридцати человек – в основном иностранных граждан и детей младше двенадцати. Сколько террористов находилось в ДК, точно установить не удалось. По сведениям от заложников – от тридцати до пятидесяти.

Леня Никифоров, невысокий, коренастый мужичок, родом из Калуги отличался добродушным и веселым нравом, который не искоренила даже служба в Альфе. Но за время осады привычная веселость в нем почти исчезла, уступив место мрачной сосредоточенности – так всегда бывало с ним во время операций.

На формальное приветствие Красницкого он небрежно козырнул и указал на сложенные на стуле гражданские вещи.

— Примеряй. Вроде как должны подойти.

Лейтенант подошел к стулу и стал снимать форму. Майор тем временем по очереди выложил на стол паспорт, мобильный телефон, очки, кошелек, пачку сигарет, чью-то фотографию, зажигалку, авторучку с блокнотом, короткий заостренный шип с Т-образной рукоятью и пару ботинок.

— С этого момента ты – Станислав Фадеев, двадцать четыре года, старший брат Игоря Фадеева. Мать – Алина Григорьевна, сорок пять лет, отец – Петр Викторович, пятьдесят один год. Работаешь в частной конторе менеджером-продажником. Продаешь компьютеры.

Новая одежда Олега состояла из широких потертых джинсов с оттопыренными карманами почти у колен, серой футболки Nike, зеленого свитера крупной вязки с растянутым горлом и спортивной куртки. Вся одежда, подошла неплохо, благо была просторная, и легкое несовпадение размера было незаметно.

— Вот твой паспорт, — протянул ему документ Никифоров. Раскрыв его, Олег увидел свою фотографию, рядом с которой значилось «Станислав Фадеев». Вклеено фото было довольно грубо, но при слабом освещении выглядеть должно вполне прилично. Коротко пролистав остальные страницы, лейтенант спрятал паспорт в карман джинсов.

— Вот фотография Игоря.

На снимке был изображен молодой худощавый парнишка с большими серыми глазами и короткой светлой стрижкой. Особого сходства с собой Олег не заметил, хотя совсем уж отличающихся черт тоже не было – такой же прямой нос, русые волосы, скуластое лицо. На взгляд чеченца совпадение достаточно близкое.

— В мобильнике, — передавая аппарат, продолжал Никифоров, — на быстром вызове с кнопки «2» — мама. Это мой прямой номер. На всякий случай на трубке будет дежурить Лена Сапко, так что если сможешь говорить, начни со слов «мама не волнуйся». Входящие на этот телефон мы заблокировали, звонить тебе смогу только я. Если я звоню – отбей. Это значит – через полчаса штурм.

Олег кивнул, отправляя потертую «Нокию» во внутренний карман куртки.

— Надень еще эти. Надо ж как-то твою рожу спецназовскую обинтеллигентить. И бумажник возьми.

Олег спрятал кошелек в карман куртки и поморщился, примерив очки.

— Минус минимальный, так что не страшно — потерпишь немного. Куришь? – спросил Никифоров, беря в руки пачку сигарет и распечатывая ее.

— Нет.

— Придется закурить, — майор достал из пачки две сигареты. Одну протянул Красницкому, другую оставил себе. Прикурил. Лейтенант осторожно затянулся, закашлялся.

Оружия тебе мы дать не сможем. Разве только это, — Никифоров взял со стола зажигалку, — Один заряд; зажимаешь здесь и бьешь. Срабатывает на удар. Броник не пробьет, от ребер и черепа тоже может срикошетить.

Вытащив еще пару сигарет, майор положил зажигалку в пачку и передал Олегу.

— То же самое, — передав авторучку и блокнот, пояснил он. — Без удара, просто зажим на себя резко, до упора. Дальности, само собой — никакой.

Блокнот и ручка легли рядом с паспортом.

— И последнее, — взяв в руки один из ботинок, майор подковырнул задний торец каблука. Часть материала отошла в сторону, открыв небольшое отверстие. Никифоров взял шип и отправил его внутрь подошвы.

— Переобувайся.

Олег забрал ботинки и быстро надел их. Никифоров выждал, пока он закончит.

— Теперь к сути, — садясь за стол, произнес он, — В здание входишь сам, с тыльной части, через окно в туалете. Представляешься братом заложника Игоря Фадеева и предлагаешь боевикам обменять его на себя. Парня предупредили, он должен подтвердить. Если что-то пойдет не так – прорывайся ко входу, там мы тебя прикроем. Чечены сейчас на взводе – один гражданский уже прорвался к ним, сына искал. Не нашел.

Спрашивать о том, что после этого произошло с отцом, Олег не стал.

— Когда окажешься в зале – на связь без надобности не выходи. Постарайся оказаться поближе к бомбе. Когда начнется штурм, нужно чтобы ты не дал ее взорвать. Это твоя главная задача. Постарайся сообщить, если бомб несколько – где стоят, как управляются, кто охраняет.

Сигналом к штурму будет телефонный звонок. Если вызов не отобьешь, с улицы по мегафону попросим террористов пропустить врача с водой и медикаментами. Говорить начнем со слов «Жители Чечни». Вопросы?

Взгляды спецназовцев встретились. Майор глядел тяжело, исподлобья, лейтенант – открыто, спокойно.

— Заложники?

— Прежде всего – бомба. Если она детонирует – может обрушиться здание. И все. О заложниках позаботятся ребята, которые на штурм пойдут. Ты все понял?

— Так точно. Разрешите приступить к выполнению задания?

— Приступай.

Холодная октябрьская ночь принимала Олега неприветливо. Резкий, сырой ветер забирался под одежду, блестела в свете фонарей грязь под ногами. Было несколько минут до полуночи, когда он подобрался к Дворцу Культуры. Массивное здание, выстроенное в расцвет Страны советов, выглядело мрачно и угловато. С этой его стороны света не было ни в одном из окон. Нужное же Олегу окно было вторым от левого края. Сегодня утром него удалось сбежать двум девушкам. После этого террористы перестали разрешать заложникам пользоваться туалетом. Во всяком случае, снайперы в этом окне больше никого не видели. Оно так и осталось раскрытым.

Оказавшись в туалете, Олег прислушался – издалека звучала протяжная арабская молитва.

Дверь оказалась незапертой. Выйдя в коридор лейтенант не скрываясь двинулся ко входу в зал. Он уже почти дошел до входа в него, когда сзади раздался резкий гортанный окрик:

— Стой! Ты кто?

Олег замер, подняв вверх руки.

— Станислав Фадеев. У вас мой брат Игорь. Я пришел…

За спиной зашипела рация, боевик что-то спешно проговорил на чеченском. Ему ответили. Через несколько секунд из зала вышли трое. Первого Олег узнал сразу – безбородого молодого мужчину в вязаной шапке, он видел, когда смотрел запись обращения, показанного одним из арабских каналов сразу после захвата. Это был главарь боевиков, один из офицеров Исламского полка особого назначения, Асланбек Мовсаров. За его спиной стояли двое – мужчина в камуфляжных штанах и свитере и женщина в черной одежде. Все трое были вооружены «калашниковыми», на поясах висели гранаты.

— Ты кто такой? – прибавив к своим словам еще пару ругательств, спросил Мовсаров. Три автомата были направлены на Олега. Рябые от пороховых газов стволы, потертая черная краска на корпусах и магазинах, подрагивавшие смуглые пальцы на спусковых крючках.

— Станислав Фадеев… У вас в заложниках – мой брат, Игорь. Молодой такой, худой, светловолосый, — слишком актерствовать не пришлось – от напряжения голос Олега неожиданно дрогнул, — я хотел бы обменять его на себя.

Асланбек обернулся к женщине. Та покачала головой. Мужчина же что-то произнес. Тон показался Олегу утвердительным.

— Обыскать, — коротко приказал Асланбек. Мужчина повесил автомат за плечо, встал за спиной Красницкого и спешно обшарил его. Паспорт с блокнотом, телефон, кошелек и сигареты он выбросил на пол, затем что-то сказал Мовсарову и отошел от Олега на пару шагов.

— Паспорт подними, — сказал главарь уже спокойнее. Олег медленно нагнулся и поднял документ.

— Дай.

Не сделав вперед ни шагу, Олег протянул паспорт боевику. Раскрыв тонкую книжку, Асланбек какое-то время изучал фотографию, затем пролистал остальные страницы.

— Как ты сюда попал? – пряча паспорт в карман, спросил он.

— Как стемнело, пробрался через кордон сзади театра – там охраны меньше. Увидел открытое окно на первом этаже, залез. Оказалось – туалет.

Чеченец слушал внимательно, не сводя с Олега пристального взгляда.

— Хорошо. Абукар говорит, что видел твоего брата. Пойдем. Вещи тут оставь – ни к чему они тебе.

Олега ввели в зал. Внутри было душно, в глаза бил яркий свет – были зажжены все лампы. Заложники сидели на креслах, опустив головы. Кто-то тихо переговаривался, кто-то даже вставал и прохаживался туда-сюда – метров на пять не дальше. В проходах стояли террористы – в основном женщины в черном. Кто-то с пистолетами, кто-то с автоматами. Почти на всех – грубо слепленные пояса шахидов. Бомбу Олег заметил сразу – покрытый облупившейся рыжей краской баллон, похожий на тормозной ресивер от КАМАЗа. К нему скотчем был прикручен какой-то механизм, от которого тянулся к соседнему креслу провод. Бомба стояла в центре зала, прямо на одном из кресел, а рядом с ней сидела шахидка, сжимавшая в руке провод, одним концом подсоединенный к бомбе, с кнопкой на другом. В ноздри Олега ударил острый запах мочи и экскрементов – видимо, людей заставляли отправлять свои естественные надобности не выходя из зала.

Проходя вдоль рядов кресел, лейтенант чувствовал на себе множество взглядом. Кто-то рассматривал его с некоторым интересом, но в глазах большинства читались либо апатия, либо страх. Люди выглядели измученными, истощенными до самого предела. Не физически, скорее всего – следы побоев были заметны у единиц. Похоже, заложников сломило чувство безысходности, созданное террористами.

Олега провели к сцене, заставили подняться по ступенькам. Где-то в первых рядах хрипло бормотал радиоприемник. Музыки слышно не было – только обеспокоенные голоса дикторов. Слова разобрать было невозможно, да Олег и не старался. Запах резко усилился – похоже, туалетом здесь сделали оркестровую яму. Пока лейтенант поднимался на сцену, от удушливой вони у него потемнело в глазах. Даже задержав дыхание, он ощущал ее.

Его вывели на средину сцены, Асламбек встал рядом, его сопровождающие – позади Олега.

— Как зовут твоего брата? – повернувшись к Красницкому, спросил боевик негромко.

-Игорь. Фадеев Игорь Петрович, — ответил Олег. Асланбек сделал шаг вперед и громко позвал:

— Игорь! Фадеев Игорь есть?!

Какое-то время люди недоуменно переглядывались, по залу поползли шепотки. Никто не отзывался. Мосваров снова позвал Игоря. Беспокойство людей стало заметнее. Чеченец  выждал секунд тридцать, затем обернулся к Олегу.

— Ты – провокатор, — спокойно произнес он, — Фе-эс-бешник.

Олег глубоко вдохнул и на секунду прикрыл веки.

— Он здесь! – вдруг раздался из зала женский голос, — Здесь! Игорь Фадеев!

Мовсаров отдал короткое распоряжение на чеченском, и несколько боевиков двинулись на голос. Олег уже заметил женщину, которая махала рукой. Рядом с ней, вжавшись в кресло и низко опустив голову, сидел какой-то светловолосый парень. Это мог быть Игорь. Но парень не отозвался…

Боевики – двое мужчин – прошли по ряду, подхватили паренька под руки и вытащили в проход. От страха тот едва держался на ногах – террористы практически волокли его, нещадно ругаясь на жуткой смеси русского и чеченского. Голова Игоря была опущена, так что лицо разглядеть было нельзя.

Наконец его вывели на сцену и поставили перед Мовсаровым. Парня била крупная дрожь.

— Не бойся, — сказал Асланбек спокойно, — мы тебя не тронем. Мы же не звери. Посмотри на меня.

Парень продолжал смотреть в пол. Один из боевиков схватил его за волосы и запрокинул голову. Лейтенант видел перекошенное от страха лицо. Глаза Игоря бегали, стараясь уйти от взгляда главаря чеченцев.

— Не бойся, — повторил Мовсаров и указал на Олега, — скажи – кто это?

Красницкий размышлял, успеет ли он выхватить нож с пояса Асланбека и прикончить главаря. Смерть эта могла бы дезорганизовать боевиков, но если штурм не последует сразу же, это ничего не даст – только спровоцирует чеченцев. За своего главаря они могут убить нескольких заложников, а могут и взорвать бомбу.

Если для расстрела его выведут из зала – появлялся слабый шанс сбежать, добраться до входа, под прикрытие снайперов. Что, опять же, не исключало вспышки агрессии террористов.

— Успокойся, — Мовсаров проявлял удивительное терпение, — мы тебе ничего не сделаем. Просто скажи – кто это?

Неожиданно, взгляд Игоря перестал блуждать, а дрожь немного утихла.

— Это… — голос его дрожал и срывался, — Это мой старший брат… Стас…

Чеченец скривился, затем обернулся к Олегу.

— А ты смелее, чем твой брат. Ты в армии служил?

Вопрос застал Олега врасплох. В этой мешковатой одежде, поджарый и сухой, да еще в очках, он не создавал впечатление «качка». Но боевики часто встречались с бойцами спецподразделений и могли вычислять их по самым неожиданным признакам.

— Служил, — вспомнив штамп на одной из страниц паспорта, наконец, ответил Олег.

— В Чечне воевал? – наклонив голову и прищурившись, спросил Мовсаров.

— Нет, — мотнул головой Олег, — я служил в ракетных войсках.

Чеченец распрямился, вскинув подбородок.

— Солдат вражеской армии – всегда враг.

Олег чувствовал звериное, хищное нетерпение, которое распирало террористов изнутри. Они ждали малейшей провокации с его стороны, и каждый был готов в любой момент выпустить в него автоматную очередь.

«Они напряжены не меньше, чем их пленники» — мелькнула в голове холодная мысль, — «они понимают, что живыми им отсюда не уйти»

— Иди в зал, — спустя минуту сказал Асланбек, — мы позвоним и договоримся, что отпустим твоего брата. Иди!

Секунду Олег раздумывал, не потребовать ли каких-то гарантий. Делать это было рискованно, но второго шанса могло и не представиться.

— Могу я забрать свой телефон? – спросил он тихо, — Я хочу матери позвонить.

— Младший позвонит. Давай, иди.

Олег спустился, прошелся по проходу, мимо сидевших на стульях шахидок. Все они сидели с открытыми лицами, большая часть их была совсем молодыми – не старше двадцати. Перемотанные скотчем бруски пластита на талиях мешали им нормально сидеть. Одна из них – совсем еще девочка, лет шестнадцати – перехватила взгляд Олега.

— Что смотришь? – спросила она с вызовом, — такие как ты убили мою сестру и мать.

— Я их не убивал, — ответил ей Олег.

— Все равно, — в больших карих глазах ее нельзя было угадать, какие чувства сейчас обуревают девушку, — Русские солдаты убивают. Убивают мирных чеченцев.

Спорить было глупо. Олег прошел мимо и стал искать свободное место в ряду сразу за бомбой. Вокруг нее сидело мало народу, но подсев слишком близко, можно было навлечь подозрения.

Чеченка, сидевшая рядом с бомбой, рассмеялась, сверкнув крупными, белыми зубами.

— Страшно? Садись, не бойся – ее на три таких здания хватит.

Олег прошелся по ряду и сел в двух метрах от бомбы. Впереди, слева от него сидела шахидка, а справа – женщина и мужчина, между которыми, прижавшись к матери, ютилась девочка лет десяти. Мужчина показался Олегу странным, чем-то не похожим на остальных.

Когда он обратился к женщине, в голосе его слышен был сильный английский акцент.

-Я звонил в посольство. Они уже съездили в мой номер и забрали паспорт. Теперь нас отпустят.

Женщина погладила дочь по голове и что-то прошептала. Слов Олег не разобрал, но во взгляде ее читались страх и тоска. Мужчина кивнул, соглашаясь.

По проходу провели Игоря. Парень смотрел в пол, но шел уже увереннее. Уже почти поравнявшись с рядом, в котором сидел Олег, он поднял глаза, но смотрел перед собой и не увидел Красницкого. Вскоре двери закрылись за ним.

— Его убьют? – тихо спросили сзади. Олег обернулся. На следующем ряду, в паре кресел от него, сидела та самая женщина, которая указала на Игоря.

— Нет, — покачал головой Олег, — его отпустят. Я пришел за него.

— Да, он говорил.

Женщина была еще не старой, но прошедшие сутки, похоже, дались ей тяжело. Лицо осунулось, кожа посерела, под воспаленными глазами чернели тяжелые мешки.

— Вам нужно поспать, — сказал Олег. Она покачала головой – поспешно, даже с каким-то испугом.

— Нет-нет, нельзя. Нельзя спать. Нельзя.

Олег отвел взгляд, затем осторожно осмотрелся. Многие люди в зале сидели, низко опустив головы, но почти никто не спал. Лишь немногие проваливались в тревожную дрему, длившуюся всего несколько минут, и тут же просыпались, вздрагивая. Никто из боевиков не запрещал людям спать и не будил тех, кто все же отключался. Люди сами боялись заснуть, словно боясь пропустить что-то важное. Запах страха ощущался в зале даже острее чем запах мочи.

Чеченцы – и мужчины и женщины – вели себя уверено. Если их и мучил страх, то они не показывали его прямо. Мужчины ругались и угрожали, срываясь на заложников по самым незначительным поводам, а иногда и вовсе без них. И тут же другие успокаивали, говоря, что никого не хотят убивать и готовы всех отпустить, как только…

Но похоже они и сами не знали, когда наступит это долгожданное «как только». За маской уверенности, равно как и злости, скрывалось одно – чеченцы не знали, как им выйти из этой ситуации. И, видимо, чем больше времени проходило, тем меньше иллюзий оставалось у них.

Большая часть боевиков находилась в зале. Уже через час Олег сумел сосчитать их всех – сорок два человека. Пятнадцать мужчин и двадцать семь женщин. Еще около десяти боевиков находились за территорией зала – на балконе и в служебных помещениях.

До утра почти ничего не происходило. Почти все оставались на местах, разговоры поутихли. Боевики по одному проводили заложников к оркестровой яме. Необходимость прилюдно  отправлять естественные потребности на очень многих оказывала гнетущее воздействие. Невыносимый запах только усугублял это чувство. Люди почти не пили, хотя боевики принесли довольно много воды, переданной парламентерами. Сами боевики тоже пили мало и почти ничего не ели. Такой режим должен был вскоре привести к нервным срывам – кто сорвется первым, предсказать было трудно. Олег напряженно вслушивался в звуки, доносившиеся снаружи. Поскольку телефон его остался брошенным на полу в холле, рассчитывать он мог только на свой слух.

На рассвете один из чеченцев – судя по всему, мулла – прочитал утреннюю молитву. Боевики вторили ему, а затем долго повторяли одну фразу, которую в итоге несколько раз произнесли на русском: «Свобода или смерть». Потом включили магнитофон, поставив диск не то с молитвами, не то с народными песнями.

Все это продлилось около двух часов. После молитвы на сцену поднялся Асланбек.

— Заложники! – громко произнес он, — Ваше правительство не хочет вести переговоры. Мы хотим мира – они его не хотят. Мы сказали им, и мы скажем вам – если наши требования не будут выполнены, завтра утром мы начнем расстрелы.

Олег видел, как несколько сидящих в передних рядах людей достали телефоны. Связавшись с родными, они что-то говорили, воровато оглядываясь и вжимая головы в плечи. Кто-то заплакал – сначала тихо, а потом в голос, не таясь. Зал зашевелился, загудел. В глазах людей появился лихорадочный блеск, жесты стали порывистыми, голоса срывались. Шахидки перебрасывались короткими фразами, смеялись, но смешки выходили какими-то неестественными, нервными.

Мовсаров сошел со сцены и вышел из зала через боковую дверь. Кто-то из мужчин в четвертом или пятом ряду попытался встать. Боевик в коричневом свитере под горло, ругнувшись, толкнул его в плечо, возвращая на место. Мужчина снова поднялся, двигаясь, словно во сне. Тогда боевик ударил его прикладом в живот, а затем, согнувшегося пополам, рывком усадил в кресло.

Время тянулось мучительно долго. Каждая минута была наполнена страхом. Он ощущался во всем – в усталых, изможденных лицах людей, в их напряженных позах, в тяжелых, бессмысленных взглядах, в обрывках украдкой сказанных фраз.

— Что говорят по радио?

— Врут. Опять врут.

— Говорят, они дают интервью. Уже два или три дали…

— По радио говорили, что они все обколотые.

— Да не похоже. И женщины все время тут сидят.

— Почему нас, слабых? Пусть бы штурмовали Думу!

— Я всегда был против этой войны. Что толку с этой Чечни? Пусть отделяются!

Олег старался прислушиваться к разговорам – люди провели здесь уже больше суток и могли заметить что-то важное.

Часам к десяти террористы активизировались. Они прошлись по ряду, на котором стояла бомба, и подняли заложников. Затем один из них, с широким лицом и крупным носом, указал на Олега:

— Ты. Становись рядом с бомбой.

Другие чеченцы выбрали еще троих мужчин.

— Берите бомбу и переносите ее туда, — указал широколицый на ряд, расположенный под краем балкона, — Не трясите, а то взорвете все раньше времени.

Бомбу пришлось передавать, становясь по двое на ряд, затем перелезая через кресла на следующий. Она оказалась не такой тяжелой, как ожидал Олег. Похоже, ресивер был лишь частично заполнен – и не только взрывчаткой. Изнутри доносилось глухое металлическое позвякивание – шрапнель.

Олег успел хорошо изучить бомбу, пока они перенесли ее до указанного места. Устройство было грубым, примитивным, но действенным. Чтобы предотвратить взрыв нужно обезвредить женщину с кнопкой раньше, чем она успеет ее нажать. После чего можно попытаться просто вырвать провод, выиграв таким образом минут пять. Если все сделать вовремя – этого будет достаточно. Если…

Сверху, с балкона, сбросили еще один провод. Олега грубо отпихнул один из боевиков, другие жестами и тычками заставили мужчин, несших бомбу, отойти подальше. Потом один из них долго возился с проводами. Подняв голову, Олег увидел вторую бомбу, очень похожую на предыдущую. Все это время она стояла в дальней, невидимой из зала, части балкона. Теперь террористы решили соединить оба устройства. Получалось, что для взрыва обоих достаточно было одного нажатия.

Сидящий рядом с Олегом пожилой мужчина тихо повторял одну и ту же фразу:

— Только бы не штурм, только бы не штурм… — он говорил как заведенный – механически, без интонаций, все время глядя в обтянутую красной тканью спинку кресла перед ним. Олег сел рядом, стараясь не уходить далеко от бомбы. Здесь, на значительном удалении от передних рядов, не так сильно бил в ноздри запах.

Следующий час прошел относительно спокойно. Боевики по большей части оставались на своих местах, на немногочисленные обращения заложников отвечали неохотно и односложно. Глаза Олега успели устать и разболеться от очков, он часто прикрывал их и старался смотреть поверх стекол. Это было единственное физическое неудобство, которое его как-то беспокоило. Все остальное Красницкий почти не замечал – он успел привыкнуть к острому запаху и тяжелому воздуху зала. Гораздо хуже было в моральном плане – общее состояние заложников словно капли воды в китайской пытке постоянно давило на сознание лейтенанта. Вынужденное бездействие в совокупности с бессилием как-то вмешаться, надоедливым червяком грызло Олега изнутри.

«Почему не начинают штурм?» — раз за разом спрашивал он себя, — «Чего ждут?»

Незадолго до полудня он услышал нервные перешептывания какой-то молодой пары в нескольких сиденьях от себя. Молодой человек в чем-то пытался убедить девушку, а та, не соглашалась, явно пытаясь убедить его в своей правоте. В голосах обоих уже звучали истерические нотки. Олег прислушался.

— Нет, я больше не могу. Нужно что-то делать! Если они не делают, то должны мы, — горячо шептал парень нервно хрустя суставами пальцев.

— Ты с ума сошел! Они тебя пристрелят сразу же… — шептала девушка, пытаясь поймать его ладони в свои. Парень замотал головой:

— Если я поднимусь, то и остальные пойдут. Нас больше. Мы сможем их обезвредить!

— Нет, нет, — похоже, девушка готова была расплакаться, — у них пояса смертниц! Они все взорвут, и бомба взорвется, здание рухнет, и мы все погибнем. Не надо, прошу тебя…

— Хорошо, я не буду, — наконец поддался парень, — только успокойся. Все обойдется, вот увидишь. Все обойдется…

Девушка прижалась к нему, содрогаясь в беззвучных рыданиях, вцепившись руками в его свитер так, что побелели пальцы. Парень гладил ее по голове, продолжая что-то успокаивающе шептать.

И в этот момент раздался шум на другом конце зала. Олег обернулся, чтобы увидеть как какой-то молодой человек, одетый в песочного цвета свитер, с длинными, затянутыми в хвост волосами, вскочил со своего места, и бросился к выходу. В руках у него была пустая стеклянная бутылка. Стоявший перед ним боевик ошарашено смотрел на бегущего, но тот, что в этот момент стоял позади, среагировал почти сразу. Автомат сухо прокашлял, выпустив короткую очередь, и тут же закричала истошно женщина – высоко, пронзительно, захлебываясь.

Парень тем временем уже был рядом с передним террористом. Звуки выстрелов словно парализовали его – он замер с занесенной бутылкой в руке, словно боясь пошевелиться. Ударом приклада в лицо его опрокинули на спину.

Женский крик стал тише, но не прервался. Теперь ему вторили возбужденные, испуганные голоса других заложников.

— Доктора! Кто-нибудь, доктора!

Какой-то мужчина с задних рядов поднялся и стал пробираться к месту скопления народа. Чеченцы криками и толчками разгоняли народ на свои места.

Раненых оказалось двое: та самая, кричавшая женщина и какой-то мужчина. У женщины была рана в животе, мужчине пуля попала в голову. Человек с задних рядов сказал, что он доктор и, под ругань и понукания чеченцев, стал осматривать раненных.

Взбудораженный зал гудел и колыхался. Какая-то девушка истерически кричала в телефонную трубку:

— Это несчастный случай! Это случайно, слышите?! Это несчастный случай!

Врач оторвался от раненного мужчины. Руки у него были испачканы кровью.

— У этого человека серьезная рана головы, — сказал он подошедшему Асланбеку, — нужна срочная операция.

— А женщина, — спросил Мовсаров, указывая на вторую раненную, скорчившуюся от боли.

— Жизненно важные органы не задеты, но нужна более точная проверка. И нужно остановить кровь.

Чеченец смотрел на него хмуро, в глазах его читалось некоторое сомнение.

— Этих людей нужно отправить в больницу немедленно, — продолжал настаивать врач. Похоже, в нем испуганный человек уступил место опытному профессионалу.

— Вызывай врачей! – раздраженно выкрикнул Мовсаров девушке-заложнице, через которую террористы держали связь с оперативным штабом.

Та послушно набрала номер и сбивчиво стала объяснять ситуацию. На том стороне провода задавали много вопросов, требовали описать состояние раненных. Тогда трубку перехватил доктор. Говорил он резко, видно было, что он сам на грани срыва. Через пять минут обещали прислать врачей.

На самом деле до их прибытия прошло не меньше получаса. Все это время врач не отходил от раненных, хотя и мало чем мог помочь. Когда помощь наконец прибыла, заложники отнесли раненных в холл, где погрузили их на каталки. Олег слышал, как вернувшийся в зал врач сказал кому-то: «У мужчины шансов мало».

Вечером боевики снова молились, хотя в этот раз уже не так истово и долго. Свет в зале не выключался, и от этого и без того уставшие глаза Олега болели еще больше. Снять очки он не решился – время от времени он ловил на себе пристальные взгляды чеченцев и боялся, что этим вызовет подозрение.

Где-то через час после окончания молитвы на сцене снова появился Мовсаров.

— Заложники! – это обращение уже стало привычным для людей в зале, — Я не хочу, чтобы вы боялись. Завтра утром мы встречаемся с генералом Астрахановым, его ваше правительство назначило вести переговоры. До этого времени, мы ничего предпринимать не будем. Отдыхайте.

Он сошел со сцены, и к нему подошла какая-то женщина с телефоном. Она дала Асланбеку трубку, и он с кем-то коротко поговорил. Из разговора Олег услышал только «Восемь утра», сказанные Мовсаровым громко. Потом он вернул трубку женщине, и та продолжила разговор, но заложники вокруг нее начали волноваться и шикать на нее, потом пара человек попыталась отобрать телефон.  Женщина отдала трубку мужу, и тогда Олег узнал их – это была те самые мужчина-американец и мать с дочерью. Американцу тоже долго разговаривать не дали – телефон вскоре ушел в толпу.

И все же, народ начал понемногу успокаиваться. Парня, который пытался напасть на боевиков куда-то увели, но выстрелов слышно не было. Люди кое-как устраивались в своих креслах, разговоры стали тише, спокойнее. Слова Мовсарова подействовали на людей расслабляюще – некоторые даже попытались уснуть. Какой-то мужчина, вопреки запрету, незаметно сполз под кресла, где лег прямо на пол.

Олегу спать не хотелось. Штурм, судя по всему, откладывался, и он снова вынужден был ждать, ожидая сигнала. Осторожно, имитируя сон, он подался вперед, упершись головой в сидение впереди, и опустил руки. Спустя несколько минут он осторожно подвинул вперед правую ногу, так чтобы рука оказалось рядом с каблуком. Еще через десять минут осторожно подковырнул край крышки, затем замер, выждав еще. Наконец заточка оказалась в его руках. Осторожно, одними пальцами он спрятал ее в рукав свитера, затем закрыл крышку на каблуке.

К рассвету многие в зале уснули. Спать хотелось и Олегу, но держаться помогала неудобная поза и постоянное напряжение мышц. Мысли путались, теряя стройность и логику, голова болела от недостатка кислорода.

Около пяти часов утра в разных местах зала начали шевелиться заложники и боевики. Осмотревшись, Олег заметил у стен дым. Осторожно втянул носом воздух – запаха гари не было. Террористы беспокойно переговаривались на чеченском, указывая на места, где дыма было больше всего. Олег снял свитер и осторожно стал заточкой отпарывать один из рукавов – дела до него сейчас никому не было. В голове начало шуметь. Он слышал, как недалеко кто-то говорит:

— Это газ какой-то. Ой, плохо мне, голова кружится… Кажется это наши что-то начинают…

Олег удвоил усилия, уже особо не таясь. Рукав наконец поддался, Олег сполз с сиденья и перевязал им нижнюю часть лица. Стараясь вдыхать как можно реже, он огляделся. Зал уже был сильно задымлен, на ногах остались стоять единицы. Террористы пошатываясь переговаривались, но, похоже, были целиком дезориентированы. От шахидки, охранявшей бомбу, Олега отделяло всего два шага.

Волнение росло. За пределами зала, совсем рядом, раздались короткие очереди. Громыхнул взрыв. Шахидка беспокойно огляделась, пытаясь разглядеть своих в завесе дыма. Олег прыгнул.

Спустя секунды, липкой от крови заточкой он уже перепиливал провод. Затем, забрав у мертвой чеченки ПМ, двинулся по ряду, пробираясь через обмякшие тела заложников. В ушах шумело, голова кружилась, перед глазами плавали радужные пятна. Олега окликнул голос с кавказским акцентом. Одновременно с выстрелом Олега – вслепую, чисто на звук, только выше уровня голов сидящих, в зале раздался хлопок, а за ним сухое шипение.

«Газовые», — отметил Олег, видя как падает застреленный им чеченец. Он рвался к выходу, ко второй бомбе. Уже в проходе наткнулся на обвисшую на стуле шахидку. Слабеющей рукой рванул с нее пояс, размыкая провода, Двинулся дальше, ударившись плечом о стену. Где-то рядом звучали одиночные выстрелы и короткие очереди. Ноги подкашивались, впереди появился какой-то силуэт. Красницкий не мог разглядеть его. Силуэт стремительно приблизился, выбил ПМ из слабеющей руки. Это было последнее четкое воспоминание спецназовца.

Когда лейтенант Олег Красницкий пришел в себя, то обнаружил, что лежит на узкой койке в просторной, пахнущей лекарствами комнате. Рядом стояли такие же койки, на них лежали люди. Кто-то – без движения, кого-то трясло, как в лихорадке, кто-то укрывался одеялом с головой. Над ними стояли медики, увещевая, делая какие-то инъекции, задавая вопросы.

В голове все еще шумело, в конечностях чувствовалась предательская слабость. Подняв руку Олег удивился тому, то она была словно чужой, незнакомой. Мысли были словно обернуты ватой – казались чужими, не важными.

Ему сделали укол, спросили имя и фамилию, затем Олега снова сморил сон. Проснулся он от того, что его кто-то тряс за плечо. Это был Никифоров.

— Вставай, боец, — сказал он тихо, — пойдем.

Олег сел на кровати. К горлу подкатилась тошнота, голова закружилась.

— Куда? – спросил он, пытаясь справиться с собой.

— Куда надо, — грубо отрезал майор, — идти можешь?

— Не знаю…

— Врачи говорят – можешь. Вставай.

И Олег встал. Он был в той же одежде – в джинсах и футболке. Ужасно хотелось снять их – эти вещи воняли. Мочой, дымом, усыпляющим газом. Страхом.

Никифоров провел его через вооруженный кордон на выходе из больницы, посадил в машину. Сам сел впереди, рядом с водителем.

— Отвезем тебя в ведомственную, — пояснил коротко.

— Как штурм? – спросил Олег после некоторого молчания. Никифоров ответил не сразу.

— Закончился. Всех положили, — в голосе его не чувствовалось особой радости, — Взрывов не было. Труп возле бомбы – твоя работа?

— Да, — кивнул Олег. Воспоминания последних часов в театре спутались, и казалось, что все это произошло не с ним. Никифоров молчал. Олег, несмотря на свое состояние, понимал, что что-то произошло. Что-то нехорошее, непоправимое. Но спрашивать не хотелось. Не хотелось знать.

Машина ехала по ночному городу, пустому и притихшему. Город боялся. Город ждал, все еще не веря, что все закончилось. Этот страх – он останется на этих улицах надолго, даже когда они вновь станут безопасны. Каждый раз, даже сквозь пелену повседневных забот каждый будет твердо помнить всего одну истину: война не может быть далеко. С этого момента война – всегда рядом.

Похожие статьи:

Рассказы → Бруно Сикерз и принц

Рассказы → Последний человек

Рассказы → 720 часов

Рассказы → Как я получил Нобелевскую премию

Рассказы → Динo-kулинария