Иногда спрашивают: а были ли раньше сбои? - Не такие серьёзные, но были. Вообще никогда всё идеально не работало, и если кто хотел придраться, то причину можно было найти легко.
Ну вот, к примеру, это:
12 июля 2008 года Дима Яковлев, молодой розовощёкий и жизнерадостный парень лет двадцати четырёх, как обычно опаздывал на работу…
В этот день ему как никогда нельзя было опаздывать. Сегодня заканчивался двухмесячный испытательный срок, с которым его взяли на работу в очень солидную фирму «АГ Геоинформсервис», которая занимала огромный девятиэтажный офис на Проспекте Сахарова. Должность его называлась довольно смешным словом «электроник», но впрочем, это слово не отражало сути его работы и огромных перспектив, которые перед ним открывались в этой фирме. Сегодня, вероятно, решалась его судьба, и облажаться было никак нельзя.
Несмотря на это, Дима два раза перезаводил будильник на десять минут попозже, тщетно надеясь выспаться. И вот теперь он действительно опаздывал. Электричка уже подходила, а он всё ещё бежал по дорожке, проходящей за платформой. Можно было добежать до конца платформы и забраться на неё по лестнице, но к тому времени последний поезд, на котором он ещё мог успеть на службу вовремя, показал бы ему хвост. Выход оставался только один: он с сожалением посмотрел на новые брюки, заботливо наглаженные мамой накануне, разбежался, подтянулся на руках на крае платформы и уже забросил на неё левую ногу… как вдруг асфальт под руками отломился, и он полетел вниз головой на дорожку. Удар затылком по асфальту был оглушительно сильным, и если бы не самортизировал рюкзачок на спине, то он оказался бы фатальным.
Словно пытаясь доказать самому себе, что удар не причинил его голове особого вреда, Дима моментально вскочил на ноги… и тут весь мир как будто дёрнулся: небо, деревья и железнодорожная платформа словно надвинулись на него и потом отскочили назад, на своё место. Это выглядело странно. То же, что стало происходить сразу после этого, было настолько дико, что вообще не поддавалось вразумительному объяснению и описанию.
Дело в том, что Дима увидел, как картинка окружающего его мира внезапно замерла: застыли на месте люди, птицы, облака, сама электричка, на которую он так спешил. Но это состояние продлилось недолго: где-то с минуту, после чего всё снова стало меняться. Цвета окружающего мира и контуры предметов вдруг стали постепенно затухать. Ещё пара минут, и перед ним был совершенно невыразительный серый мир с едва уловимыми контурами, в котором сам он не мог даже пошевелиться. Более того: он осознал, что его тело, одежда, его руки – тоже постепенно превратились в еле уловимые контуры, которые теперь постепенно исчезали в монотонном всеобъемлющем тумане. Прошло ещё несколько минут, и весь мир стал состоять из одного серого цвета без каких-либо контуров и оттенков. Сам Дима ничем не отличался от этого мира, он понял, что является всего лишь точкой зрения в этой однородной вселенной. Между тем, рассматривать из этой точки было абсолютно нечего. Дима попытался вспомнить, как он попал в эту ситуацию: он отчетливо помнил и поезд и падение. «Скорее всего, я повредил мозг, и теперь лежу где-нибудь в нейрохирургическом отделении, и мне, возможно, делают операцию» – с надеждой подумал он. И ещё он подумал, что скоро всё должно закончиться: и серый мир и эта абсолютная тишина – всему рано или поздно должен прийти конец.
Но конец не приходил.
***
Так начались долгие годы ожидания. За эти годы он понял: единственное, что осталось у него в распоряжении – это его воспоминания. Ничего не оставалось иного, кроме как жить этими воспоминаниями, прокручивая их раз за разом, представляя, как могли бы измениться события, поступи он по-другому.
Сна не было. Но не было и бодрствования. Зато была память, и были мысли. Это были десятилетия, возможно даже столетия созерцаний и размышлений. Никакого способа отмерять время у него не было – можно было только отталкиваться от субъективного ощущения скорости смены своих мыслей. Временами он терял силу духа, отчаивался и молился каким-то неведомым высшим силам, чтобы его выпустили отсюда, или просто прекратили это мучение. Потом его стали одолевать сомнения: а может ли вообще прекратиться его существование? Вдруг он по природе вечен и его нынешнее состояние уже не закончится никогда? Осознавать это было особенно ужасно на фоне того, что он уже «до дыр» досмотрел своё самое последнее, самое завалящее воспоминание. И не только досмотрел. Он, наконец, осмыслил и понял всё. Этот мир, куда он так рвался первые столетия своего заточения, стал для него практически таким же безынтересным, как и серый цвет вокруг. Вся эта информация, образующая многообразную пестроту мира: она, как оказалось, подчинялась до смешного простым закономерностям. Всё было слишком элементарно и предсказуемо. Как детский калейдоскоп, который разобрали по частям, и он уже более не способен завораживать своими неожиданными узорами. «Как я мог раньше не замечать, что всё настолько просто?» - задавал он себе вопрос. И сам отвечал себе: «Я был слишком увлечен этим миром, этой жизнью, чтобы над ней задумываться. Я был как ребёнок, который зачарован диковинной игрушкой. А теперь я как старик, который разобрал эту игрушку по молекулам, изучил её вдоль и поперек. Слишком безразличный ко всему старик…»
Когда он свыкся уже и с этими мыслями, когда думать стало не о чем, да и вспоминать уже было нечего, картины памяти начали проскакивать мимо него по кругу с бешеной скоростью, а он просто равнодушно взирал на них из безразличной бездны своего сознания. Трудно сказать, сколько столетий он провел в этом оцепенении. У него теплилась только одна небольшая надежда. Понятно было, что выход из всего этого был только один…
***
Это произошло внезапно: серое пространство вокруг него стало медленно собираться в какие-то очертания. Ему стоило больших усилий сфокусироваться на этом факте. Он уже напрочь отвык от получения новых впечатлений. Между тем, очертания сгущались, и своей остротой уже практически вызывали информационный шок. Когда же стали проявляться цвета, его разум просто разрывался под потоком внезапно нахлынувшей информации. Но более всего шокировало то, что именно он увидел теперь, по прошествии многих столетий мучительного ожидания: это была всё та же станция и подъезжающая электричка, и он, упавший на тротуар, уже вскочил на ноги и пытался снова запрыгнуть на платформу. Доброжелательный мужчина в очках в тонкой металлической оправе, одетый в серые брюки и белую рубашку с короткими рукавами, подал ему руку и помог взобраться:
– С вами всё в порядке? Головой не сильно ушиблись? – он с волнением посмотрел на одеревеневшее лицо Дмитрия: его остановившиеся глаза излучали какое-то пугающее безразличие ко всему происходящему вокруг.
– Вы видели, как мир только что остановился? – спросил тот медленно, глядя ему в глаза.
– Что? Я не понял!
– Ничего странного не заметили? – Дмитрий процедил слова медленно, сквозь зубы. Он огляделся и по лицам окружающих понял, что для них не было всего того, что пережил он. Не было этих мучительных тысячелетий пустоты, погруженных в собственные рассуждения и воспоминания. Люди деловито мельтешили, спешили по своим делам: всё так же увлечённые этой бессмыслицей, этой примитивной надоевшей игрой…
– Я заметил только, как Вы с полутора метров рухнули вниз головой, и если бы не рюкзак…
Мужчина смотрел в глаза Дмитрия: было видно, как они окончательно теряют интерес ко всему происходящему. Не прошло трёх секунд, как они полностью погасли и замерли. Некоторое время перед ним стоял мертвец: с остекленевшим, замершим взглядом. Потом, словно кратковременная судорога передёрнула лицо, и на мужчину снова смотрел совершенно нормальный розовощёкий улыбающийся парень:
– Да, у меня всё в порядке, огромное спасибо! К счастью в рюкзаке я ношу с собой самые необходимые вещи: зонтик на случай дождя, ложка, кружка, полотенце, набор первой медицинской помощи, бинты там, ну вы понимаете… – он осёкся, увидев с каким удивлением смотрит на него мужчина.
– У Вас, правда, всё в порядке с головой? – спросил тот.
– Да, всё отлично. В худшем случае будет небольшой синяк.
– Просто Вы говорили только что странные вещи, и выглядели очень плохо, так что я засомневался…
– Нет, нет, всё отлично. Видите ли, для меня сегодня очень важный день – кончается испытательный срок на новой работе, так что мне нельзя ни в коем случае опаздывать. Ещё раз огромное спасибо, что помогли! Я побежал! – с этими словами он затерялся среди толпы, штурмовавшей двери вагона.
Июнь, 2013.
Похожие статьи:
Рассказы → Точка соприкосновения. Пролог: падение.
