2030 год. Остров Эйтлин
Тик-так, тик-так, тик-так! Тихо бьют часики… до заветных двенадцати еще ой как много!
Разорву тебя, сука! Дай только выйти! – думал Ганник, босиком стоя в дьявольски холодной луже, поодаль от ледяных труб, сжавшись от холода, обнимая себя руками и переминаясь с ноги на ногу.
– Я тебе скажу, дорогой мой, до заветного деления, отмеченного на часах жирной черточкой, еще тридцать с половиной минут. Невыносимо, да?
– Чего ты там возишься!? – звучит далекий голос за дверью. А ведь надзиратель специально тянет время! Никогда не давайте приказа освободить заключенного из ледяного карцера после двух дней жесткого наказания человеку в синей форме с идентификационным номером золотого значка 2514, если вы не уверены в том, что он не садист и что он добросовестно, в точно назначенный час выполнит задание. Оказалось, не учли, думал Ганник, злобно дрожа и мысленно ожесточенно расстреливая того, кто стоял по ту сторону железной двери и считал дурацкие деления на часах.
Ганник отчаянно надеялся, что тот «спасительный» голос издалека, окликнувший этого выродка, снова прозвучит, и в замочной скважине тихо и приятно зашелестят ключи.
– 2514!!! Еще раз повторяю вам, где заключенный!? Мне спустится и помочь вам открыть дверь?!
– Это все же тот голос! Боже… мои молитвы были услышаны! Какой бы ты ни был Бог, я начал в тебя верить! Господи, я действительно в тебя верю! – радостно подумал Ганник, и на его измученном лице отразилось неимоверное страдание от проникающего и обжигающего холода, от онемевших ног, каким то чудом удерживающих его ослабевшее в ледяных муках тело.
– Ах… если бы только дали насладиться этим моментом! Тебе повезло, заключенный! Сегодня ты выйдешь! Да-да, выйдешь! И попробуй только упасть в стонущей агонии, целуя бетон! Вздумаешь упасть, и я скажу, что ты очень плохо себя вел и прошепчу: «Добро пожаловать в морозилку!».
– Я еще тебя встречу, урод! Обязательно встречу! – в замочной скважине зазвучали приятные ноты лязгающих ключей. Ганник уперся руками в ледяную стену и отчаянно пытался внушить себе, что ноги его все еще работают.
– Если ты меня еще слышишь, Боже, прошу, дай мне немного терпения, удержи меня от убийства того, кто откроет эту дверь! Дай мне сил дотерпеть, хотя бы до общей казармы.
Вдруг дверь отворилась. Перед изувеченным заключенным стоял тот самый тип, что, усмехаясь, следил за часовой стрелкой на своих наручных часах. Сухонькое, острое, как у хорька, лицо, покрытое множеством морщин, расплывалось в досадной гримасе, высокий лоб его скрывала синяя фуражка с золотым значком над черным козырьком.
– Заключенный! Два шага вперед! – рявкнул он.
Ганник заставил себя сделать эти злополучные два шага, хотя его ноги были самого настоящего багрово-синего цвета.
– Как же больно! Но ты терпи! – уговаривал себя Ганник, стуча зубами. Стараясь согреться, заключенный наклонился вперед и обхватил свои холодные колени руками. Это не понравилось надзирателю, и тут же Ганник ощутил на своей спине удар резиновой дубинки.
– Я что тебе что сказал?! Стоять смирно!
Ганник едва помнил свою просьбу к Богу. Сейчас ему был ближе сам дьявол, который сладким уверенным голосом подсказывал ему возможные варианты расправы над этим выродком.
Расправься! Быстро! – приказал себе заключенный, и тело мгновенно распрямилось. Дрожь, правда, осталась, а с ней – и желание упасть на что-нибудь мягкое и теплое.
– Вот так! Стой смирно! – приказал 2514. У каждого такого надзирателя был свой личный номер, и все заключенные, за исключением горстки «избранных», обращались к ним по номерам, например «товарищ 2514». Надзиратель легонько провел кончиком дубинки по уже бесчувственному лицу.
– Мило… очень мило! Помни об уговоре: упадешь – попадешь, – цинично улыбнулся 2514.
Как бы ты не попал, сволочь, – мысленно ощерился Ганник.
Надзиратель взял его под локоть и повел по длинному и очень узкому коридору. Его тюремная роба стала, будто второй кожей. Ткань не согревала. Ганник, идя босиком по холодному бетонному полу, пошатывался от слабости и сваливающего с ног дикого обморожения, ему казалось, что руки и ноги залиты цементом. Идти по коридору было невыносимой пыткой, хотелось поскорее пройти его.
– Виуууу, виууууу!!! – оглушительный вой аварийной сирены взорвал коридор и породил ожидания чего-то страшного. Думалось, не пожар ли, не потоп, не бунт… В голове крутились одни предположения и догадки.
– Эй, там внизу!!! Помощь нужна!!! – кричали обеспокоенные голоса. Кажется, там наверху произошло что-то покрупнее мелкой поломки вентиляции или генератора.
– У меня заключенный! Не могу же я его оставить! – бурчал надзиратель.
– Иди сюда! Запри дверь снаружи! Он все равно никуда не сбежит! – ответил кто-то наверху гневно.
Надзиратель отпустил локоть Ганника и, схватив его за ворот робы, прошипел:
– Веди себя хорошо!
– Да, товарищ 2514, – сдержанно пообещал Ганник.
Надзиратель спешно удрал вверх по лестнице, не забыв запереть за собой дверь. Только в его отсутствие Ганник блаженно приник к теплой стене и расслабленно опустился на пол, пытаясь удержать в руках последние капли воли, способные заставить его снова подняться, после того как 2514 надумает за ним вернуться.
***
В плохо освещенной комнате продолжали работать радиотехники. Они уже трудились около трех часов, а результата не было, процесс никак не хотел сдвигаться с мертвой точки. Несколько уцелевших репродукторов метро сохранились еще с довоенных времен и прекрасно работали. А сейчас черт знает, что с ними произошло. Вот и послали радиотехников разбираться с неполадками. Благо на станции «Курская» сохранились хорошие специалисты по радиоаппаратуре.
– Вот, поди, разберись, что тут не так! Все ведь нормально! Схемы не повреждены, платы в порядке, радиотранслятор в норме! Можно только развести руками! – сказал первый специалист, разобрав на столе сломанную аппаратуру.
– — Если что-то не работает, а специалист, называющий себя докой, не видит сломанной детали, – он не дока! – ответил второй.
– Да дока я, дока! – упрямо бил в себя грудь первый. – Просто, если детали исправны, то как их можно починить?! Тут чинить нечего! Нужно альтернативу искать!
– Какая нафиг альтернатива?!
– Самая что ни на есть настоящая! Тут не в самой технике дело, а в источнике помех!
За железной дверью радиорубки кто-то сильно кашлянул, и в дверь громко постучали. Один из техников открыл ее, и в комнату вошел тучный пятидесятилетний мужчина в грязном твидовом пиджаке и рабочих грязных штанах. Вместе с ним вошел молодой мужчина в еще более грязном рабочем костюме.
– Ну, что там у вас?! Когда готово-то будет?! – спросил работяга в твидовом пиджаке, по-хозяйски подойдя к столу, где лежала разобранная радиоаппаратура. Оба техника сразу же притихли: пришел начальник станции Валерий Анпилов вместе со своим первым помощником Роговым.
– Неполадок как бы нет, схемы в порядке, радиотранслятор тоже в норме, – объяснил первый техник.
– Да, в принципе дело не в технике, – поспешил вмешаться второй, пока Анпилов морщился. Он морщился всякий раз, когда кто-нибудь, неважно кто, сообщал ему неприятные новости.
– В чем же тогда дело?! – напористо спросил Рогов.
– Помехи, тут все дело в помехах, – нерешительно сказал первый техник.
– Да, черт побери! Вы возитесь здесь уже третий час! Прямо Капитан Очевидность! Я будто и без вас не знаю в чем дело! – взорвался Анпилов. – Решайте уже проблему, черт бы вас побрал!
– Пшш… пшш… папам… бабапам… бапам…
– Вы слышали это?! – встрепенулся Анпилов, и чуть было не упал, если бы Рогов вовремя не смог его удержать.
Техники удивились ничуть не меньше. Привычное многим россиянам вступительное музыкальное сопровождение давно неработающей радиостанции «Маяк» заставило мужчин на время оцепенеть, мелкая дрожь прошлась по спине каждого из присутствующих. Тем временем внезапно ожившая радиопередача продолжала свое вещание.
– Московское время – пятнадцать часов ровно… пшш… вещает Мертвая голова! Непривычно слышать мертвецов? А ведь вы и есть мертвые! – послышался ехидный смешок.
– Что это было? – выдержав напряженную паузу, произнес Рогов, когда трансляция прекратилась.
– Не знаем… – сказали в один голос оба техника, пожав плечами.
– Странно это все, – оживился Анпилов, – очень странно… Мертвая голова какая-то… Что за Мертвая голова? Как она вообще сюда попала?! Радиостанции вообще никем не обслуживаются еще с 2013 года! Как это вообще понимать?! Я молчать не буду! Пойду, доложу «наверх»!
***
Коптелов привычно сидел в своем кресле, разбирал дела новоприбывших заключенных. С тех пор как началась ядерная война, прекратилось и финансирование, исходившее из стран Европы, Соединенных Штатов и России.
Все пришлось взять в свои руки. На широкие плечи Коптелова легло огромное хозяйство тюрьмы, внутренние дела тоже приходилось решать без помощи сторонних военных организаций.
Так продолжалось до 2025 года, пока из Москвы не пришли документы о новых руководителях, якобы возглавляющих военное метрообъединение новой России. Уже в этом году от него власти тюрьмы получали своевременную помощь, как военную, так и социальную: запасы продовольствия и всего необходимого.
В 2026 году пришли документы из Вашингтона и Ганновера. В 2027 можно было вздохнуть более-менее спокойно: сменилась кадровая политика, и ряды охранников тюрьмы пополнились новыми резервами, неприятные субъекты были своевременно уволены, и их дальнейшая судьба Коптелова вовсе не интересовала (человеком он слыл беспощадным и крайне жестким; долгие годы руководства закалили его, а радикальные методы правления печально прославили).
– Нельзя так много работать! Совсем перестал себя жалеть! И когда я в последний раз отдыхал? В прошлом месяце? Да разве это отдых?! Расслабишься тут, как же?! – думал Коптелов, пока в дверь кабинета не постучали.
– Кто там?! – рявкнул начальник.
– Это я, Кинин! – дверь кабинета осторожно приоткрылась, и в небольшой дверной проем влезла курчавая голова его первого заместителя.
Кинин нерешительно улыбнулся, стараясь разрядить напряженную рабочую атмосферу.– Чего надо?!
– Можно мне войти?! – Кинин осторожно вошел и, убрав руки за спину, нервно стал переминаться с ноги на ногу.
– Ты уже вошел, – буркнул Коптелов, продолжая неохотно изучать дела заключенных. – Говори быстрее, что хотел, и проваливай, мне работать надо!
– У нас радиорепродуктор сломался.
– Так почините!
– Понимаете, Андрей Михайлович, он как бы исправен, но транслирует не голос диктора, а только помехи!
– А от меня-то чего хочешь? Я что, по-твоему, электрик?!
– Нет, просто…
– Просто сейчас кто-то у меня полетит с должности заместителя, если срочно этот болван не решит проблему гребаного громкоговорителя!
– Уже бегу! – Кинин поспешил удалиться, в то время как Коптелов, еще более рассерженный, швырнул со стола стопку с бумагами. Одно было ему предельно ясно: кто-то умело манипулирует частной радиолинией тюрьмы. Вот только кто это?
***
Карл Мозес загружал в свою тележку последнюю партию книг. В последнее время заключенные стали более взыскательны: требовали литературу, способную хорошо взбудоражить, пробудить воображение. Названия этих книг, правда, никто не знал, но все в один голос требовали одно и то же. Карл более 10 лет работы в тюремной библиотеке наблюдал более 100 волн перепада интересов. Сначала это была сентиментальная литература, затем – приключения в стиле Джека Лондона и Рея Бредбери, потом все поголовно увлекались саспенс-детективами, которых было катастрофически мало, и между постоянными читателями шла ожесточенная война за обладание этими редкими экземплярами. Но сейчас наступил короткий спад, и Карл Мозес, будучи опытным библиотекарем, запасался терпением и выдержкой перед следующей читательской волной. Привычно закатав рукава своей тюремной робы, он двинулся к выходу. С трудом открыв ржавую дверь, Мозес выкатил тележку с книгами в коридор. В восемь часов вечера все заключенные сидят по камерам, а значит, пора на обход. Примерно в это же время по местной тюремной радиолинии должна начаться трансляция церковного песнопения. Эта раздражающая заключенных терапия была недавно введена начальником тюрьмы для предотвращения морального разложения и с целью искупления грехов. Только в виде исключения Коптелов не решился провести радиолинию в подвальные помещения, где в подземельях типа бункера содержались особо опасные преступники и маньяки.
– Странно, что радиотранслятор до сих пор молчит. Оператор радиорубки – человек исключительной пунктуальности, он всегда ставит сеанс религиозной терапии в одно и то же время. Может сломался?! Слава Богу!
Сначала помехи шелестящим жужжанием прошлись по всем ярусам тюрьмы. Первый признак того, что пришел оператор, и религиозная терапия состоится. Мозес тяжело вздохнул, удрученно подумывая, как бы в следующий раз зайти в медчасть и взять вату для ушей!
– Внимание ребятки! Вещает Мертвая голова! Приглашаю вас на сеанс безвременного отпуска! Начальник тюрьмы еще не объявил вам о начале бессрочных каникул?! Ну, тогда внимание! Двери открываются! Следующая станция – свобода! Коптелов ушел в отставку! А вашим проводником в мир приключений, халявы и красочной жизни буду я, ваша Мертвая голова! – железные двери камер отворились, это и стало началом конца старой власти и началом бесконечной вакханалии обезумевших заключенных…
***
– Мертвая голова! Опять! На этот раз с сиреной! – рассердился Коптелов. Он не собирался отсиживаться в кабинете, пока что-то странное происходит в его тюрьме. Не успел он выбежать из комнаты, как возле него оказался Суворов – начальник охраны.
– Андрей Михалыч, беда! Кто-то выпустил заключенных из камер!
– Не может быть!!! Что вы сейчас предпринимаете?! – взбешенный начальник готов был рвать и метать.
– Даже не успели чухнуться! Мои люди сейчас в полной жопе!
– Неужели все камеры открылись?
– Абсолютно все! Даже в подвале!
– Не успеем дождаться сил из Москвы, как думаешь? – спросил Андрей Михайлович. – Отдай приказ всему персоналу: открывать огонь на поражение! Ты понял меня?!
– Понял! А что будете делать вы?
– Я буду пытаться вызвать помощь из Москвы!
Похожие статьи:
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
Рассказы → Княжна Маркулова
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → День Бабочкина
), поэтому не замедлил начать читать твой рассказ. И раз мне понравилось, значит, на этом не прощаемся))) Жди меня во второй части! )) Чай пока заваривай)) 
а приятно то как 
не зря значит "мертвая голова" в моей голове появилась 
