1. Гефсиманский сад.
Тиха весенняя ночь за потоком Кедрон, в том месте, где он делит Гефсиманский сад на две неравные части. От ветров, что прилетают в эти края с побережья, закрывает его одинокая и древняя, как само время, гора Елеон, поэтому листья на ветвях местных деревьев за сезон не успевают даже толком научиться шелестеть. Провисят они в немой неподвижности все лето и опадут разом после первого же холодного осеннего дождя.
Тиха она еще и потому, что мало кому, будь то житель небольшой деревушки Гефсимании, расположенной милях в пяти к северу отсюда, или так — просто посторонний прохожий, прийдет в голову гулять там после захода солнца.
Чужак убоится разбойников, чьи шайки в описываемый период времени слишком уж расплодились в этих краях. Местный же не рискнет там появляться после того, как солнце закатится за гору, потому что все в Гефсимании слишком хорошо знают историю этого сада.
О, когда-то, давным-давно, высился у подножия Елеона величественный дворец, и семь поколений венценосных властителей прогуливались по мраморным дорожкам этого сада, наслаждаясь видом самых экзотических деревьев Ойкумены.
Но все проходит — прошло и это..
Дворец был разрушен ордой дикарей, что, как мутный поток, хлынули однажды с севера на юг, сметая все на своем пути. Они же не оставили и камня на камне от пышной и многолюдной столицы Гефсимании. Так что нынешняя деревушка, носящая такое же название — лишь забытая тень некогда достославного города.
Особенно страшна местным жителям та самая, меньшая, часть сада, что по ту сторону реки Кедрон, где, едва заметным, но все еще сохранилось древнее кладбище. Именно там былые властители хоронили себе подобных.
В отличие от нынешних обитателей Гефсимании, приспособивших для погребения пещеры на западном склоне Елеона, древние короли закапывали своих мертвецов прямо в землю. Потрескавшиеся, изъеденные временем, но все еще белые обелиски из нездешнего мрамора, внушали гефсиманцам суеверный ужас, который подогревали неоднократные свидетельства очевидцев о том, что по ночам, а бывало, что и при свете солнца, древние короли восстают из праха и бродят между могилами. Не нужно говорить, что встреча с кем- нибудь из них не сулила ничего хорошего ни для пьяного крестьянина, ни для пастуха, разыскивавшего убежавшего ягненка.
2. Заклинатель.
За час до полуночи, у них все готово. Вот одиннадцать обелисков, выкорчеванных из могил и расставленных в особом порядке. В центре – наверное, самая древняя могильная плита на всем кладбище. В данном действе она будет играть роль Алтаря Великих Древних. Кровью, перемешанной с порошком фосфора, начертаны на ней имена Азатота, Шаб-Нигурата и Ктулху. На алтаре начертана сложная пентаграмма, в лучах которой расставлены некие магические предметы, названия которых нет смысла перечислять, так как они ни о чем не скажут непосвященным. Вот атрибуты попроще, вроде мирры, ассафетиды, гальбанума и мускуса.
Там и тут горят свечи, сделанные как будто бы из черного воска, но с уверенностью это утверждать нельзя — в игре теней и сполохов света легко обмануться.
- Пора, — говорит Заклинатель двум своим помощникам. Те оба одновременно кивают.
- Чтобы ни случилось, не вздумайте мне мешать, — дает он последние указания: — Да не спите. Следите за тропой. Вдруг принесет кого-нибудь нелегкая.
- Ты, главное, дело сделай, — грубым голосом отвечает Диреан: — А за нас не беспокойся — мы свое дело знаем.
С этими словами он и его брат отходят от Заклинателя и, занимают позицию шагах в тридцати от него, у дерева, мимо которого проходит еле заметная тропинка, ведущая сюда от моста через Кедрон.
Если и будут нынче незваные гости, то только отсюда.
В это время, сделав глубокий вдох, будто перед погружением, Заклинатель переступает границу внешнего круга камней и подходит к Алтарю.
Сотворив левой рукой знак Вур, «КВЕЙХАИДЖ» — обращается он к камню Вихрей. За тем пять шагов к камню Льва-Змеи и: — »ОСАИДЖ». «МУГЕЛЬФОР», — это камню Ураганов. После чего еще пять шагов и: — «ЗАВАХО», — заканчивает он камнем Земляного Быка и возвращается к Алтарю.
Не смотря на кажущуюся нелепость, действия его находят отклик. Так, по крайней мере, кажется Заклинателю. Некое ощущение концентрации силы, начавшейся в этом месте, заставляет радостно биться его сердце, но он одергивает себя, боясь сбиться с ритма.
3. Сторожа.
— Как думаешь, много там? — спрашивает Треп.
Вопрос, как видно, задается не в первый раз. Диреан морщится и молча пожимает плечами.
— А вдруг там не золото? — не отстает Треп. Он явно волнуется. Глаза горят лихорадочным блеском, он то и дело поглаживает куцую бороденку: — Вдруг там вообще ничего нет.
- Да есть, есть, — со вздохом говорит Диреан: — Без него заклятия не наложишь. Так что хотя бы золотой там точно спрятан.
- Ничего себе — хотя бы золотой… Столько сил и времени убить, и все из-за какого-то золотого?! — Треп скрипит зубами: — Связался я с вами на свою голову. Вот узнает Синедрион...
- Нет трусь, братишка, — подбадривает его Диреан. Он сидит на траве, спиной прислонившись к дереву, и жует черствую лепешку, поэтому, временами, его речь не внятна: — Древние короли денег не считали. Так что, я думаю, в накладе не останемся.
- Что ты там говорил про заклятие? — вдруг вспоминает Треп.
- Какое заклятие?
- Ну, что, мол, без золота заклятие не наложишь.
— А, — Диреан закрывает глаза и начинает рассказывать негромким голосом: — Чтобы скрыть клад от человеческого глаза, нужно наложить на него магическое заклятие. Специальное. А для этого нужно, чтобы в кладе присутствовало золото. Чем больше, тем лучше.
- На кой мне магическое золото? — бормочет Треп себе под нос. Он выглядывает из-за дерева и смотрит на Заклинателя, окруженного столбом фиолетового тумана.
- Не хочешь — не бери, — сквозь дрему говорит ему Диреан: — Мне больше достанется. Дурак ты, братец...
- А чего ты тут разлегся?! — шипит на него Треп: — Ты что думаешь — я один тут всю ночь караулить буду?
- Не кипятись, — бормочет Диреан: — Через час разбудишь — я посторожу. Хотя чего тут стеречь? Какому дураку прийдет в голову гулять здесь по ночам.
Треп опять выглядывает из-за дерева, как раз в это время Заклинатель начинает сдувать с ладони какой-то порошок, и тот начинает виться вокруг него по спирали.
- Просидим тут всю ночь, — говорит Треп себе: — А в итоге получим порченое золото...
Зрелище ритуала гипнотизирует его. Ему начинает казаться, что он слышит какую-то мелодию, затем странная пелена опускается на его глаза. Несколько минут спустя Треп то ли спит, то ли впал в транс. Глаза его открыты, но происходящего они уже не видят.
В этом состоянии Трепу начинает грезиться сон. Посмотрим его и мы.
4. 1-ый сон Трепа.
Он, в числе еще двенадцати, сидел в большой комнате, где из мебели лишь две длинные скамьи, да посередине — такой же длинный узкий стол.
Был в комнате и тринадцатый, имя которого Треп знал, но сейчас никак не мог вспомнить: Бен — Га..., Га — Бен...
Это он их здесь собрал с какой-то важной целью, но и цель эту Треп в данный момент не помнил.
Тринадцатый, в отличие от остальных, не сидел, а с большой, надраенной до блеска, чашей обходил присутствующих и давал каждому отпить из нее по глотку, что-то при этом говоря в полголоса.
На столе — медные плошки, с курящимися из них, благовониями, от которых кружилась голова. Там и тут разнокалиберные свечи мерцали и с треском плавились, орошая стол восковыми слезами. А еще на столе — следы недавней трапезы, а так же остатки ингредиентов, из которых был приготовлен напиток. Там много всякого, но бросались в глаза хлеб и кровь, плоть и вино.
Следом за напитком, каждому из двенадцати было дано вкусить нечто, намазанное на хлеб. Видимо, какой-то наркотик, так как голова Трепа после этого закружилась еще сильнее, и он стал терять связь с реальностью.
Зато голос его вдруг обрел самостоятельность, и когда организатор этого странного сборища обратился к Трепу на каком-то незнакомом языке, голос Трепа, помимо воли хозяина, ему ответил...
Заглядывал в окно комнаты набухающий чернотой вечер. Курились, застилая туман в глазах новым туманом, дурманящие благовония. Трещали и плавились свечи, заливая стол воском… А молодой еще на вид, ну не старше тридцати пяти лет, человек переходил от одного, сидящего в комнате, к другому, заговаривал с каждым по-очереди на непонятном Трепу языке, и те ему отвечали.
Трепу казалось, что еще чуть-чуть, и он поймет как смысл задаваемых вопросов, так и суть, даваемых на них ответов. Что-то про какую-то местность, где находится нечто, так нужное этому Га-Бен… или, как его там, Бен-Га..? Но тут сон прервался, и, как это часто бывает со снами, за миг истаял из памяти, оставив в душе Трепа лишь чувство глубокого разочарования.
5. Следящий.
У человека, который наблюдает за спящими братьями, сна ни в одном глазу. Он спрятался поодаль с таким расчетом, чтобы оттуда были видны и Заклинатель, и два его сторожа.
Имен у Следящего много, поди разбери, которое из них настоящее. В среде столичных уголовников называют его Аре Китос, что означает – «человек-кинжал». Для того чтобы хоть как-то его величать, оставим за ним это имя.
Заросший до глаз черной бородой, увенчанный такой же черной курчавой шевелюрой, Аре, укрывшийся среди корней векового дуба, суть — предельное внимание.
То, что братья-сторожа заснули, не послужило для него сигналом к действию, если, конечно, вообще он собирался действовать. Просто, отметив этот факт, Арекитос перенес все свое внимание на Заклинателя, не забывая все же, время от времени, поглядывать на сопящих братьев. Поэтому от него не ускользает недолгое пробуждение Трепа, который как раз только досмотрел свой сон, пошлепал губами, повернулся на другой бок и снова захрапел, теперь уже без сновидений, даже не глянув в сторону Заклинателя.
А зря — там есть на что посмотреть.
Светящийся столб вокруг места, где творится обряд, стал шире, вобрав в себя камни внутреннего круга, и обрел ярко-голубую окраску. Он мерцает, переливается, и, кажется, звенит от напряжения призванных в это место сил. Фигура Заклинателя сквозь него видится нечетко, как сквозь стекло, по которому скатываются потоки ливня.
Сам Заклинатель стоит у самого Алтаря. Его левая рука творит знак Киш, пальцы правой, будто судорогой сведены в знак Старших Богов. Слова, которые он произносит, давно забыты, но интонация выдает их смысл. Заклинатель повелевает, и повеление его исполняется.
С хлопком, будто пробка вылетела из бутылки, крышка Алтаря с начертанной на ней пентаграммой вдруг срывается и устремляется вверх, исчезая в черноте ночного неба. А следом за ней из глубин могилы вырывается фонтан золотых монет. Их сотни, а может быть и тысячи. Они глухо падают на песок, прыгают по обелискам и надгробиям, кружатся золотыми шариками на могильных плитах… Но ни одна из них не залетает за границу голубого. Эта голубизна, к тому же, гасит звук, и потому, вместо громогласного звона, наружу доносится лишь еле слышный шорох, который не мешает сну сторожей.
Перед Заклинателем на месте развалившегося надгробия прямоугольная нора и ступеньки, ведущие вниз, но он не спешит спускаться. Он тяжело дышит, вытирая рукой пот. Его свободный, из белого полотна, балахон весь пошел мокрыми пятнами пота. Его глаза неотрывно устремлены в глубину провала.
А что же Аре?
«Пора», — решает он, провожая взглядом возносящуюся в небеса крышку надгробия, и… нет, не бросается к месту действия. Напротив, он быстро, где ползком, где, пригнувшись, устремляется прямо в противоположную сторону. И, лишь когда решает, что в достаточной степени удалился от кладбища, Аре выпрямляется в полный рост и припускает бегом.
Цель его путешествия находится в милях двух отсюда, сразу за мостом через Кедрон. Это группа имперских воинов в полном вооружении — четырнадцать солдат и их предводитель, по виду — командир пешей турмы.
Десять человек спят, четверо несут охрану по периметру, командир сидит у, небольшого костреца, завернувшись в алый плащ. Шлем с небольшим плюмажем он держит в руках. Рядом с костром стоят пирамидой копья-пилумы, далее — сложены связки факелов.
Время от времени человек у костра поглаживает свои коротко стриженные, подернутые сединой, волосы. Он, то смотрит на звезды, то прислушивается к ночным шорохам, что выдает в нем нервозность и ожидание чего-то или кого-то.
Но вот Аре выбегает к мосту. Воин, охранявший подходы к отряду с этой стороны, хватается за короткий меч, но за тем, видимо узнав бегуна, вновь принимает расслабленную позу.
Командир поворачивает голову на шум, и поэтому, когда Аре подбегает к костру, он уже поднялся с камня, на котором сидел, и застегивает крепления шлема на подбородке.
— Пора, — в ответ на безмолвный вопрос подтверждает его действия Аре, задыхаясь от быстрого бега.
— Подъем! — тут же звучит команда, и ее громко дублируют четверо караульных.
Пока солдаты, потирая сонные лица, поднимаются на ноги и приводят себя в порядок, их командир обращается к прибежавшему.
- Пока ты отсутствовал, цена поднялась вдвое, — говорит он и, как бы оправдываясь, продолжает: — Сам понимаешь, чем я рискую. Самовольная отлучка и все такое. Опять же, а вдруг там их не трое, как ты говоришь, а три десятка? Вдруг братья Воанергес решили отомстить за отца и устроили нам засаду на кладбище.
Аре презрительно оттопыривает губу:
- У тебя здесь пол-турмы, Лапит, и ты боишься кучки каких-то бродяг? Или не ты со своими бойцами решили исход схватки у Есифани?
- Оно-то конечно, — соглашается Лапит: — Только если ты не прибавишь, мы сейчас же возвращаемся в казарму.
Аре вспоминает фонтан золотых монет. Ему смешно, но он сдерживается, понимая, что смеяться нельзя.
- Так сколько? — спрашивает он, кусая губу, будто в раздражении.
- Шестьдесят, — тут же говорит Лапит и добавляет: — И половину вперед.
— Ладно, — после паузы вздыхает Аре: — Строй своих головорезов.
Он достает кошель и начинает отсчитывать серебряные монеты.
- Факела, — командует Лапит. Довольные своим командиром солдаты разбирают их из связки и зажигают от костра, после чего строятся в шеренгу подвое.
- Половина, — говорит Аре и протягивает деньги.
- Вперед, марш-марш! — Лапит одной рукой принимает монеты, а другой обнажает свой клинок и указывает им на мост.
Через секунду поляна у костра пустеет. Тени от сполохов затухающего пламени скачут по деревьям, примятой траве и камню, на котором сидел и нервничал Лапит.
6. Артефакт.
У последней ступеньки Заклинатель снова медлит. Казалось бы — вот он, предел мечтаний. Подойди и возьми его. Но нет, он садится и прикладывается к фляге, которая оказывается все это время находилась у него под балахоном, притороченная к широкому кожаному поясу.
Взгляд его блуждает. То на звезды над головой, то на грязные, некоторые из них сломаны, ногти, то на песок у полустертых сандалий. И лишь изредка Заклинатель посматривает на сияние, окружающее некий предмет, возлежащий на постаменте, если, конечно можно назвать постаментом каменную голову с лицом, вызывающим уважение. То ли скульптор был гений, то ли ваял он с Бога.
О чем он, Заклинатель, думает?
Произносит ли мысленно последние заклинания, репетируя финальную часть ритуала? Молит ли Бога или Богов ниспослать ему удачу? Просто отдыхает, набираясь сил и решимости для заключительного рывка? А может оттягивает момент триумфа, наслаждаясь его предвкушением?
Кто знает.
Проходит время, и Заклинатель встает, отряхивает несуществующие крупицы песка со своей одежды, и делает первый шаг к сияющему призу.
В этот момент снаружи, ему кажется - из-за пределов Вселенной, доносятся до него какие-то крики, но Заклинателю уже все равно. Цель, всего в нескольких шагах от него, и нет в мире силы, способной теперь его остановить.
7. Арест.
- Лежи смирно, не то прибью, падаль, — свои слова, сказанные в полголоса, солдат подтвердил чувствительным пинком в бок вытаращившего глаза Диреана. Тот, еще не вполне проснувшийся, что-то промычал и снова задергался, не то пытаясь выплюнуть кляп, не то сдерживая порыв рвоты.
Рядом с ним, так же связанный и с кляпом во рту, лежал его брат. Лицо Трепа искажала гримаса крайнего испуга.
— Тихо, я сказал, — солдат сделал движение, будто снова собирается ударить, и Диреан замер, хлопая глазами.
Лапит мог быть доволен своими бойцами. Спящих сторожей взяли, как говорится: « на раз-два» — без потерь и лишнего шума.
— Хлам, остаешься с пленными, — приказал он молодому, еще безусому солдату, по всему видать - новобранцу.
— Стой, — остановил его Аре, видя, что Лапит собирается жестом отправить остальных солдат вперед. Туда, где из провала, окруженного обелисками и озаряемого догоравшими свечами из, возможно, черного воска, сочился в ночь неяркий ореол голубого цвета.
- Сначала я посмотрю, — продолжил Аре и двинулся было вперед, но Лапит схватил его за плечо и развернул к себе.
- Здесь командую я, — прошипел он ему в лицо и махнул солдатам: — Вперед!
- Дурак! — Аре попытался вырваться, но хватка Лапита была железной.
- Я никому не позволю себя надуть, — продолжил тот: — Вот сейчас вместе пойдем и поглядим, чего там этот осквернитель могил нарыл. Не бойся, разделим поровну.
Аре в отчаянье оглянулся. Солдаты с факелами в одной руке и с копьями-пилумами в другой, стройным полукругом приближались к провалу.
- Пошли, — Лапит отпустил его и, толкнув плечом, пошел к солдатам. Аре двинулся за ним, неотрывно глядя на сияние, струящееся из развороченной могилы.
- Не думаю, что это хорошая мысль, — сказал ему Лапит, заметив, что он шарит по своему поясу. Однако цель поисков Иссы был не длинный нож, что в потертых ножнах болтался у него на левом боку. Нащупав, он, не глядя, отвязал от пояса небольшую флягу, запечатанную медной пробкой.
- Дай и мне хлебнуть, — протянул руку Лапит, но так и замер, потому что строй солдат, который только преодолел внешний круг обелисков, вдруг сломался. Сразу несколько воинов упали на колени и стали что-то собирать, освещая землю факелами.
- Золото!
- Золото!!! — раздались выкрики.
- Что за черт! — прорычал Лапит.
Уже все солдаты ползали на четвереньках, сгребая кто во что сверкающие даже при таком скудном освещении монеты.
- А ну — строй! — заревел Лапит и широкими шагами двинулся к нарушителям дисциплины: — Строй держать, я сказал!
Сколько раз этот его клич звучал в гуще сражения. В самые отчаянные моменты схватки именно он заставлял оставшихся в живых сомкнуть ряды и стать на пути неприятеля непреодолимым железным клином. Ветераны турмы поговаривали, что своими глазами видели, как после громогласного призыва Лапита в строй поднимались даже мертвые...
Но это на поле боя. А здесь, на заброшенном кладбище, в забытой богами провинции, окрик Лапита не подействовал даже на живых. Золотые монеты, валяющиеся, как грязь, под ногами, заставила солдат забыть и про гнев командира, и про могилу, из которой исходил странный голубой свет.
И то, и другое было ошибкой.
Похожие статьи:
Рассказы → Юное небо
Рассказы → Из-под купола
Рассказы → Разговор в поезде часть 1.
Рассказы → Покой лейтенанта Клочкова
Рассказы → Пятая планета. Глава 3
