Перевал

  Долина, раскинувшаяся предо мною, была намертво схвачена пастью древних обветшалых гор, тянущихся от одного горизонта до другого. А низкая облачность накрывала этот безрадостный пейзаж мощной крышкой, оберегая царившие повсюду сумрак и стынь. Полутени, серость и ничего боле. Казалось, что когда-то давно само Уныние, проходя мимо, зацепилось своим драным плащом за один из горных пиков и осталось здесь навеки. Меня спасает только то, что наблюдаю эту картину в редкие промежутки между сном минувшим и новым, уже ожидающим впереди.
      Я одиноко сижу на краю карниза среди темных горных кристаллов, прижав колени к груди, сцепив пред собою пальцы вытянутых рук. Смотрю на петляющую внизу тропу. Так до сих пор и не врубился - почему она не зарастет вездесущим чертополохом? Вроде и путников последнее время немного проходит, но нет же, только камни и пыль. Это пробуждение наступило, как только очередной скиталец миновал расщелину и сделал шаг на разбросанные повсюду хищные осколки. Сейчас его потерянную фигуру уже можно наблюдать воочию - тяжело шагает вверх на последнем отрезке пути перед перевалом. И остается миновать едва ли сотню шагов... Когда шарканье обессиливших ног раздается совсем рядом, я спрыгиваю с каменного уступа, преграждая дорогу.
      Еще один, идущий с Запада на Восток, оставивший дом, родных... Что, интересно, позволило ему зайти так далеко? Наконец новый гость преодолевает последний выступ скалы и оказывается предо мною. Мы смотрим друга на друга. Этот еще не стар, можно даже сказать, в расцвете сил, если здесь уместен такой эвфемизм. В глазах путника мелькает искорка удивления. Наверное, так и не осознал... Или не ожидал встретить кого-либо. Его всего трясет от холода - колючий ветер легко продирается к самым костям. До чего непрактичные людишки: костюм тройка, выглядящий совершенно неуместно, уже обтрепался, и дорогой пиджак висит на плечах этаким бесформенным мешком. Нет чтобы выбрать нечто более спортивное. Хотя... Кто ж им предоставляет этот выбор? Я смотрю на его ноги - модельные туфельки окончательно развалились, подошва прохудилась, и каждый шаг должен вызывать адскую боль. Тропа позади вся в темных пятнах крови, оставшихся на острых как бритвы сколах камней.
      Путник замечает костер за моей спиной - в глазах отражаются отблески живого пламени, и печальная вуаль вечной тени временно покидает бледное лицо.
      - Можно погреться?
      Я приглашаю движением руки присоединиться у огня.
      - Спасибо, а то совсем продрог. Проклятый мороз... - Внезапно он запинается, испуганно глядит на меня.
      Лишь улыбаюсь одними уголками губ и первым делаю шаг к костру.

      Языки пламени пляшут по раскаленным углям, по-свойски играя тенями на лице гостя. Тот уже ожил, согрелся, перестал трястись и кутаться в свой хлипкий пиджачок. Облегченно вытягивает ноги поближе к теплу. Кровь на прорванных подошвах туфель засохнув, выглядит безобразными черными кляксами. Вещевой мешок распластался рядом, и в нем, похоже, остается совсем немного ценного. Я с интересом приглядываюсь к гостю. Если мерить бесконечностью, совсем недавно у меня здесь было не протолкнуться - тропа буквально стонала, забитая шагающими путниками, а мой костер полыхал ярко и чисто, высоко выбрасывая вверх языки пламени. Но внезапно что-то изменилось... Поток схлынул, оставив лишь таких вот одиночных скитальцев. А большинству теперь не преодолеть даже невысоких гор Запада, где они сжигают без остатка весь свой нехитрый скарб. Порою, сидя на карнизе в ожидании очередного идущего по тропе, я вижу, как полыхает зарево от пламени тех костров. Мне всегда казалось, что их свет, проявляющийся в материальном мире в виде блеска звезд на черноте небосклона, должен предостерегать беспечно живущих  под ними, но... Что свиньям божественный бисер? И этот, ставший ныне редким, визитер, лишь жалкий представитель совсем немногочисленной группы, пока не павших жертвами деградации и растления, проказой разъедающих человеческое стадо. Но сможет ли он пройти далее, большой вопрос. За входом пещеры стремительно холодает, через проем тянутся жадные щупальца леденящей стужи. Сквозняк начинает задувать слабеющее пламя...
      - Ты знаешь порядок, - строго смотрю на гостя.
      Тот лишь кивает головой и, раскрыв свой сидор, долго копается в нем. Но что он там мог потерять? Все мелкое, незначительное, что было в его короткой жизни, уже сгорело в кострах на подходе к горной цепи. Бывало, в минувшие времена тут проходили целые отряды личностей, груженные огромными альпийскими рюкзаками. Вот им-то было, где покопаться и выбрать, что оставить при себе, а с чем расстаться... 

      Группа молодых парней. Стоят обнявшись на фоне далеких гор. Веселые запыленные лица, обтрепанная форма, приближающаяся к окончанию срока носки. Двое из позирующих мне знакомы - пытались тут пройти еще молодыми... Фотокарточка летит в костер. Бумага вспыхивает ярким пламенем, языки устремляются ввысь, освещая стены пещеры. Ожившие тени пляшут вокруг странный танец, кривляясь, то становятся прозрачными, то темнеют подобно грозовым тучам. Огонь пышет жаром. В водовороте воспоминаний, стремительно сменяющих друг друга, мелькают отдельные сюжеты и целые истории, питая жадное пламя, заставляя его пылать и согревать неуютную мою берлогу. Кажется, слышу взрывы, автоматные очереди, гул вертолетов...
      - Как-то здесь все странно...
      Пока костер грохочет одной из бесконечной череды людских войн, мы заводим неторопливую беседу, ожидая окончания вечной ночи.
      - А что ты хотел увидеть?
      Сколько таких признаний довелось услышать в разрывах своих снов. Какая ирония. Кто-то готовился сразу предстать перед Всевышним, кто-то ожидал сесть на раскаленную сковородку, а некоторые до конца считали, что окружающая безнадега, это какой-то выверт пораженного сознания. И все растерянно сидели у костра, наблюдая, как без возврата сгорают их воспоминания...
      - Во всяком случае не холод собачий и не это жуткое расстройство чувств, когда мучительно не можешь понять, что происходит вокруг...
      - Так ведь это пространство и не для людского восприятия. Перевал, он и есть перевал, чтобы предстать ощущением грани миров.
      - А ОН где? Там? - Гость кивает головой на Восток.
      - Я-то откуда знаю? - отвечаю вопросом на вопрос. - Я там никогда не был...
      - Да-а-а... ? - Тот смотрит на меня недоверчиво, словно я справочное бюро, по какой-то своей прихоти не желающее выдавать важную информацию.
      - Я лишь смотритель...
      Некоторое время молчим. Мужик о чем-то размышляет. Я усмехаюсь - вот будет сюрприз, когда сгорят все его жизненные перипетии и останется лишь одна оголенная душа. Хватит ли ей веса, чтобы продолжить путешествие, или унесет ее обратно безжалостный ветер?
      Когда от кусочка бумаги остается лишь пепел, киваю гостю на его сидор.
Мужик опять долго копается в почти пустом вещмешке... Мнется... И наконец нехотя протягивает фотографию молодой женщины. С интересом рассматриваю правильные черты лица, длинные волосы, спадающие на плечи аккуратными волнами. А ничего так, можно даже сказать, что красивая. Повертев карточку в поисках - нет ли каких-то записей на обратной стороне - бросаю в костер. Пламя опять гудит, набрасываясь на новую пищу, остервенело рвет ее огненными зубами. Я же с интересом наблюдаю, как пожирается милый облик незнакомой женщины. В хаосе пламени снова мелькают, сменяя друг друга, новые лица, сюжеты, чувства... Однако. Мой гость, оказывается, из редкого числа счастливцев, кому повезло обрести внизу свою настоящую половину...
      - Что меня ждет впереди? - Он все никак не может успокоиться. Наивный, все еще не понимает, что его рюкзачишко стремительно пустеет, а бесконечная ночь только-только начинает домогаться остервенелым ветром и леденящим холодом.
      - Я ж отвечал, что не знаю. Единственное, что скажу: Кто прошел перевал, более здесь не появляется. Делай выводы сам.
      - А у тех, - кивает на горы, откуда пришел, - есть надежда дойти?
      - Надежда, как известно, умирает последней. А времени задуматься, посмотреть на звезды, пока еще есть у всех...
      Но я бы не тешил себя иллюзиями, пламя жадных костров Запада ненасытно, и его невозможно бесконечно долго питать стремительно обесценивающимся товаром. Я вижу в глазах путника страх. Вещмешок пуст, огонь постепенно гаснет, доедая последние воспоминания...
      - Что было не так в моей жизни? Почему я не могу идти дальше?
      Горечь осознания. Она всегда приходит вместе со стужей и пристраивается возле остывающего костра. А я не в праве отвечать на вопросы, которые надо задавать не здесь и не сейчас. Но даже попытайся - последние языки пламени сотрут все начисто, и колесо будет продолжать вращаться. Но и для меня остается загадкой - что случится, когда исчезнут путники, и я не смогу вновь пробудиться? 

      Смотрю на окоченевшего подле остывших углей гостя. Скованная холодом фигура напоминает искусные мраморные скульптуры древних греков. И этому не хватило, чтобы преодолеть перевал... Вздохнув, достаю свой молот и с размаху обрушиваю тяжесть небесного металла на скрюченный кусок бесчувственного льда. Брызнув прозрачными осколками, изваяние рассыпается в прах, и только невесомое облачко остается некоторое время висеть над небольшой грудой ледяной крошки. Освобожденная душа, очищенная от былых воспоминаний, легко уносится ветром обратно на Запад, чтобы в очередной раз попытаться чего-то достичь там, в нижних мирах. И возможно в следующий раз её запасов хватит, чтобы пережить стужу бесконечной ночи на моем перевале...
      Чувствуя накатывающую сонливость, заваливаюсь на каменный постамент, до следующего гостя. И так будет повторяться снова и снова, до скончания времен, пока это окончательно не опостылеет... Ему.