Принцип 8 (Часть 2. Глава 3/5)
в выпуске 2014/11/243/5
Дорогу через густые леса и туннели под землёй они проделали вместе; Дубнер уверенно шагал, Ёжик поотстал от него на полкорпуса, то и дело прибавлял шаг, попутно удивляясь, как это бобёр, при его-то весе, умудряется преодолевать длинные расстояния спортивной ходьбой, чуть ли не бегом.
Когда дистанция закончилась, они оба вынырнули из люка, Дубнер попросил подождать на кухне и ушёл, правда, совсем ненедолго: через минуту-две он вернулся, держа в лапах её. Колкий даже не сразу понял, что ему показывают, потом сильно удивился, потом начал вспоминать, видел ли когда-нибудь её в таком виде, а потом совсем уж растерялся, запутавшись в мыслях, рассуждениях, предположениях.
Это была гитара… и она выглядела прекрасно! Чудесно, восхитительно, по-настоящему привлекательно. Ёж никогда бы не подумал, что предмет может вызывать столь бурные чувства. Но она вызывала: своей грушевидной формой, рождающей многочисленные ассоциации; натуральным дубовым цветом, который не подделаешь, — он ясно свидетельствовал: Дубнер сделал гитару из того куска, что «пытался» пришибить Ёжика. Довольно толстые, но не чрезмерно, металлические струны золотого оттенка тянулись от нижнего порожка к колкам, и почему-то при взгляде на струны представлялись зверьки, воздевшие лапы к облакам, о чём-то просящие. Ниже лежало что-то чёрное, с маленькими магнитами, скруглённое по бокам и прямых линий сверху и снизу. Чёрный же трёхпозиционный рычажок располагался ближе к краю.
Электрик-парапсихолог хотел, наверное, помочь, но добился обратного: Ёжик перестал что-либо понимать. Если это гитара, почему она настолько странно выглядит? Дырки в корпусе нет – возникнет ли резонанс?.. Хм-м, откуда он взял это слово, «резонанс»? Неизвестно из каких далей пришло знание и насчёт реверберации. Ну, это всё второстепенно, важнее, есть ли у гитары сустейн при отсутствии дыры в деке? Это же не классическая или акустическая гитара, она похожа, скорее, на… электрическую! Ёжик задрожал при одной мысли об этом: неужто электрогитары сегодня существуют? Неужто они когда-то на самом деле были, а не остались в мировой памяти лишь как давние, полупозабытые сказки? Они ведь никому не нужны: кто мечтает об электрических гитарах? Разве что роботы, усложнившиеся и уверенно шагавшие вперёд, а в последние годы даже обгоняющие сами себя.
— Гитара, — с выражением зомби повторил Ёжик.
Дубнер понял, что надо взбодрить приятеля; ущипнул за лапу, подождал, пока короткохвостый ойкнет и потрёт предплечье, после чего сказал:
— Это действительно она, что бы ты ни думал. Уж постарайся не упасть в обморок, когда я кое-что о ней расскажу. Обещаешь?
— Постараюсь, — уже не испуганно, а настороженно среагировал Ёжик.
Дубнер показывает ему гитару без полой деки, на что-то неясное намекает, ведёт себя с каждой минутой всё страннее. Надо присмотреться к нему и вовремя сделать ноги, если он взаправду ненормальный. Хотя нормальность понятие не столько относительно, сколько несуществующее: для людей нормально обрасти шерстью, совершать бессмысленные поступки, регрессировать, а для животных – наоборот. Если не принимать во внимание досужие разговоры, слухи-сплетни о прошлом, о предначертании или преписании, или как его там – в общем, обо всём этом, то станет очевидно: отдельные личности разнятся, подобно снежинкам, чья форма постоянно меняется. Нет двух одинаковых снежинок и, вероятно, не появится; то же и с животными, людьми, растениями, грибами…
— Так вот, — начал Дубнер, — гитара эта – твоя.
Ёжик выкатил глаза.
— Да погоди таращиться, — немного раздражённо пресёк приступ изумления бобёр; Ёж послушался, перестав таращиться, но волнение никуда не ушло. – Музыкальный инструмент, который тебе показываю, я сделал специально для тебя.
— Но для этого же надо много времени.
— А чем, по-твоему, я занимался вечером, ночью и утром?
— Гитарой?
— Молодец, догадался, — иронически похвалил Дубнер. – У меня было много информации: давно собирал её. Плюс навыки, что не пропьёшь и не потеряешь, как говорится. Плюс встреча с тобой: гораздо проще создавать вещь для кого-то, когда видел эту личность, знаешь её пропорции, толщину пальцев, рост, вес и т. д., и т. д.
— Но… зачем она мне?
Дубнер рассмеялся – впервые громко и незлобиво одновременно.
— Играть, парень, играть.
— Но я никогда не думал… — затушевался Ёжик. – То есть, не умею… Как играть, когда не знаешь основ…
— Ну, основы, положим, тебе известны: ты же видел по телевизору концерты и, наверное, бывал на них, ты слышал по радио и музыкальным центрам записи различных групп, ты не мог заснуть из-за балакающей под окном молодёжи, которая умеет играть, дай бог, несколько боатных аккордов.
— Ну-у, это да…
— А ещё ты смотрел на то, как двигаются лапы при игре на гитаре, — верно?
— В-верно.
— Значит, определённую теоретическую базу приобрёл, азы, основное. Теперь дело за малым – сыграть, если, конечно, я не ошибся на твой счёт.
— У меня не получится сыграть, захочу я или нет, — обречённо выговорил Ёжик; ему хотелось извлечь из инструмента пару нот хотя бы, однако он реально глядел на вещи.
— У тебя, может, и не получится. А у тебя и другого тебя?
Ёж завис; придя в себя, постарался прояснить ситуацию:
— Другой «я»? Кто это и как его найти?
— По-моему ты уже нашёл, — загадочно ответил сумасшедший и вместе с тем поразительно разумный Дубнер. И негромко объяснил: — Звук ЖЖЖЖ.
— Думаешь…
— Думаю.
Мастер протянул гитару. Ёжик с небольшой опаской взял её, чуть не уронил, однако удержал, и, чтобы быть уверенным в сохранности инструмента, сел на стул, а гитару положил на колени. Стул подскрипнул, но не повалился: коротколапый выбрал наиболее стойкий.
Лапы подрагивали; справившись с волнением, Ёжик провёл по струнам, испытав при этом наистраннейшее чувство: будто бы звук ЖЖЖЖ выбрался из головы, протёк по его телу, достиг руки и, сойдя с неё на гитару, пробежал по струнам, чтобы родить чистый, объёмный, красивый аккорд.
— Это ми на открытых струнах, — пояснил Дубнер.
— Да. – Ёжик знал это – но откуда?!
— Ты ощущаешь, как прибывают знания, — описал бобёр состояние приятеля.
— Откуда… почему… не понимаю… — сбитый с толку, опасающийся вновь играть на гитаре, Ёжик протянул её Дубнеру и попросил рассказать, в чём дело.
Дубнер мягко улыбнулся, а не усмехнулся даже, чем, по правде говоря, смутил новоявленного музыканта ещё больше. Принял гитару, осторожно поставил в углу.
— Она подождёт тебя здесь, а я покуда кое-что тебе расскажу, Ёжик. Ты ведь этого хочешь?
— Д-да, — подтвердил тот, к кому обращались.
— Что ж, начнём тогда, как водится, с самого начала…
— С людей, что ли? – попытался пошутить слушатель.
А отшельник взял, да и согласился:
— С них самых. Всех фактов не знаю – и сомневаюсь, что кто-либо знает вообще, но чем богат, тем рад буду поделиться. Не поручусь за точность, события до сегодняшнего дня развивались примерно так.
Когда-то давно, я бы даже сказал давным-давно, нашу планету населяли совершенно другие, мало похожие на нас существа, и всё-таки наши братья. Мы называем их людьми, потому что это «имя» досталось нам в память о прошедших веках: один исследователь, осматривая тысячелетние окаменелости, обнаружил в пещере скелет удивительного существа. Его конституция ничуть не походила на нашу, она была гораздо более пропорциональной, и разве только симметричность сложения говорила о том, что мы связаны с ним родством. На стене пещеры, в полутора метрах над телом существа, вырезали послание всего из двух слов: «Мы – люди». Ну, эту историю тебе уже наверняка кто-нибудь рассказывал.
Позже в разных частях света стали находить другие «захоронения», и рядом с некоторыми телами обнаруживались надписи вроде той – так мы, животные, узнали ещё одно полумифическое слово, «человек». Рисунки и надписи на пещерных стенах позволили нам подключиться к информационному каналу прошлого; нам поведали самые невероятные вещи, которые мы взяли на вооружение в быту, и надеюсь, в этом мы не ошиблись, учитывая плачевный пример людей.
Итак, судя по многочисленным находкам, по технике и предметам быта людей, они жили почти как мы, но не столь мирно; войны, то и дело начинавшиеся, чтобы прекратиться и дать начало новой войне, оплели планету паутиной и сжимали схватку своего металлического кулака, грозя разрушить мир до основания. Собственно, примерно это и произошло, когда с небес стали падать космические яйца, как их прозвал наш знаменитый учёный, филин Штейн.
Ёжику не терпелось спросить, что это за яйца такие и чем всё закончилось, но он прикусил язык, понимая, что происходит нечто невероятное, что мир для него меняется, и, надо полагать, навсегда. Дубнер тем временем перешёл к новой части повествования:
— Они-то, яйца эти, и превратили нашу Сферу, любимую планету, в заражённый полигон; они уничтожали всё подряд, не спрашивая разрешения. – Шутка вышла вымученная, и даже сам Дубнер ей не улыбнулся: ещё бы, речь-то шла о незавидной судьбе целого земного шара. – Ну, положим, сами яйца и не могли ни у кого ничего спросить, тогда как их создатели, помешанные на ненависти, специально хранили молчание.
— Создатели?! – Ёжик не утерпел-таки. – Так они были… искусственными?
— Угу, — безэмоционально подтвердил Дубнер. – Больше скажу, то никакие не яйца, а некое смертоносное оружие, лишь по форме их напоминающее.
— Красть у природы задумку, чтобы извратить её… — Ошарашенный Ёжик попробовал на слух эту фразу, и она ему жутко не понравилась.
— Ты верно подметил. Но ведь так происходит издревле и будет происходит впредь. На что похожа телебашня? На дерево. Автомобиль? На насекомое. А гитара – на грушу, прямоходящую даму или уж на нечто совсем неприличное. Так и космические яйца из металла, радиоактивности и гнева только лишь напоминают предметы, дающие жизнь, — на деле же жизнь забирают.
К удивлению, хотя уже не столь сильному, Ёжик понял смысл слова «радиоактивность», а ещё ему на ум пришли слова «атом», «ядерный», «бомба». Не ускользнул от ума колючего и заложенный в них смысл. События сменяли друг друга всё быстрее и интереснее… правда, и более пугающе.
— Но при чём же здесь гитара? – Ёж недоумевал. – И мы с тобой, и звук ЖЖЖЖ, и…
Бобёр жестом попросил собеседника прерваться.
— Слушай до конца.
Ещё в детстве ты узнал о том, что жили на свете люди, создания, не пощадившие ни природы, ни себя. Но как это случилось, никто тебе не объяснил, правильно? Вижу, что правильно. Мы, знающие, стараемся не упоминать выражений «ядерная бомба» или «его предначертание», в целях безопасности, но больше для того, чтобы жить мирно. Если же о предписанном или о смертельных грибах узнают те, кому не надо… — Дубнер не договорил, что «прозвучало» яснее всяких слов. – Но когда-нибудь пришлось бы рискнуть, больно уж много сходится.
— Что именно?
Дубнер проигнорировал вопрос – может, тоже в целях безопасности – и продолжил:
— Яйца выглядели впечатляюще, когда летели на землю, словно родившиеся в космосе и выпавшие оттуда. Они набирали колоссальную скорость, а когда наконец падали, раскалывались; из них вверх взлетал желток, овеянный густыми облаками, и, возможно, нет на свете зрелища более впечатляющего. Однако за красотой крылась смерть; не могу да и не хочу рассказывать, что случилось с теми людьми, которые не избежали воздействия расколотого яйца. Сознавали люди, что делают, или нет? Вне зависимости от ответа, в мире для них ничего не изменится – так и будут они, обросшие, кричащие, шататься по планете.
— А я думал, побасенки о людях – это всего лишь… побасенки.
— И не видел ни одного?
— Нет.
— Ничего, если я не ошибся, ещё увидишь и собственными глазами убедишься. А теперь сыграй что-нибудь. – Дубнер снова протянул Ёжику гитару.
— Но я… — попытался повторно возросить игольчатый.
— Просто – сыграй.
Ёжик не стал спорить и принял из мощных лап гитару; посмотрел на неё, повертел в руках, осмотрел – чисто из любопытства. Затем положил на колено, зажал простой аккорд (E), провёл пальцем по струнам сверху вниз, и вдруг воздух будто бы застыл в ожидании. Подёргав несколько струн – поочерёдно верхних и нижних, — Ёжик сменил аккорд на не более сложный, A, и трижды сыграл струны в порядке 3, 2, 1 (нумерация струн на гитаре начинается снизу). После чего прозвучала кода, похожая на вступление: Ёжик провёл пальцем по струнам, только по пяти, а не шести, ведь басовая первая не входила в аккорд ля, который играл молодой музыкант.
Когда стихла последняя нота, Ёжик обратил взгляд на Дубнера и прищурился: показалось, что свет, просачивающийся с улицы, приобрёл в яркости. Заметив реакцию молодого гитариста, бобёр качнул головой, подбадривая и вместе с тем выражая понимание.
— Предопложение оправдалось, — произнёс электрик.
Встал со стула, походил по комнате в тишине: Ёжик пока боялся снова играть на гитаре. Закончив променад внутри дома, Дубнер плюхнулся своей немаленькой массой на стул, абсолютно безразличный к тому, сломается под ним предмет мебели или же нет.
— Я не могу играть; слышу, хочу, пытаюсь, но не могу. Это не для меня. – Дубнер говорил не по обыкновению споро. – А у тебя выходит… уже вышло! И лучики, тепло, солнце – ты же их почувствовал?
— Что-то вроде да. Мне показалось, что погода за окном…
— Показалось! – Дубнер всплеснул лапами и расхохотался, заодно таким образом снимания накопившееся за два дня напряжение. – Ему показалось! Вы только послушайте!
— А разве нет? – Ёжик был сбит с толку и не знал, чему верить.
— Вот что я тебе скажу: побольше делай вещей, которых не понимаешь, но в которых нет зла. Тоже не понял? Ну да и без разницы.
Смысл же, дорогой Ёж, вот в чём: я делал гитару и для себя и пытался перенести в неё звук ЖЖЖЖ. Я занимался абсолютно тем же, чем и ты несколькими минутами ранее. Хотел играть, но мне желание не помогало, а только мешало. Когда на первой работе узнали о моём увлечении, то тут же подготовили приказ об увольнении. И общаться со зверями, не понимающими, каково это – слышать, крайне затруднительно. Потому я и стал отшельником, потому и не злюсь, что меня ударило током, возможно, что-то закоротив, но что-то и заставив работать. Я потерял невесту, работу, жилище, а вместо этого приобрёл цель. Надеясь непонятно на что, я долгие годы ждал, и когда Мед показал мне листки с предначертанием, что он бережно хранил, стало ясно: ожидание не прекратится до тех пор, пока кто-нибудь ко мне не придёт.
Хочешь знать, как выглядит предначертание? Полностью не смогу описать, потому что Мед срисовал со стены той пещеры лишь отдельные фрагменты: они с экскурсией лазили в пещеры прежних, и время на пару с боязнью потеряться не позволили другу зарисовать всё. Да и возможно ли это? Сомневаюсь.
— Так что же было в предначертании?
— Фигура. Фигура ежа, одной рукой держащего гитару, а другую воздевшего к небу в непонятном знаке, где оттопырены два пальца – указательный и мизинец. Далее шло слово «импровизация»; чуть ниже «Песня Ёжика»; и ещё ниже – знак, который, готов спорить, пригрезился тебе ночью.
Ёжик опешил: поверить ли во всё это? Или усомниться в здоровье Дубнера? Второе проще… но правильнее ли?
— Дубнер, а почему ты не можешь играть?
— Потому что я – не ты.
Погрузившись в размышления, Ёжик опустил руку на гитару и случайно задел верхние бас-ноты, ля и ми, то есть те же, что сыграл аккордами минут пять назад. И свет словно бы стал немного глуше, однако ощущения неприятности не родилось. От греха подальше, Ёжик снял гитару с колен, поставил, прислонив грифом к столу, а декой – к своему стулу. Только сейчас иголка заметил, что у музыкального инструмента гриф по форме напоминает мордочку ежа. Или – Ежа?..
Всё это было в вышей степени загадочно и интригующе.
— Это замечательная гитара, — сказал Ёжик первое, что пришло на ум.
— Ты даже не представляешь насколько.
— У неё очень громкий, чистый, ложащийся на душу звук, несмотря на то, что она не подключена к усилителю.
— Думаешь, не подключена? Хе-хе. И про громкость звука в точку. А хочешь ещё сюрприз?
— Э-э?..
— Я узнал об этом давно, но не мог проверить в силу причин, о которых упоминал. Возьми гитару.
Заинтересованный, Ёжик послушался.
— А теперь сыграй что-нибудь, в голове представляя, как это должно звучать и что звуку следует быть громче.
Не особо веря в сказанные Дубнером слова, Ёж, тем не менее, поступил, как ему сказали: ударил по струнам, представляя себе более внушительный по всем параметрам звук. Следом произошло то, что заставило Ёжика вжаться в спинку стула: аккорд грохотом разнёсся по кухне, погремев посудой, пораскачивав лампу, испугав одинокого паучка на потолке. И аккорд этот, насколько оглушительный, настолько и чудесный, подарил Ёжику ощущение вселенского, которое рождается, когда человек занимается своим делом и оно получается.
Дубнер смотрелся совершенно беззаботным.
— А теперь сыграй то же самое, но со звуком ЖЖЖЖ, — радостно предложил он.
Ёжик повиновался, только чуть убавив «громкость».
Гитара заиграла-запела-заревела – он, подлинный звук ЖЖЖЖ, что не спутаешь ни с каким другим, скользнул из головы Ёжика в руку, из руки – в гитару, а из неё, посредством струн и чего-то, очень напоминающего магию, наружу, в мир, в кухню. Звук зарядил атмосферу энергетикой, и точно бы температура в помещении поднялась градуса на два.
— My temperature is rising, — сказал Дубнер на одном из языков древних.
Цитировал ли он? Скорее всего, да, однако тогда получалось, что и насчёт температуры Ёжик не ошибся.
Но постойте! Не означает ли это, что он, простой лесной зверёк, умеет с помощью электрогитары как-то влиять на окружающее?! Да нет, бред. Бред Дубнера, который тот пытается внушить и ему… Но нестерпимо хотелось поверить!
Дубнер покивал и указал на гитару.
— Это электрический инструмент, — как бы между делом уведомил он.
— Невозможно, — прошептал Ёжик, — их больше не осталось. Все забыли, как их делать, если вообще когда-нибудь помнили.
— Знаю. Но это – электрогитара.
— Не понимаю… где же провод? Или беспроводной училитель.
— Ты задал этот вопрос и тем самым показал, что начинаешь понимать.
Казалось, выпучить глаза ещё больше невозможно, но Ёжику удалось это проделать.
— Она играет от меня?!
Дубнер развёл руками.
— У меня было время попрактиковаться в создании электротехники, много о ней почитать, нарыть прочую информации, на первый взгляд, не имеющую отношения к гитарам, поэтому музу для тебя сконструировал быстро. «Муза», кстати, не образное выражение; греческий предревнейший язык утверждает, что как раз её, вдохновительницу, советчицу, музыку, слово «гитара» в переводе и означает. Тебя, между прочим, шибануло удобнейшим образом, спасибо, — пошутил Дубнер. – Хочу сказать, ветка грушевидной формы идеально подошла для гитары. Хех, я рад, что не прогадал. Только, слышишь, Ёж, будь осторожен с силой, особенно когда понял её; сомнительно, что к тебе пришло полное осознание, но граната в руках глупца зачастую гораздо опаснее ядерной бомбы, принадлежащей мудрецу.
— Всё, я запутался, — честно признался Ёжик.
— Распутаешься.
Дубнер заулыбался – невиданное зрелище! – подошёл, похлопал собрата по плечу.
— Люди сами превратили себя в таких; это произошло под воздействием желтка космических яиц, хотя, думаю, ты вспомнил истинное название этих кошмарных вещей и ещё много чего, жившего внутри мировой музыки.
— Излучение?
— Именно.
— И спасения для них не было?
— Был: не начинать войну. Теперь же они скачут голыми и обросшими шерстью по деревьям, как мы в прошлом.
— Да что ты такое говоришь!..
— Я знаю что. Всё циклично, всё повторяется, разве тебе не сказали? – Кратко посмеявшись, Дубнер слегонца похлопал Ёжика по плечу. – Людей осталось не много, и они, похоже, стоят на пути вырождения. Но в то же время им ещё можно помочь, и помощь эта придёт не от кого-нибудь, а от нас с тобой, от остальных зверей, от правильно применённых навыков.
— Ты уверен?
— Нет. И ни единое живое существо, попавшее в такие обстоятельства, не может быть уверено. Но я надеюсь, предполагаю, думаю.
— И действуешь, — прибавил Ёжик.
— Безусловно, куда без этого?
После этой фразы в беседе наступила долгая тишина, означавшая – разговор окончен, по крайней мере, на данный момент.
— С твоего позволения, я пойду, Дубнер.
— Да-да, конечно. Гитару прихвати.
Ёжик ещё раз обдумал только что принятое решение, не нашёл, что оно идёт от трусости, и лишь тогда сказал:
— Думаю, не стоит. Пусть побудет у тебя.
— Убеждён?
— Да нет. Но так, наверное, пока будет лучше.
Дубнер не стал спорить.
— Хорошо, иди. В добрый путь и час.
— И тебе всего наилучшего. Проводить?
— Да нет, не утруждайся, дорогу я запомнил. У меня много недостатков, однако забывчивость в них не входит.
— Ха-ха! Молодцом. Практически рок-н-ролльная шутка, уважаю.
— А?
— Да ничего-ничего, иди. Если нужна будет помошь, обращайся.
— Договорились!
— Ну и замечательно. Считаю, у парапсихолога обязана быть пара для психологии. – Дубнер расплылся в искренней широкой улыбке.
Ёжик сказал что-то вроде «А-а, да» и вышел за порог с намерением действительно уйти домой. Но отсутствовал зверёк всего минуты две: на краю болота он заметил страшную, обросшую высокую фигуру, которая копалась в кусте малины, занесённом сюда неизвестно каким ветром. От чавкания фигуры делалось не по себе, и почему-то из-за присутствия прежнего – а то был, вне всякого сомнения, он – на душе становилось тревожно. Всплывало в сердце некое ощущение неправильности… Впрочем, Ёжик, подобно всем достаточно наивным существам, обладал восприимчивой натурой, а натура заговорила с ним на повышенных тонах:
«Ты что делаешь? Решил всё испортить? А как же перемены в жизни – к лучшему, конечно? А как же утолённое любопытство? Как возможность помочь ближнему и остальным зверям, и людям?..»
Ёж не стал дослушивать внутренний голос, вернулся в «обитель» Дубнера, извинился перед владельцем, вслед за чем взвалил увесистую гитару-музу на плечо и, вторично попрощавшись, отправился домой. Недолго поглядев за Ёжиком из окна, Дубнер занялся другими насущными делами, в особенности сушкой недавно собранных в лесу за болотом лисичек и яблок.
Похожие статьи:
Рассказы → Командировка в Рим (главы 1 и 2)
Рассказы → Роман "Три фальшивых цветка Нереальности" (Треки 1 - 5)
Рассказы → Роман "Три фальшивых цветка Нереальности" (Треки 6 - 1/3 7)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |