Проклятие вождя

Гибель вождя обрушилась на клан «Танцующих на костях» как гром среди ясного неба. Ни весенние пожары, ни потеря половины войска – ничто так не подействовало на боевой дух среди орков, как это сделала потеря их лидера.

Оттого на церемонии погребения было так непривычно мрачно. Перед деревянным идолом собрался весь клан: угрюмые мужчины, поникшие женщины, притихшие дети. Безмолвная печаль на их варварских орочьих лицах светилась красным – погребальный костер бросал на них свой адский свет.

Дрова, сложенные пирамидой под трупом вождя, медленно исчезали перед толпой орков во чреве большого пламени. Обломанное посередине, там же сгинуло и копье, что остановило сердце старого орка – обычай запретил вытаскивать орудие убийства из тела мертвеца. Пусть Кхагал – рогатый повелитель загробного мира – знает, что тот ушел из жизни самым достойным способом...

Покойный вождь оставил после себя двух сыновей. Младшего звали Коготь. Сейчас этот юный и низкорослый орк держал факел и, как в трансе, смотрел вместе со всеми на подожженный им погребальный костер. 

– Ты еще юн! – много дней назад сказал вождь, когда младший сын хотел пойти с ним на войну.

Возможно, это были слова, спасшие жизнь мальчишке.

Брат Когтя, Кхан, рослый и плечистый орк, тоже присутствовал здесь. С самого начала церемонии он не покидал трон из костей и бивней и, погруженный в какие-то свои невеселые мысли, смотрел на погребальный костер своим единственным глазом. По лицу орка проходил свежий шрам, – шрам, которым наградил его Гор. 

О, как же Кхан ненавидел Гора, этого проклятого вожака враждебного клана «Детей ночи». Но и боялся тоже: Гор был превосходным воином, а вокруг бычьей шеи у него звякали сотни клыков, нанизанных на нить, – клыков тех, кто посмел бросить ему вызов. Это мрачное ожерелье могло бы пополниться клыками его отца, но Кхан не дал этому произойти и заплатил за это своим правым глазом.

– Гор заплатит за смерть моего отца, – свирепо пророчествовал новый лидер, пока пламя уничтожало старого. – Я лично вырву его клыки! Сдеру с него кожу и натяну ее на барабан. И каждый раз мы будем бить в него перед кострами, чтобы дух его не ведал покоя.

Барабан из кожи – это было одно из самых страшных проклятий среди орков. И советник вождя невольно побледнел.

Он обратил свою бледность к вождю, прошептал:

– Когда же ты собираешься бросить остатки нашего клана в битву, о вождь?

– Через три дня, – отрезал тот; на лице – жестокая усмешка.

– Это невозможно! Мы только вернулись с похода. Нам необходимо время, чтобы восстановить...

Последнее слово застряло в его глотке – вождь стиснул шею советника своими сильными пальцами. Кхан душил его ровно столько, пока тот не потерял все краски на лице.

– Три дня, – повторил он жадно глотавшему воздух советнику.

А церемония погребения, между тем, перешла во вторую фазу, – фазу жертвоприношений.

Раздался монотонный и утробный бой племенных барабанов.

Жрецы образовали полукруг перед своим деревянным идолом – жестоким божеством с изогнутыми рогами. Сняли капюшоны, подняли жертвенные кинжалы.

Связанные орки перед ними безмолвно ожидали смертельного удара. Их лица с экзотическими чертами выдавали их иноземное происхождение, но не выдавали их страха. В конце концов, это были закаленные в боях воины, которых пленили в ходе последнего боя.

Их кровь с журчанием потекла в глиняные чаши, приготовленные специально для этих целей. Пустой осталась только одна из них, и орк над ней взревел в бессильной ярости – бесславная смерть его боевых товарищей привела его в бешенство.

На лбу у орка была красная метка – знак меченого, которого по обычаю должен принести в жертву сын вождя.

Один из жрецов передал Когтю ритуальный нож с дугообразным клинком и отступил. Тот шагнул вперед и посмотрел вниз, на пленника.

По неопытности Коготь допустил ошибку: он не смог уйти от горящих глаз пленника, что не мигая смотрели на него. Они обжигали его сильнее, чем пламя, что пожрало его мертвого отца.

Не смотри в его глаза.

Пленник был беззащитен, его стальные мышцы и гордая осанка – все порабощено крепкими узлами веревки. Было что-то недостойное и низкое в его убийстве. 

«Пачкаться чем-то подобным должны жрецы, – колебался юный Коготь. – Их не волнуют честь и принципы истинного воина – их волнует лишь их вечно голодное божество!»

– Коготь! – рявкнул на брата новый вождь. Каждая косточка на троне гудела от его раскатистого баса. – Убей эту мразь! Чего ты ждешь?

Никто из присутствующих орков не посмел торопить Когтя, зная свое место в клане. Даже жрец дерзнул упрекнуть его только взглядом, но не словами.

– Я – воин, – ответил Коготь, не поворачиваясь. – Хочешь, чтобы я его убил, – дай ему топор и развяжи его!

– Ты знаешь обычай. Жертвам Кхагала не позволяется уходить в его обитель благородным способом. Они должны уйти как шакалы!

– Этот воин храбро сражался, и мы должны уважать его мужество.

Терпение Кхана было короче жертвенного кинжала:

– Убей его! Тебе приказывает твой вождь!

Неповиновение Когтя вызвало ропот в рядах орков подобно тому, как ветер создавал волны на полях пшеницы.

Взгляд юного орка был твердым, когда он вернул нож в ожидающую ладонь жреца. Затем он с вызовом посмотрел на своего вождя.

– Убивать безоружных во имя Кхагала – эта «честь» всегда принадлежала тебе, пока отец был жив. Забирай же ее обратно, мне она не нужна.

Такая дерзость могла плохо закончиться для юноши: орки уважают иерархию, но еще больше чтят обычаи их клана. А уж проигнорировать прямой приказ вождя было и вовсе – немыслимо!

Шкура белого волка сползла с могучих плеч Кхана, когда он твердо и медленно поднялся с трона. Вместе с этим церемониальным нарядом вождя с орка сползла и личина владеющего собой правителя. Его свирепая сущность была оголена – то, чего никогда себе не позволял прежний вождь.

Кхан пересек пространство до брата в несколько быстрых шагов, однако худосочная рука жреца легла между ними.

– Ты не должен оскорблять погребение отца своим гневом, о вождь! – молвил старик. – Вы – братья, и каждый из вас скорбит по-своему. Не дай этой скорби пролить твою родную кровь.

Кхан даже не взглянул на него.

– Ты говоришь о его мужестве, братец, – он кивнул на связанного орка, – красиво рассуждаешь о воинских принципах. Но тебя не было там! Ты не участвовал в битве и не видел, как эти гнусные псы резали нас у перевала. О, ты бы не посмел и пискнуть об их чести, если бы тебе пришлось всю ночь отпугивать ворон от своих павших братьев, чтобы птицы не выели их угасшие глаза. Глаза, что днем раньше с такой надеждой смотрели вперед – на своего вождя!

Орки неподвижными тенями окружили их кольцом и внимательно следили за страстями, игравшими на лицах двух братьев. Ответа от Когтя они так и не услышали, хотя было непохоже, что доводы старшего брата сокрушили его уверенность в своей правоте.

Это заметил и Кхан – в его единственном глазу с черной точкой бушевал плохо сдерживаемый гнев.

– Убирайся! Я поговорю с тобой позже, – сухо приказал он.

Сопровождаемый взглядами, тот так и поступил. Сам же Кхан уверенным движением выхватил ритуальный нож из рук жреца и сделал то, что он делал уже не раз на правах старшего сына вождя.

Кровь равномерно растекалась по дну приготовленной чаши.

– Будь ты проклят, Кхан... – сказал булькающим голосом пленник.

Жизнь медленно вытекла из его рассеченного горла, и он больше ничего не говорил. Никогда.

***

На следующее утро Кхан нашел младшего брата на стрельбище. Тот уже начал тренировку – три черной стрелы торчали из головы соломенного чучела.

– Неплохо, – заметил вождь.

Коготь не ответил. Стараясь не смотреть на подошедшего вплотную брата, он выпустил четвертую стрелу. Безупречная меткость.

– Через три дня я собираюсь предпринять новую атаку на Детей ночи. Ты, наверняка, уже слышал об этом. 

Пятая стрела пробила мишень.

Коготь считал идею брата чистейшим самоубийством. Впрочем, Кхан никогда не отличался рассудительностью. Хотя он прекрасно читал лица:

– Вижу не по нутру тебе это. Ты не одинок в этом. Но – знай, мне плевать, что говорят наши старейшины о состоянии нашего войска. Гор перешел все границы – он убил нашего отца. И я не успокоюсь, пока дышит он или хоть один орк из его клана. Клянусь рогами Кхагала, я буду убивать их, пока мои руки в состоянии держать топор. И я... я хочу, чтобы ты присоединился ко мне на моем пути мщения.

Шестая стрела так и не покинула тетивы – Коготь опустил лук, не веря своим ушам.

Минуту назад он был уверен, что Кхан обрушится на него с праведным гневом за вчерашнюю выходку. И уж чего он совсем не ожидал, так это того, что тот предложит ему место в следующем военном походе.

Коготь привык, что ему постоянно напоминали про его юность – так постоянно делал его отец. Орки всего клана заразились этой снисходительностью, забывая, что он может посрамить половину клана по меткости стрельбы и владению топором.

А потому Коготь недоверчиво покосился на брата:

– Ты серьезно? Ты возьмешь меня с собой? Вот так просто?

По лицу Кхана было видно, что он не шутил:

– Ты называешь себя воином, но еще ни разу не участвовал в настоящей битве. Настала пора положить конец твоему нежному детству и приобщить тебя к единственно достойному ремеслу, – ремеслу войны!

Момент не требовал торжественного обещания. Даже простого кивка было бы достаточно, но Коготь церемониально положил руку на то место, где у орков стучало сердце. А уж его сердце стучало так, словно собиралось выпрыгнуть оттуда.

– Клянусь, ты никогда не пожалеешь об этом, – голос его дрожал от возбуждения.

Довольный произведенным эффектом Кхан положил тяжелую руку на плечо брата:

– Погоди, у меня есть одно условие.

– Какое?

– Мщение – вот мое условие. Я хочу, чтобы ты убивал Детей ночи – не важно, есть ли у них оружие или нет. Я хочу, чтобы ты помог мне уничтожить их всех до единого. Даже младенцев, которые когда-нибудь подрастут и возьмут оружие своих отцов. Ты понимаешь меня?

Одержимость звенела в каждом его слове, но Коготь все же кивнул, хотя не был уверен, что готов убивать младенцев.

– В таком случае, не убирай свой лук и следуй за мной. Да будет гореть костер нашего клана вечно!

– Но... Я думал, ты собираешься выдвигаться только через три дня.

– Ох, мы не отправляемся на войну сегодня, мой глупый братишка, – мы отправляемся на охоту!

***

К полудню они добрались до краев Северного леса.

Расстояние между стойбищем клана и этим местом было не близким – их верховые волки уже порядком запыхались, проделав весь этот путь без остановок. «Неплохо бы им дать передохнуть здесь», – молча решил Кхан, похлопав по правому боку своего скакуна.

Из тумана перед орками возникли первые вековые сосны и кедры, чьи ползучие корни пропадали в синеватой дымке. Пасмурная погода высасывала из деревьев все краски и погружала особо заросшие места леса в зеленый полумрак. 

Братья выбрали подходящую полянку и спешились на ней. Потревоженный их тяжкой поступью, белый пух невесомо поднялся с высокой травы.

Кхан, всю дорогу молчавший, поглядел на брата: за плечом Когтя торчал большой грубый лук, размерами превосходящий своего обладателя вдвое. Вождь невольно вспомнил свою первую самостоятельную охоту, каким юным он тогда был, и невольно улыбнулся воспоминаниям.

А тем временем Коготь гладил по шее своего волка – огоньки гордости заиграли в его глазах. Ожидания оправдались, когда его молодой волк ранее обошел по скорости самого лучшего скакуна в клане, на котором ехал его брат.

– Бегущий в тумане крепчает с каждым днем, – заявил он, пока мягкая, теплая шерсть приятно щекотала между пальцами.

– Это добрый волк, – согласился Кхан. – Только выносливости ему пока не хватает. Не сомневаюсь, однажды он будет одним из лучших скакунов в нашем клане. Береги его.

Бегущий в тумане оставил языком мокрую полосу на щеке хозяина. Затем, по сигналу, оба волка послушно растворились в тумане.

В воздухе – аромат побывавшего здесь дикого вепря. Вывернутые ноздри на плоском носу Когтя расширялись и сужались: орк принюхивался, обмазанный боевым раскрасом и одетый только в полотняную набедренную повязку для охоты, пытаясь уловить малейшие запахи добычи. Вскоре он выбрал направление.

В противоположность своему отцу, Кхан не собирался помогать брату выслеживать добычу. Сегодня вождь планировал подвергнуть строптивого юношу настоящему испытанию, – испытанию самостоятельности.

Впрочем, Коготь ничем не дал понять, что ему требуется какая-либо помощь. Он прекрасно знал, что ему надо делать. И Кхан смог сам в этом убедиться, когда юноша резко склонился над чем-то на земле.

След от копыта! Совсем свежий. Судя по диаметру и глубине копыта, животное очень большое.

Никто из братьев не стал тратить слова.

Итак, следы быстро уводили их в глубину леса. Вождь с трудом поспевал за Когтем – рана на ноге, оставленная Гором, все еще саднила. Хотя он это стойко скрывал.

Глубже, глубже в лес. Наконец, раздвинув листья очередного папоротника, Коготь увидел небольшую полянку. А на ней – не кто иной, как огромный боров. Настолько огромный, что превосходил своими размерами орков в несколько раз. Он разрыхлял почву своим бивнем, не замечая две пары глаз, уставившихся на него.

Покрытый с головы до ног густой черной шерстью, гигант с клиновидной головой вызывал оторопь своим видом. И там и тут из мохнатого тела торчали инородные для животного предметы – кустарники, мшистые образования, листья деревьев. Своим видом боров напоминал причудливого лесного духа, вышедшего из тумана древности, пронзая пространство перед собой страшным пятачком.

– Ты его выследил, – прошептал голос брата над ухом охотника. – Вот твой вепрь. Во всем своем блеске. Что ты будешь делать дальше?

Проглотив ком в горле, Коготь не сводил глаз с огромных бивней, которые заканчивались острыми концами. Воображение нарисовало картину, в которой кабан пронзает его своими бивнями насквозь, – холодок прошел по спине. 

– Зверь больше, чем я думал, – сдавленным шепотом ответил он.

– Я спросил тебя, что ты будешь делать дальше, – бесстрастно повторил тот.

Коготь размышлял. Недолго, но достаточно. Затем его шепот легонько коснулся уха брата:

– Погляди. Видишь, под гривой сладкая точка? Туда и надо целиться. Как известно, это уязвимое место всех вепрей, и стрела не должна отскочить от него.

– Верно. Вижу, ты кое-чему научился. А теперь, приступай.

Он натолкнулся на удивленный взгляд Когтя.

– Считай это своим боевым крещением, братишка. Я хочу увидеть тебя в твой лучший момент и в твой худший. От тебя не будет никакой пользы в бою, если ты не в состоянии побороть собственных демонов. Ступай же. Когда закончишь – отыщешь меня здесь.

Моток веревки, которую передал ему Кхан, показался Когтю невероятно тяжелым. А крюк на ее конце недостаточно надежным.

– Кхагал с тобой.

Листья папоротника сомкнулись за удалившимся братом вождя.

Обнажив клыки, Кхан улыбнулся – ему было известно, как его брат относится к божеству их клана.

Коготь же совсем не улыбался, когда скользил вдоль лежавшего на земле ствола реликтовой сосны. Как истинный охотник, он не произвел ни единого шума. Приноровившись как следует, он запрыгнул на основание дерева, заканчивающееся множеством толстых корней, нашел там место, предлагающее отличный угол для стрельбы, и присел на одно колено.

Орк посмотрел вниз – на полянке мирно пасся ничего не подозревающий вепрь. С этого угла он показался Когтю еще больше. Целая тонна смерти.

Для точной стрельбы необходимо было унять дрожь волнения. Когда это ему удалось, он потянулся к веревке с крюком, лежавшей перед ним, и привязал один ее конец к проушине стрелы, больше напоминавшей своими размерами гарпун.

Ему, одиннадцатилетнему орку, трудновато было тянуть тугую тетиву дальнобойного лука, но он приложил к этому все силы. При этом каждый мускул под зеленой кожей вздулся от напряжения.

Кабан не почувствовал угрозы, когда Коготь закрыл один глаз, сфокусировался на небольшом участке под мохнатой гривой и задержал дыхание. 

Звуки леса исчезли для юноши. Ровно до того момента, пока лес не взорвался звериным воем, а окровавленный наконечник стрелы не вышел с обратной стороны хребта вепря. Глаза на мохнатой морде тут же взволнованно забегали по округе, но не могли обнаружить причину внезапной боли. Затравленная мощь, что давно отвыкла быть объектом охоты.

Кабан рванул в первом попавшемся направлении – бухта веревки тут же стала таять на глазах, а затем и крюк сорвался с места, увлекаемый в темную гряду леса.

Серповидное жало пропахало землю, вырывая клочья травы и поднимая пыль. Затем – крюк резко зацепился за ствол дерева.

Где-то, в глубине леса, снова раздался вопль боли. Веревка натянулась, как струна, а дерево под напором крюка затрещало.

Попался.

Из своего укрытия Кхан искал глазами брата, но место, откуда тот стрелял, уже было пусто. К этому времени тот достиг другой стороны полянки: охотничий лук зажат в кулаке, а остроконечные уши предельно навострены.

Треск ломающегося дерева ворвался в первобытную тишину леса, когда крюк переломил ствол сосны надвое. Кхан с трудом успел отскочить в сторону, чтобы избежать участи быть похороненным под массивным стволом, обрушившимся на листья папоротника.

Шум разметал несколько напуганных грохотом пичуг.

Отгоняя рукой поднявшуюся пыль, он понял, что зверь только что мощным рывком уничтожил целое дерево. Орк расхохотался дождю из листьев: охота оказалась восхитительной.

Кхан небрежно потянул шнур, чтобы сбросить меховой плащ, достал из-за спины боевой топор и припустил в сторону поляны, минуя деревья, деревья, деревья. Кривые раскидистые ветви проносились на большой скорости справа и слева, превращаясь в смазанное полотно зеленого, бурого, черного цвета. Талисманы и грубые украшения из костей и камня бились о могучую грудь бегуна; ногу жгла еще не затянувшаяся рана. Тем не менее Кхан и не думал сбавлять темп в то время, как глубокая борозда на земле давала ему направление, – борозда, пропаханная крюком.

Очень скоро он увидел, что крюк зацепился за другой ствол дерева – на этот раз более широкого. Жало врезалось в сосну с такой силой, что «смяло» кору в щепки в тех местах, где касалось дерева.

Младшего брата нигде не было видно, но Кхан был уверен, что найдет его на другом конце веревки, – той веревки, что трещала сейчас от натяжения.

Да, орки плели ее на совесть, поэтому Кхан так удивился, когда ее натяжение вдруг ослабло, а затем веревка и вовсе змеей легла на землю. Уж не порвал ли ее дикий вепрь?! Это еще никому не удавалось, даже горным троллям.

Возникший грохот впереди заставил орка резко остановиться, взметнув землю из-под ног. Стаккато тяжелых шагов становилось громче – почва под ногами слабо задрожала, птицы закричали где-то далеко, листва зашумела над головой. Без сомнения, приближалось что-то большое!

Выскочивший из-за дерева Коготь заставил вздрогнуть брата, напряженно вглядывающегося в густую стену леса перед собой. Орки увидели друг друга одновременно.

– Беги, беги!

Кхан быстро сообразил, что произошло, и припустил вслед за братом.

Позади, в чаще, показалась мчавшаяся за ними черная масса с двумя огромными бивнями. Ветки с треском гнулись, ломались, опадали перед таранной мощью приближающегося вепря. Пыль поднималась с земли, по которой барабанили его копыта.

Дюжий кабан снес бивнями два дерева, стоявших на его пути; желтые оперения стрел качались на его боку и морде; пена капала из тяжело дышащей пасти.

– Ты должен был его убить, а не разозлить! – Кхан воровато глянул через плечо на неумолимо приближающееся чудовище.

Как назло, рана на ноге разболелась не на шутку.

Сразиться?! Нет, это безумие. Спрятаться?! Слишком поздно: маленькие глазки позади острых бивней впились в бегущих орков.

Кхан уже пожалел, что затеял всю эту охоту. От младшего брата можно было избавиться множеством других способов. Теперь им обоим придет конец, а его правление закончится, не успев начаться.

Зеленая рука Когтя стиснула его за плечо, оторвав вождя от собственных мрачных мыслей. Оттопыренный палец юноши указал куда-то направо, там виднелся просвет.

Это и правда мог оказаться выход из сложившейся ситуации: Кхан знал, что с запада лес обрывался у скал.

Дневной свет пробивался сквозь густую листву и теперь светил в лица двух братьев, изменивших направление.

Они выскочили из чащи – почва тут же сменилась на мшистый камень. А спустя несколько минут – скальный выступ так же резко сменился крутым обрывом. Кхан замахал руками, пытаясь сохранить равновесие на самом краю пропасти, но Коготь потянул его назад. Благодаря расторопности юноши, только топор вождя упал в бездну вертясь. Сам же Кхан, запыхавшийся и вспотевший, упал на спину. Но времени отдышаться не было: земля под ними дрожала все сильнее, а пар из ноздрей вепря уже виднелся отсюда.

Голова со страшными бивнями вырвалась из гущи деревьев. Только теперь Кхан увидел: животное было испещрено стрелами, которые не наносили ему никакого вреда. Впавший в кураж от первого удачного выстрела, Коготь, должно быть, пытался «нащупать» стрелами другое уязвимое место, но у него ничего не вышло.

Стремительно приближающаяся угроза смерти мгновенно подняла орков на ноги. На краю обрыва, Кхан устремил свой взгляд на брата и – с удивлением обнаружил там улыбку. Коготь быстро кивнул ему, и вождь его понял. Удивился, но понял: юноша хочет заманить чудовище в пропасть.

Между тем, вепрь приближался – ближе! ближе! – и вот он уже совсем рядом. Потребовалось немало хладнокровия и самоконтроля, чтобы дождаться животного на скальном карнизе, а затем отпрыгнуть в сторону в самый последний момент.

Как и планировалось – инерция выбросила с обрыва тушу кабана, слишком поздно затормозившего, а вместе с ним – и каменную крошку из-под его копыт.

Звериный вопль вернулся эхом от отвесных стен, а веревка замелькала на большой скорости между братьев: она все еще была привязана к кабану гарпуном.

По жестокой случайности крюк зацепился за ствол самого крайнего дерева – и веревка резко натянулась до предела.

Вопль кабана тут же оборвался – рывок переломил ему позвоночник и убил на месте.

Вся эта дикая мощь и первобытная сила, что валили сосны на своем пути, теперь не могли противостоять даже ветру, – ветру, что покачивал огромную тушу кабана из стороны в сторону. Именно это и увидел Коготь, когда взглянул вниз с края скалы. Зрелище завораживало: не каждый день увидишь висящего с веревки кабана, который тебя едва не прикончил.

Насмотревшись вдоволь, орки поднялись на ноги. Пот обильно стекал с них, ибо, спасшиеся от монстра, они только что чудом избежали смерти.

Лицо Когтя выражало одновременно и облегчение, и усталость. Он не сразу понял, почему Кхан вдруг расхохотался без удержу, но уже через несколько секунд хохотал вместе с ним.

Общий хохот на короткое время вернул их в детство.

– Это была славная охота, – заметил Кхан.

Оба орка, затихшие, стояли у края обрыва и пытались поверить в свою невероятную удачу.

– Никому в клане еще не удавалось убивать чудовище таких размеров, – продолжал вождь. – Этот трофей там, внизу, разнесет о тебе славу не только в нашем стойбище, но и далеко за его пределами. Он твой. Иди и возьми то, что твое по праву.

Если бы Коготь не был всецело поглощен моментом своего триумфа, то он услышал бы нотки ревности в голосе брата. Если бы его благоговейный взгляд не был прикован к кабану, то он увидел бы предательскую руку, что потянулась к нему сзади. Если бы юный орк не стоял так близко к краю, то не сорвался бы в каменную бездну от подлого толчка.

Коготь пролетел мимо висевшего на веревке дикого вепря. Его руки отчаянно хватали воздух – а свирепая улыбка брата все удалялась и удалялась, пока не превратилась в точку.

Спустя момент весь мир Когтя заволокло тьмой. А на выступающие камни, неожиданно ставшие орочьей могилой, брызнули его мозги.

Кхан еще долго стоял на краю обрыва, пропитываясь моментом, позволяя ветру играть его длинными иссиня-черными косами.

Коготь мог стать большой проблемой в будущем. Так говорил отец в его сне, – в том самом сне, после которого Кхан проснулся весь в поту. Все утро у у нового вождя прошло за обдумыванием того, как ему стоило поступить. Он смотрел в лагерный костер, ища в танцующем пламени ответы. И, наконец, увидел там печать смерти – знак Кхагала.

– Мое имя Кхан! Я – новый вождь клана Танцующих на костях! – заорал орк в бездну. – Я прошу тебя только об одном, о великий Кхагал, хозяин мрака и боли! Я прошу тебя даровать мне победу в войне над Гором! Прошу тебя, позволь мне отправить в твои чертоги это гнусное отродье! А в качестве подарка за твою благосклонность прими душу моего брата! Я посвящаю тебе эту жертву!!!

Орк поднял над головой топор Когтя, а бездна вернула его крик в виде эхо:

– Жертву... Жертву... Жертву...

Как бы Кхан не хотел растянуть момент, но время не давало ему такой роскоши. Путь до стойбища был не близок, а сумерки уже сгущались. Однако уходить без трофея орк тоже не собирался – огромный бивень кабана мог стать прекрасным украшением для трона. К тому же мог восславить нового вождя клана.

А потому, водрузив топор в предназначенный для этого держатель на спине, Кхан подергал веревку – она казалась надежной – затем скользнул по ней вниз.

Его ноги мягко приземлились на шерсть. Хватаясь за нее, он без труда спустился к голове, и теперь правый бивень находился прямо перед ним. Лицо орка растянулось в улыбке при одной мысли об его триумфальном возвращении в стойбище с таким подарком судьбы.

Воины увидят в этом доброе предзнаменование. Им нет никакой необходимости знать, что это добыча принадлежит Когтю.

Одна рука Кхана стискивала клочок шерсти, другая – топор с железным лезвием. 

Орк замахнулся для удара на толстый бивень животного – и обомлел, замерев в таком положении.

Дикий вепрь вдруг ожил. Он не брыкался, не бил отчаянно копытами, не мотал головой. Он лишь медленно повернулся к орку – на Кхана посмотрели два пылающих синим пламенем глаза без зрачков. В глубине этих огоньков притаился острый, непостижимый ум.

Испугавшись этих глаз, вождь едва не выпустил клочок шерсти и не полетел в бездну, хотя топор он удержать не смог.

– Ты проклят, Кхан, – промолвила пасть кабана, – и тебе не уйти от своей судьбы. Ты проклят.

– О боги! – холодный пот прошиб орка.

Договорив свое пророчество, кабан снова бессильно повис на веревке. Голова его была опущена, а передние и задние лапы безвольно качались. Эта перемена произошла так быстро, что Кхан даже решил, что все это ему привиделось.

Однако он не стал задерживаться здесь и секунды. Подгоняемый первобытным ужасом, орк «взлетел» по бечевке наверх. И вот там он не смог побороть искушение и бросил последний взгляд вниз: вепрь как будто никогда и не оживал.

Но эти жуткие пламенные глаза, напомнившие вождю проклявшего его пленного, все еще горели перед его мысленным взором. Кхан ощутил ни с чем не сравнимый страх, такого раньше с ним никогда не было. Дрожащей рукой, он нащупал свой нож за поясом и перерезал веревку. Как бы крепка она не была, веревка поддалась под острым лезвием – освободившийся правый конец едва не хлестнул его по лицу.

Никакая сила теперь не смогла бы заставить его остаться и проверить, что произошло с вепрем, поэтому он неверной походкой направился прочь. Прочь отсюда.

...Ночь застала его на той же самой полянке, на которой они с братом впервые увидели кабана.

Вздрогнув, Кхан нервно посмотрел наверх, откуда услышал уханье совы. Косые лучи полной луны, что пробивались сквозь кедровые кроны, высветили его полное страха лицо.

Фантастическая перемена произошла в осанке вождя: от бывшей статности не осталось и следа, а голос, зовущий верхового волка, больше не принадлежал лидеру клана.

Треск сухих веток где-то позади заставил Кхана прибавить шагу. Он глянул через плечо, но в наступающей темноте ничего не увидел. Но все же он чувствовал, что там что-то было – живое и опасное – и следовало за ним по пятам. Волосы у Кхана дыбились на загривке.

Пробираясь через кусты и низко висящие ветки, Кхан снова повернулся через плечо. На этот раз там кто-то был...

– Кхан...

– Нет! – вскричал орк и отвернулся. – Ступающий на пламя! Приди! Приди же!

Волк не мог его услышать. Но вождь услышал до боли знакомый голос за спиной:

– Кхан...

– Заткнись!

Орк споткнулся обо что-то и растянулся на земле. Падение на камни было болезненным. Затем Кхан быстро поднялся на ноги и застыл – перед ним стоял его брат. Тот же боевой раскрас, та же охотничья набедренная повязка, то же юное лицо. Но ко всему этому теперь прибавилась кровь, торчащие из ран кости и – горящие синим пламенем глаза. Окруженные ореолом потустороннего холода глаза, от которых кровь стыла в жилах.

Вождь так и остался лежать на земле, парализованный увиденным.

– Ты проклят, Кхан, – твердило ему то, что было когда-то его братом. – Тебе не уйти от своей судьбы. Тебе не уйти. Тебе не уйти.

Тонкая полоса рта у Кхана дрожала, пока он пытался сформулировать предложения, слова:

– Ты?.. Это... Это не можешь быть ты!.. Ты!..

– Ты проклят, Кхан, – голос теперь походил на демонический.

Таким же был и хохот, – потусторонний хохот, что преследовал убегающего со всех ног вождя. Ни деревья, ни расстояние не могли заглушить этот звук. Он проникал в уши Кхана через скрип ветвей, через журчание далекого ручья, через крики ночных хищников.

Кхан бежал как ошпаренный, но бесконечному ночному кошмару не было видно ни конца ни края. Ветви, ветви, ветви, а в них – темнота и шепот. Так продолжалось довольно долго – пока перед ним не возникла странная фигура. Едва живой от ужаса, Кхан затормозил и выбросил вперед руки, прикрывая лицо.

С закрытыми глазами он ожидал чего-то страшного, хотя сам не понимал – чего именно. Явно не мягкой влаги, но именно ее он и ощутил на своем лице. Бледный как смерть он робко открыл свой единственный глаз: перед ним был никто иной, как его собственный волк – Ступающий на пламя. Волк лизнул его снова.

Не удержавшись, Кхан разрыдался при виде своего старого друга: волк был чем-то знакомым, чем-то родным в этом враждебном черном лесу.

...Ветер высушил слезы на лице орка, когда Ступающий на пламя помчал своего наездника из леса. Сидя в седле, Кхан крепко держался за луку, погруженный в собственные мысли. Он совсем не управлял своим животным, но это и не требовалось, оно знало дорогу к стойбищу.

Казалось, мрачный наездник волка был спасен, но из темноты выпрыгнула вторая призрачная фигура, в которой Кхан тут же узнал Бегущего в ночи. Громадный серый волк быстро поравнялся со скакуном вождя.

Кхан встретился взглядом с – пылающими синим глазами! 

– Тебе не уйти от судьбы, – сказал никогда не говоривший до этого волк. – Ты проклят, Кхан.

Атака была слишком неожиданная, чтобы Ступающий на пламя успел отреагировать. Острые клыки нашли его горло. Не ожидавший такой подлости от Бегущего в ночи, он отчаянно завыл, но вместо воя из разорванной дыхательной трубки послышалось только бульканье крови. 

Несчастное животное дернулось влево, споткнулось на передних лапах, и тяжело приземлилось мордой в землю. А Кхан кубарем выкатился из седла и покатился по холодной земле.

Он долго лежал без движений, ни жив не мертв. Потом тяжело поднялся, вытер грязь с лица, яростно сорвал свой талисман с шеи, и намотал его шнур на правую руку. Впервые страха не было – орк был потрясен потерей своего верного друга.

– Ступающий на пламя, – тихо сказал он, встретившись взглядом с умирающим животным.

Огонек жизни очень скоро угас в волчьих глазах, полных боли.

– Ступающий на пламя!!! О боги!

Кхан перевел свой взгляд, полный гнева, на демона с пылающими глазами. Тот произнес:

– Тебе не уйти от своей судьбы! 

– Будь ты проклят! Будь ты проклят! – плевался орк. Грязь на лице придавала ему дикий вид.

Кхан издал боевой клич орков, поднял руку с ножом и бросился в атаку. Ощетинившись большими крючковатыми когтями, демон кинулся ему навстречу. Прыжок! Но орк изловчился и увернулся от волчьего броска, прочертив лезвием ножа в воздухе линию, – Бегущий в ночи приземлился на лапы не так грациозно, как когда он прыгнул на добычу. Хищник хотел развернуться для нового броска, но рухнул тяжелой тушей на землю. Лапы пытались поднять его, но слишком ослабли. А из свежей раны, проходившей вдоль всего брюха, тошнотворной массой вывалились внутренности.

Для такого страшного повреждения волк оставался противоестественно тихим. Впрочем, сущность, чьи глаза пылали в полумраке окружавшего леса, уже вряд ли являлась волком.

– Ты проклят, Кхан.

Кхан остолбенел – эти слова произнес… открытый порез. Распахиваясь и захлопываясь с мерзким чавканьем, словно большой безгубый рот, рана говорила демоническим голосом:

– Тебе не уйти от своей судьбы.

Кровь вытекала по краям.

А после этого из сечения поползли пленчатые трубы. Кишки, подобно щупальцам, выстрелили вперед и оплели застывшего орка за горло и руки.

Потрясенный Кхан закричал и забился в попытке освободиться, но чем сильнее он сопротивлялся, тем крепче сжимали его путы. Пятки его заскользили по шероховатой земле – чудовищная сила затягивала орка в открытую утробу Бегущего в ночи. Кхан сопротивлялся как мог: дергался, кусался, снова дергался, но кишки-щупальца неумолимо тянули его вперед.

Бешено бегающим взглядом орк нашел выпавший из его руки нож – единственное, что могло помочь ему в этом случае. Он тут же потянулся к своему оружию. Его ищущие пальцы были в нескольких дюймах от рукоятки... и это расстояние увеличивалось с каждой секундой.

– Проклятье!!!

Кхан тянул руку изо всех сил, но было уже поздно – кинжал оказался вне досягаемости.

С нарастающим ужасом орк смотрел, как страшное зияющее отверстие приближалось. А неожиданно возникшее в массе внутренностей лицо младшего брата вырвало из глотки вождя отчаянный вопль.

– Нет!!! Нет!!!! Этого хотел Кхагал! Я убил тебя по его воле!

– Ты проклят, Кхан, – ответило бесстрастно лицо Когтя.

– Не-е-е-ет!!!

Вопль Кхана звучал теперь совсем глухо, когда верхняя половина его тела исчезла в зияющем отверстии на брюхе волка. Ноги орка еще дергались, но очень скоро исчезли и они.

Крик вождя затих, а страшная рана на теле животного невероятным образом затянулась.

Ночная тишь снова опустилась на лес, в котором тьму прорезали два пылающие синим пламенем глаза...

Похожие статьи:

Рассказы → День Бабочкина

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Демоны ночи

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Княжна Маркулова