Рита (2 часть)

в выпуске 2017/11/06

4 сентября 2017 - Игорь Колесников

Я отлично помню, как выглядело утро самого счастливого в мире человека. Солнце пробивалось через остатки сырого тумана, нехотя уползающего вверх по распадку. Невидимые в кустах пичуги разноголосым хором напевали гимн счастья, росистая трава пахла свежестью, а никогда не спящая Кынгырга деловито рокотала в нескольких десятках метров ниже, занятая архиважным делом — обтачиванием упрямых гранитных валунов.

Рита безмятежно спала, укрывшись с головой спальником, который я расстегнул в виде одеяла. Я смутно припомнил, что ночью она постоянно вскрикивала, вздрагивала в моих объятьях и успокаивалась только, уткнувшись носом в мою грудь. Сейчас я уже сам не был уверен, что это не было сном.

Традиционная походная манная каша на сухом молоке была почти готова, когда из палатки высунулась заспанная физиономия.

— Доброе утро! — улыбнулся я.

— Ух ты! — вместо приветствия произнесла Рита, восхищённо всматриваясь вдаль.

Долина реки здесь значительно расширялась, открывая великолепный вид на близкие, освещённые утренним солнцем горные пики. Я понял, что вчерашний разговор о возвращении забыт как страшный сон, поэтому после завтрака достал карту и начал, наконец, показывать своей девушке цель нашего похода.

— Вот, смотри, — водил я пальцем по бумаге, — мы здесь. Сегодня пройдём вдоль реки до стрелки, завтра штурмуем перевал и спускаемся по Федюшкиной речке до Китоя. Потом идём вверх, проходим Эхе-Гол и вот она — Билюта. Видишь?

Похоже, Рита не просто так кивала мне в ответ, а на самом деле что-то соображала в картах.

— А это что? — её ноготок отчеркнул зубчатую кривую линию.

— Каньон. Примерно, как тот, что мы прошли вчера. Все реки в Саянах в нижнем течении проходят в каньонах. Билюта тоже. Зато потом, смотри: минуем каньон и попадаем в широкий горный цирк с озёрами. Представляешь?! Настоящие горные озёра с чистейшей водой, а вокруг сплошные гольцы и даже не тающие ледники!

Мой энтузиазм передался девушке, глаза её заблестели, щёки порозовели. Вчерашний конфликт оказался позабыт, а мысли теперь бежали впереди нас — туда, где настоящих романтиков ждут невиданные красоты и незабываемые впечатления.

Мысль двигается быстро, но далеко не так шустры ноги. Тем более, на второй день. Мышцы ещё не успели привыкнуть к постоянной нагрузке, дорога поддавалась медленно, с частыми привалами, ноющей спиной и натруженными плечами. За полдня прошли всего десять километров и остановились на большой поляне в месте впадения Левой Кынгырги в Правую. Завтра нас ждёт настоящая горная тропа, медленно пробирающаяся между мрачными елями и кедрами, с чьих веток сказочной бахромой свисают длинные влажные зеленоватые бороды лишайников, которые приходится раздвигать руками, словно занавески. Завтра деревья с каждым километром трудного подъёма будут становиться всё ниже и корявее, пока совсем не лягут на землю, превратившись в стланик. Завтра нас ждут чудесные альпийские луга, поражающие своим цветочным великолепием, островки лежалого снега в тенистых распадках, по которым так весело кувыркаться и кататься на туристических ковриках, и небо... Кто не видел этого неба, тот не знает, что такое ультрамарин. И горы... Зубастые гребни неприступных пиков, причёсывающие облака. Блестящие пятаки ледниковых озёр среди изумрудных трав далеко внизу, белые, жёлтые, красные скалы и над всем этим бесконечное, потрясающее, нереально сине-фиолетовое небо, однозначно выигрывающее по глубине у восхищённых Ритиных глаз. Но это всё будет завтра. А пока нам есть чем заняться под шатром палатки...

Мы вышли рано утром и нырнули в сырой туман. Нужно успеть за день преодолеть перевал и спуститься до границы леса, чтобы было где добыть дров. Ноги уже чуточку привыкли к нудной хотьбе, и мы даже перевыполнили норму, пройдя почти половину спуска до Китоя. Я был по-настоящему счастлив, пьян от любви и чистейшего воздуха, бесконечно рад тому, что рядом самая красивая, самая умная и замечательная девушка, к тому же разделяющая со мной восторг от окружающей красоты. Только смущали немного частые перемены её настроения. То она сидела, тесно прижавшись ко мне, очарованная очередным великолепным видом, а через час вдруг начинала грязно ругаться и требовать повернуть обратно. Но я не особо обращал внимания на эти мелочи, главное, что мы были вместе и никто нам не мешал.

Изредка встречались люди — туристы, зачастую приехавшие издалека. Были и большие группы по двадцать-тридцать человек, и такие же как мы, предпочитающие путешествовать вдвоём. Однажды попались двое молодых немцев, которые попытались узнать у меня дорогу, потрясая какой-то странной картой, очевидно скаченной из интернета. Их английский я не понимал и просто достал свою карту, ткнул пальцем в место, где мы находились, и провёл линию до самого Аршана. Глаза фрицев загорелись, и они тут же предложили двадцать евро за мою карту.

— Твенти? — переспросил я.

— Твенти! — подтвердили иностранцы.

— Русские за двадцать евро родину не продают! — пафосно ответил я, вызвав истерический смех Маргариты, и гордо отправился восвояси.

Мы уже почти дошли до устья Федюшкиной речки. Здесь тропа обходила прижим, высоко взбираясь на склон. Но была и нижняя дорога, которая облизывала подножье скалы, временами проходя прямо по воде. Я решил идти понизу.

Не знаю, как это случилось. Мы обходили какой-то уступ над шумным потоком, и я вдруг услышал сзади крик, оглянулся и увидел, что Риты нет. И в тот же миг её клетчатая рубашка мелькнула в пенных бурунах под моими ногами.

Я не раздумывал ни секунды. На автомате скинул рюкзак и прыгнул в воду. Меня не пугала опасность утонуть, я просто не успел подумать об этом. Ледяная вода тут же перехватила дыхание, водовороты и буруны завертели, дезориентировали, кинули на камни, не давали вдохнуть воздуха. Но я барахтался, пытаясь увидеть Риту. Река не была глубокой, в спокойных местах её легко можно перейти вброд, но стремнина была опасна омутами и валунами, о которые очень просто разбить голову. Устоять при таком течении на ногах было нереально даже в тех местах, где глубина всего по колено. Поток вертел меня, словно куклу, я каким-то чудом успевал вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха.

Рита была рядом, я смог дотянуться и схватить её за талию. Стало ещё труднее держаться на плаву, но зато мы были вместе! Самое обидное, что ширина речки всего пять-десять метров, но скользкие каменные глыбы и сильное течение не позволяли выбраться на берег. Потом нам повезло: нас вынесло на полоску крупной гальки у края обширной каменной чаши, которую река выбила, обрушиваясь в неё маленьким водопадом. Всего несколько секунд продолжалась борьба со стихией, а мы были измотаны, исцарапаны и еле дышали. Я держал Риту в объятьях, она рыдала у меня на плече.

— Всё в порядке! — попытался её успокоить. — Давай выбираться отсюда!

Я встал, потянул девушку за руку, фенечки на запястье съехали к локтю, открыв моему взору три розовых, не очень ещё заживших шрама. Рита заметила мои округлившиеся глаза и поспешно прикрыла шрамы рукавом.

— Где мой рюкзак? — спохватилась Марго, как только мы выбрались на твёрдую землю.

— Не знаю... — я повертел головой, но нигде поблизости его не заметил.

— Найди мой рюкзак! Слышишь! Найди немедленно! — она трясла меня с такой силой, что я чуть было снова не свалился в воду.

Это была настоящая истерика, по сравнению с которой сцена в каньоне выглядела детским спектаклем. Недоумевая, я отправился на поиски.

Рюкзак нашёлся в ста метрах ниже. Он стал почти неподъёмным от воды, и когда я его приволок, Рита лихорадочно полезла внутрь и достала своё ридикюль. «Ридикюль» - это я так называл её сумку со всякой косметикой и разными женскими штучками. Он занимал треть рюкзака, и я никак не мог поверить, что Рита серьёзно намеревается взять этот ненужный груз с собой. Но она решительно заявила, что без сумки в поход не пойдёт. Пришлось смириться.

Ощутив свой ридикюль в руках, девушка успокоилась и принялась горячо благодарить меня за спасение. Я смущённо отнекивался, тем более, что мне теперь казалось, что спасение этого ридикюля волновало Риту сильнее, чем своё собственное.

Мы сидели, обнявшись, у костра спиной к огромному мшистому валуну, поросшему мелким кучерявым папоротником, и сушили свои вещи. Приключение осталось позади, адреналин отхлынул. Мы легко отделались: несколько царапин, ушибов и мокрая одежда — всего то!

— Смотри, какой папоротник живучий, — обратила внимание моя спутница, — растёт практически на голом камне!

— Это каменный зверобой, — блеснул знаниями я, — сильное снадобье от всяких женских болезней, бесплодия.

— Бесплодия? — Рита встрепенулась. — А как его принимать?

— Не знаю точно... наверное, сушить и делать отвар. А что?

— Да так, ничего... Просто интересно...

Вот интересное свойство человеческой памяти: она забывает всё плохое. Мы шли по хорошей натоптанной тропе вдоль широкого, но всё ещё шумливого Китоя, над нами роями вились слепни, которых в наших краях называют оводами, клещи ползали по штанам и нужно было каждые полчаса тщательно осматриваться и снимать с себя этих паразитов; было жарко, пот заливал глаза, спина болела от рюкзака, саднили ссадины, но я помню всё это, как будто оно происходило с другим человеком. Зато как сейчас чувствую чистейший воздух, напоенный ароматами цветущих трав и горных снегов, вижу яркое солнце, слышу щебет птиц и рокот близкого речного переката.

Скоро мы перешли по шаткому деревянному мостику реку Эхе-Гол, и тропа углубилась в густой хвойный лес. Здесь было чуть прохладнее, меньше докучливых насекомых, и дело пошло быстрее. К вечеру мы оказались перед ещё одной горной речкой — Билютой. Она было шире любой из предыдущих, и над ней был натянут длинный подвесной мост. Идти по нему можно было только поодиночке и очень медленно — сильно раскачивается, но нам туда и не надо было. Здесь я собирался повернуть налево и пройти вдоль реки до её верховий.

На полянке возле развилки тропы стояла допотопная брезентовая палатка на деревянных колышках, над угасающим костерком висел закопчёный котелок.

— Куда путь держите, молодые люди? — от реки неслышно подошёл невысокий человек в просторной холщовой рубахе. В руке у него была самодельная удочка из ивовой ветки, лицо скрывалось в зарослях густой светлой бороды. — На Шумак, небось?

— Нет, мы хотим по Билюте вверх подняться, — я охотно поддержал разговор.

— А верёвка у вас есть?

Я помотал головой.

— Без верёвки не пройдёте, — категорически заявил мужик.

— Ну... попробуем... — я пока ещё не совсем понимал, чем поможет верёвка.

— Отужинайте с нами, чем Бог послал, — человек сделал приглашающий жест к костру, — устали с дороги-то? Сейчас ребята подойдут.

Мы с облегчением скинули рюкзаки и присели на камни возле кострища. Из леса робко вышли двое мальчишек лет восьми-девяти с охапками сухих сучьев, подошли, поздоровались и аккуратно сложили дрова в сторонке. Пацаны были белобрысы, худоваты и одеты в такие же простые рубашки, как и их, скорее всего, отец.

— Это отроки мои, — подтвердил догадку бородатый, — Митька и Витька. Ну, пища наша скромная, не обессудьте!

Перед нами появились деревянные миски и такие же простые некрашенные ложки. Хозяин взял котелок и налил из него аппетитно пахнущее варево. Уха! Мы накинулись было на угощение, но потом обратили внимание, что сами хозяева не едят.

— Спасибо! — сказал я. — А вы?

— А мы потом. Положено сначала гостей накормить. А ты прикройся! — мужик показал на голые Ритины ноги и протянул вытцветшее полотняное полотенце. Рита смутилась и укрыла колени тканью.

— Очень вкусная уха! — я не врал, хотя в ней была только рыба, соль и перец. — А вы куда идёте?

— На Шумак шли, да решили остановиться, запасы пополнить. Здесь хариус богато клюёт.

— Мы тоже ночевать остановимся. Там, чуть выше. — я махнул рукой вверх по течению.

— Не, вставайте лучше тут! Здесь клещей нет!

— А там есть? — спросил я недоверчиво, неужели какие-то сотня-другая метров решают всё?

— Там есть, — уверенно ответил бородатый.

Вообще, странное он производил впечатление. Эта борода, одежда, ботинки, в каких не хоронят. Палатка, утварь. Такому человеку больше всего подходило сидеть на крылечке в музее деревянного зодчества и вырезать из дерева свистульку. А ещё напрягала такая спокойная его уверенность в своей правоте. Я не в первый раз был в этих горах, а уже во второй, поэтому считал себя достаточно опытным туристом, чтобы на веру принимать утверждения сомнительного бородача, похожего на старообрядца. Да и неловко было останавливаться рядом с чужими людьми, ведь мы пришли сюда за уединением. Если бородатого так смутили голые ноги, то наше обычное поведение вообще, наверное, в краску вгонит.

Мы поблагодарили за угощение и пожелали счастливого пути. Пацаны, которые вели себя совсем не по-детски, всё время смиренно сидя на брёвнышке и не проронив ни слова, вежливо попрощались. Хотелось быстрее покинуть поляну. Несмотря на гостеприимство и радушие хозяев, чувствали мы себя рядом с ними неловко, словно голые в храме.

Река здесь была почти спокойная, берега пологие, и скоро мы без труда нашли небольшую живописную площадку в нескольких метрах от воды, где и разбили палатку.

— В горнице моей светло-о-о, это от ночной зве-езды-ы... — в этот вечер не мы прислушивались к тихому говору реки, а река удивлённо внимала нашему разноголосому пению.

Проснулся я от жары. Солнце пригревало, и в палатке становилось слишком душно. Зато снаружи был прекрасный летний денёк, с безоблачного неба шпарило горячее солнце, но от реки веяло прохладой, а лёгкий ветерок отгонял кровососущих насекомых. Посмотрев на это всё великолепие, я решил остаться на сутки отдохнуть в этом райском местечке.

Весь день мы загорали голышом на прибрежном песочке, окунались, перегревшись, в прохладную воду, пили сухой сок, разведённый той же речной водицей, и снова были просто счастливы, как и должны быть счастливы два любящих друг друга сердца, оставшиеся наедине в чудесном курортном местечке. За целый день ни один человек не появился в поле нашего зрения, и мы чувствовали себя единственными хозяевами целой планеты. Интересно, что клещи здесь были, не на берегу, конечно, а в кустах, и обычно я снимал с себя две-три штуки после того, как возвращался из леса с дровами. За весь поход мы поймали, думаю, не меньше сотни проклятых кровопийц, но ни один из них не успел впиться. Помогла привычка осматриваться каждые полчаса, приобретённая в многочисленных туристических походах.

Рита достала из ридикюля ножнички, шампунь и даже бритвенный станок, я привёл себя в порядок и впервые оценил запасливость своей спутницы. Недаром она почти не расставалась со своим сокровищем, а по вечерам пропадала где-то чуть ли не по часу. Обычно я не обращал на это внимание, потому что был занят обустройством ночлега и костром, но в тот день у нас всё было готово, и я даже чуть было не отправился на поиски пропавшей девушки, заждавшись её на ужин.

Вечером мы сидели у костерка, обнявшись и разговаривая «за жизнь». В котелке дымился ароматный чай с душистыми травами, в желудке укладывался сытный ужин, а над головой зажигались огромные, непривычно близкие звёзды.

— Марго, что за шрамы у тебя здесь? — я положил ладонь на тонкое запястье.

— Это я вены резала... — ответила девушка после долгой паузы. — Не хотела жить после того, как один человек меня предал...

— Кто?

— Неважно... И вообще, тебе незачем знать. Это моя жизнь, понял! — она вдруг перешла на крик и порывисто вскочила. Вечер переставал быть томным...

— Но... я думал, что теперь...

— Что теперь? Думаешь, переспал со мной и стал моим исповедником? Хрен тебе! Это из-за тебя я уехала в чужой город!

— Из-за меня?..

— Из-за тебя! Помнишь наш выпускной? Я ждала от тебя намёка, что я тебе не безразлична. Думаешь, мне хотелось уезжать? Ни разу! Это всё мать: у тебя большое будущее, в тебя столько вложено... А вот сказал бы ты тогда, что любишь меня, я бы всё бросила, плюнула на родителей, на билет, и осталась бы... И не было бы всего... — Рита вдруг села на корточки и спрятала голову между колен. Её плечи вздрагивали.

Я растерялся. Мой жизненный опыт не включал ещё в себя способы успокаивания плачущих девушек. Я подошёл и нерешительно взял Риту за плечи.

— Не трогай меня! — истерически взвизгнула она и, резко поднявшись, убежала в тёмные кусты, прихватив зачем-то с собой ридикюль.

— Стой! Куда ты?!

— Не ходи за мной! Оставь меня в покое!

Я замер на полушаге. Что делать? И тут появилась злость. Злость на свою мягкотелость и нерешительность. Хочет сбегать — пусть бежит! Но я не дам из себя верёвки вить!

— Успокоишься — приходи! — крикнул я в кусты. В ответ раздалось тихое всхлипывание.

Минут через двадцать листья зашуршали и Рита появилась в свете костра. Её прекрасные глаза блестели виновато.

— Прости меня, дуру придурошную... — девушка села рядом и положила голову мне на плечо. Вся злость разом пропала.