Вот некоторые думают, что чудное слово «трубадур» придумали в заморских странах. Вранье это. Не верите? Тогда слушайте, как оно было на самом деле.
Случилась эта история в незапамятные времена. Жил некогда в одном малоизвестном царстве-государстве музыкант-самоучка по имени Василий – самый обычный ложкарь и балалаечник.
И вот однажды к царёвой дочке заморский прынц свататься пожаловал. Невеста, знамо дело, ухажёра отшила – больно переборчива до женихов была. Жених от царевны прямиком в корчму отправился – вином горе заливать. А как набрался зелья успокоительного по самые брови, так стал жалостливые блюзы на трубе исполнять. Василий наш в это время тоже в корчме досуг коротал. Как услыхал он те мелодии и ритмы зарубежной эстрады, так аж затрясся весь от удовольствия. А может – от зависти? Но, как говорится, рыбак рыбака…
Короче, так Васе тот импортный музыкальный струмент понравился, что взял он, да и выиграл трубу у принца в карты. Вот только дудеть в неё, понятное дело, не обучен был. Как начнёт, бывало, дуть, так аж ухи у всех вокруг пухнут. Ну, вот дед Иван как-то в сердцах и брякнул:
– Опять эта труба-дура.
С тех пор к Ваське прозвище Трубадур и прилипло. Но нет худа без добра. Через свое неумение играть он и работу непыльную нашёл. Его мышей и крыс изводить приглашали. Потому как стоило Ваське задудеть, все грызуны с писком разбегались. Местный мудрец даже целую теорию под это подвёл, мол, у Василия удивительная способность в инфразвуковом режиме шумы производить. Так это или нет, а стал Вася в королевстве главным по истреблению грызунов. Всюду объявления развесил: «Избавляю от крыс и мышей при посредстве музыки. Качественно и недорого».
Додуделся Вася Трубадур до солидного человека с немалым денежным капиталом. Косоворотку на чёрный фрак поменял, вместо лаптей кожаные штиблеты обул, а на голову модный импортный цилиндр приладил. Поглядывает на людишек надменно, на холёных ручках лайковые перчатки, при себе саквояж с волшебной трубой, в зубах сигара, на пузе часы золотые – важная персона, одним словом. Вскоре Вася от избытка денежных знаков на царские хоромы начал поглядывать да разные мысли подумывать: «А не стать ли самому боярином? А чего? Сбережения у меня немалые, а числюсь по ведомости смердом – непорядок. Пора в люди выбиваться. Или сразу в столбовые дворяне перекинуться?»
Пока Васька своё самолюбство тешил да титулы в голове перебирал, его к царю и позвали. Во дворце намедни нехорошее приключилось: царевну в нужнике мышка напугала. Да так сильно, что родимая от ужаса в обморок упала и головушкой фаянсовый унитаз разгрохала. Красивый был унитаз, белый как молоко и блестящий, словно маслом натёртый. Царь опечалился, за иноземную диковинку немало рубликов плачено, да и царевну жаль: на лбу словно рог шишка выросла. Закричал самодержец: «Не потерплю! Позвать ко мне Трубадура сей же час!»
«Вот оно! – решил Вася. – Само провидение ко мне светлым ликом поворотилось. Главное, на царя-батюшку благостное впечатление произвесть, а там можно и о будущих выгодах помыслить». Сказано – сделано. Протёр штиблеты аммиачной водой, в носу и ушах волосья подстриг, штаны погладил, в петлицу фрака красную гвоздику воткнул, усики набриолетил, подхватил заветный саквояж и в путь двинулся.
А пока он ко дворцу шагает, поведаем мы читателю и о других обитателях царства-государства.
Жила-была недалече от Васькиного дома бедная девушка. Бедная не потому, что в средствах стеснена была, а потому что замуж у ней выйти не получалось. И вроде красотой её создатель не обидел, была она пышная да белая, ликом как луна в полнолунье, то есть, чуток плосковата, но то не беда. Зато глаза выразительные, особливо левый, маленькие, словно у мышки, лучистые. Носик крохотный с бородавочкой мохнатенькой, а уж губы – прелесть, большущие, словно пельмени, багрянцем выкрашенные. А телом, будто сдобная булочка, дородством не обиженная. Обнять – четырёх рук не хватит. И имя у неё красивое было – Евдотья, по отцу Спрынцовкина. Через батюшкину фамилию её принцессой и величали, хотя была она дочкой пекаря. И мечталось Евдотье выйти замуж за самого настоящего принца. Так и говорила: «Раз меня все прынцессой обзывают – так давайте мне в мужья прынца!»
А где же на всех принцев напастись? А за сапожника или садовника Евдотья идти категорически не желала. Так и сидела у окошка, медовые пряники грызла и на улицу с тоской глядела, не прискачет ли принц на белом мерине.
И ведь прискакал. Тот самый, что к царской дочке сватался. Как отшила его царевна, так он сам не свой сделался. И нет, чтобы домой отбыть да какую другую невесту себе поискать, затосковал и запил крепко. А наутро, как проспится с похмелья, так и скачет по улице как оглашенный да волосы на головушке рвёт – почти облысел весь. А поскольку царство не очень большое было, то там особо не разбежишься. Вот прынц мимо дома Евдотьи регулярно и проносился, только в гости ни разу не заглянул. Ждала-ждала девица, пока принц созреет и руки её попросит, но так и не дождалась. Решила сама действовать. Натянула на пути суженого верёвку и в засаду села. Скачет родимый во весь опор. Не заметил растяжку, да как навернётся, аж конь его тройной кульбит сделал. Лежит принц на земле, в небо пялится. А Евдотья тут как тут:
– Ой, горе какое! Вы не ушиблись, прекрасный юноша?!
Подхватывает доходягу на руки, как дитё неразумное, и к себе в опочивальню несёт, а по дороге быка за рога берёт:
– А вы тот самый прынц, что ищет прынцессу на свою горошину? Так считайте, что нашли!
Только избранник повёл себя странно. Глянул на Евдотью с ужасом, за меч схватился и как закричит: «Я пришёл биться с тобой, чудище, чтобы принцессу освободить!»
Видать, сильно после падения головой повредился...
Евдотья, как те безумные речи услыхала, так от неожиданности уронила суженого. Тот ещё разок темечком об землицу приложился, что искры из глаз брызнули, да и затих. Она тогда его в охапку сграбастала и в постельку свою отнесла:
– Ничего-ничего, родненький, мы тебя вылечим, ты и пикнуть не успеешь.
Притащила, значится, в койку уложила, да ещё на всякий случай верёвкой к кровати покрепче привязала, чтобы не вздумал глупыш от своего счастья удирать. А то мало ли, контуженные ещё не то учудить могут. На шею счастливцу серебряный заговорённый медальон повесила и такие слова рекла:
– Лик на нём мой написан. Пусть он грудь твою согревает и словечки заветные о нашей любви нашёптывает. Сердечко размягчится, и любовь в нём возгорится, – и в заключении, как колдунья наказывала, прошептала: – что боярин, что холоп – всё равно получишь в лоб. Фыр-фыр.
И вот пока прынц в себя приходит, а Евдотья охраняет его покой, вернёмся к Василию.
Наш непримиримый борец с грызунами успешно до дворца добрался, расчехлил своё оружие и давай в палатах царских дудеть. И до того старается – трели на своей трубе иерихонской выводит, что аж взопрел весь. Надобно заметить, что не зря старался – зачистка грызунов во дворце успешно прошла. От той музыки, правда, не все мыши разбежались, потому как некоторые прямо в норах окочурились. Да что там мыши, сам царь с дочерью чуть не оглохли.
Вася-то не дурак, он себе ухи воском залепил, а вот царю и прынцессе посоветовать то же самое сделать – не догадался. Ну, и как закончил он в трубу дудеть, явился пред ясны очи самодержца за наградой:
– Не извольте, – говорит, – беспокоиться, ваше величие, более ни одна серая дрянь ваш покой не потревожит, поскольку фирма веников не вяжет, у нас всё с гарантией.
А царь ему в ответ знай только:
– Ась, ась?
– Мне бы титул, государь, – тонко и дипломатично намекает Василий.
– Тулуп тебе? – уточняет царь. – Не жирно ли будет, паря?
– Тулуп мне без надобности. Мне бы титул.
– Вот ты настырный! – строго орёт самодержец. – Тут тебе не лабаз какой, где тулупами торгуют. Уразумел?!
Короче, не получилось у них конструктивного диалога на тему, что за труды перед царём и отечеством неплохо было бы Ваську в подобающее достоинство произвесть. Даже тулуп не обломился.
А как стал он на ухо царю орать и на пальцах объяснять, чего ему надобно, явился начальник стражи с двумя стрельцами и строго так говорит:
– Ты почто, смерд злокозненный, на самодержца голос повышаешь? Дерзишь?! Бунтуешь, холопья отрыжка?! – и кулачком прямо в нос – бац, аж кровяка брызнула.
Трубадур от такой несправедливости стал из рук стрельцов вырываться и вопить:
– Батюшка государь, глянь, как твоего верного слугу лупцуют! Защити, благодетель. – Только царь его не услышал: тылом к Васе поворотился и громко в соболиную шубу злого духа пустил. Знамо дело, монархи народ неблагодарный.
– Да ты не уймёшься, холоп! – рассердился главный стражник. – Ну, тебе же хуже!
Отволокли Трубадура на конюшню, порты спустили и вломили грозе крыс и мышей двадцать плетей. Да таких горячих, что Вася после них три дня сидеть не мог. Кроме прочего, присудил ему судья штрафа двадцать пять рублёв золотом и конфискацию всего имущества.
Вот так и лишился Василий дома и всяческих надежд на будущее. А пуще всего волшебной трубы жалко было – её писарь приказной потихоньку умыкнул и себе для самогонного аппарата приспособил. Кожаные башмаки палач прибрал, а цилиндр и фрак стрельцы между собой в кости разыграли.
Стал Вася хуже последнего нищего. Бредёт по улице и горько плачет. Вдруг слышит – из приоткрытого окошка знакомый голос с чужеземным акцентом вещает:
– Не тронь меня, чудовище ужасное. Всё равно я тебя изрублю и красавицу принцессу спасу!
Привстал Вася на цыпочки, в окошко заглянул и аж обомлел. Лежит на пуховых перинах иноземный принц, как куль с зерном, тугими верёвками обвязанный. А над ним толстуха нависла – дочка пекаря, потчует его кашей манной. Принц плюётся, головой крутит и свои угрозы шипит. Только Евдотья ему нос пальчиками зажмёт, а как убогий рот откроет – сразу туда ложку с кашей раз:
– Кушай, дурачок, каша наваристая, белым сахаром посыпана, маслицем сдобренная. Нельзя тебе с голоду умирать, тебе ещё меня под венец вести. А если ты упираться будешь – я тебя через клизму кормить стану.
«Вот ведь как над человеком мудрует злая баба, – поразился Василий, признав мученика. – А ведь это тот самый музыкант, у которого я трубу в карты выиграл. Может, у него ещё такая имеется? Вот здорово было бы мне её заполучить – враз всё богатство верну и опять в люди выйду».
И тут же созрел у Трубадура хитрый план. Как только ночка тёмная на царство опустилась, прокрался он в дом пекаря через приоткрытое окошко. Постоял несколько минут, пока глаза к темноте привыкли, потом тихонько к кровати подошёл, прикрыл ладошкой прынцу рот и зашептал в ухо:
– Не бойся и не ори. Я тебе помогу – спасу тебя, из полона вызволю, только и ты мне пообещай, что сделаешь то, о чём я попрошу.
– Всё, что угодно, – закивал головой принц, – только освободи. – По всему видать, разум к болезному вернулся. Я, говорит, век за тебя молиться буду, если от этого перекормленного монстра меня спасёшь.
«Эко Евдотья-то парня зашугала, – подумал Вася. – И это она только готовила его к совместной супружеской жизни. Страшно подумать, что было бы, вкуси он побольше радостей этой самой жизни».
– Вот и славно, – сказал Василий и принялся развязывать путы.
И наверняка освободил бы он прынца, тот бы ему в благодарность добыл бы трубу, и деньжат отсыпал, и закончилась бы эта история наилучшим образом, не вмешайся в дело случай.
Василий только и успел заметить, как в лунном свете мелькнула чья-то тень, а уже в следующую минуту уткнулся мордой в пол по причине погружения в бессознательное состояние.
То ли от страху, а то ли из лучших побуждений – чтобы Ваське помочь, прынц орать начал. На его гвалт пекарь с дочкой прибегли. Но к тому времени загадочная тень, что Трубадура уложила, исчезла. Как только шум в доме поднялся, она то ли в открытое окошко улизнула, то ли где в доме затаилась, а только как есть пропала.
Евдотья сразу же ротик принцу прикрыла, чтобы не шумел, и батюшке ласково говорит:
– Шли бы вы, тятенька, дальше свой сон досматривать. А я сама тут управлюсь.
Но пекарь ещё тот самодур был. Не любил, когда ему поперёк характера указывают. Распалился, как печь, аж дым из ушей повалил.
– Опозорила меня, негодная, – на дочь орёт, – осрамила, бесстыжая! Как людям в глаза смотреть буду?! Виданое ли дело, незамужняя тёлка, а в доме два чужих мужика прячутся! Ты что, с обоими зараз блуд тешишь?!
– Невинна я, батюшка! – вопит Евдотья. – Тот, который на лежанке – жених мой, а второго я и не видела, вор, наверное!
– Врёшь, паскудница! – не поверил кондитер. – Никто сватов не присылал, чтобы тебя, корову, под венец вести, – подскочил к дочке и пудовым кулаком ей прямо в зубы хрясь!
Сплюнула Евдотья кровавую пену на пол, недобро на отца взглянула:
– Ну, держись, старый хряк, губитель моего девичьего счастья. Не позволю слабую женщину забижать. – Да как даст батюшке с разворота в брюхо строптивой ножкой – того аж вместе с оконной рамой на улицу вынесло.
Лежит он на мостовой и благим матом орёт. А тут, как на грех, стражники:
– Кто нарушает покой в царстве-государстве?!
– Помогите, служивые, – плачет пекарь, – воры одолели! В дом тайно проникли и, видать, кровиночку мою опоили злым зельем – разум потеряла, на родного отца лягается! Помогите, ребятушки, а я в долгу не останусь!
Ну, те, как про награду услыхали, отказываться не стали – ломанулись вдесятером в дверь. Хотели всех разом вязать, но не тут-то было. Евдотья яростно стала свою любовь отстаивать и без колебаний вступила в неравный бой: одному стрельцу бороду оторвала, другому ягодицу прокусила, а третьему одним ударом обе ноги переломала, остальные поняли, что в девку бес вселился, и отступились. Оно и верно, с врагом человеческим только специальная служба справится, за ней и послали.
И пока посыльный батюшку будил, да пока тот неспешно собирался, Василий в себя пришел. Огляделся он по сторонам, втянул ноздрями воздух и понял, что дело пахнет чем-то нехорошим – навроде кутузки. «Не задался денёк, – подумал Трубадур, – да и ночка тоже. Мало того, что всего лишился, так теперича ещё и на каторгу сошлют, ироды».
Выход оставался один – бежать и как можно скорее, да подальше. Пока Евдотья оборону удерживала, Василий прынца от несостоявшегося брачного ложа отвязал незаметно и шёпотом ему указания выдал, чтобы тот всё в точности исполнял.
Тут и батюшка явился, а вместе с ним и волхв пожаловал. Кто и зачем этих двух непримиримых антагонистов вместе свёл, в суматохе было не понять, да то и не важно. Волхв как на Евдотью глянул, так враз предсказание и выдал: «Помутнение рассудка у девки случилось, – говорит, – по причине навязчивой мечты-идеи о замужестве». Батюшка с провидцем спорить не стал, достал молча кадило, да и навернул им язычника, а потом стал псалмы распевать.
Тут-то Васька в развороченное пекарем окошко и ломанулся, а прынц следом за ним. Понятное дело, что никто такой прыти от молодцев не ожидал, потому стражники и замешкались. А как сообразили, что к чему, то беглецов и след простыл. Те только на краю царства – у самого леса остановились, чтобы дух перевести. Василий принцу и говорит:
– Мы с тобой теперича беглые преступники. Утром в царстве план-перехват объявят и станут нас ловить.
– Зачем? – интересуется принц. – Мы же ничего не украли, никого не убили?
– Традиция у нас такая многовековая сложилась – награждать непричастных и наказывать невиновных. Так что самым разумным в нашем положении будет в лесу схорониться, да подальше в чащу уйти.
– Мне говорили, что у вас тут в лесу разбойники и нечисть обитает, – стал артачиться принц.
– Да у нас этого добра и в царстве полно. Угадай с двух раз, кто меня по башке огрел, когда я тебя развязывать стал?
– Разбойник? Вор?
– Дурак ты, ваше благородие, хоть и принц. Будем считать, что со второй попытки угадал. Вот ответь мне: ты сам-то его видел, того вора? Или вообще кого-то, кроме нас двоих в опочивальне?
– Так там темно было, что не разглядеть, пока народ со свечами не сбежался.
– То-то и оно. Домовой это был, точно тебе говорю. Перед тем, как меня по башке огреть, этот гад прямо в ухо прошипел: «Будешь знать, как в дудку дудеть в царских покоях и моей родне житья не давать». Выходит, нечисть тоже к шуму чувствительная.
Хоть принцу и не хотелось, но пришлось Ваське подчиниться и в лесу схорониться.
Долго они в тёмной чаще плутали, пока вышли к избушке. Постучал Вася в дверь, а оттуда противный скрипучий голос вопрошает:
– Кого там нелёгкая принесла?
– Мы мирные путники. Притомились в дороге, не пустишь передохнуть, хозяин?
– Ну, входите, раз припёрлись.
Вошли гости незваные в дом и видят: сидит за столом лохматый такой бородатый старик ростом метр с кепкой и супец наворачивает.
Гостям сесть не предложил, миски с едой не выставил. А те оголодали, по лесу шляясь, слюнки так и текут.
А старик знай супец прихлёбывает да ржаным хлебом закусывает.
Не выдержал Васька и говорит:
– А не слыхал ли ты, хозяин, про такое слово, как гостеприимство?
Старикашка супчик доел, хлебные крошки со стола сгрёб и в рот закинул. Потом жбан квасу достал, наполнил полную кружку, залпом выпил, крякнул от удовольствия и рукавом утёрся. Не знаю, говорит, твоих хитрых слов, разбойник.
Васька аж обомлел:
– Это я разбойник?
– А то кто же? – зло ощерился старик. – Кто своей проклятой трубой чуть моего младшего брата из царского дома не выгнал? Такой шум по всей вселенной произвёл, что домовые едва умом не тронулись!
– Так ты не человек! – догадался Трубадур.
– А то по мне не видно, – сверкнул острым клыком дед, – я над всеми духами хозяин, лесными, полевыми и горными. Да и в городе у меня родни много. Как пожаловались мне домовые, так я тебя, татя, сюда и привадил. Будешь теперь мне до смерти служить. Превращу тебя в волка и дозором заставлю вокруг избы ходить, а то много бездельников развелось шатающихся – будешь их пужать и прочь отгонять.
«Вот вляпался! По самое не балуй, – подумал Васька. – Мало того, что обобрали до нитки, так теперь ещё и нечисть не меня взъелась». Но всё же попробовал мирно конфликт разрулить:
– Может, обойдёмся на первый раз порицанием? – спрашивает. – Трубу у меня отняли, так что дудеть более не стану. К тому же, я из царства ухожу, поскольку тут царь неблагодарный.
– Ишь ты какой ловкий да прыткий. Набедокурил – и в кусты? Нет уж, сказал в волка, значит – в волка.
– В волка?! – испугался принц. – А меня в кого? Я ведь тебе, дедушка, ничего плохого не сделал!
– Тебя не трону, – успокоил иностранца Лесовик, – ты и так от дочки царёвой натерпелся – мне брат всё рассказал. Тебе за мучения награда полагается. Хочешь, сделаю так, что царевна в тебя до смерти влюбится и готова будет хоть на край света идти?
– Нет, – покачал головой принц, – раздумал я на ней жениться. Спесива она больно и надменна, сердцем жестокосердна и помыслами нечиста. Хочу добрую и простую девушку в жёны взять, чтобы по любви у нас всё было…
– Хорошее желание, – одобрил старик, – будь по-твоему. – Подул принцу в лицо, и тот вдруг за грудь схватился:
– Люблю! Ой, как люблю! Знаю я эту девушку! Как же я раньше её не замечал?!
– Ну, вот и славно, – потёр ладошки Лесовик, – теперь ступай, чужеземец. Некогда мне с тобой возиться. Мне ещё Ваську в волка лютого превратить надо, а это колдунство требует внимания и напряжения немалого.
– Я же дороги не знаю, – пожаловался принц, – пропаду ведь.
– Наверняка, пропадёшь, – согласился царь духов, – заплутаешь или в болоте сгинешь, а может, звери лесные тебя задерут. Только это уже не моя забота, я тебя любовью наградил, а из леса выводить не нанимался.
– Ну и зачем тогда ему твои дары, лукавый дед?! – закричал Васька. – Вроде добром наделяешь, а потом его же вместе с жизнью и отнимаешь! И кто ты после этого?!
– Кто я – вам знать не надобно, – недобро усмехнулся старик, – а из тебя знатный сторож получится, ишь как зубы скалишь. Трубил громко – теперь так же звучно выть будешь. – И засмеялся, проклятый.
Приуныли путники, даже кушать расхотелось. Принц от расстройства в носу ковыряет, а Васька по карманам шарит. Только ни денег, ни камней драгоценных нет, чтобы нечисти за жизнь предложить. Нашлось несколько мелких монет, пара ложек да колода карт. На эту мелочь стражники не позарились – оставили. Раскинул Трубадур картишки по столу от нечего делать, однако же заметил, как сверкнули глаза старикана. «Ага, – подумал парень, – а ведь ты, дедуля, не иначе, к картам пристрастие имеешь». Говорит духу:
– А как ты меня в волка оборачивать будешь? Заклинания читать станешь?
– Стану, – согласился дед, – только сначала зелье волшебное сварю. Ты его выпьешь, я у тебя над ухом пошепчу – вот вся премудрость.
– Понятно, – притворно зевнул Васька, – это дело не быстрое. Чтобы время скоротать – мы с иностранцем в картишки перекинемся.
– Не хочу я играть, – заупрямился принц, но Трубадур его под столом так ногой пнул, что тот сразу передумал: – А с другой стороны – почему бы не сыграть?
– Полушку на кон ставлю, – сказал Вася и швырнул на стол медную монету, – а ты что?
– И у меня полушка имеется, – кивнул принц и положил рядом свой заклад.
Начали играть. Старик аж извёлся весь, то в Васькины карты зыркнет, то принцу через плечо заглянет. Выиграл Трубадур, монеты собрал и пот с лица утирает:
– Крепко ты, чужеземец, играешь.
– Да где же крепко?! – возмутился дед. – Как последний простофиля играет. У него три десятки были, а он тузом бьётся. Через свою глупость и проиграл. А ты тоже, дурак! – напустился на Ваську. – Зачем короля кинул, если валет имеется?
– Э, папаша, – отмахнулся Трубадур, – ты лучше свой настой вари, а к мастерам не суйся. Мне в царстве равных не было, всех в картишки уделывал.
– Мастер, – передразнил дух, – да я таких мастеров в младенчестве на лопатки клал.
– Ну, попробуй! – распалился Васька. – Я две полушки на кон ставлю, а ты чем ответишь?
– Я-то?! – рассмеялся дед. – Путеводный клубок! Коли выиграешь – отдам его твоему другу, он через все преграды проведёт и в королевство выведет.
– Идёт! – согласился Трубадур. – Сдаю.
Выиграл дедок и аж затрясся от хохота:
– А говорил – мастер!
– Случайно это, – насупился парень, – давай ещё.
– Давай! Что ставить будешь?
– Ложки, две штуки.
– А на что они мне? У меня своя имеется.
– Это ложки не простые, а музыкальные, – сказал Трубадур и застучал деревяшками, да так складно и звучно, что дух аж восхитился:
– Сроду такого не слыхал. Ставь на кон – пригодятся. Две монеты ставлю.
Сыграли. И на этот раз выиграл Василий. Нахмурился старик:
– Не пойму, как получилось – сроду не проигрывал. Давай дальше играть! Клубок путеводный ставлю.
И опять не подкачал паренек. Дед аж зубами заскрипел:
– Хочу ещё играть!
– С превеликим удовольствием, – ответил Василий. Протянул принцу моток волшебный: – Забирай, друг. Выиграю или проиграю, на то воля божья. А ты, как домой доберёшься – поставь в церкви свечку за грешника великого, Василия.
– Сдавай! – нетерпеливо заорал Лесовик. – Сапоги-скороходы на кон ставлю!
И пошла игра. То Василий верх возьмет, то дух лесной. Только под конец отвернулась удача от Трубадура – всё как есть проиграл. Стал по карманам шарить, а нет ничего. Стал на путеводный клубок поглядывать.
– Может, у меня есть, что поставить, – сказал принц и принялся карманы выворачивать. Пусто. Лишь на шее серебряный амулет отыскался. – Мне его дочка пекаря дала, да еще заклятия шептала, по всему видать – волшебная вещица.
– Брехня, – усмехнулся старик, – я волшебство за версту чую. Дай-ка сюда. – Схватил медальон лапищей костлявой да вдруг в лице переменился. Даже борода дыбом встала. – Откуда он у вас? – изумился. – Где взяли образ жёнушки моей покойной?!
– Спутал ты, Лесовик, – сказал Вася, – то дочь пекаря, зовут Евдотья, девица глупая и зловредная.
– Молчи, окаянный! – вскричал дед. – То жена моя любимая. Вот и родинка мохнатенькая на носике, и глазки, как у свинки, крохотные. Пятьсот лет прошло, как схоронил, а всё по ней сохну.
– Ну, тем лучше, – усмехнулся Трубадур, – значит, вещь для тебя ценная. Не нужны мне сапоги-скороходы, ложки и полушки себе оставь, а поставь ты на кон свободу мою. Коли выиграю – отпустишь.
Задумался царь духов, бороду скребёт, глазами сверкает, лоб морщит.
– Неравноценный заклад получается, – прошамкал.
– Ладно, нет так нет. – Бросил Вася медальон на пол: – Волку людские побрякушки ни к чему. Раздавлю каблуком – пусть никому не достаётся!
– Не смей! – взвизгнул нечестивый дух. – Согласный я!
– Ладно, – улыбнулся Трубадур, – значит, самая важная партия начинается. Ты, принц, про свечку не забудь. А ты, дед, гляди, без ворожеи, чтобы все по-честному!
И началась игра. Принц молитвы по латыни читает, старик хмурится да беззвучно губами шевелит, и только Васька-трубадур ухмыляется, будто и не страшно ему нисколечко.
По всему видать, на выигрыш старик идёт, козыри один за другим хватает, да только под конец выложил Васька на стол сразу четыре туза, и такая тишина в избе наступила, что слышно, как муха в углу лапки потирает.
Взвыл старик, словно зверь страшный, кулаками застучал, лицом словно жаба позеленел, а глазами так на Ваську зыркнул, что у того рубаха огнём вспыхнула.
– Ты это… дедушка, не озоруй, – пробормотал Трубадур, пламя с себя сбивая, – проиграл, так плати. Пойдём мы, пожалуй, с принцем, а то загостились у тебя. – И стали вдвоём к двери пятиться.
– Стойте, – тихо сказал дух, – а она правда девица?
– Насчёт девицы не знаю, – ответил Василий, – свечку не держал.
– Я не о том. Действительно, смертная?
– А кто её знает, – почесал голову Трубадур, – может, и вашего ведьминского племени, но то, что дочка пекаря – факт. На вот тебе на память, – и перед стариком медальон положил.
Тот дрожащими руками вещицу схватил, к губам поднёс:
– Спасибо. Жизнь мне без неё не мила. Ведьма была сильнейшая, столько козней людишкам наделала – бабе Яге не снилось. Привычка у неё была нехорошая – яды перед употреблением пробовать. Однажды сварила отраву, чтобы целое царство через мор извести – глотнула, да, видать, переборщила. Пятьсот лет тому минуло.
– Эта не лучше, – вставил принц, но Васька ему затрещину отвесил:
– Ты вот что, Лесовик, женись на Евдотье. Она довольна будет. Девка всё принцев ищет, а ты целый царь получаешься. Она за тебя с радостью пойдёт.
* * *
– Ох, я и перепугался, – запричитал принц, когда они от избушки на порядочное расстояние отошли, – а ежели бы ты не выиграл?
– Выиграл бы, – беспечно ответил Василий, – я со своей колодой не проигрываю.
– Она что, у тебя волшебная, колода эта?
– Зачем волшебная? Просто краплёная.
Принц остановился, ошарашенно выпучил глаза, а затем расхохотался. Васька тоже затрясся от смеха. Так они и смеялись до колик в животе.
Путеводный моток ниток вывел их с принцем из лесу и провёл через дозоры на границе без шуму и пыли, аж в соседнее царство. А оттуда они уже дальше следовали ни от кого не таясь.
А как до королевства, где принц жил, добрались, приключилась с ними одна история. Увидал Василий на ярмарке диковинного зверя. На двух ногах, с двумя руками и хвостом. Сам лохматый, как чёрт, только без рогов, и всем прохожим рожи корчит. Обезьяном зверь прозывался. Приглянулась Ваське та животина, аж мочи нет.
Пришли путники в королевский дворец. Тут-то его высочество Василия за свое спасение и отблагодарил: и трубу ему дал, и деньжат отсыпал. Трубадур первым делом на ярмарку сбегал и выкупил там обезьяна. Ну, а поскольку в королевстве служба по борьбе с грызунами уже имелась и исправно работала, то Васькино умение там не пригодилось. Пришлось ему выучиться на трубе играть. Опосля того купил Трубадур на базаре бубен, обучил обезьяна его трясти, и стали они по городам да весям с концертами путешествовать. А уж потом – со временем у Василия последователи да подражатели объявились.
Вот как оно на самом деле было, и вот откуда трубадуры взялись.
Принц Ваську не забыл, пожаловал ему титул Главного Трубадура и по вечерам любил с ним в корчме сидеть, крепкий эль пить да воспоминаниям предаваться. Жена у принца покладистая и добрая была, любила страстно и все позволяла. А выпить со старым другом – это первое дело. Иди, говорит, повеселись, и не забудь Васе от меня привет передать. Мечта, а не жёнушка.
В один из вечеров приметил Васька в корчме лицо знакомое. Пригляделся и узнал в богатом купце приятеля из родных мест, подсел к нему за столик да спрашивает:
– Это как же тебе, земеля, так подфартило? Был ты простым ярыжкой при младшем писаре, а сейчас одет словно боярин в шубу песцовую, на пальцах рубины сверкают, а в ушах изумруды блещут. Ты это иль не ты?
Обнял земляк Василия, и говорит:
– Я это, друг сердечный. Был нищим – стал богатым, ибо в стране нашей бедных больше нет. Зверья в лесах – навалом, рыбы в озерах и реках не переловить, сокровищ и золота в земле столько, что самый последний холоп у нас богаче любого царя. Все страны с нами мечтают торговать и дружбу водить. Вот как живём, припеваючи.
– Как же так случилось, – удивляется Василий, –волшебство, не иначе.
– Волшебство, – соглашается земляк, – добрая волшебница нас посетила. Взяла царство под своё покровительство. Всех злых духов извела да повымела. Говорят, самого старика Велеса в оборот взяла. Он теперь у нее, как цуцик, на побегушках, души в ней не чает и все капризы исполняет. А она доброты неиссякаемой, всё для людей, только славьте её и песни в её честь пойте, очень комплименты любит. Вот мы всем миром и поём: «Славься во веки веков, матушка Евдотья!».
Почесал Василий затылок, призадумался, а не пора ли ему родимую сторонку посетить? Поклониться в ноги кудеснице. Глядишь, и приветит Трубадура.Ведь не чужой он ей всё же, а сват, как-никак.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Проблема планетарного масштаба
Рассказы → Проблема галактического масштаба
Рассказы → Вспышки на Солнце [18+]
Рассказы → Повод, чтобы вернуться