Нет времени ни объяснять, ни отмахиваться, ни даже просто останавливаться, потому что я спешу, а время играет против меня – как в шахматах, в который я полный ноль, только ещё хуже: в шахматах герои восстают после поражения, мне же ничего такого никто не обещал. Прогноз до сих пор стоит в ушах, хотя произнесён он был тринадцать декад назад.
Моё имя – Тирки, цель последних тринадцати декад – успеть.
С утра побывал на космодроме, поглазел на улетающий к далёким звёздам «Аркан» (корабль настолько велик, что унёс с собой, не меньше, население небольшой страны). Потом в кафе на набережной умял огромную чашку салата и оставил наглой официантке небывалые чаевые. После забежал в книгообмен, сдал «Точные слова», взял «Последние минуты» (усмехнулся), наскоро пролистал книжку на визионере, благодаря чему случайно сбросил звонок сестры. Перезванивать не стал: она не иначе как ищет меня, вся на измене, не меньше, будь её воля, она бы меня из дома вообще не выпустила, караулила бы даже мой сон, если бы тот имел наглость свалить из моей головы. Ну как она не поймёт, что сейчас не время для смирения!
Добежал до ближайшей линии, ввалился в кабинку перед какой-то тёткой, нажал кнопки не глядя и перенёсся боги знают куда. Вышел, узрел, куда попал, кивнул сам себе – инсектарий как раз мне никогда не попадался. Точнее, я специально туда не ходил: в эттэгельском заведении для букашек содержалось слишком много неприятных мне жучков-паучков. Некоторым из них даже удаляли яд (представлять себе эту процедуру я не столько не мог, сколько не хотел).
Из инсектария вышел с новым взглядом на мир – едва унялось сердцебиение, как я заверил себя, что без труда посещу это место снова. Ха-ха, снова!
На углу 212-ой выпил коктейль с ударной дозой алкоголя, которым запил десять таблеток болеутоляющего. Пробежал до парка, где отнял у какого-то сонного дедули булку и накормил до отвала уток в пруду. Утки, ясно дело, были в восторге. Что-то такое чувствовал и я, хотя времени осознать это в полной времени у меня не было. Из парка я вызвал такси и велел отвезти меня на острова. До позднего вечера в компании чокнутых ребят я пел песни, слов которых не знал, и пил напитки, на половину из которых у меня была аллергия. Наелся я до отвала, так что лететь ужинать к сестре не было никакого смысла. Кто-то подсказал, что на острове сдаются комнаты («вон там, вдоль берега»), и я снял одну из них у пожилой полной женщины, которой сказал, что у неё невероятно красивый нос. Она покраснела, как моя спина, которую я сжёг на прошлой декаде, загорая, и засмеялась.
Полночи я, наколов себе обезболивающих, просидел на веранде маленького домика, пытаясь сосчитать звёзды, потом взбодрился купанием в бухте. Плавая, я пел. Собирал всякую ерунду и пел. Иногда пытался свистеть, но выходило плохо.
А утром, едва солнце поднялось над горизонтом, я вскочил с постели, схватил такси и помчался на другой край планеты, в Домос. Отдал за поездку огромные деньги и тут же забыл о них.
В Домосе бесподобные восходы. Я всегда хотел на них посмотреть, но не находил времени. И теперь, стоя по колено в траве, держа за спиной городок с неизвестным названием, я смотрел на восходящее светило, как на просыпающегося бога, и думал о том, что глупо было считать, будто время ещё найдётся.
Позавтракал в скромном заведении у подножия гор, а к обеду совершил восхождение на вершину одной из них. Снега там не было, зато на каждом шагу встречалась одышка. Когда-то я хотел прокричать с вершины горы что-нибудь вроде «я вас всех люблю!», но теперь это казалось нелепым. Я не стал кричать. Вместо этого надышался разряжённого воздуха до звёздочек в глазах и спустился, так и не произнеся ни слова.
Когда позвонила сестра, я уже стоял в музее северного искусства и изучал неподкованным взглядом древние черепки. Вообще-то я ни символа не понимал в этой исторической белиберде, но маски, которые лепили тысячу лет назад здешние народы, стоило увидеть хотя бы раз в жизни. Вот я и смотрел, а сестра требовала вернуться немедленно, иначе «она за себя не отвечает». Я спросил, уж не хочет ли она присоединиться ко мне в моих «изучениях всего», а она процедила, что я окончательно сбрендил. Такие, как я, сказала она, должны лежать в постели и принимать таблетки, если не хотят преждевременно угаснуть. О, я не угасну, заверил её я, я просто однажды упаду. Но до этого момента, уж будьте уверены, я сделаю всё, что хочу и могу.
В горячих источниках я познакомился с премилой дамой примерно моего возраста, с которой провёл дня два или три. Она хохотала до упаду и пила, как мужик, а в постели была горяча, как вскипевший чайник. Когда я сказал ей, что придётся вернуться в Эттэгель, она посоветовала мне беречь себя. Такие яркие люди, объяснила она, должны жить вечно, а ты, то есть я, веду себя так, словно готовлюсь умереть.
Признаться ей я не смог.
На скором междугороднем я добрался до севера Эттэгеля, глотнул в кафе красного кофе, потом позвонил сестре и сказал:
– Встретимся на Аллее Фонтанов.
И когда через час она шла мне навстречу – чуть не бежала, а на носу у неё подрагивали в такт её шагам кругленькие очки, – я вспомнил слова доктора, которыми он повелел мне оставшееся время «изучать всё».
– У тебя рак головного мозга, Тирки, – сказал он без обиняков (мы были старыми приятелями, и тайн друг от друга не держали), – причём в последней стадии. Я знаю, что ты оптимист, поэтому говорю как есть – жить тебе осталось до конца второго лета, максимум до половины зимы. Смекаешь, о чём я?
Мне нужно сделать чертовски много дел, подумал я.
И вот старшая сестра, последние декады честившая меня последними словами, идёт мне навстречу, торопится, чтобы проверить, всё ли со мной в порядке, а я вдруг вижу в отражении её подпрыгивающих очков себя, и в отражении этом неловко заваливаюсь на бок.
Похожие статьи:
Рассказы → Белочка в моей голове
Рассказы → Выбор
Рассказы → Опытным путём
Рассказы → Наследник
Рассказы → Чужое добро
