Туннель

— Милый, да чего там смотреть? — Виола сердито топнула ножкой. 
Её ножки всегда заставляли встречных мужчин восхищённо оглядываться, что вызывало во мне чувство гордости. Да и как было не гордиться такой девушкой! Виола словно сошла с обложки журнала мод, всегда ухоженная, при макияже, одетая безупречно и со вкусом. 
Сейчас её ноги были обтянуты фиолетовыми лосинами и обуты в изящные босоножки. Красиво, но не совсем удачно для воскресной вылазки на природу. Неудивительно, что бедняжка почти сразу запросилась обратно. 
— Солнышко, потерпи ещё чуть-чуть, — снова уговаривал я, — завтра домой, а мы ещё гор толком не видели! 
— Что тебе эти горы? Или они тебе дороже меня? — Виола явно не желала идти дальше, пухлые губки обиженно поджались, бровки сердито насупились, и вид её из шутливо-рассерженного вот-вот готов был превратиться в гневно-разъярённый, а это, я вам доложу, зрелище не для слабонервных.
— Ну хорошо, — будто бы сдался, усыпив бдительность, — дойдём вон до той скалы и повернём обратно! По рукам?
Девушка нахмурилась, но, помедлив, качнула головой и вложила свои длинные тонкие и почему-то всегда холодные пальчики в мою протянутую ладонь.
А через пять минут я уже забыл про недовольство подруги — открывшийся за поворотом широкой тропы вид заставил замереть от восхищения. Долина реки, клокотавшей сейчас пенными бурунами  в каньоне где-то под нашими ногами, выше значительно расширялась, а над изумрудно-зелёными её просторами во всём своём великолепии на фоне почти фиолетового неба блистали иззубрено-зловещие горные вершины, точно зубья великанского гребня расчёсывающие близкие облака.
— Ну что, налюбовался? — недовольный голос подруги заставил меня захлопнуть разинутый рот. — Пошли, а то на обед опоздаем.
Я с трудом отвёл взгляд от созерцания природных чудес и недоуменно взглянул на Виолетту. Как можно оставаться равнодушной к таким потрясающим красотам? Впрочем, девушка сама была как картинка, и поэтому ей обычно прощались все капризы.
— Хорошо, радость моя, — снова будто бы согласился я, — только давай хоть до водопада добежим. 
— Знаешь что?! Тебе надо — ты и беги! Тоже мне, горную козу нашёл — по камням в босоножках скакать.
Я хотел было возразить, что не бывает коз в босоножках, но вовремя прикусил язык и вместо этого крикнул:
— Тогда подожди меня здесь. Я быстро! 
Мельчайшие капельки водяных брызг туманом поднимались кверху и, достигнув вершин искореженных ветром кедров, тысячей радуг переливались в солнечных лучах. Река, стиснутая упрямыми скалами, тугой струёй ниспадала с десятиметрового уступа и с грохотом разбивалась о скользкие камни, обращаясь в клочья пены, в хаотические буруны, в смешение воды, воздуха, шума и восторга.
— Ты что, совсем страх потерял?! — раздражённый голос заставил вздрогнуть. — Сколько я тебя ждать должна?
Я действительно потерял счёт времени, любуясь дикой мощью природы, и не услышал, как Виола подошла сзади.
— Красиво, правда? — я кивнул на водопад, но девушка лишь неопределённо пожала одним плечом. — Ну ладно, пошли...
— Подожди... — вдруг остановила она, — сфоткай меня, что ли. Не зря же в такую даль  пёрлась.
Она сунула мне телефон и встала на краю огороженной деревянными жердями площадки, эффектно раскинув руки, словно изображая летящую птицу. Я сделал пару снимков и невольно залюбовался. Самое совершенное творение природы на фоне дикой необузданной красоты!
— Дай руку! — творение потянулось ко мне, но вдруг поскользнулось и потеряло равновесие.
Я бросился к девушке, схватил её в охапку, мы по инерции качнулись к перилам, подгнившее дерево не выдержало напора, миг — и мы летим с трёхметрового обрыва, от ледяной воды перехватило дыхание, всё завертелось, закружилось...
Нам повезло — мы упали в глубокую каменную чашу, за тысячелетия выдолбленную водой в граните. Поэтому нас не ударило о камни, не вышибло мозги, а только оглушило рёвом, обожгло холодом и раскинуло в стороны. Отчаянно барахтаясь, я оказался на поверхности, глотнул воздуха и заметил рядом красную ветровку Виолы. Передо мной оказались круглые от ужаса глаза, открытый в беззвучном крике рот. Скрюченные пальцы инстинктивно цеплялись за жизнь, за мою футболку, за волосы. Я хлебнул воды, закашлялся, задёргался. Стремительная круговерть несла нас мимо отвесных гладких стен каньона, не было и мысли за что-то ухватиться и выбраться на сушу. Берега, уходящие ввысь, вдруг сошлись друг с другом, русло реки нырнуло в гигантский природный туннель, блеснул позади дневной свет, закружилась огромная воронка. Я глубоко вдохнул, покрепче обхватил Виолу за талию и зажмурился...

Глаза чуть не лопнули от недостатка воздуха, когда по векам резанул солнечный свет, и тут же в лёгкие ворвался кислород. Пещера изрыгнула водный поток, и он тотчас утих, успокоился, утихомирился и виновато выплеснул нас на отмель.
— Виола, очнись!  
Голова её безвольно трепыхалась из стороны в сторону, мокрые волосы смешались с песком, тут я догадался перевернуть на живот, перегнуть через колено, похлопать по спине. Вода хлынула изо рта, Виола закашлялась, сложилась пополам, отползла в сторону, встала на колени, попыталась погрозить мне кулаком, упала на живот, что-то пискнула, снова закашлялась и вдруг затихла, тяжело дыша.
— Виола! Ты жива? — трудно придумать фразу глупее!
— Пр... придурок... — она медленно села и с трудом сфокусировала на мне взгляд, и вдруг слова полились из неё... едва не сказал, водопадом. — Идиот! Тупица! Я из-за тебя чуть не утонула!
Я подполз к ней на карачках, попытался обнять, она вяло отпихивалась, потом сдалась, спрятала лицо у меня на груди, замерла, и только плечи подрагивали под моими руками.
— Ну всё, всё... — я гладил её по грязным волосам, — сейчас придём на турбазу, переоденемся, пообедаем.
Скоро Виола перестала дрожать, отстранилась, достала из кармана зеркальце, критически глянула в него, сделала попытку расправить волосы, махнула рукой, улыбнулась.
Тропа шла по этому берегу, значит, она должна быть где-то справа. Нужно только подняться на обрыв по каменистой осыпи.
— А где дорога? — удивилась моя спутница. Она запыхалась, чуток раскраснелась и даже со слипшимися волосами снова казалась самой красивой на свете.
И в самом деле, где дорога? Я не очень-то узнавал местность. Вроде, река та же самая, горы тоже, но ни тропы, ни признаков человеческого присутствия. 
— А может, это другая долина? — предположила девушка.
— Похоже на то... — согласился я, — наверное, река прошла под хребтом. Но всё равно она течёт на равнину, пойдём вниз и рано или поздно доберёмся до посёлка.
Идти было трудно. Приходилось пробираться через буреломы, скакать по валунам, а иногда карабкаться на крутые склоны. 
— Нет, это та долина... — я растерянно смотрел на беловатую скалу, издали напоминавшую голову старухи, — помнишь, ты сказала, что ни фига она на голову не похожа.
— Но под той скалой стояла беседка и были прибиты таблички «Маршрут №1», «№2» и так далее. И где это всё?
— Тогда я вообще ничего не понимаю... Кстати, ты обратила внимание на деревья? Нет ни кедров, ни елей. Зато кругом одни лиственные.Чудеса какие-то... Надеюсь, скоро дойдём до посёлка и всё выясним. 
Но посёлка мы не достигли. Вот уже склоны распадка разошлись в стороны, река стала спокойной, а местность равнинной. Виола понуро плелась позади меня, отрешённо глядя под ноги.
— Так, всё! — я остановился. — Понятно, что посёлка здесь нет. Наверное, пещера увела реку в какую-то другую сторону. Или... не знаю. В любом случае, идти дальше сейчас глупо. 
— Ты предлагаешь здесь ночевать? — слабым голосом откликнулась девушка. — Но где мы возьмём кровати?..
— Кровати? — в моём голосе появилась издёвка. — Боже, как же люди жили до появления кроватей?!
— Так то дикари... — она возражала вяло, словно по инерции.
— Что ж, будем как дикари. Посмотрим, что у нас есть.
В карманах у Виолы оказались зеркальце, гребень и помада. У меня — раскисшая пачка сигарет (придётся потерпеть), зажигалка, ключ от машины с брелоком в виде сувенирного ножичка-мультитула и Виолин телефон, который я машинально сунул в карман перед падением в воду. Были ещё деньги и банковская карта, но сейчас всё моё внимание перекинулось на телефон. Счастье, что он оказался водонепроницаемым!
— Хм... сети нет. Странно... — бурчал я под нос. — А навигатор у тебя есть?
— Не знаю. Кажется...
— А, вот! Посмотрим... Местоположение не определено. Наверное, от падения повредился. Придётся осваивать жизнь дикарей!
Я выбрал ровное местечко возле поваленного дерева недалеко от реки. Согнул несколько тщедушных осинок, стоящих близко друг от друга, пучком травы связал их за верхушки. Потом наломал кучу молодых веток, накидал сверху, положил внутрь. Вот и шалаш! Усадив Виолу в это первобытное убежище, насобирал в округе охапку сухих сосновых сучьев, чиркнул зажигалкой, и робкий поначалу огонёк, шипя и разбрасывая искры, пополз по лучине, с каждой секундой обретая силу, уверенность и аппетит.
Я обжёг в углях толстый конец относительно ровной ветки, потом заострил его ножичком и отправился к реке. На небольшом перекате мелькали спины крупных пятнистых рыб. Несколько попыток — и удача мне улыбнулась и тяжёлое тело пронзённой острогой добычи затрепыхалось в моих руках. 
— Здесь водится форель? — удивилась Виола.
Оказывается, она не сидела на месте, а отыскала где-то несколько странного вида грибов с конусовидной шляпкой.
— Что это? — в свою очередь удивился я.
— Как что? Шампиньоны!
— Ты уверена?.. В магазине они выглядят как-то по-другому.
— В магазине молодые шампиньоны продают, а это...
— Пожилые! — схохмил я.
Вот удивительное дело: как только над головой появляется хоть какой-то кров, рядом горячий огонь, а впереди перспектива ужина, то настроение волшебным образом преображается! 
— Без соли, конечно, не совсем то, но всё равно вкусно! — благодушно заявила Виола, обсасывая рыбные косточки.
— А шампиньончики-то твои тоже ничего! — похвалил я, снимая с прутика очередной кусочек грибного шашлыка.
— Смотри, какая огромная луна! — девушка показала на тёмное вечернее небо, где в прогалине между деревьев появился громадный красноватый лик полной луны. — Классно, да! Чего молчишь?
Но я не отвечал, задрав голову и внимательно всматриваясь в непривычно яркие звёзды, одна за одной загорающиеся в угасающем небе. Многое хотелось сказать мне в этот момент, но я молчал... Молчал и понимал, что рано или поздно мне придётся открыть страшную тайну...

— Дядькино, глядай-ко, осе овые! — голосок тоненький, птичий, окает где-то над ухом.
— Верново, не соврамши воронушок, — отвечает голос погрубее.
Мне это снится, наверное... Я лежу в шалаше, обнимая Виолетту, вижу дым догорающего костра, посветлевшее небо, чувствую утреннюю прохладу и твёрдый сучок, упирающийся в бок, слышу странные голоса, но не могу пошевелить даже пальцем.
— Дядькино, овые страшновые кие! Тощевые... 
В поле зрения возникает уродливое... не то лицо, не то рыло — нос приплюснутый, дырками вперёд, будто поросячий пятачок, глазки маленькие, ушки мясистые, висячие. Я не могу даже моргнуть, чтобы снять наваждение, но видение ойкает и пропадает само.
— Дядькино, у негово глазья растопыркнуты... — испуганно шепчет птичий голосок.
Свет заслоняет другое рыло, очень похожее на первое, только покрытое жёсткой рыжей щетиной. Секунду всматривается в моё лицо и тоже исчезает.
— Олько, оже овые сонновых грибьев перекушамшись? Оже сие? Дай-ко... — раздаётся звук, похожий на втягивание носом воздуха. — Ох-ох! Таково и точново... На блазнь позарившись... Борзово требовамо оных до ведуна доволочити.
— Оные заразитися? — тоненький голосок будто всхлипывает.
— Да подбери возгри! Орь идево?
Дальнейшее помню урывками. Вот нас грузят на некое подобие телеги — несколько сбитых досок с прикреплёнными по боками большими деревянными колёсами. Вот низкая лохматая лошадка везёт нас по ухабам. 
— Борзово, борзово! — грубый голос впереди, а второй свинорылый бежит позади повозки и веточкой отгоняет от нас с Виолой комаров.
А вот я уже лежу на столе в бревенчатой избе с низким потолком, а рядом кто-то заунывным голосом повторяет какие-то невнятные слова.
Потом закололо в кончиках пальцев и скоро возникло ощущение, как будто я «отсидел» всё тело. Непроизвольно дёрнулась рука, затем нога, нестройной толпой по телу побежали мурашки. 
— Глядай-ко, Ведун, отвар-то твойный помогаши! — опять птичий посвист.
— Я свойное дело знамаю. — голос хрипловатый, напевный. — Готовь-ко корытице.
Постепенно мышцы начали обретать способность действовать. Я повернул голову, увидел сидящих рядом на лавке «свинолюдей». Одного сразу узнал и тут же с удивлением понял, что это девушка. Несмотря на отвратительные черты лица, было в них что-то определённо женское, даже показалось это лицо мне не таким ужасным, как в первый раз. Другой тоже обладал явными «фамильными» признаками — нос «пятачком», мясистые висячие ушки, только глаза его были закрыты, а волосы седы.
Моя попытка приподняться на локте закончилась безудержным приступом тошноты, и я опорожнил желудок в подставленную глубокую деревянную лохань, после чего без сил откинулся на спину. Чтобы не затошнило, я закрыл глаза и почти сразу провалился в сон.

Проснулся от отчаянных сигналов мочевого пузыря. Теперь я лежал на каком-то топчане в той же комнате, укрытый тяжёлой коричневой шкурой. Сел. На другом ложе увидел Виолу. Дышит ровно. Спит.
Я оказался в джинсах, но разутый. Не нашёл в полумраке кроссовки, пошлёпал до двери босиком, держась за стенку. Небо уже светлое, но прохладно и роса на траве. Избушка была небольшой, метров пять на четыре, сложена из толстых, в обхват, брёвен, расколотых по вдоль. Два или три крошечных окошка, где вместо стёкол, кажется, вставлены пластинки слюды, скаты крыши собраны из позеленевших от лишайника колотых досок.
 Домик располагался одиноко на невысоком холме среди редкого сосняка. И только хорошо натоптанная тропинка, исчезающая между кустами шиповника, указывала на связь хозяина избушки с остальным миром.
Тут послышались голоса, кусты зашевелились, и в поле зрения появились уже знакомые мне свинолюди, несущие по два деревянных ведра, видимо, наполненных водой.  Ведун шёл впереди, шёл уверенно, хотя глаза его были всё так же закрыты, и вдруг встал как вкопанный, обратив лицо в мою сторону:
 — Здрав буде, человече!
— Ой! — девушка еле успела остановиться, чуть не расплескав воду, но увидела меня и улыбнулась. — Проснумшись?
— Доброго здоровьица вам, люди! — почему-то сказал я и низко поклонился. Никак не ожидал от себя такой театральщины. 
— Любово сказамши, по-нашевому! — ведун тоже улыбнулся. — Буде нам не кощеем, а гостем дороговым.
 Улыбки волшебным образом преобразили лица свинолюдей. Теперь они не казались мне безобразными. Я сделал шаг к двери, но тут она распахнулась и на пороге возникла испуганная Виола.
— О-о-о... — простонала она и ярмом повисла на шее, — ты почему меня бросил? Где мы? В посёлке?
— Н-нет... не в посёлке... — я не знал как сказать, — видишь ли...
— А заходеме в избу, трапезничать будеме! — спас ситуацию птичий голосок, и хозяева  первыми протиснулись мимо нас внутрь. 
Вблизи они оказались низкорослы — даже ведун был значительно ниже Виолы, которая вовсе не слыла дылдой.
— Что за уроды! — прошептала она мне на ухо, проводив вошедших брезгливым взглядом.
Я пожал плечами и шагнул в дверь. Широкие лавки вдоль стен, длинный стол посередине. В углу что-то вроде пары сундуков, на стенах несколько полок с глиняной и деревянной посудой. Удивило, что нигде не было икон. Да, ещё печка, конечно. Точнее, очаг, сложенный из крупных плоских камней. Он занимал добрую четверть тесного помещения, и возле него возилась девушка-хозяйка, терпеливо, но безуспешно пытаясь поджечь клочок сухого мха, высекая искры двумя плоскими камешками. Я не раздумывая подошёл и чиркнул зажигалкой. Яркий огонь отразился в расширенных от удивления глазах девушки, она испуганно оглянулась на меня, но тут же сноровисто занялась делом. 
Скоро вода уже закипала в глиняном горшочке, запахло чем-то съестным и у меня, как у собаки Павлова, начал выделяться желудочный сок. Мы сидели молча — Виола, прижавшись ко мне и украдкой с неприязнью рассматривая свинолюдей, ведун, по обыкновению, не открывая глаз. А я... а я нашёл свои кроссовки под лавкой и пыхтя пытался их обуть.
— Отведовайте угощение нашево скоромновое, — перед нами появились деревянные миски с какой-то коричневато-серой массой и толстые ломти по виду ржаного хлеба. 
Меня не пришлось долго уговаривать, Виола тоже добросовестно заработала ложкой.
Кажется, это была гороховая каша на мясном бульоне. Тарелки быстро опустели, и вместо них на столе возникли берестяные кружки с тёмной жидкостью, пахнувшей мёдом и какими-то душистыми травами.
— Певайте-певайте! — подбодрила хозяйка. — Сие отвар целительновый.
— Они специально прикалываются? — губы Виолы приблизились к моему уху.
Я пожал плечом. Отвар оказался терпким, горьковато-сладким, впрочем, не столько противным, сколько приятным на вкус. Когда пустые кружки вернулись на стол, ведун сделал важное лицо и торжественно сказал:
 — Аз Ведун, — он произнёс это слово с ударением на первом слоге, — ревностновый хранник стории народу нашегово. А сие Олень (ударение на «о»), — кивнул на молодую хозяйку, — лепшовая и требновая помогиня моёвая. Очи моёвые затворены, ано сие не мешоват зрить истовое. Посему ведаю, оже не злые умыслы вас пригнати семово. Сице поведайти, якоже вы — дружние люди — до местов нашеговых добравшись? Да без отайки да блядословства!
— Он чего, матерится? — моего уха коснулся горячий шёпот. — Ты что-нибудь понял?
— В общих чертах, — ответил я и продолжил громко, обращаясь к хозяевам, — благодарствуйте, добрые люди, за кров, пищу и спасение наше. Не по своей воле пришли мы к вам, а по заблуждению.
Виола недоуменно уставилась на меня, да я и сам удивился своей способности изъясняться этаким псевдостарославянским стилем. Однако свинолюди воспринимали мои слова с одобрением. Ободрённый вниманием, я продолжил речь:
— Имя моё — Олег, а сие, — показал на спутницу, — Виола.
— Виолетта, — поправила та.
— Как попали сюда — сами не ведаем, — продолжил я, — мы живём в другом мире, весьма похожим на ваш...
— В каком мире, ты что несёшь? — громкий шёпот в ухо.
— Потом объясню...
— В дебрях горевых, утонувши в дыре каменной, леть землю иную проведовать, — перебил меня Ведун, — река Лета помостом ляжне да напрасново кажнового из мира першивого до дружниго принесе.
— Верно, Ведун, — кажется, я понял суть сказанного, — река в горах, дыра каменная. Но тебе откуда сие ведомо?
— Аз, негли, лепший ведник сторий забвенных. Не знамо, якоже давново, ано першивые люди приде на землю сию чрез оновую дыру.
— Так, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?! — Виола нахмурила брови и отпустила мою руку. — Вы нормально по-русски говорить умеете?
 Не знаю, поняли ли хозяева смысл фразы, но раздражение и злость уловили несомненно. 
— Виола, успокойся, — я взял её за локоть, — сейчас всё объясню.
Но как остановить закусившую удила лошадь? 
— Так! Вы, уроды! — она вырвала локоть и вскочила. — Кончайте играть в русичей и быстро отвезите нас в пансионат!
— Виола, да послушай же меня! Здесь нет пансионата.
— Идеме! — Ведун резко встал и направился к выходу.
— Пошли, чё сидишь! — Виола ткнула меня в бок и вышла следом.
Ведун неожиданно быстро ринулся по тропинке вниз. Мы еле поспевали за ним, сопя от напряжения. И вдруг как-то неожиданно появилась деревня. Её не было видно до последнего, и лишь миновав заросли, мы обнаружили себя среди нескольких хаотически разбросанных на опушке домиков.
 Сначала удивило, что не было ни одного забора. Потом — отсутствие собак. Зато на крыше почти каждой избушки восседало по чёрной птице, похожей на ворона, только размером с хорошего орла. Люди оторвались от своих дел и повернули головы, дети прекратили шумную возню и испуганно притихли. А самое странное оказалось то, что у всех без исключения людей в деревне, включая младенцев, вместо нормальных лиц были уродливые свиные рыла... Словно герои полотен Босха явились пред нами во плоти.
— Страшные какие... — прошептала моя девушка, потом перевела взгляд вдаль и вдруг схватилась за мой локоть. — Что это там?
Раскинувшийся перед нашими глазами пасторальный пейзаж был достоин кисти художника. Два-три десятка домов словно застыли в танце на пологом склоне, плавно переходящем в возделанные поля. Чуть правее, до самой широкой ленты реки, радовали зеленью сочные луга, на которых паслось стадо бизонов. Что?!
— Разве у нас водятся бизоны? — голос девушки теперь звучал неуверенно.
— У нас — нет, — я огляделся: Ведун с помощницей остановились немного поодаль, жители деревни медленно и с опаской приближались, — а здесь водятся.
— Где это здесь?
— Виола, помнишь вчерашнюю полную луну? А за день до этого на турбазе луна была в первой четверти.
— И что из этого? — Виола нахмурила бровки.
— Это не наш мир... Река, пройдя под землёй, перенесла нас в другую эпоху. Или в какую-то другую реальность. Я это понял ещё вчера, а Ведун подтвердил мою догадку.
— Но... может быть, ты ошибся? 
— Не ошибся. Звёзды тоже другие. Ни одного знакомого созвездия. Это другой мир. Да разве ты сама не видишь? — и я обвёл вокруг широким жестом.
— И как нам вернуться домой?
— Боюсь, что никак...
— Как никак?! Я же даже косметичку не взяла...

В общем, пришлось нам остаться в этом первобытном племени. Люди отнеслись к нам без вражды и чрезмерного любопытства. Они приняли нас в свою общину как равных, и мы старались соответствовать присвоенному рангу. По крайней мере, я старался.
Нам выделили пустующую избу. Пришлось осваивать "хозяйство". Первое время в этом помогала Олень. Я звал её на наш манер — Ольгой. Она, в свою очередь, называла меня Олек, с ударением на "о". 
Люди, приютившие нас, жили самой настоящей первобытной общиной. Причём, как мне показалось, община не развивалась, а деградировала. Плавить железо люди не умели, но при этом я видел несколько изделий из металла явно местного изготовления — топоры, ножи, которые ценились на вес золота.
Судя по всему, предки здешних людей имели когда-то русские корни. Но язык довольно сильно изменился, и лишь хорошо узнаваемые основы многих слов позволяли нам вполне сносно понимать аборигенов. Особенностями произношения являлись явственное оканье и забавные паразитные суффиксы -ов, -ова, добавляемые ко многим словам, особенно к наречиям.  
Письменности не было, но имели хождение числа до тысячи, и существовала система их записи на основе знаков, похожих на буквы кириллицы. Люди жили, в основном, сельским хозяйством, выращивая злаки и бобовые, а также разводили скот — тех самых бизонов. Держали и птицу — что-то среднее между фазанами и цесарками. Но собак в деревне не было. Зато были вороны. 
 Эти умные птицы с успехом выполняли многие собачьи функции. Помогали загонять скот, несли дозор на случай появления хищников и даже служили воздушными разведчиками. Именно ворон сообщил о нашем появлении в этом мире. Как сообщил? Это я и сам пока не знаю. Местные как один твердят о разговорах с воронами. Пойди пойми, что они имеют в виду...
Я так и не разгадал секрет странной внешности местных людей. Может быть, это была генетическая мутация, а может быть, особенности облика их предков, пришедших сюда в незапамятные времена. Так или иначе, но все жители деревни чрезвычайно походили друг на друга. Кроме увечных лиц, их сближало и однотипное телосложение — они были низенькими, кругленькими, с короткими конечностями и толстыми сарделькообразными пальцами. Рядом с ними утончённая во всех смыслах Виола выглядела сказочной феей среди рыночных торговок. Только это вовсе не добавляло оптимизма фее.
Постепенно мы как-то втянулись в первобытную жизнь. Мне даже кое-что стало нравиться. Виола же всё больше мрачнела и становилась раздражительной. Вскипала по любому поводу и постоянно упрекала меня в том, что мы оказались в нынешней ситуации. По правде говоря, я и сам чувствовал некоторую степень своей вины и покорно принимал сыпавшиеся на мою голову обвинения. И часто старался облегчить участь своей девушки, взваливая на себя львиную долю бытовых обязанностей. И всё же, если бы не помощь Ольки, быть бы нам голодными. 
  — Проснувшись? — она без стука заходила в избу на рассвете и тут же начинала хлопотать по хозяйству.
— Да что опять надо этой мисс Пигги? — ворчала Виола и с головой накрывалась бизоньей шкурой.
Потом я, по наущению своей девушки, стал запирать дверь на палку, а затем соорудил и частокол из осиновых жердей вкруг дома. Местные удивлённо взирали на эту диковинку.
— Вскуево? — удивилась и Олька (зачем, значит).
— Дабы нас не видно было, — вяло оправдывался я.
— Такава мастрота тща потратившись... — пожала плечами девушка.
От нас не требовали отдачи, но я старался что-то дать взамен. И пока Виола вела жизнь ленивой дачницы, я чуть свет отправлялся на какую-нибудь работу.
Толку от меня было мало, но я всё равно старался быть полезным, и мало-помалу у меня стало кое-что получаться. Но вначале чаще всего приходилось помогать пасти бизонов. Собственно, чего там помогать? Сиди, любуйся пейзажем, мечтай о хорошем, только не забывай время от времени поглядывать за стадом. А если что — ворон первым заметит опасность и предупредит. Да и какая может быть опасность? Но порядок есть порядок: каждое утро двое-трое пастухов отправлялись на пастбище. Обычно выбирались добровольцы, и, если была хорошая погода, я старался вызываться на пастушью должность. Часто моей напарницей почему-то оказывалась Олька. 
Я чувствовал себя легко рядом с девушкой. Есть такие люди, которые сразу вызывают расположение. Кстати, и весь её народ производил приятное впечатление. Каждый всегда улыбался при встрече, радушно принимал в гостях, искренне интересовался здоровьем и рад был помочь в случае необходимости. Казалось, этот народ не знает злости, зависти, ненависти. Кстати, я заметил, что к Виоле отношение было другое. Её избегали. Пользуясь случаем, я спросил о причинах такого странного поведения Ольку.
— Овая страшновая! — прочирикала та, смешно округлив маленькие глазки.
— Да нет, Ольга! — возразил я. — Она красивая!
— Олек, зри сердцем! Очи прелестны.
— Да, и очи прелестны, и губы, и всё остальное. — я недоумевал: только что назвала Виолу страшной, теперь прелестной.
— Сие блазнь, — она энергично замотала головой, — прелесть, клюка, блядь. Кривда.
— Да ты что?! — от обилия непонятных и как будто обидных слов во мне поднялось возмущение. — Не смей так говорить про Виолу!
— Затвори очи, отвори сердце, узри истое! — девушка смотрела на меня с жалостью. — Овая не любимиши. 
Снова не очень-то понятно и я принялся яростно спорить.
— Как это — затвори очи? И что, с закрытыми глазами так и ходить?
— Сие зелово верново! Аки Ведун.
— Ведун? Я думал, он слепой... Незрячий.
— Ведун затворил очи, ибо оные прелестны. Иново сердце зрит истое, зрит отайновое.
Кажется, я всё ещё не совсем понимал язык. Почему Олька так упорно твердит о том, что глаза лгут? И как можно смотреть сердцем?
— А ты умеешь видеть с закрытыми глазами?
Она встала передо мной. Сняла широкий льняной пояс и завязала себе глаза. На секунду замерла, точно задумалась, а потом начала крутиться вокруг своей оси. Только короткие рыжие косички со свистом мелькают у меня перед глазами. И вдруг встала, застыла соляным столбом, разве что чуть покачивается от головокружения. Как будто смотрит на меня. Нет, точно прямо ко мне повернулась. Протягивает руку. Какая тёплая ладонь!
— Затвори очи! — пальчики легонько касаются моих век, а потом маленькая ладошка ложится на грудь, чуть выше солнечного сплетения. — Зри сердцем!
Мы стоим бок о бок, взявшись за руки. Я чувствую тепло её тела, слышу пение птиц, хруст срываемой бизонами травы, ощущаю дуновение ветерка, приносящего запахи цветущих альпийских лугов. Горы рядом, вон за деревьями видны их заснеженные вершины. Какие красивые! Стоп, что значит — видны? У меня же глаза закрыты. Не пойму, то ли разыгралось воображение, то ли мне это снится... Вот рядом стоит Олька, глаза завязаны, носик смешно задран вверх, на губах восторженная улыбка. Совсем девчонка ещё! Я понимаю, что она тоже любуется. Любуется горами, наслаждается летом и почему-то радуется от того, что рядом я. От удивления открыл глаза. Секунду реальность виделась одновременно с фантазией, будто совмещённые кадры в фильме. Но тут Олька отняла руку, и пропала иллюзия. 
Горы оказались закрыты кронами деревьев, ветерок был, но пах лишь... да ничем особым не пах, воздух да воздух. Олька сняла повязку и оказалась обычной некрасивой девочкой. 
— Что это было? — я всё ещё не мог забыть увиденное.
— Сие сердце зрило истое.
У меня всё ещё оставались вопросы, но задать их я не успел. Резкий крик ворона заставил встрепенуться мою спутницу.
— Бабр! — крикнула она и со всех ног бросилась к стаду бизонов.
Я секунду помедлил и, ничего не понимая, побежал следом. А навстречу уже неслось перепуганное стадо. Несколько десятков быков, под тонну весом каждый, сотрясали землю, не разбирая дороги, опустив головы, летели прямо на нас. Три ворона парили сверху, их крики терялись в топоте копыт. Я ни разу не видел бизонов в состоянии такого дикого ужаса. Но что их напугало?
И тут я осознал, что бояться надо нам. Какие-то секунды отделяли нас от беспощадной бизоньей лавины. Уходить в сторону было поздно, а стадо сворачивать явно не собиралось. 
Вдруг Олька резко остановилась и подняла руку, точно регулировщик движения. Я чуть не налетел на неё, а в следующую секунду волна бурых шкур разделилась на два ручья и, не сбавляя скорости, обогнула нас по сторонам. Я и сообразить ничего не успел, как топот пронёсся мимо, но не достало времени даже облегчённо вздохнуть, потому что прямо на нас огромными прыжками летел...
Кто такой бабр? Это невиданный зверь, похожий на куницу, причём, с перепончатыми задними лапами. Но изначально бабром назывался тигр. Если так, то сейчас перед нами завис в прыжке самый натуральный саблезубый бабр.
В общем, не было времени даже испугаться. Сначала бизоны, потом этот бабр. Сейчас перед глазами вся картина так и стоит, точнее, прокручивается, словно в замедленной съёмке. Бабр, то есть, тигр, приземляется метрах в двадцати перед нами и сразу переключается на более лёгкую добычу. Следующий его прыжок уже нацелен на Ольку, потому что она всё ещё впереди меня. Но я-то сразу за ней!
Жуткое, я вам доложу, зрелище, когда на тебя летит, растопырив лапы и выставив вперёд жуткие клыки-кинжалы, страшный доисторический хищник. И что делать? Что вообще можно сделать за секунду? Даже подумать не успеешь. Только, помню, возникло такое чувство, будто это всё не по-настоящему.Но проверять подлинность зверя на ощупь вовсе не хотелось.
И что же делать? Я не знаю, потому что обычно в такие моменты просыпаюсь. Да и не было времени задавать себе вопросы. Было время только сильно толкнуть Ольку вперёд, от чего она покатилась кубарем, и рухнуть плашмя на землю за долю секунды до встречи с острыми когтями. Хищник пролетел над нами, приземлился метрах в пяти позади и по инерции пробежал ещё столько же, пока не развернулся. Он оказался несколько больше тигра. Больше и массивнее, поэтому двигался немного неуклюже. И что с того? Всё равно у нас не было шансов одолеть свирепого хищника. Без оружия, в чистом поле... Я лихорадочно озирался, стараясь найти хоть что-то, чем можно защититься. А тигр на сей раз не торопился, приближался медленно, прижав уши, пригнув голову и не сводя с нас немигающего взгляда. 
И тут на него один за другим спикировали два ворона. Тяжёлые птицы отчаянно кричали — не назвать эти хриплые звуки карканьем, — хлопали крыльями и норовили клюнуть в любое незащищённое место. На какое-то время тигр всё внимание переключил на воронов. 
Олька схватила меня за руку, и мы что есть духу помчались к деревне. А навстречу уже бежали люди, вооружённые чем попало. Решительный вид толпы произвёл впечатление на бабра, и он нехотя ретировался в сторону леса, сопровождаемый криками воронов и улюлюканьем толпы.
Нас окружили люди, все разом что-то говорили, смеялись, подпрыгивали, хлопали меня по плечу, обнимали Ольку, а мы с ней продолжали держаться за руки, как будто срослись.
— Леть позрить! — подошёл Ведун и встал за спиной.
И тут я почувствовал, что по спине стекает что-то тёплое. Затылок защипало.
— Идеме! — Ведун кивнул в сторону своего жилища.
Оказалось, что тигр как-то сумел зацепить меня когтем. На шее и затылке осталась довольно-таки глубокая, но неопасная царапина. Лёжа на животе поверх шкуры, я снова дивился, как Ведун с закрытыми глазами умудряется безошибочно совершать ряд сложных действий. Олька помогала ему. Я заметил, что девушка как будто без слов понимает лекаря. 
Закрыв глаза, я попытался припомнить недавние ощущения «сердечного зрения». Как будто пробуешь представить окружающий мир с помощью воображения. И вот начинают проявляться образы. Это Олька. Она смешная и от неё тепло. Тепло и хорошо. И это тепло идёт ко мне. Приятно... И вдруг промелькнула грусть.
Вижу-представляю Ведуна. Глаза у него серые. От него исходит спокойствие и дружелюбие. Ведун улыбается, как будто приближается, становится чётче, что ли. И говорит. Говорит? 
— Молодец, — говорит, — быстро учишься, и сердце у тебя большое, доброе.
То есть, как бы, не он говорит, а в голове моей звучит. Понятными словами. Но я знаю, что это он сказал. Как сказал? Молча.
Открыл глаза. Сел. Ведун улыбается в бороду. Смотрит на меня серыми глазами. Олька улыбается смущённо, отворачивается стыдливо, краснеет. Мне тоже немного неловко, словно я заглянул в окошко бани. На самом деле даже хуже — сунулся в чужую душу.
Новообретённый дар требовал осмысления. Я пощупал рану на затылке, с удивлением обнаружив, что она почти затянулась, поблагодарил и вышел.  Задумавшись, брёл знакомой тропинкой. Пчёлы жужжали над цветущим кустарником. Я как будто видел каждую пчелу по-отдельности. То есть, если обратить внимание на любую, то можно увидеть, как она копошится среди лепестков, как пыльца собирается у неё на лапках и даже больше — где находится улей и сколько в нём мёда.
Вот высоко в небе парит дозорный ворон. И в то же время, он как будто рядом. Ветер теребит перья на кончиках крыльев.Но что это? Я вдруг увидел долину с высоты. Широкая лента реки блестит на солнце. Бизоны снова мирно пасутся на лугу. Избы вразнобой взбираются по склону. Я иду по тропе и вижу себя, идущего по тропе. 
— Чего эти дикари сегодня верещали, будто в сельмаг новые бусы завезли? — Виола даже не повернула головы, лежит в эффектной позе, загорает, глаза прикрыты от солнца платком.
А я вижу, что эту фразу она придумала давно, обдумала-обсмаковала и ждёт эффекта от выплеска собственного остроумия. А ещё вижу равнодушие. Холод. Злость. Раздражение. Молча прохожу в избу, бухаюсь на лежанку и мгновенно проваливаюсь в сон.
Проснулся ночью, тихонько выполз из-под шкуры и на ощупь попытался найти кроссовки. Да где ж они! Чтобы посветить, достал с полочки Виолин телефон. Мы его не включали, берегли батарейку зачем-то. Вот они! На цыпочках пробрался на крыльцо. Какая огромная луна! Значит, мы уже месяц здесь...
 На берегу было прохладно. Олька накинула мне на плечи меховую накидку. Я ничуть не удивился, когда девушка бесшумно возникла рядом. Мы сидели бок о бок, молчали и смотрели на луну. А луна смотрела на нас.
— Какая большая... — тихо произнёс я, — как будто наблюдает за нами.
— Сие матушка Дидиля. Оная зримши на деток свойных, на людей, иже с неба придучи на землю. Зримши, и туга ея снедамши, елмаже оные взад на гора не взлетимши. Дидиля дряхлевши всуе и повертавши ликом облым в обрат.
Теперь я понимал все слова. Луна — это мать всех людей, которые спустились с неба. Мать скучает и время от времени поворачивается к земле, чтобы увидеть своих детей. Но люди не могут вернуться обратно, поэтому луна печалится и отворачивается.
— Аркучи про вашеву землю, — Олька положила голову мне на плечо, и стало как-то удивительно хорошо и тепло внутри, где сердце.
Впервые она попросила рассказать про наш мир, а я не знал, что ответить. Правду? Но моя правда сейчас заключалась в том, что наш мир лживый, искусственный, больной. 
— Давай лучше покажу, — я вспомнил про телефон, который опять машинально сунул в карман.
Девушка с любопытством таращилась на диковинную вещицу, но особого восторга не выказывала. Я листал фотки. Везде Виола. Почему раньше не замечал, что её нос хищно загнут вниз? И лицо какое-то утрированно-скуластое. Улыбка... не улыбка, а злобная гримаса.  
— Сие дыра в реку Лету, иже в землю иную веде, — Олька ткнула пальчиком в изображение водопада, на фоне которого, раскинув руки-крылья, стояла... натуральная хищная птица, одетая, правда, в фиолетовые лосины.
Нет, мне не показалось. Я смотрел не сердцем, глазами, а видел какого-то коршуна. 
— Ольга, я видел... О чём твоя печаль? 
— Ты уйдеме... — после паузы произнесла девушка.
Я тоже ответил не сразу. 
— Ушёл бы... но как? Постой... или ты хочешь сказать, что...
В глазах Ольки промелькнула грусть. 
— Егда Дидиля ликом обла, леть чрез дыру пройдити и в землю иную попадити.
— Так что ж вы раньше... — встрепенулся я, но вдруг очень близко оказались губы девушки, такие пухлые, мягкие, тёплые...

— Где ты шлялся всю ночь! — коршуном набросилась Виола, но вдруг осеклась, заметив вошедшую следом Ольку. — Так ты с ней... С ней?! С этой уродиной? Ты на неё меня променял?! 
— Собирайся, пошли.
— Куда?
— Домой.
Ведун и Олька проводили нас до самого водопада. Вот эта площадка. Только не огорожена, и лиственные деревья растут вокруг, а не хвойные.
— Мне страшно... — Виола задрожала — а вдруг не получится? Олег, они называют эту реку Лета. То есть, один раз мы уже канули в Лету. Это же значит умерли, да? А если это загробный мир? Разве можно вернуться из мира мёртвых?
— Вот и проверим.
Я медлил. Шум водопада заставлял напрягать голосовые связки, но можно же говорить и без слов. Блестящие от влаги глаза Ольки уже не казались мне маленькими.
— Пойдём со мной.
— Нет. Я чужая в твоём мире. Уродина. 
— Но это не так! 
— Так. Для всех тех, кто по ту сторону дыры — так.
— Тогда я вернусь к тебе!
— Не вернёшься... Кто канет в Лету, того постигнет беспамятство.
— Тогда я останусь!
— Подумай. Не будешь ли ты жалеть об этом?
— Не буду! Виола! — последнее слово я сказал громко, силясь перекричать шум водопада. — Иди одна. Я остаюсь!
— Вот как... — её хищные черты лица как-то неуловимо исказились, — ну что ж... совет вам, как говорится, да любовь. Дай руку на прощанье... друг.
Я взял протянутую ладонь с холодными костлявыми пальцами. Виола вдруг прильнула ко мне, обняла за шею и жарко зашептала в ухо:
— Не дури, а... Вернёмся домой, и забудешь эту поросюшку. 
— Нет! — я попытался отстраниться. — Я сделал свой выбор.
— Ах так... Тогда и я сделаю свой!
С этими словами она вдруг неожиданно сильно потащила меня к обрыву. Я начал сопротивляться, но было поздно — мелькнули скользкие камни, небо, и тут же холодная вода перехватила дыхание, накрыла с головой, завертела, понесла нас мимо отвесных, отполированных струями стен, за которые невозможно зацепиться, всё ближе к огромной воронке, засасывающей всё в недра подводного туннеля. Я набрал полную грудь воздуха и зажмурился.
Виола не дышала. Я выволок её на песок, перегнул через колено, она закашлялась, вода полилась из неё потоком.
— Пр... придурок! — девушка медленно села и сфокусировала на мне взгляд. — Идиот! Тупица! Из-за тебя я чуть не утонула!
— Ничего, ничего... Зато у нас получилось!
— Что получилось? Не утонуть? 
— Как что? Вернуться. Хоть я тебя и не просил.
— Откуда вернуться? Ты что, воды нахлебался? — Виола достала зеркальце, попыталась расправить спутанные волосы.
— Виола! Ты что, совсем ничего не помнишь? Олька, Ведун. Бизоны? Ну! Другой мир?
Девушка недоуменно смотрела  на меня, явно не понимая, о чём речь. Да, Олька же говорила что-то про беспамятство. Но почему я тогда всё помню? Неужели иная земля привиделась мне, оказалась глюками от кислородного голодания?
— Вам помочь? — к нам спустились какие-то люди.
— Надо проверить... — пробурчал я вместо ответа и бегом рванул вверх по тропе. 
— Осторожно! — преградил путь крупный, с меня ростом, бородатый мужчина. — Там перила сломаны. 
Я совсем запутался... Целый месяц мы прожили в ином мире, а здесь не прошло и часа. Неужели глюк? Подошла Виола.
— Милый, пойдём уже на турбазу, ещё вещи сушить.
Милый? Она в той же красной ветровке и фиолетовых лосинах. Я тоже в той же одежде. Так было или не было? Есть только один способ проверить... И, не давая никому опомниться, я стремглав бросился к обрыву.

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема планетарного масштаба

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Повод, чтобы вернуться

Рассказы → Вспышки на Солнце [18+]

Рассказы → Проблема галактического масштаба