Nous ne sommes pas au monde
А. Рембо
С Хулио Кортасаром я познакомилась в университетские годы. Я была молода, наивна, только-только начала интересоваться постмодернизмом, плюс – как большинство юнцов и юниц, - была склонна к экзистенциальным страданиями, вселенским самокопаниям и поискам Смысла Жизни (sic!).
В результате «Экзамен», «Модель для сборки», «Сильвия», «О сиестах», истории о хронопах и фамах и другие рассказы были «откушаны» с удовольствием и стали идеальным «десертом» после плотного микс-обеда из Достоевского, Борхеса, Джойса и прочих мозговыносительных и на_нервах_играющих авторах.
В то время я восприняла «Игру в классики» именно так, как ее принято воспринимать: как вещь культовую, неоднозначную, перегруженную цитатами, размышлениями, отсылками, смыслами. Вещь, глубину которой мне – юной девице – постичь не дано. Следовательно, нужно обратиться к авторитетам и попытаться понять: что думают умные образованные люди о романе, который – простите за пафос – меня буквально потряс. И потряс настолько, что я еще недели две ходила, как зомби, пребывая где-то там – в Париже пятидесятых; предаваясь размышлениями вместе с Оливейрой, переживая ссоры и примирения Талиты и Тревелера, ощущая боль Маги, как свою, и рассуждая о назначении искусства и смысле жизни с членами Клуба Змеи.
Окончательно запутавшись, я обратилась к И. Тертерян и В. Тейтельбому. Уважаемые переводчики и литературоведы разобрали «Игру в классики» по квадратикам, выпотрошили, вывернули наизнанку и сложили «как правильно» душевные метания Оливейры, походя пнули «изменившую себе» Магу, погладили по головкам презирающих мещанство членов Клуба, в рамках разумного повосхищались нежными чувствами Тревелеров и свели все к полагающемуся катарсису – осознанию главным героем своего вселенского эгоизма и преодолению оного.
Я ничего не имею против грамотных профессиональных статей (бывало, и сама их писала), но в тот момент восприняла попытку разложить всё по полочкам как покушение на мой личный, волшебный мир «Классиков», ничего общего не имеющий с литературоведением. И, как полагается юной категоричной особе, на авторов статей обиделась. Что нисколько не мешало мне и дальше заниматься постмодернизмом, но – минус Кортасар.
Недавно я решила перечитать «Игру в классики». Снимала книгу с полки, ставила обратно, клала на тумбочку возле кровати, убирала с тумбочки. Мне было страшновато еще раз «вступить в ту же реку»: а вдруг мир, который я построила двадцать лет назад и тщательно оберегала, - разрушится, стоит мне перелистнуть страницу?
К счастью, волшебство никуда не делось, хотя погода испортилась капитально. Растаяли в туманах изысканные цитаты Морелли; ускакали в пампы погрустневшие представители пампской расы; дожди смыли изысканное плетение словес Грегоровиуса и рисунки Этьена. Даже cool jazz уже не слышен за слишком громким скрипом иглы по заезженной пластинке.
Теперь я отстраненно воспринимаю метания членов Клуба Змеи по Парижу в поисках Высшей Истины, – так изучают движение красных и белых шариков под микроскопом. Я не считаю мещанством стремление Тревелеров уберечь свой тихий, интеллектуальный, полный любви мирок от страшных бурь большого мира.
Прекрасная, удивительная, ни на кого не похожая Мага и раньше не казалась мне «животным, способным выжить за счет инстинктов», «бабочкой, мгновенно забывающей все плохое». Я еще глубже почувствовала душевную боль этой «примитивной самки», все ужасы, которые ей довелось и наверняка еще доведется пережить. Почувствовала – и позавидовала той Силе – неправдоподобной, для меня – непредставимо огромной, - которая помогает Маге не просто выжить и не сломаться, а сохранить умение радоваться пустякам, быть счастливой и воспоминать о случившемся плохом так, словно это случилось не с ней.
Что же касается душевных метаний Оливейры, то они и двадцать лет назад казались мне надуманными и вычурными. Так и хотелось окатить синьора Орасио ледяной водой и спросить: «А не заигрался ли ты во вселенское одиночество, че?»
Нет, я нисколько не против таких игр. Чем образованнее и интеллектуальнее (в традиционном смысле этого слова) человек, тем сложнее будет рисунок его личных классиков, в конечном итоге превращающихся в лабиринт.
Но если тебе так уж хочется прыгать из квадратика любви в клеточку экзистенциальных страданий, подбивая носком камушек уникальности и вместо «неба» попадая в «ад», - делай это один. Не втягивай в свою игру тех, кто проходит мимо. Они хотят жить, ты – разрушать.
Оливейра проходит по (он сам утверждает, что «мимо») чужим жизням, топчет и уничтожает чужую радость, счастье, любовь, мечты. Походя, небрежно, садистски хладнокровно.
Открытый финал романа позволяет читателю самому сделать выбор: чем закончились метания героя. Двадцать лет назад я решила, что Оливейра наконец-то «всё понял и исправился». Сейчас я искренне убеждена, что он и раньше «всё понимал». Но в какой-то момент снова стал человеком и сделал то, что любой другой на его месте сделал бы гораздо раньше.
Похожие статьи:
Рецензии → Отзыв на роман "Дракула бессмертен" Дейкра Стокера и Йена Холта
Рецензии → Решать псам: рецензия
Рецензии → "Грибник" П. Виноградова - юмористический отзыв
Рецензии → "Вторжение" - рецензия
Рецензии → Паразиты ХЗ - рецензия
