Когда я вошел в свой гостиничный номер, командор сидел в кресле у окна. Перед ним на журнальном столике лежала папка с материалами, собранными по делу о “всплесках”. Оторвавшись от изучения очередного документа, он осмотрел меня с головы до ног и сказал:
— Хорош.
— Поскользнулся, — сказался, виновато разводя руками.
— Переодевайся, — коротко приказал Сухов, возвращаясь к прерванному чтению, даже не поинтересовавшись результатами моей поездки. Я разулся и покорно прошел в ванную комнату. Пока я принимал душ и переодевался, командор заказал для меня обед в номер, так что когда я вышел, меня ждал поднос, заставленный тарелками, над которыми вился пар.
— Садись, ешь, рассказывай, — Сухов был по-прежнему немногословен.
Я подавил в себе желание тут же наброситься на еду, не спеша взял бутерброд с сыром и начал свое повествование. Пока я описывал разговор с Каплей, поездку на кладбище и изъятие из тайника спортивной сумки Лемеха, с лежавшим в ней топориком, он казалось, совсем не слушал меня, продолжая просматривать документ за документом. Лишь когда я красочно описал свое падение в лужу, Сухов слегка поморщился и спросил:
— Когда будут результаты экспертизы?
— Зинченко обещал к концу дня управиться, — ответил я. Сразу после кладбища я направился во 2-ое городское отделение милиции, где передал нашему эксперту найденные в тайнике предметы.
Командор, побарабанил пальцами по кожаному подлокотнику кресла и, отодвинув папку в сторону, сказал:
— Давай попробуем предварительные итоги. Что мы имеем нового на данный момент?
— Капля подтвердил слова матери Лемеха. Напрямую о топорике, и косвенно, о телефонном звонке. А что по делу Гордеевой?
— Пока без изменений. У родственников и друзей ее нет. Сейчас проверяют круг знакомых.
— Со времени последнего исчезновения прошло больше двух недель, — стал вслух размышлять я: — И в предыдущих случаях повторного “всплеска” не наблюдалось. Так что пропажа Гордеевой скорее всего — случайное совпадение. Хотя, с другой стороны,..
— С другой стороны, — перебил меня Сухов: — Исключать такую вероятность нельзя. Если предположить, что Лемех стал жертвой Карповского “всплеска”, то обстоятельства его исчезновения имеют много общего с делом Гордеевой. Лемех прихватил с собой топорик, Гордеева — пистолет отца. И ей, как и Лемеху, кто-то звонил незадолго до выхода из дома.
— Откуда ты знаешь?
— Все звонки на номер Туманяна отслеживаются. Так вот, за двадцать две минуты до того, как Гордеева вышла из квартиры, девочке кто-то звонил. Правда, кто звонил и откуда, установить не удалось.
— А ты говоришь отслеживаются, — хмыкнул я.
— Сбой аппаратуры, — сказал Сухов, разводя руками: — Возвращаясь к итогам… Как ты считаешь, можно ли с уверенностью утверждать, что мы имеем два новых признака, которые объединяют все случаи исчезновений людей на “Дуге”?
— Звонок жертве и оружие, которое она берет с собой для самообороны? — уточнил я: — Чтобы иметь такую уверенность, нужно сделать запросы по всем предыдущим случаям.
— Это около месяца работы, — покачал головой командор: — К тому времени будет уже слишком поздно.
— Если ты хочешь услышать мое мнение..., — начал было я, но меня прервал решительный стук в дверь.
— Войдите, — разрешил Сухов, и к нам в номер зашел пожилой, лет этак далеко за шестьдесят, человек в строгом костюме-тройке темно-серого цвета.
— Проходи, Евгений Георгиевич, — сказал командор, вставая с кресла. Я поднялся за ним следом и стал собирать на поднос пустые тарелки.
— Садись,- предложил гостю мое место Сухов. Тот сел, а я, ни капли не обидевшись, переставил поднос на тумбочку, а сам расположился на кровати за спиной вошедшего.
— Ты знаешь, Антон, по какому поводу я пришел, — после короткой паузы сказал гость командору.
— Я пришел к тебе сам, лично, не желая обидеть телефонным звонком, — продолжил он.
— Спасибо, — ответил командор: — Я знаю, как ты занят.
— Уже сутки я не могу ни чем заниматься. Я знаю, что ты до сих пор считаешь себя моим должником, — гость жестом остановил попытавшегося что-то сказать Сухова: — Подожди, не перебивай.
Он пожевал толстыми губами, потом зачем-то снял очки в роговой оправе и стал протирать их носовым платком.
— Я не требую отдать долг. Я пришел просить о помощи. Твоя группа несколько недель работала у нас в Карпове по пропавшим безвести. Работала абсолютно независимо. По приказу из Москвы наши органы оказывало вам всемерное воздействие. Я сегодня звонил Крохину, начальнику РОВД, оказывается, полученными результатами вы с ним делиться не намерены.
— Не имею права, — сказал Сухов: — Это абсолютно секретная информация.
— Ну а мне, своему старому фронтовому товарищу, ты можешь сказать, чем вы здесь занимались?
Командор как-то беспомощно посмотрел на гостя и, молча, отрицательно покачал головой.
— Ты пойми, — торопливо заговорил его собеседник, как бы надеясь опередить отказ: — Вы, возможно, могли и не обратить внимания на какую-нибудь мелочь, которая и послужит ключом к разгадке. Время идет, и надежды, что Катя еще жива, все меньше.
“Это же Туманян!” — наконец понял я:-” Отец пропавшей вчера вечером Кати Гордеевой!”
Я шевельнулся, и кровать подо мной мерзко заскрипела. Туманян обернулся на звук, и, увидев меня, резко отшатнулся.
— Извините, — сказал я.
— Антон, это...? — Туманян запнулся, не зная как продолжить.
— Все в порядке, — успокоил его командор: — Это Сергей Кожемяка, наш сотрудник.
— Я не хотел вас напугать, — сказал я.
— Фу ты, черт! А я как-то и забыл, что вы тоже здесь, — сказал гость и, подтверждая мою догадку, представился: — Туманян моя фамилия.
Он перевел взгляд на командора, и тот ответил на его немой вопрос:
— Кожемяке я доверяю, как себе.
— А мне, значит, не доверяешь?
— Не передергивай, Георгиевич. Если станет известно, что я допустил утечку информации, пойду под суд.
Я думал, что Туманян станет убеждать Сухова, что никакой утечки не будет, но он промолчал. Повисла неловкая пауза.
— Помнишь, под Киевом, мы мечтали, что если выживем, поедем в Крым? — вдруг спросил Туманян у командора: — Ты, я, Егор Зыков… Егор еще говорил, что это самое прекрасное место на земле. Что, погрузив ноги в прибой, мы будем ловит с волнореза бычков, пить пиво и смотреть, как солнце уходит за горизонт. Помнишь?
— Так мы и не съездили, — грустно сказал Сухов.
— Но ведь мы еще можем как-нибудь выбраться. А вот Егор — нет… И Катя, наверное, тоже. Только вот ведь несправедливость: Егор не поедет в Крым, потому, что он защищал свою Родину и погиб как герой. А Катя...
Тут голос его сорвался, он встал с кресла и надел очки, которые до этого вертел в руках.
— Пойду я, — сказал Туманян: — Дела ждут.
Подойдя к двери, он, не оборачиваясь, добавил:
— Будет время — заходи. Вспомним былое, помянем павших...
— Подожди, Евгений Георгиевич, — тихо сказал Сухов: — Вернись.
Туманян медленно, будто боясь, что командор передумает, подошел к креслу и сел.
Сухов придвинул к себе папку с материалами дела, раскрыл ее, помолчал, собираясь с мыслями, и, наконец, начал:
— В декабре 1960 года в городе Бийске Барнаульской области наблюдался резкий скачок количества людей, пропавших безвести. Обычно в этом городе за месяц регистрировалось исчезновение от 4 до 6 человек, причем в последствии, 90 процентов из них находили. А тут за две недели, с 6 по 21 декабря, исчезло 38 человек. Позднее, пятеро из них нашлись. Про остальных ничего не известно и поныне. В январе 1961 года статистика пропавших безвести в Бийске пришла в норму, зато в Барнауле с 12 по 29 число этого месяца пропало 32 человека. Это при норме 7 — 9 случаев за месяц. И опять - четверых в последствии нашли: одного дружки по пъянке убили, двое сбежали из дому, а еще один после аварии память потерял, а остальные, как в воду канули. После “всплеска”, количество пропавших безвести за месяц в Барнауле, как и в Бийске, пришло в норму. В марте 1961 года — город Карасук Новосибирской области., пропало 24 человека, в апреле того же года — Омск: 31 человек. И так далее… Всего, за два года в двенадцати городах страны исчезло более 400 человек.
Сухов достал из папки и разложил перед Туманяном крупномасштабную карту СССР.
= Смотри, Евгений Георгиевич, здесь отмечены все двенадцать. Видишь, если соединить эти города между собой линией, то получается пологая дуга, которая берет начало в Бийске и тянется по направлению к Москве. Четыре недели назад начался “всплеск” в Карпове. Он на Дуге тринадцатый...
— Катя — жертва этого “всплеска”? — перебил командора Туманян. Слово “жертва” он произнес с видимым усилием.
— Не знаю, — ответил Сухов: — Карповский “всплеск”, по нашим сведениям, начался 2 сентября. Всего пока известно 36 случаев, и последний из них зафиксирован двенадцать дней назад. После этого, до вчерашнего дня, не поступило ни одного заявления об исчезновении. А так как в предыдущих случаях ни в одном из городов на Дуге повторного “всплеска” не наблюдалось, то...
— И что вы обо всем этом думаете? — опять перебил его Туманян: — Как вы объясняете эти “всплески”?
— Рано делать какие-то выводы. Дугу засекли около месяца назад, и мы только-только приступили к работе. К тому моменту, как моя группа прибыла в Карпов, здешний “всплеск” уже закончился и нам пришлось работать по “остывшим” следам. Надеюсь, в следующем городе нам повезет больше.
Туманян пожевал губами, будто переваривая полученную информацию, а потом отметил:
— И все же, не смотря на то, что по всем признакам Карповский “всплеск” закончился, и вы опоздали, ты еще здесь.
Командор оценил его проницательность грустной улыбкой.
— Завтра я планировал отъезд в город, который предположительно будет следующим на Дуге, — сказал он: — Но, в свете информации, которую мы получили буквально только что, я думаю, нам стоит задержаться в Карпове еще на несколько дней.
Предупреждая следующий вопрос, командор кивнул мне, и я, уже во второй раз за сегодня, рассказал, что мне удалось узнать от матери Павла Лемеха и уголовника по кличке “Капля”.
— Не спеши делать выводы, — предупредил командор Туманяна: — Может случиться так, что исчезновение Лемеха ни какого касательства к “всплеску” не имеет. Всего в вашем городе исчезло 36 человек, и прошло слишком мало времени, чтобы можно было с уверенностью сказать, который из случаев относиться к Карповскому “всплеску”, а который имеет естественные причины.
— Однако Катя взяла с собой пистолет, как до этого прихватил с собой топорик этот парень.
— И ей так же, как и ему, звонили, — добавил Сухов: — Но все равно, это еще ничего не доказывает.
— Как звонили!? — воскликнул Туманян: — Кто?!
— Странно слышать такой вопрос от тебя.
— Я вчера до полуночи был на заседании горсовета. Когда вернулся домой, Кати там уже не было. Вахтер мне сказал, что она около семи часов вечера куда-то пошла и с тех пор не возвращалась.
— Тогда понятно, почему ты ничего не знаешь об этом, — кивнул командор: — Вчера, в 18 часов 40 минут, коммутатор зарегистрировал звонок на твой домашний телефон. Разговор длился меньше минуты. К сожалению, вместо номера звонившего записалась какая-то белиберда. Так что личность звонившего установить пока не удалось...
В этот момент раздался стук в дверь, и в номер зашла горничная, толкая за собой тележку, на которой исходили паром три стакана с чаем в бронзовых подстаканниках. Рядом на тарелочке лежал нарезанные кружочками лимоны.
— А это по какому поводу? — удивился Сухов.
— А вы что, разве не заказывали? — не меньше его удивилась горничная.
— Конечно заказывали, — вмешался я, широко ей улыбаясь и незаметно подмигивая командору: — Как раз вовремя.
Горничная переставила чай и лимоны на столик, забрала с тумбочки поднос с пустыми тарелками и, пожелав всем приятного аппетита, удалилась.
— Начальство нужно знать в лицо, — сказал я.
Командор усмехнулся и, взяв стакан с чаем, сделал из него небольшой глоток.
— Как вы намерены действовать дальше? — вернулся к прерванной теме Туманян.
— Для начала, проверим по всем случаям, отнесенным пока к Карповскому “всплеску”, на счет телефонных звонков и пропажи оружия. Прийдется заново опрашивать родственников потерпевших. Но если версия подтвердиться, у нас будет два “железных” признака, по которым мы сможем просеять все 36 случаев и определить, которые из них “наши”, а которые — нет.
Видя, что слова Сухова не прибавили энтузиазма Туманяну, я добавил:
— Если подтвердится, что жертву каким-то образом выманивали из дома по телефону, можно будет установить контроль на АТС и далее “вычислить” кто и откуда им звонил.
— Зачем ждать, — встрепенулся Туманян: — Вопрос с АТС можно решить уже сегодня.
Командор грустно улыбнулся.
— Без санкции из Москвы, нам никто не позволит этого сделать. А Москва, если мы не предоставим достаточных для этого оснований, ее никогда не даст.
— Тем более, что повторный “всплеск” ни разу до этого не регистрировался, а случай с Лемехом может быть простым совпадением, — добавил я.
— Вопрос об установлении контроля на АТС я беру на себя, — безапелляционно сказал Туманян: — Думаю, хуже от этого для хода расследования не будет.
— А для тебя? — спросил его Сухов.
— Переживу, — небрежно отмахнулся Туманян.
В этот момент оглушительно громко зазвонил телефон.
— Сухов у аппарата, — сказал в трубке командор.
Какое-то время он молча слушал, а потом спросил:
— Это точно?
Н том конце провода что-то ответили, и он, помрачнев, сказал:
— Оформляй все официальным заключением. Копию мне на стол, сегодня же.
Положив трубку, Сухов помолчал, задумчиво глядя перед собой, а потом сказал, обращаясь ко мне:
— На лезвии найденного тобой топорика, обнаружены следы крови, по группе совпадающей с группой крови Павла Лемеха.
— Не может быть!
— Выхолит, его убил этот уголовник? — спросил Туманян озадаченно.
— Вполне может статься, — сквозь зубы сказал Сухов и, не сдержавшись, матерно выругался: -...! Вся версия летит к чертям!
— Тут что-то не так, - засомневался я: — Зачем тогда он мне сам отдал такую улику?
— Но кровь! Откуда на лезвии взялась кровь?! — в конец запутался Туманян.
— Не знаю, — признался я: — Но мне что-то не верится, что это Капля убил Лемеха. Тем более, что есть свидетельница, которая видела, как парень садился в автобус.
— Котина видела какого-то молодого человека в светлой рубашке и темных брюках, который выбежал из леса примерно через двадцать минут после того, как Лемех, попрощавшись со своей девушкой, пошел по тропинке, ведущей через Агеевское кладбище к автобусной остановке, — напомнил мне Сухов: — Кстати, опознать Лемеха по фотографии она так и не смогла.
— А если дело было так:..., — хотел было изложить свою версию событий Туманян, но тут опять зазвонил телефон.
Сняв трубку, командор долго, не перебивая, слушал звонившего, а потом сказал:
— Дождись Кожемяку и введи его в курс дела.
— Двигай во 2-ое отделение, — сказал он, положив трубку на рычаг телефона: — Там, Рожков говорит, убийство какое-то необычное. Выясни подробности.
— А сам он чего? — спросил я.
— У него еще четыре адреса, — ответил Сухов и, заметив мое недовольство, добавил: — Не капризничай. Из них два должен был ты отрабатывать.
Я глубоко вздохнул и стал собираться.
— Во 2-ое отделение? — переспросил Туманян и, посмотрев на часы, предложил: — Могу на машине подбросить.
— Вот за это — спасибо, — повеселел я.
Туманян поставил на столик стакан с недопитым чаем и поднялся с кровати.
— Мне пора, — сказал он: — Напоминать о том, чтобы я держал язык за зубами, не надо. С АТС я сегодня же договорюсь, а если понадобится еще какая-нибудь помощь, звоните мне в любое время дня и ночи.
Прямо на глазах он из измученного тревогой за жизнь дочери отца превращался в важного партийного руководителя, которому всех его родственников заменила КПСС.
— До свидания, — сказал нам первый секретарь горкома города Карпова: — Я буду держать это дело на личном контроле.
— До свидания, Евгений Георгиевич, — грустно отозвался Сухов.
— До свидания, - повторил Туманян, подходя к двери номера, и, на секунду выглянувший из-под маски чиновника, Туманян — любящий отец, Туманян — фронтовой друг, добавил уже совсем другим тоном: — И спасибо.
18 часов 30 минут.
На крыльце 2-го городского отделения милиции меня с нетерпением ожидал Рожков.
— Ну наконец-то, — обрадовался он, увидев меня.
— Что тут случилось? — спросил я, проходя вслед за ним мимо окна дежурной части, где за пультом сидел непомерно толстый, что-то жующий майор милиции.
— Чудака одного задержали, — стал рассказывать мне Рожков: — Так он утверждает, что видел, как кто-то откусил голову его приятелю.
Он кивнул в сторону камеры временного задержания, где молодой человек — врач, судя по его белому халату, осматривал зрачки пожилого, бледного до синевы, мужчины, одетого в темно-синюю застиранную рубашку, на которой не хватало нескольких пуговиц, и серые брюки. Сзади его поддерживал подмышки здоровенный сержант. На меня пахнуло резким перегаром.
— И из-за этого алкаша ты весь шум поднял?! — возмутился я: — Папаша допился до белых лошадок, это же и слепому видно!
— Не кипятись. Когда его задержали, он нес в руках отрезанную голову какого-то мужчины.
— Голову? А где остальное тело?
— Пока не найдено.
— Странно. Если он утверждает, что голову кто-то откусил, то как она оказалась у него в руках?
— На вкус не понравилась, вот ее и выплюнули, — сострил Рожков.
— А где сейчас голова? — спросил я.
— Дежурный отправил на судебно-медицинскую экспертизу. Они там до шести часов работают, так что он поспешил с отправкой. Боялся, что опоздает и придется голову до утра в дежурке искать.
— Отправил бы в морг какой-нибудь больницы. Они же там круглосуточно работают.
— Так это же надо “сопроводиловку” писать.
— Понятно, — сказал я: — Значит заключения экспертизы до утра не будет. А что говорит этот, как ты его называешь чудак? Его допрашивали?
— Пойди — допроси. Он, с тех пор, как его доставили в отделение, все время в ступоре. Это когда его патрульные задержали, он орал про какую-то голову, которую, якобы, кто-то откусил. С тех пор он уже три раза сознание терял. А в последний раз у него еще и судороги дыхания начались. Пришлось “неотложку” вызывать.
— Кто его задержал? — спросил я.
— Двое патрульных. Фамилии я не знаю — уточни в дежурке.
В этот момент врач вогнал в плечо задержанного иглу шприца. Как только он стал вводить лекарство, тот дико заверещал, вырвался из объятий сержанта, так оттолкнув его при этом, что милиционер отлетел к решетке камеры и ударился о нее затылком. После этого задержанный нанес врачу сильнейший удар в область солнечного сплетения, а сам заметался по камере, выкрикивая: ”Витька!.. Голова!.. Сожрало Витьку!.. Голову!...”
Мы с Рожковым бросились в камеру, но нас опередил сержант. Прихрамывая и держась левой рукой за затылок, он встал на пути задержанного и долбанул его кулаком в лоб. Тот тут же замолчал и, закатив глаза, как подкошенный, рухнул на бетонный пол. Подоспевший, еще не в силах разогнуться, врач осмотрел распростертое тело, пощупал пульс, с уважением потрогал уже начавшую набухать на лбу шишку, и, покряхтывая, констатировал:
— Нокаут.
— Ну я прошел? — обратился ко мне Рожков.
— Иди, — со вздохом сказал я.
— Я бы остался помочь, да у меня сегодня еще четыре адреса.
— Ладно, не переживай. Сам управлюсь.
Когда Рожков ушел, я зашел в дежурную часть и спросил у толстого майора, сидевшего за пультом:
— Кто задержал мужика с отрезанной головой?
— Чего? — не переставая жевать, переспросил майор.
Я повторил вопрос. Челюсти дежурного на мгновение замерли, и он устремил свой взгляд куда-то в запредельные дали. Потом его лицо приобрело осмысленное выражение, а челюсти опять принялись за работу. Толстым, плохо сгибающимся указательным пальцем, он стал водить по раскрытому перед ним журналу учета поступающей информации, беззвучно шевеля губами. Наконец, он произнес, читая, чуть ли не по слогам:
— Неверов и Шорин.
— Как мне их увидеть? — спросил я.
— Чего? — опять не понял майор.
— Где они сейчас? — перефразировал я вопрос.
— А я знаю? — возмутился дежурный.
Я начал терять терпение.
— Слушай ты, гриб-боровик, давай, рожай скорее, — сказал я зло: — Мне нужно поговорить с теми, кто задержал сегодня человека, который нес в руках отрезанную голову. Если до тебя и сейчас не дойдет, завтра я тебе устрою проводы на пенсию! Усек?!
Что бы предупредить выкрики, типа:” А ты кто такой?!”, я сунул ему под нос оперативное удостоверение. Это возымело действие. Майор сорвался со стула, выглянул в коридор о громогласно спросил:
— Кто-нибудь видел Неверова или Шорина?
— Тут мы, — отозвался молодой голос.
— Идите сюда, — позвал дежурный: — Тут товарищ из ГБ хочет с вами побеседовать.
19 часов ровно.
Беседовать с патрульными в дежурке я не стал. Кабинет для инструктажа личного состава оказался незапертым, и мы прошли туда.
— Это вы задержали мужика с отрезанной головой в руках? — спросил я, присаживаясь у стола.
— Мы, — подтвердил сержант Шорин, совсем еще молодой парень. Фуражка на его голове была надета немного набекрень. Я жестом предложил им сесть и продолжил:
— Расскажите поподробнее об обстоятельствах задержания.
Шорин посмотрел на Неверова. Тот кашлянул, пригладил, начинавшие уже седеть усы, и осторожно спросил:
— А что случилось? Мы в рапорте все подробно указали.
— Рапорт-рапортом, — сказал я: — Вы своими словами расскажите. Да вы не бойтесь. Это не для протокола.
— Ну, в общем, дело было так, — начал Неверов, пожимая плечами, мол нам скрывать нечего: — У нас маршрут: Косарева — Димитрова — Буденного. Около 18-ти часов, когда мы шли по улице Димитрова, из арки дома номер восемь и выскочил этот мужик. Я сначала даже не понял, что у него в руках. А он — бегом к нам. Голову отрезанную одной рукой над головой поднял, а другой в арку, из которой выбежал, тычет. Кровь на него льется, а он орет, как резанный:” Там! Там! Витьке голову откусило!...”, а дальше матерно стал выражаться. Потом вдруг — брык, и растянулся на асфальте, а голова к нам покатилась. Ну мы, как положено — “неотложку” вызвали, в отделение позвонили, а дежурный, майор Тюхин, сказал нам, что обе оперативные группы, основная и резервная, на выезде, и чтобы мы сами пока там разбирались. Я вызвал ребят с соседнего маршрута, а тут как раз и “неотложка” подкатила. Им от больницы до того места минут пять всего езды. Врач мужику дал нашатыря понюхать, тот глаза и открыл...
— Тюхин еще настоял, чтобы врач выдал справку о смерти головы, — вставил Шорин. Неверов недовольно поморщился и продолжил рассказ:
— В это время подошли Шаров и Кропоткин с соседнего маршрута, и мы стали мужика расспрашивать, а он молчит, будто язык проглотил, только трясется весь. Вокруг народ стал собираться, бабки всякие охать-ахать начали, вот мы и решили мужика в отделение доставить.
— А голову? — спросил я.
— Ну и голову, конечно тоже.
— Что — так и шли с ней по улице?
— Зачем же — так? В газетку завернули.
Я сдержал улыбку.
— Шаров и Кропоткин остались там, остальное тело искать, — закончил Неверов: — Вот как все и было.
— У меня к вам несколько вопросов, — сказал я: — Вопрос первый: вот вы говорите, что кровь на мужика сильно лилась, а я сейчас его видел в “обезьяннике” и особых кровавых пятен ни на нем, ни на его одежде не заметил...
— Так его уже здесь и умыли, и переодели. Сфотографировали и переодели. Тюхин приказал. Приедет, говорит, проверяющий, а у нас задержанный весь в крови. Пойди тогда — объясни ему, что милиция здесь ни при чем, — ответил Неверов. По его тону нельзя было определить, согласен он с приказанием дежурного или нет.
— То-то я смотрю — он не по сезону одет, — сказал я.
— А он и так был легко одет, только на нем еще пиджак был, — вспомнил Шорин.
— Значит живет где-то неподалеку от места задержания, — сделал я вывод и стал размышлять вслух: — Возможно, выпивал с кем-то из знакомых у себя в квартире и, в припадке “белой” горячки, оттяпал собутыльнику голову. Мало ли что ему в бреду могло померещиться… Тела ведь так и не нашли?
— Не знаю, — пожал плечами Шорин: — Там Шаров и Кропоткин остались. Может уже и нашли что-нибудь...
— Тогда вопрос второй, — продолжил я: — Этот мужик как только вас увидел, сразу к вам побежал? Без колебаний?
— Сразу, — в один голос заявили оба милиционера.
— Он, по-моему, даже обрадовался, что на нас наткнулся, — добавил Шорин.
— Ну и третий вопрос: голова, с которой он бежал, имела какие-нибудь повреждения? Синяки? Царапины? Шрамы?
— Да мы как-то особо не присматривались, — переглянувшись с Неверовым, ответил Шорин: — Голова мужская. Возраст — лет 35-40. Ни усов, ни бороды не было. Волосы коротки, недавно стриженные, темно-коричневого цвета… В общем — голова, как голова.
— Только отрезанная, — добавил Неверов.
— И последнее, — сказал я: — Есть какие-нибудь соображения по поводу случившегося?
— Трудно сказать, — неопределенно ответил Неверов.
— Не похоже, что бы это работа задержанного была, — сказал Шорин: — Уж слишком он испуган был. Да и нам так натурально обрадовался… Не знаю — мне кажется, что он или видел, как голову резали, или наткнулся на труп.
— Может быть, может быть, — задумчиво сказал я.
— Не может, — вдруг не выдержал Неверов.
Обращаясь к Шорину, он спросил:
- Вот если бы ты наткнулся на тело с отрезанной головой, ты стал бы бегать с ней по улице? Да ты бы пальцем до нее побоялся дотронуться.
— Да я бы..., — начал было возражать Шорин, но осекся и почесал затылок.
— Тем более такой слабак, как этот мужик, — стал развивать свою мысль Неверов: — Он же в обморок грохнулся ну прямо, как кисейная барышня...
— Ваша версия, на счет белой горячки, тоже не совсем того, — принялся он за меня.
— Это почему же? — растерялся я.
— Потому, что если бы у него была белая горячка, он бы пробежал мимо и даже нас не заметил. Когда человек допивается до чертей, он уже ничего и никого вокруг себя, кроме этих чертей, не видит.
— А если к моменту встречи с вами приступ у него уже прошел? — не сдавался я.
— Он бы сразу голову бросил, — сказал Неверов убежденно.
— Логично, — вынужден был согласиться я: — А сами-то вы что обо всем этом думаете?
— А чего тут думать? — сказал Неверов, пожимая плечами: — Осмотреть там все нужно, народ поспрашивать, а потом уже и прикидывать что и как.
— Ладно, — решил я заканчивать разговор: — Спасибо за информацию. Вы сейчас на маршрут?
Милиционеры закивали головами.
— Проводите меня до места происшествия? — попросил я.
— Идемте, — с готовностью согласился Шорин, и мы пошли к арке дома №8 по улице Димитрова...
Похожие статьи:
Рассказы → Бесовская таратайка часть 4.
Рассказы → Бесовская таратайка часть5
Рассказы → Бесовская таратайка - окончание.
Рассказы → Бесовская таратайка часть 3