Грани

Чарльз открыл дверь и пропустил вперёд какого-то незнакомца.

            На человеке, вошедшем в дом, были надеты пыльная мятая чёрная шляпа, коричневые – то ли от грязи, то ли это был их природный цвет – ботинки и изорванная, тёмно-серая, в масляных пятнах жилетка.

            — Прошу вас, располагайтесь… да вот хоть в этом кресле. – Чарльз сделал приглашающий жест.

Питер быстро сориентировался, подошёл к креслу с красной обивкой и убрал с него научные журналы. Большая их часть затерялась между подлокотниками и сиденьем, но Питер, проявив природную ловкость, быстро их разыскал и переложил на тумбочку.

Неизвестный гость сел на самый краешек кресла. Было заметно, что ему не очень уютно. Человек в шляпе снял головной убор (Питер определил состояние шляпы как критическое, состояние гостя – как близкое к критическому).

Гость смущённо озирался.

— надеюсь, — сказал он надтреснутым голосом, — я не доставляю вам беспокойства?

— Что вы, не волнуйтесь, располагайтесь, как вам будет угодно. – Чарльз обращался к странному человеку, но смотрел при этом на Питера. Когда тот вопросительно приподнял брови, Чарльз подмигнул ему и скрылся в кухне.

Питер занял свободное кресло, по соседству с креслом незнакомца. Чтобы как-то занять руки, Питер взял из стопки журналов на тумбочке один экземпляр и принялся бессистемно его пролистывать.

Гость явно нервничал и хотел что-то сказать, но нервозность была сильнее желания высказаться, и потому он молчал, теребя в руках шляпу. Комнату наполняло неуютное молчание.

— А вы, мистер… — начал Питер, когда понял, что ждать инициативы от гостя бесполезно. Но тут мужчина заговорил, перебив Питера:

— Джек Шелл. не надо мистера. Джек, просто Джек. – Речь его была поспешной и прерывистой, к тому же что-то непонятное происходило с её громкостью: она то увеличивалась, то уменьшалась, словно бы внутри этого человечка сидел кто-то, наугад двигавший регуляторы «Volume».

— Хорошо, Джек… — Питер отложил журнал. – Чем вы занимаетесь? Мы вот с другом учёные.

— да, да. мистер Чарльз мне рассказал, что вы учёные.

— Да что вы, называйте его Чарльзом, он не обидится, уверен.

— не знаю, будет ли это удобно…

— Да не волнуйтесь вы так, вас никто не обидит. – Питер говорил эти слова, а сам думал: «Странное дело, я говорю этому человеку ложь, а он мне верит. Он расслабляется, чувствует себя уютнее, чем прежде. Может быть, на что-то надеется. Но не это самое странное: больше всего удивляет меня то, что я ему лгу, открыто лгу, неумело лгу – и не испытываю из-за этой лжи никаких угрызений совести. Ни малейших. Я не знаю, зачем он здесь, не знаю, зачем его привёл Чарльз… Хотя и это неправда: я знаю. Я знаю, но даже теперь не хочу признаться себе в этом. Только ведь и это не рождает во мне и слабейшего беспокойства. Дело ли здесь в том, чему мы с Чарльзом отдали несколько десятков лет своей жизни, в цели, глобальность которой я, спустя столько времени, всё равно не могу до конца осознать?.. Или я попросту бездушный эгоист?»

— О чём вы задумались? – Джек Шелл подался вперёд.

— Да как вам… ответить… — Питер поджал губы. – О науке. Есть одна проблема, которая заботит нас с другом, долго заботит, но мы никак… — Питер взмахнул рукой, договаривая таким образом слова, которые не мог подобрать.

— Аа, понимаю. – Джек Шелл кивнул.

Питеру показалось, что гость сказал так из вежливости. Судя по его виду, ему мало что было понятно.

«Впрочем, как и мне самому, — признался себе Питер. – Мне до сих пор совсем ничего не ясно. Несмотря на те годы…»

— А над чем вы работаете? – прервал размышления Питера Джек Шелл. – Если не секрет.

Питер посмотрел на гостя – тот, похоже, окончательно раскрепостился: осматривался не с чувством смущения и какого-то настороженного любопытства, а как в гостях у друзей. Положив одну ногу на другую, Джек Шелл медленно и методично пробегал глазами по каждому квадратному дюйму комнаты. Голос его сохранил в себе надрыв, но уже не звучал как подлежащая демонтажу аудиоаппаратура.

Видя замешательство Питера, Джек Шелл спохватился:

— ой, извините. – Гость вновь почувствовал себя неловко, и вновь его голос запрыгал и заскакал. – я тут всего ничего, а так себя веду… как будто имею на это право…

— Нет, нет, вы ни в чём не виноваты. – Питер смотрел себе под ноги и думал, как ответить на вопрос Джека Шелла. Честно всё рассказать? Но одобрит ли Чарльз такой поступок? И как поведёт себя Джек Шелл, когда узнает? Или отделаться размытым ответом? Но не начнёт ли гость выспрашивать, что да как? Если он начнёт выспрашивать, а Питер будет отпираться, это вызовет подозрения, и кто знает, как всё обернётся…

— Прошу вас, Джек, садитесь за стол. – Из кухни появился Чарльз с тарелкой дымящегося супа в руках.

— О господи. – Джек Шелл вскочил с места как ужаленный, но тут же скукожился и извинился, так как счёл своё поведение неприличным.

Чарльз скривил физиономию под названием «Ах, оставьте» и указал на единственный стул.

Со словами «Благослови вас Бог…» Джек Шелл сел за стол. Чарльз поставил перед ним полную ароматного горячего супа тарелку, положил румяный тёплый хлеб и торжественно вручил гостю ложку.

— Если недосолено, скажите, — шутливо бросил Чарльз.

— вовсе нет. зачем вы… — Видимо, когда Джек Шелл волновался, он переходил на свою нестройную и прыгающую манеру речи.

— Насчёт соли можете не беспокоиться, — сказал Чарльз, — у нас её слишком много. Уже и представления не имеем, куда её девать.

Джек Шелл искренне рассмеялся и пролил на стол немного супа.

Питер красноречиво глянул на Чарльза и незаметно кивнул в сторону кухни.

Чарльз кивнул в ответ.

Питер поднялся с кресла.

— Мы оставим вас, на минутку. Приятного аппетита.

— Конечно-конечно, спасибо… конечно. – Джек Шелл говорил с набитым ртом; выглядел мужчина очень довольным.

Чарльз бесшумно затворил за собой дверь кухни.

— Он тот, о ком я подумал? – спросил Питер вполголоса.

Чарльз пожал плечами:

— Я не знаю, о ком ты думал. Я не читаю мысли – я по другой сверхъестественной части.

— Твои шутки…

— Неуместны? Да-да, да: это он.

— А он знает?

— Ты что?!

— Тшшш.

Чарльз отмахнулся:

— Пока у него трещит за ушами, он ничего не услышит, даже если у него на коленях будут резать свинью.

Питер покачал головой.

— Ну, что ты хотел сказать? – нетерпеливо поинтересовался Чарльз.

— Ничего.

— Ничего?

— Ничего.

Чарльз понимающе кивнул:

— Ты, наверное, не так себе это представлял?

— Да, не так!..

— Тшшш. – Чарльз театрально приложил палец к губам, пародируя Питера.

— Не так, да, — понизив голос, продолжил Питер. – Я не хотел такой ценой…

— А какой ценой? – Чарльз замолчал и воззрился на Питера. Тот молчал и жевал губы. – Какой ещё ценой?

— Нуу… один из нас мог бы…

— Мог бы, — согласился Чарльз. – На что не решишься во имя науки, я бы сам решился. Это не шутка и не бравада. Но один стал бы донором, второй – добровольцем, а кто был бы третьим, тем, кто должен руководить процессом? Или ты предпочтёшь посвятить в детали первого встречного?

— Есть достаточно компетентные в научной области люди…

Чарльз не дал Питеру договорить:

— Им пришлось бы всё объяснять. Почему, для чего, как… А потом, все эти проблемы: а не вступает ли это в противоречие с научными принципами? а с религиозными? а с клятвой треклятого Гиппократа?.. А бюрократия? Как ты к ней относишься, хочу у тебя спросить.

— Я не… При чём здесь бюрократия?

— Заполни это, заполни то. – Чарльз изобразил, как бы он подписывал сотни документов и в конце концов упал бы без сил. – А когда всё заполнишь, окажется, что надо идти к тому-то, заполнять ещё это, и только тогда тебе, конечно… ничего не разрешат. Пойми, мы взялись за это очень давно, мы на это решились, мы прошли почти весь путь, осталось два шага, три, и неужели мы их не сделаем?

— Но, когда мы принимали решение… давно, ещё студентами вуза…

— М?

— Мы же не сознавали до конца, на что идём… А теперь сознаём, и…

— И должны завершить наш путь во что бы то ни стало. Не ради науки, но ради самой жизни. Разве нет? – Взгляд Чарльза был пристальным, холодным и решительным.

Питер опустил голову.

— Да, ты прав, — произнёс он полушёпотом. – Наверное, всё оттого, что мне страшно.

— Мне тоже страшно, но я не забываю, зачем всё это, для чего мы всё это затеяли.

— И ему будет страшно.

— Кому? Шеллу? – Чарльз тихонько отворил дверь и выглянул из кухни.

Гость с аппетитом доедал вкусный картофельный суп. Его жилетка куском старого мешка свешивалась со стула.

— Я не сомневаюсь, он бы нас поддержал, — проговорил Чарльз. – Если бы узнал.

— Может, стоит ему рассказать?

Чарльз обернулся. Питер заглянул ему в глаза, и его внезапно обуяла та же бесчувственная решимость, которая безраздельно владела его другом. Хоть Чарльз и говорил, что боится, что ему страшно, страха в его зрачках Питер не прочёл. Зато он увидел там расчетливость, безрассудство и томительное ожидание успеха – такого успеха ещё не было ни у кого и никогда.

— Эти последние шаги…

— Да, Питер?

— Давай пройдём их не хуже, чем первые пару тысяч.

Чарльз широко улыбнулся.

— Ему не будет больно, — убеждённо сказал Чарльз, кладя руку на плечо Питеру. – Любой бы гордился, что участвовал в этом. Он бы гордился…

Когда двое учёных вернулись в комнату, тарелка была так вычищена, что сверкала, будто сверхновая. По левую её сторону в столовом пространстве зависла ложка, по правую – немногочисленные хлебные крошки.

— Он левша, — шепнул Питер.

Чарльз никак не отреагировал. Он подошёл к креслу, в котором восседал их гость: сытый и довольный, Джек Шелл откинулся на спинку кресла и был занят чтением одного из номеров научного журнала.

— Разрешите вас побеспокоить… — Чарльз притронулся к руке Джека Шелла.

— А. – Мужчина вздрогнул, но, увидев улыбающееся, расточающее добродушие лицо Чарльза, успокоился. – Мистер Чарльз, благодарю вас за сытный обед…

— Пустяки. Вам понравилось?

— Суп был очень вкусный!

— Вот и отлично. – Чарльз повернулся к Питеру, выразительно на него посмотрел, а затем опять обратился к гостю: — Если вы сыты…

— Я наелся до отвала, спасибо вам, благослови…

— Не стоит, не стоит. Поговорим же о деле.

— Вы о социологическом опросе, которым вы занимаетесь?

— О нём, разумеется. Питер, будь добр, сядь за стол и записывай за мистером Джеком Шеллом всё, слово в слово. Это очень важно для нашего… опроса. – Чарльз устроился в кресле напротив Джека Шелла. – Итак, начнём? Вы готовы, мистер Питер, можно начинать?

Питер сгрёб со стола грязную посуду, аккуратно сложил у раковины, вернулся, сел, достал записную книжку, отцепил от неё ручку, нажал на кнопку, выдвигая стержень, и, уняв дрожь, готовую прокрасться в голос, спокойно, но несколько отрывисто произнёс:

— Начинайте, я готов.

— Итак, — повторил Чарльз, кладя одну руку на подлокотник, а вторую засовывая в брючный карман. По лицу его расплылась широкая улыбка, которая тотчас намертво застыла на губах. – Первый вопрос: ваше полное имя?

— Джек Уитни Шелл, — ответил Джек Шелл.

— Где вы родились?

— Здесь, сэр.

— Какой ещё сэр?

— Ой, простите, мистер Чарльз…

— Давайте просто: Чарльз.

— Хорошо, хорошо… – Джек Шелл закивал.

«Как бы у него голова не отвалилась», — подумалось Чарльзу.

— Родился я здесь, в этом городе, — ответил Джек Шелл. – На свалке.

— На свалке? – переспросил Питер.

— Да, я бездомный. Бродяга. То есть раньше я бродяжничал, но теперь осел, пустил корни. – Джек Шелл глухо и неуверенно рассмеялся.

Выражение лица Чарльза никак не изменилось.

— Это ответ на наш следующий вопрос: ваш род занятий.

— Бродяга, — повторил Джек Шелл.

— Можно написать «безработный»? – спросил Питер.

Джек Шелл повернулся к нему.

Чарльз понял: вот он, момент! Питер сделал это специально, молодец!.. Капелька пахучего пота скатилась по лбу Чарльза и упала на рубашку. Руки его дрожали. Сейчас, надо сейчас!..

— Если хотите, — ответил Джек Шелл, улыбаясь, — напишите «безработный», я ведь он и есть…

Лицевые мышцы Питера напряглись, на лбу проступили глубокие морщины. Его пальцы вцепились в ручку, как в спасительную соломинку, и с силой вдавили её в блокнот. Ещё немного, подумал Питер, и я раздавлю ручку, разломаю на части.

От Джека Шелла не укрылась напряжённость Питера. Сердце в груди бродяги подскочило и замерло.

«Что-то случилось? Или я зря беспокоюсь? Наверное, зря – сразу же видно, они хорошие ребята, вот, накормили меня супом. Бояться мне совершенно нечего».

Но Джек Шелл видел, волнение какой силы обуяло Питера, а обернувшись, прочёл на лице Чарльза те же чувства. Страх, растерянность, смертельная неуверенность…

…нерешительность…

— Какой ваш любимый цвет? – чуть ли не выкрикнул Питер.

Громко щёлкнула переломленная пополам ручка.

— Что? – воскликнул Джек Шелл и, повинуясь животному рефлексу, вскочил с кресла.

Чарльз выдернул из кармана руку, вырвал из-за ремня спрятанный под рубашкой пистолет и наставил его на Джека Шелла.

Чарльз взвёл курок:

Раздался щелчок.

Питер в страхе отвернулся,

И грянул выстрел, приправленный сладким ароматом пороха.

Питер уткнулся в блокнот, ища в нём спасения.

Зрачки Джека Шелла сузились, рот раскрылся. Рука его потянулась к дыре в районе живота и наткнулась на неизвестно откуда взявшуюся красную краску, которая обожгла ему пальцы. Джек Шелл остолбенел; у него в горле пересохло.

— Кххххххххх… — выпершил он.

Джек Шелл пошатнулся и упал в кресло, пачкая обивку кровью.

Изображение, которое рисовал Питер во время «опроса» в блокноте, гипнотизировало. Все эти трубки, провода, механизмы – они притягивали взгляд Питера, зачаровывали своими изгибами, своей беспощадной красотой…

Чарльз поднялся и отёр со лба пот.

— Хххххррррххххх… — хрипел умирающий Джек Шелл, протягивая вперёд кроваво-красную руку.

Две красные капли, одна за другой, сорвались с раскрытой ладони на ковёр.

— Я притащу его, Питер, — без намёка на какую-либо интонацию произнёс Чарльз, — а ты иди готовь оборудование.

— Первым делом – система жизнеобеспечения?

— Ты ведь всё знаешь, зачем спрашивать?

Ни слова больше говоря, Питер сорвался с места и помчался в подвал.

Чарльз, скользя руками в крайне неторопливо остывающей крови, взвалил Джека Шелла на плечо…

… — Так, эта кнопка, потом эта… откалибровать… так, откалибровано… проверить… настроить… настроить! Чёрт!.. — Питер с досады стукнул кулаком по машине. Что-то бумкнуло, и Питер обеспокоился, не сломал ли он чего-нибудь. – Этого ещё не хватало!.. Где был этот регулятор?.. О, господи… успокойся, успокойся, Питер…

Но успокоиться не получалось. Мысль, что он стал соучастником убийства, не отпускала. И ощущение вины давило на сердце стальным, холодным до дрожи корпусом и стискивало его остро заточенными, металлическими клешнями. Никогда ещё сердце Питера не билось так быстро и так сильно.

«Если бы я знал, как пульсирует сердце у будущего покойника, у человека, готовящегося умереть в муках, я бы счёл себя этим человеком».

Сердце обрывисто шелестело и всхлипывало.

— Чёорт…

Питер сел на стул и опустил голову на ладони. Из глаз рвались слёзы.

Дверь в подвальную лабораторию открыли одним сильным пинком, и внутрь, пыхтя и кряхтя от усердия, ввалился взмокший Чарльз.

— Отдыхаешь? – недружелюбно бросил он, устало дыша. – Что сидишь, помоги мне, или я его уроню… и псу под хвост тогда и наши старания, и наши страдания.

— Вот и хорошо, — невнятно донеслось со стороны машины.

— Что?! Вставай, тебе говорят.

Не отрывая взгляда от машины, Питер медленно поднялся и направился к Чарльзу.

— Я бы и сам его уложил, — сказал Чарльз, — но для этого мне пришлось бы его бросить, а я боюсь переломить ему позвоночник – он ведь нам нужен живым.

«Живым…», — прорвалось в поросшее туманным мхом сознание Джека Шелла знакомое слово.

Питер оторвал от земли ноги человека, похожего на безжизненную куклу, и вместе с Чарльзом донёс его до машины. Они уложили Джека Шелла на длинный металлический стол. Питер отметил, как хорошо смотрится на этом столе истекающий кровью мужчина.

«“Хорошо смотрится”… Я уже думаю о человеке, как о вещи, как о детальке какого-нибудь конструктора».

— Я подготовлю его, а ты займись машиной, — в привычной для себя манере откомандовал Чарльз и махнул рукой в сторону пульта управления.

Пока Чарльз застёгивал ремни, обрабатывал тело растворами и подсоединял электроды, Питер копался в рычажках, кнопках, реле и с каждой секундой чувствовал себя всё неувереннее. Он боялся чего-нибудь напутать и по несколько раз перепроверял настройки, которые в иное время мог выставить с закрытыми глазами. Но сейчас давало себя знать внутреннее напряжение: Питер, то и дело вытирая о рубашку потные руки, думал, что теперь, вот теперь что-то случится, что навсегда покончит с их замыслом и с ними самими. Что-то непредсказуемое и страшное.

«Но не более страшное, чем мы сами…»

— Питер, ты там как?

— Всё… всё готово, Чарльз, если ты об этом.

— А сам ты?..

— В норме… в норме. – Питер в очередной раз освободил руки от скопившегося на них едко-сладкого пота.

— Прекрасно, — заключил Чарльз. – Я всё подключил, пациент на здоровье не жалуется – значит, пора приступать. Нам повезло, что от огнестрельного ранения в живот человек умирает через целых 15 минут.

— Повезло?

— Итак, у нас… — Чарльз выложил на стол механические часы, которые он, по обыкновению, носил в кармане брюк. – У нас минут 10, по умеренно оптимистическим подсчётам, — не будем же медлить. Кинем монетку, кому ложиться?

— Не надо монетки, — в голосе Питера слышалась отрешённость. – Я лягу. Ты не против?

— Если ты чувствуешь себя готовым…

— Я… чувствую.

— Что ж, отлично. – Взгляд Чарльза запнулся об отсутствующее выражение на побелевшем лице Питера.

Чарльз в тысячный раз посмотрел на машину, и гнетущее предчувствие, поселившееся на задворках разума, прокралось через полуоткрытую дверь и, проникнув в центр души, расцвело там всеми оттенками чёрного.

— Какой-то ты сам не свой, Пит.

В полном молчании Питер лёг на свободный стол, рядом с Джеком Шеллом; протёр свою кожу ваткой, вымоченной в спирте, которую ему подал Чарльз, и подсоединил к себе электроды.

Чарльз проделал всё то же самое с Джеком Шеллом и, подключив обоих мужчин к машине, занял место за пультом управления.

— Скажи, как будешь…

— Готов.

— Хорошо… Тогда за дело… Удачи тебе, Пит.

— И тебе тоже, Чарли.

Чарльз размял пальцы.

— Начинаю обратный отсчёт.

Питер ничего не ответил. Он лежал, закрыв глаза, и бледность постепенно уходила с его лица. Грудь его перестала вздыматься резко и сильно и успокоилась настолько, что со стороны могло показаться, будто бы этот человек мёртв.

— Десять, — доносилась до Питера речь друга, — девять, восемь, се…

— За… — прошелестел едва слышный голосок.

Джек Шелл пребывал в сознании, но благодаря стараниям Чарльза и Питера это сознание было чисто номинальным. Глаза бродяги видели мир, но не понимали увиденного, его руки чувствовали ремни и стол, но что это такое – «ремни», «стол» — Джек Шелл никогда больше не вспомнит. Он не был подопытным кроликом – он был подопытным овощем, несмотря на то, что всего несколько минут назад ощущал себя таким же цельным, таким же сильным человеком, как все.

— За… — повторил «робот» Джек Шелл, по привычке цепляясь за земные слова и не понимая, что отныне его ничего с ними не связывает. – За…

— …четыре, три…

— Зач-чем?

— …ва, один… Наука требует жертв, прости. – «Я сказал это почти искренне», — подумал Чарльз и закончил отсчёт: — Ноль.

Его рука щёлкнула переключателем.

Вспыхнул свет, но, не успев разгореться как следует, погас и обратился свечением неярких лампочек. Красное марево внутри них клубилось и подрагивало: они зажглись. Был дан старт…

Кто не задумывался о природе смерти?

Некоторые философы считают, что жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь, и одно не отделимо от другого. Люди живут, чтобы когда-нибудь умереть, и умирают, чтобы родиться и снова жить. Смерть – самое естественное, самое жизненное явление жизни.

Вся Вселенная строится на смерти. Вселенная безгранична и бесконечна, но это не значит, что она не подвержена старению и умиранию. Вселенная состоит из живых организмов, недолговечных, страдающих от болезней, несовершенных и слабых. Потому и сама она – живой организм, неизмеримой, по меркам людей, громадности, но очень похожий на человеческий. Этот организм тоже разрушается под воздействием заражений, вирусов, ран, переломов… и времени – то есть старости. То есть смерти.

Действия любого живого существа, если взглянуть на них непредвзято, если проникнуть в их суть, направлены на выживание. На выживание и самоутверждение здесь и сейчас, и огромная Вселенная в этом ничем не отличается от крохотных людей. Разве что её поступки контролируются не эгоистическими побуждениями, а природным началом, во многом близким к инстинкту животных.

Живой организм, называемый нами Вселенной, нуждается во враче, который бы лечил и оберегал её, старался отодвинуть момент кончины как можно дальше. Но, так как личного доктора у Вселенной нет, ей приходится заниматься самолечением: вырезать воспалённые и нарывающие области и заменять удалённые нездоровые куски здоровыми. Это тяжёлый и болезненный процесс, но большая и опытная Вселенная научилась принимать его как данность. Если она не будет резать себя, она умрёт.

Она не стремится умереть.

А кто стремится?..

Но если и можно отогнать, отдалить смерть, обмануть её всё равно не удастся – как Вселенной, так и людям, как целому механизму, так и его отдельным крошечным винтикам.

Но узнать, почувствовать, что такое смерть, — неужели и это невозможно? А узнав, придумать, как её избежать. Надо только найти подход…

Два студента научного института, Чарльз и Питер, этот подход нашли.

Питер с Чарльзом учились в параллельных группах. Их обучение подходило к концу, но это не вызывало у них радости. Оба чувствовали, что им чего-то не хватает в жизни, оба не видели в ней места для себя, оба стремились к успеху, но внутренний порыв, побуждающий к действию, оставался абстрактным и неясным – до тех пор, пока они не изобрели машину. С этого момента их жизнь обрела смысл.

«Смысл нашей жизни – в смерти», — говорил Чарльз.

Их изобретение должно было дать человеку возможность познать тайну смерти, испытать её, чтобы потом рассказать о ней другим людям. Люди знакомятся со смертью лично. Они не имеют понятия, что она такое, а свой смысл она раскрывает перед ними слишком поздно: к тому времени, когда тайна познана, человек уже мёртв…

Но машина, наречённая учёными-революционерами Машиной Смерти, положит конец этой несправедливости.

Работа над Машиной длилась десятки лет, двигаясь к завершению медлительной, неуверенной, но неостановимой походкой. И вот, финальный рубеж:

когда Машина построена и протестирована

когда в процессе передачи смерти рассчитана, проверена и перепроверена каждая буковка, каждая цифра

когда не хватает самого малого и самого последнего – умирающего человека, донора смерти…

Питер предлагал подкупить служащих какой-нибудь больницы.

«В больницах полно умирающих, — говорил он, – позаимствуем у них одного…»

«Человек – это не варежка и не кукла, — резко отвечал Чарльз. – У человека есть родственники, друзья. Информацией о человеке располагают коммунальные структуры, полиция, те же больницы. Если неожиданно из больницы пропадёт человек, всех это встревожит несколько больше, чем пропажа спички или булавки. Вспомни об ответственности медиков за своих пациентов и о нашей ответственности перед законом за похищение. Нас выследят, даже не сомневайся, в два счёта! Накроют вместе с нашей машинкой. И что тогда? Прощай, цель всей жизни – здравствуй, неподъёмная куча проблем, и тюрьма – лишь самая её верхушка. Представил в общих чертах ситуацию?»

В Питере боролись сомнения и страх. Сомнения – потому, что он помнил: оперирование недомолвками и гиперболами входит в число главных талантов его друга. Но был и страх: а вдруг сказанное Чарльзом не намеренное преувеличение, а правда как она есть, просто ему, Питеру, очень не хочется её принимать?

Страх, как происходит чаще всего, победил. И Питер сдался…

…Всю оставшуюся жизнь он будет помнить глаза Джека Шелла…

…Свободные от мыслей, чувств и жизни, глаза Джека Шелла ледяными зрачками зарывались в темноту потолка. Глаза лежавшего рядом Питера были в безмятежной отрешённости укрыты веками.

Сейчас их тела и разумы, и, может быть, души вступают в реакцию, которую не под силу описать ни одному учёному, ни одному писателю. Только числа и графики на светящемся экране способны хотя бы отчасти передать суть происходящего. Чарльз сидел, окружённый молчаливым мраком подвала, и не сводил глаз с экрана. Числа загорались и исчезали, сменяя друг друга, графики росли и ширились, расползаясь во всех направлениях, но пока это ни о чём не говорило. Ни слова о смерти Чарльз не мог прочесть в информации, которую послушно предоставляла ему Машина. А между тем, процесс должен был идти полным ходом…

Чарльз потянулся к регуляторам напряжения, как вдруг громкий писк заставил его подпрыгнуть на стуле. Электрокардиограф выстреливал пулемётной очередью звуков, показывая, что сердца Джека Шелла и Питера неумолимо останавливаются.

Чарльз бросился осматривать систему жизнеобеспечения на предмет поломки или неисправности. Увидев два болтающихся провода, Чарльз с ужасом уставился на них: система жизнеобеспечения не работала! Машина передавала сведения о состоянии здоровья двух людей, но контролировать их жизни не могла. И всё потому, что Питер забыл про эти два провода!

— Какого…?! О нет!

Чарльз нервными, порывистыми движениями подсоединил провода.

— Нельзя было доверять ему подготовительную часть, он был так взволнован… Надо было самому… — Чарльз облизал губы. – Давай же, давай… давай! Качай свой чёртов кислород!

Чарльз крутил регуляторы и в надежде смотрел на экран. Но засевшее внутри чёрное и рыхлое, как пепел, чувство подсказывало ему: поздно.

Он опоздал.

Убыстрившаяся до предельного темпа дробь обернулась обречённым, протяжным писком. Электрокардиограмма поползла через экран растягивающимся до бесконечности, отвратительным трупным червём.

Бежать наверх, за препаратами, было бесполезно…

Джек Шелл и Питер ушли из жизни, унеся с собой тайну смерти.

Чарльз опустился на колени и упёрся руками в безжизненную, громоздкую, рождающую мерный шум Машину. Беспощадная обречённость сдавила ему грудь, сердце засаднило от безысходного отчаяния.

Конец пути, где вместо пункта назначения – тупик…

Они хотели узнать, что такое смерть, но возможно ли это, не испытав смерть на самом деле?

Чарльз уронил голову на грудь, и впервые в жизни из глаз его потекли слёзы…

За гранью было очень тёмно.

Недвижно растекаясь, тьма заполняла всё вокруг.

Питер протянул вперёд руку, и она потонула в тихих волнах густого мрака.

Если и было что-то за этой невесомой и вместе с тем непобедимой стеной, оно было надёжно укрыто бархатным одеялом ночи, той ночи, в которой нет места времени.

— Нам туда, — сказал где-то рядом негромкий и ровный голос.

Питер повернулся на звук. По правую руку от него стоял Джек Шелл – или кто-то, похожий на Джека Шелла. Фигура «Джека Шелла» расплывалась во мраке: она точно готовилась раствориться в нём навсегда, но пока не решалась на последний шаг. Либо для этого шага ещё не пришло… время?

Фигура во мраке подняла руку и указала куда-то.

Голым пятном на фоне мрака вздымались вверх тяжёлые и простые металлические ворота. Их граничащая с гордыней невозмутимость и неприступность напомнили Питеру горы.

— Но они закрыты, — сказал он.

Джек Шелл – или тот, кто раньше им был – шагнул к воротам.

Без малейшего шума одна из створок распахнулась и открыла дорогу к притаившейся за ней ещё более плотной, ещё более загадочной темноте.

— Ты готов? – был вопрос.

— Но я… я подсоединил те провода… — сказал Питер; он выглядел крайне растерянным – он всё ещё не понимал, что происходит, или не хотел понять этого. – Я уверен, я подсоединил их. Я это точно помню.

— Я тебе верю. Я знаю.

— Но если кто-то их отсоединил, то кто?

— Разве это самый важный вопрос?

— Это был ты?

— Нет, не я.

— Верно, ты не мог этого сделать, ты лежал без сознания. И это был не я. И не Чарльз: ты видел, как ему было плохо…

— Видел.

— Но какой человек…

— Почему обязательно человек?

Питер замолчал. Он всё понял. То нестерпимо-мрачное предчувствие обречённости, которое он испытал в подвале, появилось у него неспроста. Из их замысла просто не могло ничего получиться. Вернее, из него не могло получиться ничего другого – те высокие материи, к которым они с Чарльзом хотели прикоснуться, позаботились об этом.

Джек Шелл подал Питеру руку.

— Вы хотели узнать, что за гранью? Но чтобы переступить главную грань, нужно оставить позади множество мелких. Идём же, продолжим наш путь.

И Питер вдруг понял, что сомнения, мешавшие ему всю жизнь, исчезли, испарились, и решение, которое он принял, он принял легко и с радостью.

— Пойдём.

Питер сжал руку Джека Шелла – и они сделали первый шаг…

…А совсем скоро к ним присоединился Чарльз.

И лишь тогда ворота закрылись.

(Сентябрь 2007-го)

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Доктор Пауз