Памяти Хорхе Луиса Борхеса
Сколько себя помню, я жил в прекрасном белокаменном городе. Стены его сложены из камней, подобных сияющему снегу далеких вершин, что на закате и восходе солнца окрашивается в цвет свежей крови и ослепляет одинокого путника, бредущего по узкой тропе. Дороги в моем городе вымощены мрамором - алебастровым, с золотыми прожилками и розоватым отливом, - полупрозрачным и нежным, как кожа юной одалиски. Дома и дворцы построены из камня, который можно добыть только в карьере возле меловых гор, что вздымаются, словно бледные, голубоватые пальцы великанов, в полулиге от города.
Все местные жители, согласно древней традиции, носят одежды молочного цвета; во время траура же облачаются в кремовые халаты, бурнусы и шаровары.
Наш дивный город стоит на берегу круглого, как зеркало красавицы, озера. Вода в нем столь прозрачна, что видно, как мелькают на глубине серебристые рыбки, сверкающими искорками отражаясь от подобного сахара песка.
Обитатели города прекрасны неземной, волшебной красотой: высокие, статные, золотоволосые или седовласые, но все – белокожие и белоглазые, словно боги, сошедшие на Землю по Млечному Пути.
Возможно, в сказанном мной таится частица истины, и все мы – потомки богов иных Вселенных. Почему бы нет? Мы бессмертны. Мы не похожи на остальных людей: я знаю, каковы они, - видел многих торговцев и странников, проходящих через наш город. Я говорил с некоторыми, пока они еще были живы, ибо наш город несет смерть людям иных земель.
Но последний, с кем довелось мне беседовать, заронил в душу мою страшное сомнение, которое я и попробую разрешить, отправившись в путь, цели которого не дано знать ни мне, ни неведомым богам.
Тот странник пришел к озеру на закате, когда горячий воздух дрожал, пытаясь удержать тепло уходящего дня, разделяясь на слои, подобно пирогу с множеством начинок. В мерцающем мареве контуры домов и высоких пальм искажались. Тени удлинялись и тянули дымчато-серые руки, окутывали покрывалом тумана ежевечерне исчезающий в никуда белый город, что вернется на привычное место только с рассветом.
Тогда-то я и увидел его. Он лежал возле озера ничком – высокий, когда-то сильный, но ныне изможденный мужчина. Губы его потрескались от жажды, глаза покраснели, щеки ввалились. Одежды превратилась в лохмотья, чудом не распадался на части и валявшийся рядом дорожный мешок.
Я набрал в ладони воды и побрызгал ему в лицо, потом слегка похлопал беднягу по лицу, пытаясь привести в чувство. Он с трудом поднял веки, посмотрел сквозь меня взором уходящих за грань миров и прошептал:
- Воды… прошу.
В плотном, темно-зеленом, изогнутом подобно чаше листе озерной лилии я принес бедняге воды, но он не смог ее пить. Так же, как не смог проглотить ни кусочка спелого, сочного апельсина, сорванного с дерева.
Я знал, что так и будет: наша еда и питье, как и весь наш белокаменный город, исчезающий с закатом и возвращающийся с рассветом, - смертельны для людей.
Впрочем, несчастному и так оставалось жить недолго. Я видел, как кровавая пена выступила на его губах, слышал, как воздух с шумом врывается в истерзанные жарой и жаждой легкие. Я сердцем почувствовал его последний вздох, отлетевший в небо, туда, где исчезал последний луч уходящего за горизонт светила.
Наутро мы нашли тело там, где я оставил его вчера. Мы похоронили незнакомца рядом со многими другими странниками, скончавшимися на границе нашей земли. Жалкое имущество пришельца – деревянную кружку, несколько медных монет и теплый плащ – поделили между собой могильщики. Безграмотные невежды собирались было выбросить потрепанную книгу - довольно тяжелую, в черном кожаном переплете, - но я забрал ее.
И не жалею об этом, хотя именно прочтение манускрипта, которому я хотел, но не мог не поверить, подвигло меня отправиться в путь.
Город наш славен своим университетом и прекрасной библиотекой, превышающей по количеству и ценности хранящихся в ней томов, свитков и древних инкунабул легендарную Александрийскую. Но мне не удалось найти ни единого упоминания о том дивном явлении, которому посвящена была книга погибшего странника.
Имя этому волшебному порождению природной магии – мираж. Если верить той - противоречащей всему опыту моей жизни книге, - наш прекраснейший в мире город бессмертных был миражом, игрой и игрушкой солнечных лучей и ясного неба; сложным явлением, описываемым той же наукой, что позволяет искусным мастерам изготавливать зеркала для красавиц; линзы, сквозь которые видны и самые мелкие песчинки, и червы под чисто вымытыми ногтями, и далекие звезды, и иные миры.
Долго размышлял я над странной книгой, в которой повествовалось о разных чудесных и лживых образах: и тех, что показывают вблизи предметы, которые на самом деле удалены на многие лиги, не проницаемые человеческим взором; и тех, что обманывают зрителя, не давая ему понять, какой из предметов, движущихся навстречу друг другу, истинен, а какой – ложен; и тех, что возникают на море под действием тумана, легкой мги и разницы теплоты воды и воздуха; и самых дивных, носящих имя волшебницы Фата-Морганы.
«Возможно, - размышлял я в тишине комнаты сам с собою, - наш дивный белокаменный город, исчезающий по ночам неведомо куда – со всеми своими жителями, домами, садами, с кристально чистым озером и белоснежным песчаным пляжем – тоже отражение в зеркале могущественной природы или неведомого бога. Но раз существует отражение, значит, где-то должно быть и то, что отражено. Оригинал, с которого сделан слепок лучами солнца. Город, во всем подобный нашему. Тот, в котором я, если не побоюсь отправиться на поиски, смогу найти себя настоящего».
Эта-то мысль, невзирая на связанные с нею опасности безумия и потери моей нынешней личности, и побудила меня отправиться в путь.
Не буду утомлять того, кто ныне читает мои записи, рассказом о долгом странствии. Поверьте, во время него не случилось ничего, заслуживающего внимания. Сначала я шел с попутным караваном: и цепочка верблюдов, груженных парчой, шкатулками с драгоценными камнями и искусно выкованными мечами, как и полагается, исчезала каждый вечер, чтобы с восходом солнца возникнуть из небытия и продолжить путь. В городе, возникавшем только под лунными лучами и растворявшемся в туманной дымке поутру, я пересел на корабль, что, подобно «Летучему Голландцу», шел над волнами, не страшась ни ветров, ни бурь.
Потом был многодневный переход верхами – на невысоких, выносливых лошадках, куда более «настоящих», чем привычные мне верблюды и мулы, обитавшие в белокаменном городе, - ибо наша маленькая группа исчезала лишь тогда, когда солнце скрывалось за горизонтом. В той холодной, заснеженной стране, куда привели меня неведомые дороги, ночи недолги, а дневные часы пересыпаются, подобно песчинкам в барханах, кажется, целую вечность. Наконец, я вступил в царство вечного дня, где мог уже путешествовать беспрепятственно, отдыхая тогда, когда того требовала моя природа.
Да, в этом краю вечной зимы я постиг, что значит уставать и нуждаться в сне. Как счастлив я был, засыпая, укрывшись оленьей шкурой, рядом с теплыми мохнатыми собаками, которые везли меня, проводника и нашу поклажу сквозь льды и метели. И сама усталость, и сон, и даже боль от колючих снежных крошек, летящих в лицо во время долгих переходов под пронизывающим ветром, и резь в глазах от сверкающего на солнце льда говорили мне о том, что я становлюсь похожим на человека. Отдаляясь от мира миражей, я все больше приближался к миру реальных городов и селений, пыльных дорог и шумящих лесов, опасностей и страха смерти. Ибо теперь я постиг, что «смерть» - не пустое слово для меня, тени среди теней, волшебного порождения то ли богов, то ли Фата-Морганы.
Наконец, я прибыл в этот город, где дома сложены изо льда, и изо льда сложены стены вокруг. Но как отличалась нынешняя белизна – снегов и просторов, холода и многоцветия полярных сияний – от той, которая была ведома мне на родине. Жители этой земли коренасты и черноволосы. Глаза их раскосы, потому что им приходится смотреть на яркие сверкающие снега полярным днем и пытаться разглядеть опасность звездной полярной ночью.
Две недели я здесь, и две недели длится ночь, озаренная алыми, синими, фиолетовыми всполохами и невыносимо яркими звездами. Сегодня все жители нашего городка – настоящего, ибо не исчезает он при тусклом свете спутника земли, как думаю, не исчезнет и в ярком сиянии солнца, - вышли, чтобы отпраздновать полнолуние.
Мы стоим, укутавшись в оленьи дохи, и смотрим, как танцуют призрачные девы под только им слышную музыку звезд, переступая легкими ножками по ярким, разноцветным клавишам огромного органа, что звучит в небе. Но вот полярное сияние гаснет, и на небо выплывает полная, круглая, подобная лицам местных красавиц, луна.
Наш город начинает дрожать в ее лучах, контуры ледяных домов и крепко сложенных стен искажаются и тают. Я смотрю на своих сотоварищей: тела их становятся полупрозрачными, теряют плотность и настоящесть.
В единый миг взор мой проницает прошлое и грядущее, звезды и землю, и ко мне приходит понимание.
Не важно, что будет причиной - лучи солнца или луны, свет звезд или планет; не важно, как часто день сменяет ночь, - но всем нам суждено исчезнуть. Потому что и весь наш мир – всего лишь мираж, отражение отражений. Нет в нем того настоящего, которое послужило бы непреложной опорой сущему. Иные миры и вселенные – отражения еще более далеких отражений. Нам не дано найти единственную реальность, потому что ее не существует.
Но как только мы постигаем эту истину, сами перестаем быть.
Похожие статьи:
Рассказы → Бритва Оккама (из ненаписанной схолии)
Рассказы → Красная Королева
Рассказы → Успешное строительство и вопрос перенаселения
Рассказы → День, когда Вселенная схлопнулась [Рифмованная и нерифмованная версии]
Рассказы → Легенда о единороге
лежу тут безмозглая абсолютно))) Не женщина - мечта! 
