Под железной рукой

01. Под железной рукой. Оцифровка тирана

―――――――――――――――――――――――――――――――

1.

― А ведь он плешивый… и седой... ― с отдышкой выговорил Дед.         

― Кто? ― живо переспросил секретарь, выпрямляясь, и там, наверху становясь привычным, аккуратно стриженным. Не человек, а универсальный шаблон лакея.

― Ты, Юрик, ― Дед повысил голос и плюнул злорадно. Владелец всей страны и этого бессмысленного холуя не знал, что думает вслух, а то б и леща добавил, на большее сил нет. ― Ты, оказывается, уже старый!

Перед тираном стыл кофе на месте только что пролитого, потому что он уже расхотел кофе за те минуты, что ждал новый: голод сменился грызущей болью. В зале было прохладно, так легче дышится. Пар от чашки восходил к двенадцати мониторам. На них золотыми люстрами сияла анфилада его хором, цифровая копия резиденции. Сияла и ждала… Напольные часы высотой под лепной потолок не сегодня-завтра пробьют начало новой эры: «Грандиозно! Торжественно! Эпохально!» Личность правителя оцифрована полностью, возрастные проблемы исправлены, анфилада ждала его шагов. Дед уже слышал овацию населяющих её симов, видел заголовки новостей: «Грандиозный! Торжественный! Эпохальный шаг!»

Почему не сегодня? Почему опять завтра-послезавтра? Не сложно догадаться: дорога в бессмертие лежала через гроб. Живая оцифрованная кровь должна перетечь в цифровую замедляющимися толчками пульса, вся до капли. В основе оцифровки и переноса личности лежал общеизвестный железный принцип: две идентичные вещи не могут существовать. Как ни крути, а сияющий дверной проём заслонён крышкой гроба. Кто решится пройти ― станет первым, первым бессмертным в нетленном дворце. Если не считать мышей.

Цифровой мир, ожидавший Деда, прежде него был обжит лабораторными мышами. Меченые особи сохраняли привычки и там, а главное, обучались новым вещам, соответственно своему характеру дружили и враждовали.

― Видите, ― сказал секретарь, когда ролик закончился, и вместо умывающейся мыши на центральном мониторе вновь засияла хрустальная люстра, ― это значит, что переход состоялся. Мыши не симуляции, они живые.

― И как от них избавились, ― язвительно спросил Дед, ― запустили туда цифрового кота?

― Совершенно верно. Заранее, то есть, он уже был там. Но не оцифрованный кот, а охотничья программа с заданным сроком существования: до последней мыши. Уверяю, Лев Максимилианович, в цифровой резиденции нет и не будет ни единого существа, помимо утверждённых вами! Вы полностью осмотрите её из капсулы непосредственно до перехода, как и внутреннее подключение к общемировой сети.

Юрик удалил от греха файлы с раздражающими мышами и вернулся к демонстрации хозяину копии его хором, возведённой по ту сторону. Дед всё ещё не решался перешагнуть порог: и верил, и не верил. Не такой человек без малого сорок лет держит страну в кулаке, который доверятся кому ни попадя и очертя голову прыгает невесть куда.

2.

Разные бывают фобии. Даже тихая, размеренная жизнь может вызывать панический ужас. Экстрим наоборот: способен отвлекать от страшных мыслей.

Грядущего эпохального события Дед опасался в нормальной степени, а вот инвалидная коляска являлась ему в кошмарах, как вампиру осиновый катафалк. Только не это, нет-нет-нет!.. Заткнитесь, коновалы! Пошли все вон!

Чем подробнее болван Юрик расписывал чудеса японской техники, тем более тошно становилось хозяину… И мышцы-то коляска будет стимулировать, массажик делать там всякий… И анализы сама, хи-хи, на толчок пересаживаться не надо… Если что и укольчик ― сама… И кислородик вот отсюда… И за сердце стучать может… Две иголочки в сосуды и кровь перекачивается чистейшая!..

Почему Дед его не прибил, непонятно… И супчик через трубочку… Ад какой!

На консилиуме, с головы до ног в холодном поту, Дед смог выдохнуть лишь во время доклада компьютерщиков. Пусть болтают, от этих по крайней мере в дрожь не бросает. Георгиевич, генерал улыбался, его коновалы тоже, Юрик подхихикивал, а потом как-то закрутилось… Пошло дело в ту, виртуальную сторону.

Да и какое может быть сравнение: опустить свой зад в коляску, которая будет дышать за тебя, и в ней усыхая, плесневея, ждать смерти или на своих ногах в обновлённом теле обрести мир гораздо больший, чем покидаешь? Что такое Земля? Шарик с непрерывными войнами и плохой экологией, а ― там… Всемирная паутина охватывает и прошлое, и будущее, и полностью вымышленное… Где хочешь гуляй: по заповедникам и фильмам…

Ай, да не о том! Пульт управления миром расположен где? Он давно уже на цифровой стороне! Оттуда тянутся ниточки к каждому дураку, ко всем страхам и желаньицам людей, и все они будут в его руках. Что тогда скажешь, Георгиевич? Без твоих солдафонов обошлись? А ничего не скажет. Меньше надо было ухмыляться, башка ослиная. Отправьте ему курева блок на зону в честь моей цифровой инаугурации.

Зато Юрик в прыжке переобулся. Двух дней с момента презентации не прошло, а глаза уже сияют огнём энтузиазма:

― Я осознал, Лев Максимилианович, это великий шанс! Войти, нет, не войти историю, но положить ей начало! Стать первой главой новейшей истории человечества!

― Точно, Юрик? Ты уверен?

― Если бы не риски, Лев Максимилианович, они недопустимо высоки для личности вашего масштаба! Даже если предположить, что случится незначительное ухудшение вашего здоровья, медицина вне всяких сомнений поможет вам управлять страной в минуты кризиса, и обеспечит полное выздоровление!

Минуты кризиса ― это он кому так переименовал. Скользкий и внезапный, как рыба лупоглазая, илистый прыгун.

Между тем напольные часы: дун-дун. Маятник: влево-вправо, на круге, на гербе солнечный свет играет. Город за окном, большой город, его личный. Переживут ведь Деда эти часы, другим достанутся! Непорядок. Не отдаст он их, ещё чего, ручная резьба, немецкий механизм, лучший из юбилейных подарков. Хоть бы семья позвонила что ли! Ну, и что, что запретил? Неважно, что сам отослал!

3.

Как же это соблазнительно ― ощутить своё тело прежним, без тяжести и боли! Не терять мысль, не щуриться, вздохнуть и забыть, что дышишь, забыть этот сипящий звук. А там дышат?

― Юрик! Я буду там дышать?

Смятение пронеслось по лицу секретаря: что это, медикаментозный бред? Но тут же сменилось задорной уверенностью:

― Разумеется! Полная оцифровка личности: всё, абсолютно всё, как здесь!

― И ты, болван? Твой сим уже там?

― Давно…

― Замени!

― Что?..

― Себя!

― Извините?.. Конечно… Не понял… Кем?

― Хочу, чтобы твой сим был пигмеем. ― Дед не поленился и рукой указал высоту по пояс. ― Понял?

― Безус…

― Низкий, как тумбочка. Понял?

― Безусловно.

Остальные симы были созданы безликими функциями. В цифровой мир Дед не позвал ни-ко-го. Там ― палец указывает в цифровую анфиладу ― он будет свободен и совершенно один. Там отдохнёт от них. Оттуда понажимает главных кнопок. А вы бегайте, суетитесь, пока Дед путешествует в бесконечном вояже по всем «нешенал жеографик» без вас, черти, как же вы надоели.

Не то в старости плохо, что встать с кресла ― это одно мероприятие, а прогуляться в парке ― другое. Плохо, что ни сидя, ни на ходу сосредоточиться не выходит. Вроде бы информация верная, за докладчиками коршуном следил: все фальшивят, но без сюрпризов. Кто чего добивается, видно насквозь. А в голове эти куски информации, как коробки в большой ящик свалены небрежно, углами в разные стороны. Встряхнуть хочется, чтобы по порядку легли, чтобы выстроилась картина. Не получается, углы какие-то снова упираются в стенки. От них-то голова и болит. Когда Юрик излагает, слова прямо ложатся коробочкой на коробочку. Стоит ему уйти, начнёшь перебирать, и словно чего-то логически не хватает. Но чего же, чего? Старость ― не радость. Тревога растёт и быстро переливается наружу. Хочется рвать и метать, оттолкнуть, спрятаться. Принять, чёрт с ним, не важно какое, решение.

«Нет, я не смогу. Как это: шагнуть отсюда ― туда? Как в сон? Как через порог?» Никто не торопит, не толкает в спину. Дед сам ляжет в капсулу. Почувствует ту же линейку вдоль позвоночника, пощипывание тех же контактов… Решиться-то как?! Снова и снова Дед вспоминает руну, что ему выпала: прыжок в пустоту с пустыми руками. «Ни о чём подобном не загадывал в те времена, а вот поди ж ты! Не верь после этого гаданиям!»

Внезапно Дед заметил…

― Часы! Юрик! Где мои юбилейные часы?!

Секретарь прошмыгнул взглядом с запястья Деда на маятник перед ним:

― В-вот…

― Не здесь, болван! Там! Где они там?! Всё, говоришь, готово? Всё оцифровано? Единственная ценная вещь, где…

― За колонной, ― Юрик махнул рукой. ― Как и в этой комнате, отсюда не видно… Принести очки виртуальной реальности?

― Нет! ― рявкнул Дед и ещё тяжелей откинулся в кресле.

― Как скажете… Я могу… Хоть сейчас… ― лепетал Юрик, готовый рвануть туда, сюда, и замер под неподвижным взглядом старика, залип в дверном проёме.

Пиджачно-галстучный, универсальный и недорогой, как изолента. Слово скажи, кивком намекни ему, и Юрик хоть сейчас: и организовать пресс-конференцию, и поменять памперс. К счастью, памперсы Деду пока не требуются, но если, то мигом без перчаток. «Как его на самом-то деле звать? Новая память определённо требуется. Первый личный секретарь был Юрик. Нет, второй, точно второй». Первого Дед сам того… Прогнал за косяк в не слишком благополучные края. Второй траванулся, башкой поехал до невменяемости. Молодец, конечно, честноком отработал свои деньги, но зачем он такой нужен? Да и шут с ним. С тех пор Дед путался в именах и плюнул запоминать. Все последующие стали Юриками. В чём проблема? Должность такая ― личный юрик.

4.

Дата перехода в цифровой формат маячила на расстоянии суток. Отодвигать? Снова? За окном свет яркого сентябрьского дня. Хоть ты где будь, хоть на море, хоть в лесу, хоть за этими бронированными стеклопакетами, а чувствуешь, что не лето, не лето.

Болело всё. Что не болело, то ныло, суставы особенно. Днём и ночью всё тяжело: сидеть, ходить, спать, бодрствовать. Скрип тела напоминал хроническое безденежье юности: на что-то важное всегда не хватает, напоминал короткое одеяло. С анальгетиками же такое дело… В сознании надо быть, желательно в ясном уме. Вопрос жизни и смерти.

Сказать, что Дед отродясь не доверял обезболивающим ― ничего не сказать, но с первого раза, как отпустило, полюбил их всем сердцем. Он даже не осознал, что произошло, так полно и незаметно прояснились органы чувств, так прибыло сил. Часов на шесть. С тех пор Дед пользовался лишь этими колёсами, держал их при себе. Но, увы, с одной таблетки дошёл до четырёх и действовали они на него специфически, накрывая волной паники, ностальгии и невыносимой жалости к себе. Каждый раз, как в первый. Секретарь знал это. В карманах запасено не по одной пачке бумажных платков.

― Юрик!!!

Секретарь был за спиной, он практически всегда появлялся из-за плеча. Где и быть личному помощнику больного старика? Вынырнул и склонился знаком вопроса.

Дед прошептал:

― Сядь, поговорить надо…

Куда сядь? В кабинете единственное кресло Деда. Юрик сел пред ним на корточки, сминая в кармане шёлковую целлюлозу на несколько секунд раньше, чем требовалось.

― Юрик, мне страшно! Первый? Первый как космонавт, да? Давай всё отменим, Юра, мне так страшно! ― Старческий голос прорывался через обиженные всхлипы. ― Почему я должен?! Я не хочу!

Со спокойствием ассистента в хирургии Юрик промакивал пигментные морщины, меняя платок за платком, соглашаясь и хмурясь мутно-голубыми глазами. Отродясь их не заливал, судьба не доложила цвета. На всемирной олимпиаде по лакейскому покеру он взял бы все призовые места.

Сидящий на корточках лакей рос в глазах Деда и с каждой секундой перевоплощался в его отца, лётчика классического, которого он знал по фото. Изучил вдоль и поперёк, пока мать в клочья не разорвала. Но руки отца и решётку перед вольером, кормление в полдень крупных хищников он действительно помнил. И мороженое, и голос отца ― сильный, ровный.

― Отменим, да, Юра, всё отменим? Никому не скажем! Пойдём завтра в зоопарк в это самое время, то-то все удивятся!

Секретарь нашаривал последнюю пачку платков во внутреннем кармане. Зоопарк — это не финал, а затишье перед девятым валом.

Достал и безотчётно выдохнул:

― У нас и тут зоопарк не хуже…

― Что? ― неожиданно трезво и коротко переспросил Дед.

Юрик обмер. Сердце бухало во всём теле.

Дремучий спрут не утратил навыки. Круглая башка отказывает, но мозг в каждом щупальце бдит.

Сошедшиеся к переносице брови секретаря выразили глубокую обеспокоенность.

― Прошу простить, Лев Максимилианович. Не хотел в такой важный период отвлекать вас пустяками.

Лаконично и брезгливо он изложил самую грязную из моментально вспомнившихся сплетен, имевших последствия, то есть, проверяемых:

― …из-за этого она не работает больше диктором на главном канале. Замена произведена вчера. Ещё раз прошу извинить, что не доложил сразу.

Дед кивнул, Юрик выдохнул и обложил себя мысленно последними словами.

5.

«Грандиозный! Торжественный! Эпохальный день!»

Дед решил больше не откладывать.

Мягкая щётка скользила по его всё ещё львиной шевелюре соль с перцем. Любая расчёска и вода причиняли боль коже головы. Аномальная чувствительность. Секретарь пудрил его волосы тальком и разглаживал широкой щёткой из натуральной щетины. Встряхивал прядь за прядью и расправлял по плечам, не прикасаясь к голове. Ловкий. Как один раз получил в ухо, так сразу и наловчился. Обычно по утрам во время этой процедуры Дед выслушивал от Юрика государственные новости и сплетни, но не сегодня.

Капсулу ночью установили. Как ни назови, а гроб. Красивый, современного дизайна гроб в виде капли. Так могла бы выглядеть катапульта космического корабля. Гроб и могильщики рядом: врачи, компьютерщики. Кровь, пульс, всё что должно стучать и течь оцифруется непосредственно в момент перехода. Набилась врагов целая комната. Краткая речь народу начитана заранее, но видеосъёмка торжественного момента ведётся. Плохо быть старым, невольно теряешься: куда смотреть, кого слушать? Лица всё незнакомые. Они друг с другом говорят или уже с ним? Говорите громче.

― Не уходи, ― буркнул Дед Юрику.

Пока его инструктировали, как лечь, какие ощущения будут сменять друг друга по мере перехода, щётка скользила с макушки до плеч. Словно обычное утро, словно вокруг не было всех этих людей. Задумавшись, Дед тёр лицо, отмахивался, ловил руку секретаря, отпускал и велел продолжать.

В принципе все эти инструкции он помнил. Смущала необходимость разжать руку там, в капсуле. Внимание там удерживалось базовым хватательным инстинктом за поручни. Когда зрение и слух пропадут, то есть, совсем ничего не останется, даже ощущения собственного тела, тишины и темноты, необходимо будет разжать руки и шагнуть прямо в цифровой мир. Отпустить и шагнуть. «Очень высоко», ― так ему объяснили ему это переживание. «Грызуны и приматы вели себя так, будто там очень высоко».

Начинаем! Операторы попросили всех отойти. Этого же требовала службы безопасности.

Прежде закрытые двери проходного зала распахнуты и полны толпящимся народом. В дверях напротив стоял Юрик.

Сколько Дед не храбрись, а искал его в толпе. Нашёл, узнал по руке, приложенной к сердцу. Знакомый жест. Немало дней он провёл, выслушивая уверения в надёжности, безопасности и так далее, в своей исторической роли, глядя на эту руку, но лишь теперь заметил приглушённый блеск запонки: не даром прошли лакейские годы. Юрик был неподвижней статуи с клятвенным жестом, со взглядом полным веры и преданности. Улыбка ободрения не допущена к губам. Кто же улыбается, когда клянётся? Не вовремя это.

6.

Музыку громкую включили, идиоты, торжественную, эпохальную... Как будто её потом нельзя наложить. А, это же гимн…

Дед подошёл к капсуле и опустился в неё, откинул спинку. Позволил застегнуть манжеты, проверить датчики на них. Кивнул, ощутив линейку электрических импульсов вдоль позвоночника и, когда ассистенты отошли, опустил дымчатое стекло крыши. Остался совсем один. Взял джойстик, прошёлся взглядом по цифровой резиденции. Рука мелко дрожала. В такой момент не то, что мышей, слона бы там не заметил. Включил и выключил окно всемирной сети.

На торце джойстика Дед нащупал одну большую кнопку и вдавил её глубже ободка, сразу же отпустив и схватившись за круглые поручни. Тело начало неметь. Крышка темнела, люди за ней обезличились и пропали. Послышалось мелкое журчание… жужжание… звон… тишина…

Страх отступал по мере того, как исчезало способное бояться тело. Ужас ― накатывался. Высоко… Пространство отступало во все стороны и с огромной скоростью. Не за что уцепиться. Поручни. Дед хотел провести рукой: не тянутся ли они из вещественной резиденции в цифровую? Но для этого нужно хоть чуть-чуть ослабить хватку. Ни за что! «Я не могу, потому что я есть. А значит, я могу. Я есть, и я смогу». Пальцы медленно едва-едва разжались. Садиться не было необходимости, положения в пространстве не существовало. Нужно отпустить поручень и шагнуть. Отпустить и шагнуть. Но там казалось, что любое движение смертоносно, что пустота раздавит бесчувственное тело, как скорлупку. Руки слабели, ощущение схватывания угасало… Дед стиснул поручни из последних сил и резко толкнул прочь. Пустота ударилась в скорлупу не снаружи, а изнутри. Лёгким, как призрак, Дед шагнул в никуда.

Под ногой моментально развернулась анфилада его резиденции во всех деталях перед нестарческими теперь глазами. Она была пуста. Безлюдна. Идеальна. При втором шаге тело обрело приятный вес.

Невозможно поверить... Если это не золотая доза и не её предсмертное видение, то ― сработало…

В одиночестве, в безопасности, во всемогуществе.

За распахнутой балконной дверью солнце. Подходящий день для торжественных обращений к народу. Сегодняшнее будет первым в мире, первым во всей вселенной! Дед замечтался и не сразу очнулся. Ещё кое-что он ещё не сделал: не позвал симов, не рискнул испытать голос. Но ведь это не сложней, чем шагнуть в абсолютную пустоту!

Дед хлопнул в ладоши и во всю мощь цифровых лёгких по-генеральски вострубил:

― Ну, и где они, с другой стороны колонны? Юрик, где мои юбилейные часы?!

Из балконных дверей показалась фигура, как он и хотел ― высотой с пигмея, но это был не человек, и даже не пиксельный человечек, а курсор. Он рывком приблизился к Деду, к его пятке, примагнитил, рывком поднял вниз головой. От левой колонны развернул к правой, где и стояли напольные часы, покачнул и несильно впечатал лицом в циферблат.

― Вот они.

Встряхнув, курсор оставил его раскачиваться вместе с маятником: вправо-влево, вправо-влево…

Ровный, ничуть не изменившийся голос Юрика произнёс:

― Ваша речь в пятнадцать тридцать, суфлёр на балконе. Предварительно требуется открыть окна иностранной прессы…

Дед молчал. Раскачивание замерло на взлёте и рухнуло снова. Маятник ходил теперь навстречу и прочь, из-за спины и навстречу, голова кружилась. значит, что переход состоялся. Мыши не симуляции, они живые.

― И как от них избавились, ― язвительно спросил Дед, ― запустили туда цифрового кота?

― Совершенно верно. Заранее, то есть, он уже был там. Но не оцифрованный кот, а охотничья программа с заданным сроком существования: до последней мыши. Уверяю, Лев Максимилианович, в цифровой резиденции нет и не будет ни единого существа, помимо утверждённых вами! Вы полностью осмотрите её из капсулы непосредственно до перехода, как и внутреннее подключение к общемировой сети.

Юрик удалил от греха файлы с раздражающими мышами и вернулся к демонстрации хозяину копии его хором, возведённой по ту сторону. Дед всё ещё не решался перешагнуть порог: и верил, и не верил. Не такой человек без малого сорок лет держит страну в кулаке, который доверятся кому ни попадя и очертя голову прыгает невесть куда.

2.

Разные бывают фобии. Даже тихая, размеренная жизнь может вызывать панический ужас. Экстрим наоборот: способен отвлекать от страшных мыслей.

Грядущего эпохального события Дед опасался в нормальной степени, а вот инвалидная коляска являлась ему в кошмарах, как вампиру осиновый катафалк. Только не это, нет-нет-нет!.. Заткнитесь, коновалы! Пошли все вон!

Чем подробнее болван Юрик расписывал чудеса японской техники, тем более тошно становилось хозяину… И мышцы-то коляска будет стимулировать, массажик делать там всякий… И анализы сама, хи-хи, на толчок пересаживаться не надо… Если что и укольчик ― сама… И кислородик вот отсюда… И за сердце стучать может… Две иголочки в сосуды и кровь перекачивается чистейшая!..

Почему Дед его не прибил, непонятно… И супчик через трубочку… Ад какой!

На консилиуме, с головы до ног в холодном поту, Дед смог выдохнуть лишь во время доклада компьютерщиков. Пусть болтают, от этих по крайней мере в дрожь не бросает. Георгиевич, генерал улыбался, его коновалы тоже, Юрик подхихикивал, а потом как-то закрутилось… Пошло дело в ту, виртуальную сторону.

Да и какое может быть сравнение: опустить свой зад в коляску, которая будет дышать за тебя, и в ней усыхая, плесневея, ждать смерти или на своих ногах в обновлённом теле обрести мир гораздо больший, чем покидаешь? Что такое Земля? Шарик с непрерывными войнами и плохой экологией, а ― там… Всемирная паутина охватывает и прошлое, и будущее, и полностью вымышленное… Где хочешь гуляй: по заповедникам и фильмам…

Ай, да не о том! Пульт управления миром расположен где? Он давно уже на цифровой стороне! Оттуда тянутся ниточки к каждому дураку, ко всем страхам и желаньицам людей, и все они будут в его руках. Что тогда скажешь, Георгиевич? Без твоих солдафонов обошлись? А ничего не скажет. Меньше надо было ухмыляться, башка ослиная. Отправьте ему курева блок на зону в честь моей цифровой инаугурации.

Зато Юрик в прыжке переобулся. Двух дней с момента презентации не прошло, а глаза уже сияют огнём энтузиазма:

― Я осознал, Лев Максимилианович, это великий шанс! Войти, нет, не войти историю, но положить ей начало! Стать первой главой новейшей истории человечества!

― Точно, Юрик? Ты уверен?

― Если бы не риски, Лев Максимилианович, они недопустимо высоки для личности вашего масштаба! Даже если предположить, что случится незначительное ухудшение вашего здоровья, медицина вне всяких сомнений поможет вам управлять страной в минуты кризиса, и обеспечит полное выздоровление!

Минуты кризиса ― это он кому так переименовал. Скользкий и внезапный, как рыба лупоглазая, илистый прыгун.

Между тем напольные часы: дун-дун. Маятник: влево-вправо, на круге, на гербе солнечный свет играет. Город за окном, большой город, его личный. Переживут ведь Деда эти часы, другим достанутся! Непорядок. Не отдаст он их, ещё чего, ручная резьба, немецкий механизм, лучший из юбилейных подарков. Хоть бы семья позвонила что ли! Ну, и что, что запретил? Неважно, что сам отослал!

3.

Как же это соблазнительно ― ощутить своё тело прежним, без тяжести и боли! Не терять мысль, не щуриться, вздохнуть и забыть, что дышишь, забыть этот сипящий звук. А там дышат?

― Юрик! Я буду там дышать?

Смятение пронеслось по лицу секретаря: что это, медикаментозный бред? Но тут же сменилось задорной уверенностью:

― Разумеется! Полная оцифровка личности: всё, абсолютно всё, как здесь!

― И ты, болван? Твой сим уже там?

― Давно…

― Замени!

― Что?..

― Себя!

― Извините?.. Конечно… Не понял… Кем?

― Хочу, чтобы твой сим был пигмеем. ― Дед не поленился и рукой указал высоту по пояс. ― Понял?

― Безус…

― Низкий, как тумбочка. Понял?

― Безусловно.

Остальные симы были созданы безликими функциями. В цифровой мир Дед не позвал ни-ко-го. Там ― палец указывает в цифровую анфиладу ― он будет свободен и совершенно один. Там отдохнёт от них. Оттуда понажимает главных кнопок. А вы бегайте, суетитесь, пока Дед путешествует в бесконечном вояже по всем «нешенал жеографик» без вас, черти, как же вы надоели.

Не то в старости плохо, что встать с кресла ― это одно мероприятие, а прогуляться в парке ― другое. Плохо, что ни сидя, ни на ходу сосредоточиться не выходит. Вроде бы информация верная, за докладчиками коршуном следил: все фальшивят, но без сюрпризов. Кто чего добивается, видно насквозь. А в голове эти куски информации, как коробки в большой ящик свалены небрежно, углами в разные стороны. Встряхнуть хочется, чтобы по порядку легли, чтобы выстроилась картина. Не получается, углы какие-то снова упираются в стенки. От них-то голова и болит. Когда Юрик излагает, слова прямо ложатся коробочкой на коробочку. Стоит ему уйти, начнёшь перебирать, и словно чего-то логически не хватает. Но чего же, чего? Старость ― не радость. Тревога растёт и быстро переливается наружу. Хочется рвать и метать, оттолкнуть, спрятаться. Принять, чёрт с ним, не важно какое, решение.

«Нет, я не смогу. Как это: шагнуть отсюда ― туда? Как в сон? Как через порог?» Никто не торопит, не толкает в спину. Дед сам ляжет в капсулу. Почувствует ту же линейку вдоль позвоночника, пощипывание тех же контактов… Решиться-то как?! Снова и снова Дед вспоминает руну, что ему выпала: прыжок в пустоту с пустыми руками. «Ни о чём подобном не загадывал в те времена, а вот поди ж ты! Не верь после этого гаданиям!»

Внезапно Дед заметил…

― Часы! Юрик! Где мои юбилейные часы?!

Секретарь прошмыгнул взглядом с запястья Деда на маятник перед ним:

― В-вот…

― Не здесь, болван! Там! Где они там?! Всё, говоришь, готово? Всё оцифровано? Единственная ценная вещь, где…

― За колонной, ― Юрик махнул рукой. ― Как и в этой комнате, отсюда не видно… Принести очки виртуальной реальности?

― Нет! ― рявкнул Дед и ещё тяжелей откинулся в кресле.

― Как скажете… Я могу… Хоть сейчас… ― лепетал Юрик, готовый рвануть туда, сюда, и замер под неподвижным взглядом старика, залип в дверном проёме.

Пиджачно-галстучный, универсальный и недорогой, как изолента. Слово скажи, кивком намекни ему, и Юрик хоть сейчас: и организовать пресс-конференцию, и поменять памперс. К счастью, памперсы Деду пока не требуются, но если, то мигом без перчаток. «Как его на самом-то деле звать? Новая память определённо требуется. Первый личный секретарь был Юрик. Нет, второй, точно второй». Первого Дед сам того… Прогнал за косяк в не слишком благополучные края. Второй траванулся, башкой поехал до невменяемости. Молодец, конечно, честноком отработал свои деньги, но зачем он такой нужен? Да и шут с ним. С тех пор Дед путался в именах и плюнул запоминать. Все последующие стали Юриками. В чём проблема? Должность такая ― личный юрик.

4.

Дата перехода в цифровой формат маячила на расстоянии суток. Отодвигать? Снова? За окном свет яркого сентябрьского дня. Хоть ты где будь, хоть на море, хоть в лесу, хоть за этими бронированными стеклопакетами, а чувствуешь, что не лето, не лето.

Болело всё. Что не болело, то ныло, суставы особенно. Днём и ночью всё тяжело: сидеть, ходить, спать, бодрствовать. Скрип тела напоминал хроническое безденежье юности: на что-то важное всегда не хватает, напоминал короткое одеяло. С анальгетиками же такое дело… В сознании надо быть, желательно в ясном уме. Вопрос жизни и смерти.

Сказать, что Дед отродясь не доверял обезболивающим ― ничего не сказать, но с первого раза, как отпустило, полюбил их всем сердцем. Он даже не осознал, что произошло, так полно и незаметно прояснились органы чувств, так прибыло сил. Часов на шесть. С тех пор Дед пользовался лишь этими колёсами, держал их при себе. Но, увы, с одной таблетки дошёл до четырёх и действовали они на него специфически, накрывая волной паники, ностальгии и невыносимой жалости к себе. Каждый раз, как в первый. Секретарь знал это. В карманах запасено не по одной пачке бумажных платков.

― Юрик!!!

Секретарь был за спиной, он практически всегда появлялся из-за плеча. Где и быть личному помощнику больного старика? Вынырнул и склонился знаком вопроса.

Дед прошептал:

― Сядь, поговорить надо…

Куда сядь? В кабинете единственное кресло Деда. Юрик сел пред ним на корточки, сминая в кармане шёлковую целлюлозу на несколько секунд раньше, чем требовалось.

― Юрик, мне страшно! Первый? Первый как космонавт, да? Давай всё отменим, Юра, мне так страшно! ― Старческий голос прорывался через обиженные всхлипы. ― Почему я должен?! Я не хочу!

Со спокойствием ассистента в хирургии Юрик промакивал пигментные морщины, меняя платок за платком, соглашаясь и хмурясь мутно-голубыми глазами. Отродясь их не заливал, судьба не доложила цвета. На всемирной олимпиаде по лакейскому покеру он взял бы все призовые места.

Сидящий на корточках лакей рос в глазах Деда и с каждой секундой перевоплощался в его отца, лётчика классического, которого он знал по фото. Изучил вдоль и поперёк, пока мать в клочья не разорвала. Но руки отца и решётку перед вольером, кормление в полдень крупных хищников он действительно помнил. И мороженое, и голос отца ― сильный, ровный.

― Отменим, да, Юра, всё отменим? Никому не скажем! Пойдём завтра в зоопарк в это самое время, то-то все удивятся!

Секретарь нашаривал последнюю пачку платков во внутреннем кармане. Зоопарк — это не финал, а затишье перед девятым валом.

Достал и безотчётно выдохнул:

― У нас и тут зоопарк не хуже…

― Что? ― неожиданно трезво и коротко переспросил Дед.

Юрик обмер. Сердце бухало во всём теле.

Дремучий спрут не утратил навыки. Круглая башка отказывает, но мозг в каждом щупальце бдит.

Сошедшиеся к переносице брови секретаря выразили глубокую обеспокоенность.

― Прошу простить, Лев Максимилианович. Не хотел в такой важный период отвлекать вас пустяками.

Лаконично и брезгливо он изложил самую грязную из моментально вспомнившихся сплетен, имевших последствия, то есть, проверяемых:

― …из-за этого она не работает больше диктором на главном канале. Замена произведена вчера. Ещё раз прошу извинить, что не доложил сразу.

Дед кивнул, Юрик выдохнул и обложил себя мысленно последними словами.

5.

«Грандиозный! Торжественный! Эпохальный день!»

Дед решил больше не откладывать.

Мягкая щётка скользила по его всё ещё львиной шевелюре соль с перцем. Любая расчёска и вода причиняли боль коже головы. Аномальная чувствительность. Секретарь пудрил его волосы тальком и разглаживал широкой щёткой из натуральной щетины. Встряхивал прядь за прядью и расправлял по плечам, не прикасаясь к голове. Ловкий. Как один раз получил в ухо, так сразу и наловчился. Обычно по утрам во время этой процедуры Дед выслушивал от Юрика государственные новости и сплетни, но не сегодня.

Капсулу ночью установили. Как ни назови, а гроб. Красивый, современного дизайна гроб в виде капли. Так могла бы выглядеть катапульта космического корабля. Гроб и могильщики рядом: врачи, компьютерщики. Кровь, пульс, всё что должно стучать и течь оцифруется непосредственно в момент перехода. Набилась врагов целая комната. Краткая речь народу начитана заранее, но видеосъёмка торжественного момента ведётся. Плохо быть старым, невольно теряешься: куда смотреть, кого слушать? Лица всё незнакомые. Они друг с другом говорят или уже с ним? Говорите громче.

― Не уходи, ― буркнул Дед Юрику.

Пока его инструктировали, как лечь, какие ощущения будут сменять друг друга по мере перехода, щётка скользила с макушки до плеч. Словно обычное утро, словно вокруг не было всех этих людей. Задумавшись, Дед тёр лицо, отмахивался, ловил руку секретаря, отпускал и велел продолжать.

В принципе все эти инструкции он помнил. Смущала необходимость разжать руку там, в капсуле. Внимание там удерживалось базовым хватательным инстинктом за поручни. Когда зрение и слух пропадут, то есть, совсем ничего не останется, даже ощущения собственного тела, тишины и темноты, необходимо будет разжать руки и шагнуть прямо в цифровой мир. Отпустить и шагнуть. «Очень высоко», ― так ему объяснили ему это переживание. «Грызуны и приматы вели себя так, будто там очень высоко».

Начинаем! Операторы попросили всех отойти. Этого же требовала службы безопасности.

Прежде закрытые двери проходного зала распахнуты и полны толпящимся народом. В дверях напротив стоял Юрик.

Сколько Дед не храбрись, а искал его в толпе. Нашёл, узнал по руке, приложенной к сердцу. Знакомый жест. Немало дней он провёл, выслушивая уверения в надёжности, безопасности и так далее, в своей исторической роли, глядя на эту руку, но лишь теперь заметил приглушённый блеск запонки: не даром прошли лакейские годы. Юрик был неподвижней статуи с клятвенным жестом, со взглядом полным веры и преданности. Улыбка ободрения не допущена к губам. Кто же улыбается, когда клянётся? Не вовремя это.

6.

Музыку громкую включили, идиоты, торжественную, эпохальную... Как будто её потом нельзя наложить. А, это же гимн…

Дед подошёл к капсуле и опустился в неё, откинул спинку. Позволил застегнуть манжеты, проверить датчики на них. Кивнул, ощутив линейку электрических импульсов вдоль позвоночника и, когда ассистенты отошли, опустил дымчатое стекло крыши. Остался совсем один. Взял джойстик, прошёлся взглядом по цифровой резиденции. Рука мелко дрожала. В такой момент не то, что мышей, слона бы там не заметил. Включил и выключил окно всемирной сети.

На торце джойстика Дед нащупал одну большую кнопку и вдавил её глубже ободка, сразу же отпустив и схватившись за круглые поручни. Тело начало неметь. Крышка темнела, люди за ней обезличились и пропали. Послышалось мелкое журчание… жужжание… звон… тишина…

Страх отступал по мере того, как исчезало способное бояться тело. Ужас ― накатывался. Высоко… Пространство отступало во все стороны и с огромной скоростью. Не за что уцепиться. Поручни. Дед хотел провести рукой: не тянутся ли они из вещественной резиденции в цифровую? Но для этого нужно хоть чуть-чуть ослабить хватку. Ни за что! «Я не могу, потому что я есть. А значит, я могу. Я есть, и я смогу». Пальцы медленно едва-едва разжались. Садиться не было необходимости, положения в пространстве не существовало. Нужно отпустить поручень и шагнуть. Отпустить и шагнуть. Но там казалось, что любое движение смертоносно, что пустота раздавит бесчувственное тело, как скорлупку. Руки слабели, ощущение схватывания угасало… Дед стиснул поручни из последних сил и резко толкнул прочь. Пустота ударилась в скорлупу не снаружи, а изнутри. Лёгким, как призрак, Дед шагнул в никуда.

Под ногой моментально развернулась анфилада его резиденции во всех деталях перед нестарческими теперь глазами. Она была пуста. Безлюдна. Идеальна. При втором шаге тело обрело приятный вес.

Невозможно поверить... Если это не золотая доза и не её предсмертное видение, то ― сработало…

В одиночестве, в безопасности, во всемогуществе.

За распахнутой балконной дверью солнце. Подходящий день для торжественных обращений к народу. Сегодняшнее будет первым в мире, первым во всей вселенной! Дед замечтался и не сразу очнулся. Ещё кое-что он ещё не сделал: не позвал симов, не рискнул испытать голос. Но ведь это не сложней, чем шагнуть в абсолютную пустоту!

Дед хлопнул в ладоши и во всю мощь цифровых лёгких по-генеральски вострубил:

― Ну, и где они, с другой стороны колонны? Юрик, где мои юбилейные часы?!

Из балконных дверей показалась фигура, как он и хотел ― высотой с пигмея, но это был не человек, и даже не пиксельный человечек, а курсор. Он рывком приблизился к Деду, к его пятке, примагнитил, рывком поднял вниз головой. От левой колонны развернул к правой, где и стояли напольные часы, покачнул и несильно впечатал лицом в циферблат.

― Вот они.

Встряхнув, курсор оставил его раскачиваться вместе с маятником: вправо-влево, вправо-влево…

Ровный, ничуть не изменившийся голос Юрика произнёс:

― Ваша речь в пятнадцать тридцать, суфлёр на балконе. Предварительно требуется открыть окна иностранной прессы…

Дед молчал. Раскачивание замерло на взлёте и рухнуло снова. Маятник ходил теперь навстречу и прочь, из-за спины и навстречу, голова кружилась.

―――――――――――――――――――――――――――――――

02. Под железной рукой. Холуй его

―――――――――――――――――――――――――――――――

1.

Ночью он не спал ― ночи не было.

Юрик закрыл глаза и сразу же открыл их. Часовая стрелка на заставке смартфона прошла сто восемьдесят градусов посолонь. Он так и подумал, неизвестно откуда всплывшим «посолонь» ― по солнцу. А что, если нет? Что если стрелка остановилась или вообще пятилась назад? И дальше пойдёт назад. Ведь нельзя знать наверняка. Глаза видят то, что видят...

«Откуда эти бредовые мысли? Насколько же я устал…»

Первый день после оцифровки тирана, первое утро без него.

Проснулся Юрик в галстуке и ботинках, на узком диванчике, лицом к стене, разделявшей процедурную палату и дедову спальню. Он здесь ночевал во время серьёзных медицинских кризисов старого тирана, присматривая за врачами и показаниями приборов. Дед опасался, что его уморят в бессознательном состоянии.

За дверью шуршали тихие, деловые шаги. Так ведёт себя посторонняя обслуга, приглашённая для чего-либо, клининг. Угадал.

Гнусно ― сигнализацией заверещал будильник. Забыл отключить. Спустя два десятка лет он в принципе не помнил, что будильник ― регулируемая функция. Шесть ноль десять. Время собираться с силами, пить протеиновый коктейль и идти принимать на себя утреннюю ненависть больного самодержца. Развлекать его приготовленным вчера докладом. Сегодня Юрик ― царь.

Не желая никого видеть и слышать, он эсэмеской затребовал с центрального пульта вывести на смартфон кабинет Деда ― место, куда ему больше не надо ни к семи, ни к девяти часам. И никогда не будет надо! Никогда!

Зумируя, вращая панораму, Юрик оглядел стол, пустое кресло за ним. Хотел убедиться, что всё получилось, что это всё ― наяву. Лёг обратно и ещё некоторое время пялился в экран: четыре вытянутых прямоугольника окон без штор, кресло за монументальным столом, напольные часы… Диорама, музей… Эта благородная архаика, этот лакированный паркет, синева побелки, лепнина. На вещах и между ними ― рассеянный утренний свет. Прошлый утренний свет. Никогда?..

Сердце сжалось так резко и сильно, что перехватило дыхание. Какое ужасное слово ― никогда... Ледяное, невыносимое слово.

Со дня поступления на службу, Юрик и одной книги, пожалуй, не прочитал. Из каких-то подростковых времён у него в голове всплыло пафосное название: «Минус вечность». Отрицательная вечность. Про что был сюжет?.. Про магов каких-нибудь, эльфов… Там было сказано, что бессмертных в горе утешает знание будущего, а смертных ― незнание. Но их утешение рушится одним словом «никогда». Больше никогда ― минусовая вечность. Поэтому и утрата страшней смерти.

Никогда…

Задолго до оцифровки Юрик устроил в Резиденции логово под себя. Всё мягкое: кресла, где сенбернар показался бы месячным котёнком, кожаные диваны, кофейного цвета ковёр с ворсом до щиколотки, по четырём углам вазы, сабвуфер с глубокими басами. Монитор занимал половину стены. Бар, душ. Окон нет.

«Почему я не там, а здесь? ― только сейчас подумал Юрик. ― Я даже толком не запер дверь. Дебил, вот и вся твоя предусмотрительность».

Он давно уже создал параллельную ― личную службу охраны, но кто, в чём и когда может быть полностью уверен?

Последний секретарь первого цифрового тирана, как брошенный пёс, возле двери хозяина встретил утро своей воли.

2.

Живой человек ощущает свою силу. Раненый ― тем более ощущает её убыток. Бывший лакей ― нет. Дистиллированное ничто. Теперь он знал, как чувствуют себя привидения. Отчего не летают в эйфории между звёзд и облаков, а стонут, шатаясь по руинам, громыхая цепями.

Педантично сконструированное будущее смотрело на него в упор. С каждой минутой всё презрительней. За стенами Резиденции Шандал простиралась огромная страна, мутная, многослойная, безликая. Зачем она ему? Юрик не знал, что с ней делать. Он никогда не был публичным человеком. Не грезил парадами в свою честь. Он был идеальным планировщиком, исполнителем конкретных, узких задач.

Юрик отправился в своё логово, ни с кем не поздоровавшись ― прошёл грозовой тучей. Заперся. Приказал себе даже не смотреть в сторону бара! Надо успокоиться, посидеть в тишине. Подумать.

Мысли роились хаотично и с дикой скоростью. Рваные разбегающиеся полуфразы. Комок лески. Не распутывается, не… Вообще непонятно что!

Накопившаяся за вчерашний день документация требовала цифровой подписи Деда, которой Юрик распоряжался уже давно. Он решил поработать, окунуться в рутину. Просмотрел всё вплоть до петиций общественности, чем отродясь не занимался. Они автоматически улетали в корзину, если не годились для того, чтобы посмеяться с другими лакеями или повеселить шефа.

«Никогда... Никогда больше я не обязан паясничать в его кабинете. Терпеть оплеухи, проводить часы возле его кресла, падая с ног. Я могу замуровать этот кабинет! Залить бетоном! Кто мне слово против скажет?»

В районе солнечного сплетения колобродило беспокойство. Что-то внутри поломалось, криво пошло, скрежетало шестерёнкой о шестерёнку.

«Чем дольше живёшь, тем лучше понимаешь все эти: камень на сердце. Все эти: не находить себе места. Чеканные определения. Формулы».

Юрик решил прошвырнуться, продышаться. И это был его последний самообман.

Не прогулочным шагом, не фланируя, а целенаправленно, словно хороший бумажный самолётик, он летел в тот самый кабинет ― в рабочий кабинет Деда. Через охрану, подобравшуюся, как служебные псы. Через парадную лестницу и анфилады с ковровыми дорожками, мимо шуршащего пылесосами клининга, перешёптывающихся горничных.

В кабинете уже находились: завхоз и управляющий отдела обеспечения. Кореш, можно сказать. Он порекомендовал юного секретаря тирану, он привёл в это проклятое место.

Юрик смотрел мимо них.

Щётка для волос лежала на углу стола... До чего же он ненавидел её ― символ своего унижения.

Кресло стояло неровно, как Дед встал с него последний раз. Незачем поправлять.

Вот для него незачем…

Для него, лежащего между двух центральных окон…

Там стояла оцифровочная капсула с мёртвым телом. Грандиозная по значимости вчера, сегодня ― просто вчерашняя. Разрывающая мозг этими двумя качествами.

Охлаждающий газ высветлил и затуманил хмурое лицо в ореоле седой, чёрно-седой львиной гривы. Помнит холуйская рука. Скривившийся рот крупного, старого хищника. Глубокая морщина между бровей, нависших ещё тяжелее, чем при жизни.

Теперь это тело ― мусор, отходы. Юрик с управляющим договорилась его не захоранивать торжественно, а кремировать втихаря. Для развлечения запустить легенду, что оцифровка ― есть физический переход тела в виртуальный мир. А если можно кануть в цифру, то ведь можно и вернуться… Сюда, обратно... Бред, конечно, но народ подхватит.

3.

«Мне больно», ― неожиданно сказал Юрик и обрадовался, что не вслух. Он был в том лихорадочном состоянии, где не существует внутреннего диалога. Мысли, как оплеухи от Деда, прилетали ниоткуда и лупили по голове.

Пока Юрик смотрел в львиное мёртвое лицо, за спиной послышались шаги. Грузчики пришли чтобы унести капсулу. Жуткие, незнакомые мужики в бахилах и синих комбинезонах. Управляющий что-то втирал им и завхозу. Тот рукой указал, через какую дверь выносить. Как и договаривались…

Юрик ударил по крышке капсулы с такой силой, что треснуло лицевое стекло. Загородил её собой и заорал:

― Нет!

Все эти годы он был уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не будет: править как Дед, стареть как Дед, орать как Дед. Хрипящие вопли дряхлого тирана казались ему позорней позорного. Юрик считал, что уж он-то сумеет ― в стиль… Что сделается всемогущей тенью, призраком, вампиром этого дворца. И вот он орал: на грузчиков, чтобы выматывались прочь, на управляющего, что не его дело, на завхоза, чтобы не распоряжался тут. Орал поверх голов, указывая на распахнутые двери:

― Пошли вон!

Перебивая, не слушая:

― Вон отсюда! Все! Нет, я ничего не забыл! Оставить капсулу здесь! Слышали? Сколько надо, столько и будет стоять! Не вашего ума дело! Я сказал!

Выдохся…

― Король умер… ― понимающе и злорадно, словно победитель пари, прошептал завхоз.

― Да здравствует король, ― мрачно откликнулся управляющий.

По старой памяти он дружески кивнул Юрику:

― Понято. Во сколько совещание?

― Двери закройте.

Двери закрылись.

4.

«Я совершенно один. И я ничего не понимаю…»

Трещина поперёк стекла-хамелеона зигзагом перечеркнула маску львиного лица. Стрелкой указала на мёртвые губы, хранившие оттенок былой капризности. Юрик буквально слышал затуманенный обезболивающими голос: «А давай плюнем на всех, Юрик? Пойдём в зоопарк…»

Покачиваясь он направился к столу.

«Почему я так медленно двигаюсь? Почему время стало таким вязким? Что со мной?»

Он взял щётку для волос, увидел свой портфель в углу. Бросил в него щётку. Ещё раз окинул взглядом пустой торжественный кабинет: четверть века преданности, холуйства, унижений, изворотливости, заботы, подлости, лжи, терпения и проклятой победы. Своей жизни, превратившийся в склеп за одну ночь.

Вышел на широкую лестницу, оттуда на воздух.

Площадь перед Резиденцией была пуста.

«Вымерли все? Попрятались?»

Второе.

Набрал управляющего, сухо извинился. Назначил совещание на девять вчера и отключил смартфон.

Мимо автомобилей кортежа Юрик направился к своему заброшенному, личному. Отмахнулся от начальника дедовой охраны.

«Нормальный мужик. Жаль, что Пал Семёныч меня ненавидит, но менять его я не буду. Вечером, всё остальное вечером».

Юрик проехал совсем немного. Свернул в засыпанный жёлтой листвой переулок, оставил машину под липами и пошёл в зоопарк.

Тот был на ремонте ― открыт, но перекопан.

Мини-бульдозер ползал от грузовика со щебнем к вольерам. Рабочие переделывали дорожку. Группа школьников облепила кафе-мороженое. У водоплавающих меняли гравий на плитку, расширяли бассейн тюленей. Олени и ламы заглядывали, что происходит, беспокойно топтались по глине, по грязному сену. Морковку для них в будни не продавали. Ограда вольера была холодной, а если сжать, то ледяной.

Маленький, до боли убогий зоопарк.

Он купил мороженое, как и хотел Дед. Одно. Для себя. Вафельный стаканчик. Мороженое было невкусным, не имело вкуса.

От прежней жизни осталась щётка в портфеле. Вернуться и причесать мёртвое тело Юрик не мог. Очень хотел, но недостаточно сошёл с ума.

К тому же, и это навязчивое желание было ширмой. Когда она на упала, дереализация сменилась на мандраж. Пришлось взглянуть в правде лицо. Страшно, зато есть чем дышать. В конце концов, семнадцатилетним юношей он пришёл в Резиденцию Шандал не воровать, не интриговать, а служить верховной власти. Пришёл, чтобы стать частью её. Остальное лишь методы, нюансы.

Юрик дотянулся и потрогал широкий нос ламы, впервые за день чуть-чуть улыбнувшись:

― Старый лев один, в одиночку держал немыслимую тяжесть. Лев был львом, оказывается. Вот так-то, козочки мои.

На обратном пути в Резиденцию Юрик уже всё решил. Он преодолеет страх, переломит себя. В одну сторону ― тупик, в другую ― трэш-квест. Да, там лабиринт. Пугающий, смертельно опасный, но там выход. Невозможно вечно стоять лбом в стену. Выбора нет, и это хорошая новость.

«Не на то я смотрел. Куда Дед прицеливался, мне там ничего не видно. Я на неделю вперёд вижу, на месяц, дальше темнота».

5.

Проводя общее собрание, Юрик был свеж, конкретен.

Смешно и до тошноты противно ― столько испуганных лиц! К счастью, для них был приготовлен отличный задел на переходный период: международная конференция по теме случившегося технологического прорыва. Выходить к гостям и учёным тирану было не обязательно. На тот случай, если оцифровка не удалась или удалась, но Дед заартачился, были готовы несколько виртуальных симуляций. Уличат? Плевать. Будем возражать и возмущаться!

Распределив обязанности, подтвердив новые назначения, Юрик отпустил всех и метнулся в своё логово.

«Уфф… Ну, могло быть хуже… И так…»

Ему было страшно. Очень. Внутри он извивался ужасом предателя. Ничтожество и трус, который стрелял, не глядя, а теперь пришло время выяснить: убил или нет.

За день рёбра не впустили ни единого полного вдоха, мышцы тела стали каменными из-за чудовищного внутреннего напряжения.

«Не прикасаться к бару! Ты не пойдёшь в цифру бухим. Нет, я сказал! Ты не придёшь бухим к Деду».

Юрик боялся, но ещё сильнее хотел увидеть его лицо. Чтобы время не остановилось! Чтобы, споткнувшись сегодня, завтра пошло дальше. Вышло на новый виток. Оправдало все предыдущие годы, когда он был так мучим. Так эгоистично изворотлив и реально полезен. Когда по движениям бровей тирана выстраивал каждый день. Менял планы и тембр голоса. Падал с высоты карьерных мечтаний в безмолвное бешенство. Взлетал от редкой похвалы. Ему было необходимо увидеть это лицо, услышать этот голос. Проклинающий, ладно! Если Дед вообще там ― в цифровой Резиденции. Если не умер, не распался на ноли и единицы от каких-то непредвиденных факторов. Ведь после программной речи с балкона, которую тиран произнёс вслед за суфлёром, активности с его стороны не было. Цифровая Резиденция закрыта от всех кроме администратора, то есть, от самого Юрика.

Он вошёл через проекционную клавиатуру, вывел на плазму меню симов и долго подбирал себе облик. От условной иконки человечка, до сконструированного искусственным интеллектом трёхмерного себя. Ещё дольше подбирал костюм. Под лампой изучал рукав пиджака, сверялся с цветом. Решил заменить симу галстук. Выбрал. Удалил. Беззвучно истерически рассмеялся: сколько можно!

Юрик переключился с плазмы на очки дополненной реальности. С воздушного джойстика и клавиатуры ― на голосовое управление и дужки очков. Вдохнул и шагнул внутрь.

6.

Юрик мог обнаружить Деда командой. Мог ей же переместить его к себе. Мог, наконец, позвать голосом сима. Впрочем, это нет. Он не знал, как в таком случае к нему обращаться. По имени-отчеству и ко мне? Как собак подзывают?

Один за другим Юрик проходил залы более реалистичные, чем наяву: цифра компенсировала ему неидеальное зрение. Ни звука, никого… Склеп. Некрополь.

«Виртуальный призрак виртуального мертвеца должен тоже должен звенеть от чёткости?»

Безлюдные коридоры вызывали содрогание. И всё-таки ужасный поиск убийственно тяжёлой встречи ― ничто перед вполне вероятной безрезультатностью поиска.

В глубине Резиденции...

Там когда-то кино смотрели по-старинному, на тканевом экране…

У дальней стены в кресле-шезлонге, провисшем до пола, сидел Дед и в упор смотрел на Юрика полумёртвыми глазами. Взглядом зависимости и ненависти.

― Вы как? ― пролепетал Юрик.

Сорвавшийся голос воткнулся шипом в цифровую тишину. Чрезмерно циничной насмешкой.

Дед скривился. Выглядел он значительно лучше, моложе ― без одутловатости, без серого цвета лица. Однако по всей фигуре: с плеч, с рукавов пиджака, с головы, вправо-влево выстреливали тонкие строчки пикселей. Разбивали всю фигуру и собирали заново.

Юрик резко вспомнил, что после балконной речи не отменил команды: «поиск ошибок, перезагрузка».

― О, майн гот, простите!.. ― воскликнул он. ― Я сейчас, я быстро!

На дужках очков Юрик торопливо вышел из режима редактирования.

Дед расслабился, утоп глубже в шезлонг и прикрыл глаза.

Юрик тоже закрыл, руками:

― Простите-простите… Простите! Я не нарочно, клянусь!

― И так? ― шёпотом отозвался Дед. ― Цель визита?

― Здесь это больно?! ― с надрывом и неподдельным любопытством воскликнул Юрик.

― Пришёл, значит, в виварий? Эксперименты ставить? Окей, я отвечу. Да, чувствительно… Вначале… Здесь быстро привыкаешь. Что-то случилось и остаётся таким навсегда. Боль ― болью. Ровной. Привыкаешь, ― Дед повысил голос. ― Я ответил тебе, дорогой мой шакал, стервятник?! Теперь моя очередь? Могу я тебя спросить?

― Что угодно! Простите! Спасибо! Мне нужно было это услышать! Ещё раз простите!

― Влепить бы тебе затрещину! Холуём ты родился, холуём и помрёшь.

Сим Юрика опустился в такой же провисший шезлонг, оказавшись на полу, вровень.

― Без вас не могу там. С ними, со всеми этими… Смотрят, как голуби на батон.

― Ты это понял за день?

― Не хочу я, Лев Максимилианович! Понял, что не хочу! Заметят ― съедят.

Дед кивнул:

― И не подавятся. Чего же, изволь сообщить, ты от меня хочешь? Что я должен сделать, чтобы ты перестал выдирать мне кишки день за днём?

― Я больше не буду!

― Надоел.

― Правьте страной.

Дед подпёр кулаком подбородок, сощурился:

― Шутишь что ли?

― Лев Максимилианович!..

― Юра, как тебя по паспорту на самом деле зовут? Я правда не знаю. Мне тоже есть, за что извиняться.

― Александр.

― Македонский… Пойдёт? Будешь мясным соправителем цифрового диктатора, Македонский?

Лев затрясся низким, рычащим смехом, и Юрика отпустило.

Жизнь вошла в привычное русло: старую кличку забрали, новую выдали. И раздражение на месте… Одна только заноза осталась ― щётка для волос на дне портфеля. Игла кощея, о которой никто не должен знать, и без которой нельзя.

―――――――――――――――――――――――――――――――

03. Под железной рукой. Его соправитель

―――――――――――――――――――――――――――――――

1.

— А давай-ка переименуем страну... Для начала.

  Послышалось?.. Не ожидавший ни подобного предложения, ни подобного — легкомысленного тона, Юрик отреагировал зрачками. В очках виртуальной реальности с этим надо быть осторожнее. Картина цифровой Резиденции пережила резкий зум на плюс пять и возвращение к ста процентам.

«Переименуем что? Зачем?»

Юрик ещё не мог достоверно оценить, всё ли с Дедом в порядке после оцифровки. Что это сейчас было: юмор или серьёзный сбой внутри цифровой личности?

Дед только веселился, глядя на его растерянность. Рычал в лицо львиным, хрипящим в глотке смехом.

Когда успокоился, сказал:

— Это, межу прочим, очки с обратной связью. Твой сим, Юрка, дико смешно отпрыгивает на стену, как блоха.

Ни каким Александром тиран его, разумеется, называть не стал. Он сбивался на привычное обращение девять раз из десяти…

Но извинился:

— Сочти за псевдоним! А, Юра? Не обижайся на старика.

— Разумеется, Лев Максимилианович.

Затем цифровой тиран благосклонно дал себе труд изложить мысль о грядущих преобразованиях шаг за шагом, среди которых реально значилось переименование государства.

2.

С утра, ещё до того, как сим Юрика постучался к нему, Дед успел провести виртуальное совещание с двумя отделами: цифровой безопасности и социальной статистики.

Юрик смотрел его на перемотке, подбрасывая и ловя единственную вещь, копии которой в цифровой Резиденции не было ― щётку для волос. Гладкая ручка, мягкая щетина производили на него впечатление сильнейшей связи ― осязаемого перехода между аналоговым и цифровым пространствами.

Насидевшись в кресле за время старости и болезни, цифровой тиран проводил совещание на ногах, возвышаясь над столом, где расположились реалистичные симы глав отделов:

― На повестке вопрос, ― заявил он без предисловий, ― при каких условиях население лучше всего размножается?

― Когда ему нечем больше заняться, ― ответил ведущий социолог, ― в благоприятной обстановке. Чистый воздух и нормальное питание. Понятные жизненные перспективы. И скука.

Рука тирана ладонью вверх неожиданно выпустила пчелу размером с голубя. Пальцем по воздуху нарисовал траекторию восьмёрки ― бесконечности, и тем замкнула её полёт.

Дед задумчиво, сам себе произнёс:

― Морфология… Устройство человеческих тел неизменно… Я не могу поселить где-то одну пчелу-матку и получать от неё сотни подданных. Придётся идти традиционным путём. Создать жилища-инкубаторы… Города должны стать в принципе предназначенными для женщин… Для размножающихся женщин… Осеменителей много не надо… С мужчинами я разберусь.

Пчела превратилась в цыплёнка и пропала.

Тиран обернулся к начальнику отдела цифровой безопасности:

― При каких условиях легче всего контролировать население?

― При размещении его в однотипных, прозрачных для слежения кластерах.

― Прекрасно. С завтрашнего дня будете в тесном сотрудничестве с отделом городского строительства. Социологам: начать перепись населения, предоставить цифровикам результат. Изложить ключевые моменты современной антропологии, с особенностью по регионам. Строителям: в течение месяца создать первичный общий проект универсальных жилых кластеров. Чтобы можно было начинать снос и заливку фундаментов. Еженедельный отчёт моему соправителю. Цифровиков принимаю лично. Излагайте всё: от смет до моделей видеорегистраторов.

Отдельно тиран выяснил у разведки, как ситуация, как настроение в мире? Всё-таки появился он ― первая цифровая личность и сразу ― глава государства…

Ситуация замершая. Его приветствие с балкона было принято за тревожную реальность осведомлёнными людьми, за фейк ― половиной необразованных, за тёмное чудо технологий ― второй половиной… Каких угроз ждать? Об угрозах задумались все почему-то... Сразу… Определённости не было ни у кого.

Дед усмехнулся:

― Скоро появится! В эту сторону ничего резкого не предпринимайте. Наблюдение. Выжидание. Лёгонькая пропаганда в поддержку вами изложенного: я ― новая реальность, она самая,  я ― новые угрозы, они самые. Добавьте противоречивых деталей по своему вкусу, чтобы за кордоном не скучали. Заодно увидите реакцию на свои фейки. Свободны…

Жестом Дед задержал профессора из экспериментального отдела оцифровки, важнейшего для него человека.

― Ты понял, да? Скоро здесь, в Резиденции Шандал появится много качественных мускулистых гвардейцев. А за её стенами качественных молодых самок. Для кого? Для вас. Для тебя лично. Ты же понимаешь, что мы не можем останавливаться на достигнутом? Понимаешь, что ни в одной стране мира ты не получишь такой воли? Здесь у тебя будет неисчислимый материал для экспериментов на людях. Возможность отбирать, выращивать, дрессировать и препарировать... Хочешь задать вопрос: что мне надо конкретно?

Профессор в годах, переваливших за полвека, имел суховатые, безнадёжно отталкивающие черты доброжелательного нелюдя. Глубоко посаженные глаза. Раз и навсегда остановившаяся недоулыбка людоеда по убеждениям. Юрик его видел несколько раз и не стремился к более тесному знакомству.

― Да, Лев Максимилианович, ― профессор кивнул, ― мне надо представлять себе область, в которой…

― Не продолжай. Забудь про конкретную область. Вслух тебе говорю: я действительно не идиот. Я сознаю невозможность изоляционизма в науке. Мне надо чтобы ты, как и прежде, занимался фундаментальной наукой, невзирая на границы. Легально, нелегально, воруя секреты, делясь крошками со стола. Главное ― пробуй. Шпионь и развлекайся. Я оплачу любые твои фантазии. Набери себе команду ещё лучше теперешней. Мне нужны от тебя не цифры надоев, а цифры ошибок. Анализ тенденций. Поиск уязвимостей: ближних, дальних, любых. Для себя хочу новый корпус. Аналоговый корпус для цифровой личности. Чтобы вернуться. Так надо. Иначе ерунда получается. Задумайся на секунду, сам поймёшь.

― Я согласен.

― Но не уверен. Ни в одном моём слове… Вот что… Мы с тобой не будем пересекаться. Ты живёшь свою жизнь, я свою. Твой план действий ― твой выбор. Мне отчитываются руководители прикладных специализированных отделов. Им я ставлю задачи, я с них спрашиваю, казню тоже я. Если кто проштрафился, не спорь, ищи нового. Штрафника забирай на опыты. Клянусь, что тебя самого это никогда не коснётся. Даю слово.

3.

Сим Юрика обсуждал будущее с Дедом наедине. Соправители.

Первую же робкую попытку задать вопрос о разделении полномочий, тиран пресёк моментальным нет:

― Я этим заниматься не буду.

― Чем именно, Лев Максимилианович?

― Ничем не буду, помимо себя самого. Ты перестаиваешь страну. Ты ― материальное воплощение центральной власти.

― А вы?

― А я она и есть. Мне необходимо как можно скорей и надёжней диверсифицировать свою цифровую личность, пересохранить её так и столько раз, чтобы… Вообще. С гарантией. И создать корпус для физического воплощения в нём. Твоя задача навести суету такого масштаба, чтобы всем было не до меня. Задай им шороху.

― Понял.

Дед барабанил пальцами по столу:

― Мы не должны объясняться перед кем бы то ни было. Запомни раз и навсегда. Начнёшь оправдываться — всю жизнь будешь оправдываться. Отступишь — будешь пятиться до упора. Интервью для иностранцев в ближайший год не будет. Заграничных визитов тоже. У нас полно дел внутри страны… Пусть наблюдают, гадают, пусть ждут… Понял?

Дед помолчал…

― И ещё… Заглуби Резиденцию ради новых лабораторий на подземных этажах. Не менее десяти процентов граждан, мужчин, отправятся в оцифровку.

Юрик прищурился, соображая:

— Они должны будут предоставить своих цифровых аватаров на максималках, включая биометрию и виртуальные банковские счета?

Тиран воздел руки:

— Юра! На кой чёрт мне их анализ мочи?! Не кошельки — себя. Они должны предоставить себя! Добровольно и с песней. Они должны будут оцифровать себя, как я это сделал.

— Лев Максимилианович, но… Если честно... До вас все люди умирали в капсуле… Я плотно общался с цифровиками, им по сей день не вполне понятна природа успеха. И ещё… Это потребует огромных высокотехнологичных мощностей. На промышленном уровне.

— Вот и займись. Деньги есть. А успех оцифровки теперь будет зависеть не только от людей с физической стороны оцифровочной капсулы, но и от меня ― с виртуальной стороны. Всё изменилось, Юра. Без тяжёлого, старого тела ум проясняется. За сутки я проанализировал больше, чем за всю жизнь. Впрочем, раньше и технологиями-то подобными не пахло…

Дед поднял руку, не желая слушать возражения:

— Да, дорогое оборудование, дорогая процедура, и что? Вперёд. Через месяц она должна подешеветь, через полгода стать обыденностью, а затем…

Юрик прижал пальцы к вискам:

— Дело не в цене, Лев Максимилианович, дело в имиджевых потерях. Это технология смерти. Она не зря называется в мире «цифровая эвтаназия» и существует на тех же правах…

— Я в курсе, и что? А морально, ты меня перебил, противодействие оцифровке должно стать незаконным. Эвтаназия, говоришь? Значит я ― мёртвый тиран? Окей! Где моя терракотовая армия? Где наложницы, зарезанные обсидиановым ножом? Где белый мерин, закопанный вместе с водилой? Всех оцифровать!

«Он шутит… — отметил про себя Юрик. — Жизнь вернулась к нему на все сто. Будто не пресытился ей за свой век. Подобно старинному особняку в последние годы он уходил в землю. До середины окон утонул под бурьяном. Заголовки газет читать не хотел — тяжело. Десяток слов произнесёт и устал. И в тех половина ― мат… А этот лев — настоящий. Так излагает, словно не планирует, а видит. На тысячу шагов вперёд».

4.

— Оцифрованные люди будут в моей власти, удаляемые по клику. Живые в твоей власти, ― бесстыдно врал Дед, и на ходу передумал врать, ― пока я не вернусь. А я вернусь. Я честен. Ты ценишь это? Слушай меня внимательно… Живые люди, люди из мяса должны стать ниже цифровых по статусу. В этом суть! Они должны чествовать себя чуть-чуть вне закона, второсортными, грязными, уязвимыми. Понимаешь? Они должны хотеть оцифровки и бояться её. Силовики и цифровики ― элита. Детей талантливых будем выращивать и здоровых девок, производительниц… Учёных не трогать... Пока я не разберусь, где они лучше соображают — в цифровом или в аналоговом мире. Не возражай! Я знаю, что говорю: работать они не откажутся. С удвоенной силой начнут пыжиться от гордости. Особенные… Наделённые сакральным знанием… Стоящие над толпой, но под ударом. Трясущиеся за свою жизнь. Ничего, никто не взбрыкнёт.

Дед прищурился: следит ли Юрик за его мыслью, и продолжил:

― Работают пусть роботы. Мне нужна децентрализованная, развёрнутая на всю страну, сеть энергоснабжения. На дизелях, на солнечных панелях, на ветряках, на энергии прибоя и волн. Понял? Надо много, очень много предельно простых однозадачных роботов. От пылесосов до стрелковых дронов. Вдоль границы ― с напалмом. Кто вы такие? Мы вас не звали! Понял, да? По большому счёту нам тут чужие не нужны. Шутка. Нужны. Но у меня в цифровой Резиденции не будет иностранных симов. Так, Юра? Справедливо? Ни журналистских, ни посольских. Это неуважение к главе государства! Хотят аудиенции, пусть оцифровываются. Ха-ха!.. Так что, как мы назовём страну? Тысячи, миллионы человек добровольно лягут под звуки её гимна в капсулу для цифровой эвтаназии. Придумай название получше. Вдохновляющее!

Юрик с минуту чертил на воздухе мизинцем печатные буквы и затем выдал:

— АЦИД — Абсолютная Цифровая Империалистическая Демократия.

— Ха! Насобачил в кучу, что можно и что нельзя. Хотя бы демократию убери. Пусть будет держава. Первая цифровая держава. В чём ты хорош, в том хорош. Одобрено.

— Благодарю за высокую оценку, Лев Максимилианович.

Холодок пробежал у Юрика по спине от промелькнувшего «ай би бэг». Жуть, смешанная с восторгом. Я вернусь? Два слова мгновенно перекрыли всю громаду обсуждаемых стратегий.

— Если я правильно услышал, то следующий шаг — обратная оцифровка?

— Разумеется.

— Выращенное тело? Имплантация в чужое? С мозгом это не сработает, ответственно говорю. Личность не перейдёт на матрицу чужого мозга.

— Ты не поверишь, я знаю. Зачем? В белковом теле я уже своё отмучился. Хочу в металл. Условно. В новое тело из качественных материалов, с чуткими сенсорами. Цифровики навскидку мне сказали, что оно будет построено за счёт магнитных полей. То есть, да ― железное.

— Уязвимость возвращается вместе с телом.

— Нет, Юра, если можно в любой момент уйти в цифру, в глобальную сеть. Но даже и без этого… Это я так говорю: новое тело. Не одно, тысячи. Запасных корпусов у меня будет несчётно по стране, никто никогда не узнает в какой из них я перемещусь. Моментально. Да неважно это. Дело техники. Важно ― кем и на каких условиях в новой эпохе будет заселяться цифровая Резиденция Шандал. Иди теперь. Продолжим завтра.

— Доброй ночи, Лев Максимилианович.

5.

Юрик снял очки дополненной реальности, открыл шикнувшую минералку, умылся ей…

Будущее приближалось словно торнадо. Вихрь, шквал, калейдоскоп, фейерверк…

Подкидывая и ловя щётку для волос, Юрик сканировал услышанное, куда на этот раз может закрасться ошибка? Деду он доверял. С пружиной скоростью в цифровом тиране распрямлялся характер азартного, расчетливого зверя. Вроде, всё так, но ведь с главным, с собственной оцифровкой Дед промахнулся на все сто. Или нет? Вот он, прежний Юрик, приползший обратно под хозяйскую руку. Если это не победа, то что?

«Мы решим, что им чувствовать. Мы прикажем, что им думать. Мы создадим то, чего надо бояться, и на что можно надеяться. А я? Могу ли я надеяться?.. Я хочу. Я пошёл бы на цифровую эвтаназию прямо сейчас. Хочу рядом с ним встать ногами на цифровую землю».

При таком уровне нервного напряжения даже сильная усталость не заставляет уснуть. Юрик всё перебирал в уме дедовы инструкции, мечты, планы. Они менялись местами, обтачивались, редуцировались.

«Мы» и «они» сократилось до волнующего, желанного «мы». Обсуждая с ним будущее, тиран, конечно, не советовался. Он так выражал своё принятие лакея. Тот был достаточно умён, чтобы правильно оценить диспозицию, но всё равно счастлив.

Получив должность личного секретаря, Юрик не мог поверить своему счастью. Ему не исполнилось тогда и восемнадцати лет! В нём пело слишком чистое для шкурных амбиций ликование. Стоя навытяжку возле тирана день за днём, год за годом, Юрик не ждал шанса занять его кресло. Ждал самого обычного признания.

Тонкая эйфория тянулась шлейфом, переходя в эйфорическое расслабление. Естественное для человека, избежавшего близкой гибели. Раз в жизни вышло-таки! Получилось!

«Каким же дураком я был!»

Сердце колотилось от счастья, но не к чему было это счастье применить с той скоростью, с которой оно возгоняется в любви. Предстоял длинный, нудный путь. Первая ступень — выспаться. Вторая — прошерстить ближний круг, избавившись именно от вчерашних союзников, увы. Ай, как нехорошо. Третье — связать по рукам и ногам специалистов оцифровки, сохранив их тушки и нервы. С безразличием Юрик отметил про себя, что они с Дедом оба не садисты. Однако завтра старт его карьеры, как палача, и нужно не облажаться…

За нюансами и привычными интригами его накрыло: «Мир меняется. Конкретно сегодня произошёл новый, вообще новый, виток научно… — чудовищная деградация, я уже и думаю канцеляритом! — научно-технического прогресса. Самое время прочувствовать значимость момента… Завтра прочувствую».

Завтра он не вспомнит. Капля по капле к восторгу начнёт подмешиваться удивление: перемены ещё разительней, чем ожидалось, а жизнь прежняя… Люди те же, тиран тот же.

«Хочу в оцифровку!»

6.

«Он угадал, он просто угадал… — задохнувшись, повторил Юрик. ― Дед уже читает мысли? Успокойся. Никакой мистики. Что я психую? Дед умён, он попал, не целясь. Мне нужно выспаться, я скоро чертей гонять начну…»

Пять минут назад в прямоугольнике заснувшего стенного монитора друг за другом шли сезоны: весенние голубые ледышки, сочно-зелёное лето, сиротский жёлтый листопад…

На месте снежной зимы ― бамц! Почта.

В прямоугольную белизну клеймом впечатался конверт цвета электрик, цвета радиоактивной морской волны.

В теме письма значилось: «Ты не будешь оцифрован».

Мейл оттуда, с того света, из цифровой Резиденции. Это была почта для общения с одним единственным адресатом.

Промахнувшись курсором, Юрик открыл письмо со второй попытки.

-----------------

От кого: Максимилианович

Кому: Urik&

Труп мой сожги. Он ведь там так и валяется? Сожги.

А сам даже примеряйся.  Я не дам тебе разрешения на оцифровку.

Лев.

-----------------

Прочитанный мейл, вращаясь, улетел вниз. Черновик ответа, свёрнутый ждал на экране аналогичной иконкой.

«Надо быстрей ответить… Сразу надо было!.. Дед ненавидит ждать. Что мне ему ответить? В каких словах?»

Юрик ограничился универсальным: «будет исполнено» и уже собрался лечь. Если не спать, то хоть расслабиться, полежать с закрытыми глазами. Но прилетел следующий мейл:

-----------------

От кого: Максимилианович

Кому: Urik&

Я кое-что забыл. Отомстить тебе.

Лев.

-----------------

И сразу следующий:

-----------------

От кого: Максимилианович

Кому: Urik&

Встань. Иди в мой кабинет, подойди к напольным часам и разбей себе лицо. В кровь. Пришли фото.

Лев.

-----------------

Юрик подчинился с лёгкостью, удивившей его самого. Не задумался, ничего не почувствовал. Своих секьюрити остановил. Возле пустующего кабинета охраны не было.

По привычке всё делать наверняка, с запасом, он приложился лицом о резной герб сильней, чем надо. Кровь брызнула на стекло. Вытер ладонью. Лицом к окну, на фоне часов сделал селфи. Ослеплённый автоматической вспышкой, он подождал с минуту, пока восстановится зрение, и отправил фото мейлом без текста.

Вернувшись, Юрик плеснул коньяка в руку, промыл рассечённую бровь и отпил глоток из горла. Восхитительный запах.

«Фингал и станет завтра предлогом к первой, внезапной расправе…» — осознал он выгоду своего положения.

Юрик расслабился на диване. Поморщившись, прикрыл веки. Угол рта наполнялся солёным, половина лица отекала. Красные пятна перед глазами плясали как цветомузыка. Боль фонтанировала на скулу ярким, освобождающим душу оргазмом.

Ответ прилетел незамедлительно.

-----------------

От кого: Максимилианович

Кому: Urik&

Мы будем весело править! Обещаю.

На сегодня всё.

Лев.

―――――――――――――――――――――――――――――――

04. Под железной рукой. В его Резиденции

―――――――――――――――――――――――――――――――

1.

Недолго прогулявшись в осеннем Президентском парке, Юрик поднялся на Гроты. Искусственные пещеры ― кафе-рестораны ярусами были расположены в рукотворной горе. Хотел издали посмотреть на Резиденцию Шандал… На прошлое, на будущее…

Он запретил охране разгонять нижние Гроты с их танцульками. В верхнем кафе оказался один. За полуоблетевшими липами, краплёными солнечной невесомой поталью, Резиденция едва виднелась... Но это неважно. Ему нужен был сам фокус внимания ― там, на ней.

«Надо же, осень снова… Я как будто в заморочном сне. Очнулся ― всё то же. Липы на просвет. День тихий, солнце неяркое. Как тонкий кружок лимона в чае ― сам обесцветился и его обесцветил. Здесь нужен хотя бы один ярко-жёлтый клён».

Где другие сезоны, непонятно. Более реальные, по-деловому реальные. Но, как привидение, зависящее от какой-то роковой даты, Юрик ощущал себя живым в редкие, подобные этому дни ― между сентябрём и октябрём. Четверть века тому, в такие погоды его взяли на службу.

Темнело и холодало.

По ночам обзорные площадки обоих корпусов Резиденции Шандал подсвечивались яркими прожекторами. Сходящиеся в верхней точке снопы света загорались под куполами, возвращающими отражённое сияние ― наподобие ореола вокруг языка огня. Вот и сейчас, пора… Издали Резиденция выглядела канделябром на две гигантские свечи. Очень тяжёлым канделябром. К ней так давно прилепилось название «Шандал», что вошло в официальные документы.

Юрик засмотрелся и мысленным взором прошёл её всю. Знать местообитания своего шефа до последнего уголка ― первейшая обязанность мажордома.

«Громада… ― подумалось ему. ― Со средневековую крепость, наверное…»

Резиденция Шандал с высоты птичьего полёта представляла собой букву «Н». Широкая буква, массивный квадрат перекладины. Под ней, между двух корпусов фасада ― площадь, парадная лестница, ведущая к ним аллея. Выше перекладины ― внутренний двор. Увидеть его можно только из лифтов, во двор не смотрело ни одного окна. От проулка он был отгорожен кованым забором с пиками, с шарами на столбах и двумя постами гвардии.

Двор на самом деле ещё какой большой. Деревья, флигель... Пал Семёнычу ― другу детства тирана и начальнику его службы безопасности, этот флигель отдан во владение со всей землёй и дворницкими пристройками.

Сам Дед, как избрал для кабинета левый корпус, так и сидел в нём. Юрик устроил себе логово в правом.

В левом и правом корпусах на двух нижних этажах помещались соответственно: ресторан и сувенирный магазин, кинотеатр и кафешки. Выше открытая терраса. Над ней музей-хранилище классической живописи и скульптуры. Ещё выше ― закрытая правительственная часть Резиденции Шандал.

Внутренняя планировка Резиденции была настолько неудобной, насколько это вообще возможно. Очень медленные лифты. Единственный переход из корпуса в корпус ― по глухому коридору на пятом этаже. По этой причине Юрик за всё время службы не утратил хорошей физической формы, набегаешься за день.

Внутри Резиденции от главного входа до крыши взлетала парадная лестница ― трещина в суровом брутализме, лакуна дневного света. Вдоль фасада её сопровождало изящное остекление бронированными триплексами, пропуская лучи на широкие мраморные ступени, на роскошные изгибы перилл.

Фасад Резиденции Шандал был строг. Семь этажей. Тёсанная каменная кладка. Минималистичные, рубленные украшения оконных проёмов ― брус, ограниченный двумя завитками сверху, такой же на уровне подоконника.

Видеокамеры по периметру крыши сидели тесней, чем голуби на карнизе пекарни.

Под землю Резиденция Шандал забурилась пока лишь автомобильной парковкой. Согласно последним распоряжениям, вниз она будет прирастать на те же семь этажей: помещениями для оцифровки, мастерскими по разработке нового корпуса для цифрового тирана.

2.

Юрик опустился за столик у окна. Выбросил из тонкой вазочки монструозный тканевый тюльпан. Её саму поставил в центр круглой салфетки, так чтобы Резиденция вазочке тоже была видна, и спросил:

― Нравится? А то!.. Мощная вещь! И хрупкая как ты. Каким же манером будем её углублять? Вширь пойдём или строго вертикально?

Вазочка серьёзно кивнула хрустальным ободком и что-то чиркнула тенью на салфетке. Юрик рассмеялся. Нет, он не свихнулся, фантазировал просто.

Эйфория всё ещё бродила по сердцу волнами: оцифровка удалась, и обратная оцифровка получится! Хоть это и сложно ― интеллект должен будет сам найти опору в сенсорах, в новых аналоговых органах чувств. Это вам не протез сконструировать.

― Вазочка, я счастлив. Хочешь, я украду тебя, чтобы поделиться этим счастьем? Хочешь увидеть возвращение на трон величайшего правителя всех времён и народов?

3.

Работа над корпусом нового тела уже шла.

Юрик рассматривал 3Д модель перед тем, как отправиться в парк. Вращал изображение послойно: кости, схема магнитных импульсов ― нервная система, жёсткий диск под нёбом. Образ в костюме. Образ в движении.

Гармоничная простая модель.

Мясо ― вспененный амортизатор. Кости и суставы формой повторяли тело-исходник, это обязательное условие. Магнитное поле удерживало их вместе и сообщало двигательный импульс. Подверженных износу сочленений нет. Кожа экранировала систему от внешних полей и была напичкана сенсорами. От каждого из них, если увеличить модель, тончайшая ворсинка отдельно шла к позвоночнику ― обозначение беспроводной передачи сигнала. Зрение, обоняние, слух ― будто витые провода стекались под затылок черепа-процессора. Мнимые провода состояли из потока импульсов ― комет, вращающихся и угасающих на лету, пока чистых, символического белого цвета. В гортани помещались связки. Легкие служили для извлечения звука и для сохранности осязательно-двигательных ощущений. Вкус? Вкус тоже был. Хотя тут сложнее…

Во внешнем источнике энергии система не нуждалась. Каждый магнитный сустав ― независимый вместительный аккумулятор. Подзарядка от движения. В челюстях ― объёмные аккумуляторы, снабжающие мозг. Но и дополнительная страховка была: подобное человеческому питание.

Пищевод вёл в химический сосуд желудка. Туда мог опускаться тонкий раздвоенный на конце щуп, выходящий из-под языка, нужный чтобы ускоренно добывать и экстренно передавать энергию к мозгу. Что попадёт в желудок, не имело значения, хоть кирпич. Таким образом в аварийном режиме, к примеру ― обездвиженный, организм работал на энергии катализированных реакций разложения. Без языка он работал на медленном процессе гниения, поскольку дедов корпус всё-таки воспроизводил белковую форму жизни. Системы испражнения не было, выход там же, где и вход. Воплощение чистоты. Или мертвечины.

4.

Сегодня Юрик был назван идиотом. Не привыкать, но добро бы за дело. На пустом месте.

Долгая безраздельная власть подтачивает навыки лицемерия, располагает озарять подчинённых светом истины. Взаимно тиран хотел того же ― патетики. Не дождался.

Решительная и свирепая расправа над вчерашними сторонниками не понадобилась. При появлении Деда на мониторе, на утреннем совещании главы министерств, комиссий и подразделений смотрели ему в рот, будто ничегошеньки не было. Вообще! Заговорщики, уже поделившие шкуру неубитого медведя, глядели на него преданными пуговичными глазами. Юрик, собравшийся перед угрозой какой-либо движухи, оторопел. А он-то считал себя прожжённым царедворцем!.. Наивный. И куда их всех теперь? Посоветовался с Дедом.

Тот фыркнул:

― Разбирайся с теми, на кого зол, мне лично плевать. Пашка, Пал Семёныч, ясно дело, исключение. Что до остальных, когда вернусь, я сам устрою капитальную чистку. Большинство из них элементарно не нужны. Другое устройство Резиденции будет, другая иерархия от и до… На лица-то посмотри. Обычные прилипалы. Хочешь, пусть живут до времени. Хочешь, отдай сразу цифровикам на опыты.

А затем обругал:

― Чего ты всё об ерунде говоришь?! С первого же дня болтаешь о пустяках. Судьба меня ведёт, Юрка. Не могу иначе расценить, что ты ко мне вернулся! Но ты ведь понял, что психанул на ровном месте? Нервы сдали. Надо было повременить, успокоиться. Проснулся бы утром через недельку, себя не узнал. Освоился бы, как нечего делать... Юра, ну? Мне стыдно за тебя. Получается что? Я бесхребетного недоумка возле себя держал столько лет?

Юрик смотрел, как двигается рот цифрового тирана. Гадал, какие зубы он выберет при обратной оцифровке… Фарфоровую пошлость, как у всех, или белый металл, под стать остальному корпусу? Клыки! Насколько часто они будут ему нужны? Позволят чувствовать алчность и наслаждение?

«Мне стоило пойти что ли в науку, а не в прислугу».

Ещё думал: передаётся ли симу стук сердца. Виден он под рубашкой? Жалел, что опять выбрал для себя реалистичного сима.

― Да, наверное, Лев Максимилианович…

― Что да?

― Да, конечно, вы правы.

― Ты раскаиваешься, что психанул?

― Ничуть.

― Юра, ты идиот?

― Да, наверное, Лев Максимилианович.

― Что да?

― Да, конечно, вы правы.

― Как только вернусь, я с тобой что-то страшное сделаю! Можешь ты быть откровенен хотя бы с бесплотным человеком, собачье, холуйское ты племя! Раз в жизни можешь?!

― Да, наверное, Лев Максимилианович... Извините! ― опомнился Юрик. ― Уверяю, я предельно с вами откровенен.

― Но ты молчишь!

― Я сказал, что вы правы, у меня не хватило выдержки, и...

Пауза.

― И?

― Я очень этому рад. Я не хочу проверять вашу правоту. И не захочу. Будь я проклят.

― Необычная клятва в преданности… ― пробормотал тиран, разведя руками. ― Холуйское ты племя… Одного не пойму, сейчас ты дерзишь или наоборот?

― Да, наверное, Лев Максимилианович.

― Что да?

― Да, конечно, вы правы.

― Юрка!.. Уйди от греха!

5.

Не за дело, свою работу тот выполнял идеально, и последний доклад это показывал, а за отсутствие стратегического мышления Юрик чаще всего бывал ругательски руган. Полное отсутствие стратегического мышления! В данном случае речь зашла о переселении людей в новостройки. О будущих жильцах «Шесть в кубе» ― шестикомнатных, шестиэтажных кластеров. Дед называл их инкубаторами с цыплятами. Разговор коснулся наблюдения за ними.

― Какие жучки, какие чипы имплантировать, Юра?! ― Дед не брызгал слюной только по причине её отсутствия в виртуальном обличье и зловещее понижал тон. ― Ты видел, как будут устроены эти стены… Видеоконтроль… Газоанализаторы дыхания… Скоро ты будешь запускать производство! Зачем, скажи, такие сложности, если нашпиговать цыплят жучками? Визуализации хочешь? Отправь запрос на сервер конкретного кластера, он тебе выдаст, у кого какая песенка вертится в голове. Ты глупый, Юра? Мы как бы уже поделили людей на цифровых и нет, а ты хочешь нашпиговать железом оставшихся? Если ты всех в первый же день перепортишь, кого ты будешь портить завтра?! Дурак.

― Лев Максимилианович, я говорил не о считывании, а о контроле каких-то жизненно важных функций. Подавлении или возбуждении активности, к примеру.

― Пока ты суетишься, Юра, я не могу не признать, что всё продвигается складно, но едва ты отрываешь рот… Разговаривать с тобой, всё равно, что наряжать кота. То извивается, то царапается, то на стену сиганёт, то падает и лежит на боку. Ты не придуриваешься часом? Система-кластер должна быть уравновешенной! Должна контролировать сама себя. У них всё общее будет, кроме спален. Каждому человеку в кластере видно и слышно, что за настроение у соседа. Не нужно изобретать велосипед, Юра. Поневоле они становятся цепью из шести звеньев. Если какое-либо звено разжалось или заржавело, кластер сам его извергнет, а мы подберём ― в оцифровку. На опыты.

― А если все шесть семей или жильцов…

― Что? Станут заговорщиками? Ты вообще людей когда-нибудь вблизи видел? Ну, ладно, допустим: они возлюбили друг друга, прониклись единой мыслью, что я зло, и?.. Всей толпой пошли меня свергать? Чу, идут… Я прямо слышу их шаги! Юра, они не успеют выйти из дверей, как гвардейцы оцепят весь район. Система немедленно высветит этот кластер как пунцовую точку. По причине отсутствия внутренней агрессии, которой должно быть на цветовой шкале… оранжевый уровень. Я бы даже не стал их останавливать. Мне интересно, я охотно посмотрю, что дальше. Посмотрю на уровень гормонов, кто ведомый, кто ведущий. Куда они в итоге дойдут, не переругавшись. Увы, Юра, таких случаев будет казуистически мало, если не ноль. Однако, мне нужно частое сито селекции.

― Вы как всегда правы, Лев, Максимилианович.

6.

Идиот не идиот, а с завтрашнего дня Юрику предстояло заниматься в стране буквально всем.

Бесплотный тиран до поры до времени оставался разворачивающейся глобальной стратегией. Вековые планы незримо двигались где-то в глубинах его провидения, подобно тектоническим плитам.

Большие и малые города, районы и кластеры «Шесть в кубе» должны быть устроены по единому принципу: шесть вокруг седьмого общего.

В домах это был атриум с подсобными помещениями под землёй, огородами либо зимними садами на крыше. С общей кухней, душевыми, игровыми детскими комнатами по кругу атриума. Шесть квартир в круг на каждом из шести этажей.

В масштабах района атриумом становился парчок с развлекательными заведениями.

В городах центр занимала администрация и главная площадь. Тоже не без общественных мероприятий, типа ярмарок.

Задачей архитектурных отделов было всячески разнообразить фасады и общественные места с прицелом на постоянное обновление систем слежения.

Нюанс…

Между единообразно упорядоченным бытом: кластерами, районами и городами Дед намеренно сохранял дичь. Леса, перелески. Руины, заброшки, сквоты. Природную среду обитания для всякого асоциального элемента.

В числе образцовых шести кластеров должен быть один менее благополучный. Среди шести этажей ― один победнее. На каждом этаже хорошо если поселится кто-то с чудинкой. Ради живой жизни и смертельных экспериментов.

Это конечно сферическая политика в вакууме, но тренд чёткий. Кластеры, районы и города начнут питать друг относительно друга некоторую подозрительность. Должен считываться намёк: проводить время в центре, посерёдке чего бы то ни было всяко безопасней.

Закрывать страну тиран отнюдь не собирался. Не только его гвардейцам над демографией потеть! Гости дорогие пусть тоже оплодотворяют самок. Хорошо для генофонда.

Очевидно, стремительное и радикальное переформатирование страны должно вызвать активное недовольство. В социуме останется существенная прослойка, а на территории немалые пространства, где обитают недовольные, не встроившиеся в новую систему маргиналы. Но Дед гарантирует безопасность своих городов для материнства и для гостей. Приезжайте и убедитесь!

Ещё фундаменты не залиты, а рекламный баннер выстой с небоскрёб уже зримо существовал в мыслях тирана: «Велкам в уютный женский рай!» Снизу любой мало-мальски сведущий политик немелким шрифтом прочтёт: приезжайте, договоримся… Коты мартовские, кобеля породистые, добро пожаловать на вязку. Подращённый приплод кому надо выдадим по договорённости.

Юрик покивал в такт мыслям: «Непредвзятость и самоконтроль истинного правителя».

Резкий и грубый, ни во что не ставивший женщин, презиравший любые утончённые художества, Дед планировал высокотехнологичную женскую страну. Во всех смыслах удобную для размножения и культивирования науки. С подчинённым искусством. Общедоступным, разноцветным, лёгким, вроде конфетти. Мужчины ему, по сути, нужны были только в роли гвардейцев и как лабораторные животные.

Сверх того, внезапно и непредсказуемо тиран занимался мелочами. Деталями. Когда он понимал что-либо, то сразу видел, как им оно будет, и воплощал немедля.

К примеру…

Резиденция Шандал не должна маячить над столицей тёмной, закрытой крепостью. Фишкой её музейной части будут детские экскурсионные группы. Пусть приобщаются, чувствуют нерв эпохи.

Изюминка ― голографический и роботизированный персонал. Экскурсоводы-голограммы, построенные на лазерах, где уместен лёгкий туман. Неподвижные ― в толще стекла или на вращении пропеллеров там, где уместна статика. Единение старины и новшеств. Влекущая близость тайны.

Никаких шлемов виртуальной реальности. Оцифровка и жизнь после неё останутся страшной, волнующей загадкой. Но реальность должная быть только одна ― реальная.

Юрику подумалось, что технические проблемы всегда глубоко вторичны. Они цепляются друг за друга и сами себя последовательно решают. Решат, не успеешь оглянуться.

Другое занимало его, мешая сосредоточению…

На расстоянии ближе, чем эта вазочка, он скоро увидит чудо ― материальное лицо Деда… Умершие и воскресшие черты. Живые! Послезавтра, через год? Не суть! Увидит прежний гнев и смех. Настоящую кожу, сотканную из тонких нитей, прочных, как его власть. Живое стекло в глазницах…

Дыхание перехватило. Как оно всё тогда обернётся? Дед очень злопамятен. Будет ли ему нужен личный помощник... К чему загадывать, если счастлив он прямо сейчас!

Стемнело. Решётка парка исчезла. Ещё ярче засияли два купола с прожекторами ― две свечи в холодном величественном Шандале. Парами вдоль аллеи затеплились широкие фонарные ореолы, раздваивая ряд у края площади, огибая её и сходясь, чтобы взойти по парадной лестнице.

Не выпивший даже стакана минералки, Юрик улыбнулся барменше со смешной причёской ― точно хохол у какаду. Поднялся и в вазочке, свернув, оставил большую купюру с изображением Резиденции. Из памятных, которые выходят ограниченным тиражом.

―――――――――――――――――――――――――――――――

05. Под железной рукой. Голубь его

―――――――――――――――――――――――――――――――

1.

Вот и наступил день, когда не сим Юрика отправился с докладом в цифровую Резиденцию, а Дед, материальный Лев Максимилианович усмехнулся застывшему в дверях соправителю.

«Он ушёл в смерть и вернулся обратно. Добровольно, своими ногами отправился в гости, и смерть отнеслась к нему с уважением. Не посадила на цепь. Не заклеймила лицо. Я вижу первого в мире человека вернувшегося оттуда и сейчас пожму ему руку».

Тиран дал себе труд сделать несколько шагов навстречу.

Седовласый, гривастый, кряжистый полуробот имел знакомые черты, соответствующие седьмому десятку лет. Движения ― пятому десятку, редуцированные до разумного минимума. Слышная, не лёгкая походка. Повороты головы и рук останавливаются в усреднённых, естественных положениях.

Юрик воспринял его именно, как Деда, который, к примеру, сломал ногу, вылечился и теперь ходит с опаской. Ничего инородного. Новые качества механического корпуса принадлежали его владельцу, подобно шрамам, а на такое через минуту перестаёшь обращать внимание.

Рельеф кожи в змеиную сеточку ― крупней человеческого. Оттенок темней прежнего ― медно-бронзовый, металлический. Словно Дед красил что-то из баллончика и небрежно протёр запачканные руки.

Разнообразной мимикой он и в живом теле не отличался, её даже прибыло.

Да, Юрик прикидывал, станет ли он бояться небелковое тело. Насколько легко смотреть ему в глаза? Вопрос был снят моментально. У тирана были стопроцентно живые глаза. Стеклянные. Карие в покое, на эмоциях ― желтеющие до белизны. Издержки перегрева.

Юрик не понял только, зачем Дед спешил. Ведь корпус можно было усовершенствовать до высоких степеней защиты, силы и пластичности. А секрета нет: спешил он ради сенсоров. И не потому, что цифровому тирану было плохо в виртуальной Резиденции Шандал, именно что наоборот. Век бы не выходил, но корень власти ― в аналоговом мире. Правитель державы должен сжимать в руках и скипетр, и державу. Обе реальности: цифровую ― всем существом и аналоговую тоже ― со всей полнотой. Погоне за недостижимым совершенством он предпочёл тысячи надёжных, лёгких в производстве корпусов, которые не жаль выбросить. А то, упадёт кирпич на голову ― вот тебе и всё совершенство. Прочность же, мощь и скорость у нового корпуса всё равно были на порядок выше человеческих.

Сильное рукопожатие прохладной ладони:

― Юра…

― Лев Максимилианович, добро пожаловать домой.

2.

Под властью цифрового тирана жизнь понеслась с цифровой скоростью.

По внутреннему ощущению Юрика прошло лет десять... На календаре не прошло и года. Не только лежащая под ними страна, весь мир изменился. Он проглотил первую виртуальную деспотию, причмокнув, отрыгнув остатки стыда.

В новом теле Дед проявил себя, как окаменевшее и ожившее ископаемое ― трилобит, вооруженный всеми достижениями науки. Неутомимый, всеядный, не рефлексирующий стратег.

Юрик чаще всего не понимал, ради чего исполняет очередной приказ. Когда отлаженный им процесс выходил на финишную прямую, выдыхал: «Это гениально. Это был кратчайший путь». В цифровую хтонь.

Дни и недели слиплись в летящий с горы ком. Юрик мотался по стройкам. Время собирать камни закончилось, наступило время разбрасывать.

Хаотичная застройка в крупных городах, то есть, вся вообще, должна быть заменена на «Шесть в кубе» ― стандартные коммунальные кластеры.

Пыль, грохот сносимых зданий. Гудение принтеров, жутких, как шагающие карьерные самосвалы, как пауки высотой до неба.

Рёв бульдозеров, дым. Вопли. Слёзы, проклятия. Несколько демонстративных самоубийств.

Аплодисменты нанятой прессы.

Холёные мордовороты личной охраны. Безликие гвардейские патрули.

Фильтрационные и воспитательные пункты для проявивших недовольство.

В администрациях наивные попытки воровства.

Показательные унизительные казни. Дед ввёл экзекуцию палками, народ принял как должное.

Асфальтово-серый ком бесснежной зимы летел по изрытой земле, подпрыгивая: через траншею весны, через траншею лета…

Юрик держался на тонизирующих коктейлях. При этом его крайне мучил самый ничтожный момент остановки. Он прекрасно понимал, что в таком темпе скоро сдохнет, но едва оставался наедине с собой, накрывало... Полная апатия ― снаружи, ускоряющийся водоворот ― внутри. Мысль почтовым голубем возвращалась в Резиденцию Шандал из любой точки страны. Беспокойная тоска кружилась и кружилась, ожидая: похвалы, упрёка, новой задачи. Тело отсутствовало как таковое. Паралитик может двигать одним пальцем или зрачками, Юрик не мог, если приказа не было. Мутно-голубые глаза неподвижно лежали в глубоких тенях. Он слегка нажимал на когда-то рассечённую бровь и не ощущал боли. Зажила, не приносила облегчения.

Если в этот момент раздавался звонок и Дед отправлял его инспектировать следующий город, лишив часовой передышки, Юрик бывал просто счастлив. Благодарен, как утопающий, которому бросили канат и попали узлом по голове. Он зубами хватался за него и в стремительном кортеже четырёх машин свистел дальше. Чтобы бы в очередном городе встретить: пыль, вопли, слёзы.

Рекламные щиты, объясняющие общественно-политическую ситуацию.

Флегматично прогуливающихся вокруг стройки мамашек с колясками.

Бабок группками.

Хмурых мужиков, охотно работавших на сносе. Не боящихся Юрика. Им-то что?.. Вон как ехидно подмигивают, указывая на дрожащие поджилки прораба.

Юрик был действительно нужен Деду и реально ― везде, по самым разным городам и стройкам. Цифровая деспотия стремительно набирала обороты.

3.

Но вот снова он ― проклятый, абсолютно пустой вечер.

Дед был в цифре, в цифровой Резиденции Шандал. Четверо гвардейцев личной охраны Юрика смотрели так нагло, что сомнений не оставалось. Они получили на его счёт недвусмысленные инструкции. Остаток дня он обречён провести без никаких возражений: перемещаясь из массажного кресла в ресторан, а оттуда в койку, всё. Будет ерепениться, силой уложат и одеялко подоткнут.

«Обойдусь, ― решил он, ― чипсами, снеками из бара».

Вытянул ноги на пуфик перед огромным вогнутым монитором, привычно скользнул взглядом по плитке видеонаблюдений со всех уголков Резиденции Шандал. Свернул… Ага, чего и следовало ожидать: диск с документами не доступен. Общий интернет пропускал в Резиденцию только развлекательный контент. Горе.

Юрик снова коснулся зажившей брови, и провалился в бездонный нервный срыв, который давно заслужил, в лютую паническую атаку. Он не мог переносить бездействия. Особенно такой резкой остановки. Он нуждался в приказе! Любом новом приказе.

От лёгкой фоновой музыки хотелось спрятаться под диван. В тишине с размеренностью метронома чудилась одна и та же короткая трель ― оповещение о видеозвонке. Трель ярко-чёрного цвета.

В навязчивой фантазии Дед с улыбкой произносил: «Возьми нож и воткни себе в шею». А Юрик понимал, что сделает это. Сделает что угодно вообще. Не торгуясь, не пытаясь уклониться.

Он резко оглянулся. Не завелось ли в кабинете ножа? Есть канцелярский... Есть пушка в сейфе... Сугубо гражданский человек, Юрик не носил оружие. Не чувствовал и не любил его, мешает.

Холодный от ужаса Юрик зачем-то обошёл весь кабинет, шаря взглядом по изящным панелям душевой кабинки, длинным полкам, которые не заставил никакими безделушками, по роскошным диванам.

«Прикажет, и я сделаю, что угодно».

Секьюрити за дверью ни положительного, ни отрицательного значения не имели. Юрик не боялся, что Дед прикончит его чужими руками. До полного внутреннего заледенения Юрик боялся самого себя. Того, что не принадлежит себе, что его можно убить невесомым словом. Как собаке, жестом скомандовать: умри. Секунда ― и холодный нож войдёт под ключицу. Всегда холодный… Если Дед захочет его медленной смерти, холуй будет резать себя по частям. Положит руку на столешницу и отрежет все фаланги одну за другой. Очень холодным, очень острым ножом.

Это был чистый натуральный бред.

Являясь категорическим сторонником физических наказаний, тиран бытовым садизмом не маялся. Юркины руки ему дороже своих, хотя бы потому что свои железные и их много, а у Юрика всего две. Бред проистекал из давнишней сцены, когда тиран откусил себе палец.

Большой палец левой руки. Ничего не предвещало… Посреди обсуждения, где размещать казармы, ему вдруг стало интересно, что прочней: зубы или металлическая косточка? Для обычного человека, вроде, зубы, а для него? Сложно ли откусить палец? Оказалось легко. Клац! ― и нету. Болевые сигналы в этом корпусе о наличии повреждения сообщали, а не орали. Так что, Дед с интересом разглядывал сочленение, гнул магнитный сустав туда-сюда, из любопытства и его доломал, а потом зубами, как плоскогубцами, выдернул ноготь. И всё это при Юрике…

Тогда-то тиран и понял, что дальше будет экспериментировать в его отсутствие.

4.

Юрику необходимо было отвлечься. Смотреть комедии в таком состоянии он не мог. Заснуть не мог. Требовалось уцепиться за что-то реальное, имеющее отношение к жизни. Этим стала папка с документами по обратной оцифровке. Знал наизусть. Тем лучше, перечитает, как любимую детскую книгу, успокоится и заснёт.

Клик мыши воткнулся под дых. Любой звук ― и нервы лопались.

Юрик открыл 3D корпус-модели обратной оцифровки. Сделал вторую попытку игнорировать звуки, но мучительной оказалась даже прокрутка колёсиком. Бесшумная вообще-то, но как будто рокочущая под пальцем.

Набрал фельдшера:

― Мне нужно успокоительное. Нет, не снотворное.

Получил инъекцию через минуту. Стало легче.

Не от инъекции ему стало легче. От мнимой занятости, от 3D Деда, изображённого полигонами, а затем появился запах…

Дед в первый же день опробовал морфологическое новшество всепожирающего желудка. Понравилось. Раздвоенный кончик языка в желудке доставил ему прежде неведомые ощущения. В эти минуты разговаривать он не мог и наслаждался вкусом.

Смердело от него жутко, так как проглоченное разлагалось не один день. Способ самоочищения добавлял жести. Дед мог прополоскать рот, язык и желудок, однако предпочитал стерилизовать их током языка ― нагревом, выжиганием. После такого из глотки разило горелыми костями. Запах, находящийся в тройке лидеров по мерзости.

Когда, не выдержав, Юрик спросил, зачем ему вообще есть, Дед ответил:

― Ммм… Приятно… Оно сразу в мозг ударяется. Через нёбо и в мозг. Ну, как бухло качественное, понимаешь? И опять-таки… органы чувств. Надо помнить. Вкусы, запахи, как жевать, как глотать.

Дед спускался взглядом по ленте международных новостей и ковырял зубочисткой в пасти, отплёвываясь.

Юрик изо всех сил пытался быть тактичным:

― Всё в порядке с нашим рестораном?

«Повар должен готовить для него лично. Даже не с консервантами, а из консервантов».

Дед встал, поманил к окну.

На выступе карниза притулились два взъерошенных голубя, прячущихся от дождя, а в ближнем углу лежала половина дохлого голубя, аккуратно разрезанного вдоль. Без головы, но с хвостом. Дед молча указал подбородком: вот кто. И поднял большой палец: вкусно.

― Прямо с перьями? ― пробормотал Юрик.

Дед кивнул. Ему не нравились жидкие вещи. Сверхчувствительное тело ощущало их, как бултыхание, наделённое эхом, а вот кости, перья и жёсткое сырое мясо оказались в тему.

Внутри Деда гнила половина голубя с перьями…

Они вернулись за стол, представлявший собой огромный планшет ― интерактивную панель. Дед открыл карту страны и папки с документами строек по периметру. Садиться не захотел, тиснул Юрика в своё кресло. Встал напротив, опершись в край стола руками.

Юрик впечатался в спинку кресла от вони.

― Лев Максимилианович, я вас когда-нибудь о чем-то просил?

― Нет, Юра, даже прибавки к жалованию.

Тиран причмокнул. Юрика окатило волной тухлятины.

― Сейчас прошу.

Дед возвёл глаза к небу:

― Ну, хорошо…

Средним пальцем он кликнул в угол столешницы, по виртуальному колокольчику для прислуги.

В дверях моментально возникла горничная с подносом. Пиццу для Юрика, сидр, минералку сняла на сервировочный столик. Мельхиоровый поднос Дед приказал ей держать перед ним. Склонившись и харкнув для начала, одним комом выблевал полуразложившегося голубя, вытер губы салфеткой и бросил её сверху.

Горничная не изменилась в лице. Но смотрела в потолок. Напудренная по протоколу ― до бела. Губы подведены алым, уголками вверх. Она больше походила на робота, чем её хозяин.

Юрик с необыкновенной остротой ощутил сострадание к человеку.

― Выброси, ― махнул Дед горничной. ― Нет, погоди.

Он пополоскал рот и желудок половиной бутылки сидра и сплюнул на тот же поднос.

― Всё, иди, ― повернулся к Юрику. ― Какие мы нежные. Теперь можем заняться делами?

Весёлые глаза, львиные, сощуренные.

Дед наклонился лоб в лоб:

― Понюхай, пахнет?

Глумиться он умел. И да, тухлятиной из-под яблочного аромата ещё смердело.

Этот запах сегодня догнал Юрика стройке. В разбитом доме бухие дворники шерстили, разбирали брошенные хозяевами вещи и нашли кого-то мумифицированного. Не сидром от них, естественно, разило, а водкой.

Юрик застонал. Свернул все документы и вышел пройтись.

Гвардейцы его не остановили, но переглянулись.

5.

Цифровой мир успел стать для тирана домом. Настоящим. Там всё чётко, всё исчислимо. Заранее известны пределы: размер и скорость. Аналоговый мир не позволял зацепиться. В нём, как будто на бесконечной скользкой горке. Разогнаться и притормозить одинаково сложно. Приходится делать это от ума. Нужно осознать и решить: «Вот стена, поэтому я останавливаюсь». Цифровая же стена останавливает фактом своего наличия.

Отдельным пунктом был солнечный свет ― что-то супер-неуловимое, богатейшее в своей переменчивости и полноте спектра. На него можно смотреть вечно.

Но Дед, мягко говоря, был не склонен к созерцательности. Поэтому в коридорах освещение было ритмизировано. Лампы мигали токсичным фиолетовым, чередуясь с ядовитым цианом. Словно идёшь мимо борделей в преисподнюю. Закрытые двери очерчены по периметру инфернальным алым, открытые ― радиоактивным зелёным.

На город тиран смотрел из парадных окон, куда приходил нарочно ради дневного света, но жил и работал при лампах, мерцавших низкой частотой, мучительной для всех, кроме него. Это уменьшало эффект скользящего непрерывного потока, организовывая пространство и время. Правда, в кабинете на прежнем месте красовалась лампа муранского стекла. Дед сильно держался за прошлое.

Вернувшись, Юрик снова набрал фельдшера:

― Мне нужно снотворное.

Его получил таблеткой. Одна растворимая таблетка и стакан воды на подносе. Рядом, под салфетку фобия положила воображаемый нож. Он боялся именно ножа и собственной руки.

До того, как отрубился, Юрик успел нажать режим прохлада-ночь на кондиционере.

Во сне ничего не изменилось. Он сидел за документами, за чертежами корпуса: нервно-магнитная система, кожа, волосы… 3Д полигональный Дед вдруг начал оживать…

― Соправитель ты мой, соправитель!.. ― прищурил он жёлтые львиные глаза. ― Не много ли ты о себе возомнил? Думаешь, половина голубя твоя? Фигушки, тут всё моё… Отдавай вторую половину…

Юрик захлебнулся ужасом. Голова цифрового тирана набычилась, медно-красная глотка забурлила смехом. Тонкий раздвоенный щуп языка потянулся в лицо Юрику, в его рот… В его желудок… Лязганье зубов не могло перекусить армированный, чешуйчатый провод. Он достиг желудка и ткнулся во что-то мягкое, трепыхающееся, разящее гнилью. Воткнулся в живую половину дохлого голубя. Начал высасывать трупную жидкость из-под перьев этого зомби. Потащил его наверх, бьющего крылом, клюющегося изнутри, царапающего пищевод единственной лапой.

Юрик очнулся и прикусил одеяло, чтобы не орать в голос.

При всём при том, желания покинуть Резиденцию Шандал у него и отдалённо не возникало. Наоборот, он принадлежал ей полностью. Никакой иной жизни у него ― соправителя и холуя не было. Юрик хотел, чтобы Дед разрешил ему оцифровку! Или съел его вместо этого голубя.

Во время бессонницы, после ночных кошмаров Юрик хотел только одного ― новой задачи. Вызова в кабинет, мейла, звонка с любым, самым скучным, самым жестоким приказом. Он был готов устроить любому отделу и круглосуточному предприятию ночную инспекцию. Он готов был прийти в кабинет и развлекать тирана сплетнями. Готов по первому его слову отдать себя на опыты целиком и по частям. Если в виртуальной Резиденции он не нужен Деду такой, как есть, пускай мастера цифровой эвтаназии пересоберут его, как угодно: руки на месте ног, ноги на месте рук, голова внутри живота, кишки снаружи по периметру…

Он хотел что-то окончательное, запредельное, чтобы хуже некуда, чтобы не осталось причин для страха, чтобы сказать себе: вот видишь, всё закончилось, теперь отдыхай. Или хоть временно закончилось. Любой приказ! Что угодно, и ужас немедленно отступит!

Дед не спал по ночам, не нуждался в человеческом отдыхе… Самому позвонить? Этого Юрик не мог. Что нет, то нет.

6.

Совещание закончилось во второй половине дня. Оно было многоплановым и очным. С целью держать министерские жирные тушки в тонусе. Они в полуобмороке посещали дедов кабинет и, кажется, искренне считали, что под паркетом есть люк с откидывающейся крышкой. Прямо над комнатой цифровой эвтаназии.

Юрик остался, чтобы обсудить строительство.

Предпочитая теперь жить на ногах, Дед ходил туда-сюда над сенсорным монитором столешницы. Работать за ней стоя удобно, Юрику в его кресле ― не очень, но когда тиранов подобное волновало!

Они рассматривали карту пригорода. Геометрически чёткий план заселённых, возведённых и приготовленных к распечатке, ещё только размеченных жилых кластеров «Шесть в кубе». Дед всю эту картину то и дело портил ― опираясь на неё в задумчивости, как на обычный стол. Пока изображение открывалось заново, чтобы не терять времени впустую, он костерил Юрика на чём свет стоит:

― Ноль инициативы от тебя!

Устал ругаться.

― Давай о столичных кластерах. Что по планировке? На окраинах трущобы сносим. А в центральной части?

― Не менять же из-за них русло реки, пусть вдоль стоят. Более тесно.

Дед провёл пальцем по итоговой графе сметы:

― Что по затратам на печать? Мы укладываемся?

― С запасом. МИД установил бартер ещё с двумя странами. Они платят за ссылку своих буянов дороже, чем за радиоактивные отходы.

― Покажи фильтрационные лагеря.

― Вот… Городок для персонала рядом. Инструкторы на месте.

― Нормально там сделай, хочу смотреть за ними. Ценный материал. Я коллекцию таких оцифрую, изучать буду. Биг дата, Юра... Давай сверим планировщики на неделю.

― Понедельник отдан Резиденции. Начинаем гидроизоляцию подземных этажей. Я принимаю поставщиков… Вторник ― ваш день… Мне нужно знать объекты, где вы появитесь, заранее.

― Я думаю... Новости по персоналу есть?

― Два увольнения. Один под суд. Замена ему вот ― пять претендентов на ваше усмотрение. Кастрируйте меня.

― Хм… ― задумчиво отозвался Дед.

Не изобразил удивления, не переспросил: что?

А вот этой манеры: опираться подбородком на кулак у него при жизни не было. Это приобретённое, как и прищур ― глумливый.

― Тебе станет лучше?

― Надеюсь.

― Ладно. Только сам. Ты ведь справишься? У тебя всё получается и это получится. От местных коновалов мы ведь скроем, правда? Резиденция полна сплетников. К чему им знать?

Дед развернулся, взял с полки нож. Не канцелярский, а в ножнах, президентский подарок. Из тайничка-книги, полного каких-то набранных шприцов, достал гемостатическую губку с антибиотиком и мощным обезболом.

Юрик тоже встал. Ни ног, ни белого света. Ватный туман.

Дед указал на часы:

― Не буду тебя смущать. Столешницу не поцарапай. Вернусь через пятнадцать минут и продолжим по регионам.

Юрик остался один над монитором столешницы, где мигал секундомер и текла бесконечная заставка полёта в круглом туннеле. На краю, под его бёдрами лежал охотничий нож.

Время пошло…

Когда Дед вернулся, Юрик стоял на том же месте, опираясь на стол абсолютно белыми пальцами. Мокрый до пиджака. Несколько капель пота, сорвавшись, убрали заставку.

От дверей, опять ничему не удивившись, Дед прошёл к столу, мимоходом сцапал нож и нераспечатанную губку. Возвращая их на место, спросил через плечо:

― Стало понятней? Хватило пятнадцати минут, чтобы разобраться в себе?

Юрик поднял на него красные, в тёмных синяках глаза и ничего не ответил.

― Выложи смартфон.

Выложил.

― Иди, чего покажу.

Юрик хорошо знал всю Резиденцию, но этой биты он никогда не видел. Хотя Дед её, вроде, и не прятал. Оставлял возле шкафа. Стальная телескопическая бита, раскрывающаяся вдвое, с автофиксатором, упругая и тяжёлая.

И владел он ей нормально.

Прежде чем замахнуться, одним движением Дед сунул биту обратно в чехол из вспененной резины, как в презерватив.

Коротко свистнув, бита прилетела по предплечью и вернулась по голеням. Не столько от силы удара, сколько от ярчайшей боли и удивления Юрик упал. Он не пытался встать. Между ослепительными ударами проходили ровно те секунды, чтобы вдохнуть. В это освобождающее, слишком внезапное, слишком глубокое наслаждение невозможно было поверить, как в джекпот на миллион долларов. Если Юрик и думал что-то, катаясь по полу под жестокими, как в конце уличной драки, ударами: это происходит со мной, это происходит на самом деле. Всё тело, горящее, пылающее, опять существовало. Так ужасно яркий свет бьёт через красные шторы в комнату. По рёбрам… Как светло внутри… Как светло стало... Медленно поднимая лицо, Юрик получил битой по хребту и распластался обратно ― с размаху поцеловал паркет, застонав, зашипев сквозь зубы. Отжался из последних сил на одной руке. С открытой левой ладонью.

Дед пожал плечами, ткнул ему в лоб гладким концом биты, складывая её и защёлкивая:

― По техническим причинам вторая часть доклада переносится на завтра. По регионам жду подробней.

Развернулся, ушёл, не стал смотреть.

Чтобы подняться, Юрику понадобилось не меньше получаса. Чтобы пройти анфиладой ― ещё столько же. Живой и горячий во всех местах, куда прилетело, он хромал, останавливался у каждого распахнутого окна и видел солнечный, лимонного цвета сентябрь. Такой был очень-очень давно, в раннем детстве. Наверное, каждый год был сентябрь, липы эти двумя рядами... И воздух осенний, и площадь с клумбами. Свободное, глубокое дыхание и боль при каждом вдохе не противоречили друг другу. Они сочетались, мучительно приятные до кишок. Трамваи, оказывается, заново пустили… Сто лет не слышал их особенного звука на повороте. Дед хочет чтобы всё стало, как раньше. На его долю выпало лишку перемен. До чего же светло, как хорошо жить и дышать. Какое тёплое солнце, какой прохладный сентябрьский воздух.

 

Похожие статьи:

Рассказы → 7. Под железной рукой. Цыплята его

Рассказы → Оцифровка тирана

Статьи → О драконах...