Упырь

В упырей Пахомыч не верил.

Вот чего ради наскрозь мертвый мужик из могилы полезет и станет кровушку человечью пить? Нет, баба – она может. Пока ещё живая. Бывает, так прихватит, что света белого не взвидишь, хоть сам в могилу лезь. Но тут же совсем другой случай.

Пахомыч вздохнул и ещё раз поглядел на мертвеца. Выглядел тот совсем худо. Синий, тощий, будто при жизни месяц ничего не ел, даже какой-то усохший. С несколькими ранами на голой груди и без малейших следов крови.

- Любуешься? – недобро спросил Гришка-стрелец. – Вишь, кака напасть? Тимоха на часок отошел, а его упырь и оприходовал. Прям за околицей. Теперь все по домам сидят, носа на улицу не кажут. Весело, да?!

- Не бывает упырей, - буркнул Пахомыч.

- Не бывает, да?!! – сорвался Гришка на крик. – Ты на это посмотри! Да в нем же ни кровинки нет! Всё, гад, выпил!

- Может, комары…

- Ты ишшо и издеваешься?!

Гришка в сердцах выхватил плеть и шмякнул ею по скамье, на которой лежало тело. Тело подпрыгнуло и чуть не свалилось на пол. Пахомыч подался назад.

- …Или болезнь какая. Мало ли случаев бывает, - Пахомыч почесал ухо.

- Ты не понимаешь, что ли, да?! – Гришка налился дурной кровью. – Государь велел! Чтоб незамедлительно! Упыря добыть и на суд государев представить! В три дня!

- У них всё всегда за три дня делать надо… - Пахомыч не стал скрывать недовольства. – И почему я?

- Ты ж у нас кто? Кузнец. Охотник. Вообще рисковый человек. Даже с Барвихой справлялся. Все знают. Кого другого посылать-то?

- Оно-то так. Да только одному несподручно идти.

- Да кого я тебе дам? – поразился Гришка на непонятливость кузнеца. – Жатва же! Мужики косят, а мы следим, чтобы никакая тварь к ним не подобралась. Иначе они не согласные. Про баб и говорить нечего. Без охраны вообще выходить в поле отказываются. А перестоит рожь – сам понимаешь. Осыпется. Что есть будем, а? А ты человек свободный, незанятой. В полевых работах не участвуешь.

- А если кто косу сломает – так сразу ко мне бежит. – Пахомыч хотел сплюнуть, но в стрельцовой горнице неуважение побоялся выказывать. Побьют ещё. – Опять же лошадей ковать кто будет?

- Ничего! – Гришка махнул рукой. – Потерпят. Но если хочешь, возьми какого паренька помоложе.

- …И поглупее, да? – хмыкнул Пахомыч. – На упыря идти – кто ж не согласится?

Гришка опять закраснел мордой.

- Ты против государевых указов что имеешь?! А?!

- Нет-нет, ничего, - Пахомыч пошел на попятную, - но подготовиться-то надо. Чтоб успешно дело выгорело. А? То-то. В общем, Ероху пришли. Хоть и глуповат, но старательный. Всякую приспособу ему нести. Да и снасть для поимки подготовить надо. Чего-нибудь от государев щедрот будет?

Гришка поджал губы.

- Ты не жмись, давай, - Пахомыч толкнул стрельца кулаком в бок, - я, если снасть не надежная окажется, потом государю о твоей жадности расскажу. Сразу ясно станет – по чьей вине с упырем не совладали.

- Пошли, - мотнул головой Гришка. – Выберешь.

 

В упырей Пахомыч не верил. Поэтому снасть выбирал на большого зверя. Медведя там, или лося. Когда первых зимой разбудишь, а у вторых гон идет. В таком ключе.

От щедрот государевых на время поимки выдали строевого коня – всё равно стрельцы на местах сидят. Пахомыч коня тщательно осмотрел и остался доволен, прикидывая, какие работы сделает до того, как потребуют возвращать скотину. Набрал железных капканов, три самострела и для них болтов оглушающих. Веревок попрочнее из позапрошлогодней конопли, потому как в прошлом году с коноплей полный швах оказался.

Прибёг вызванный Ероха. Выслушал указания, и помчался исполнять, пока никто не передумал. Дело потихоньку шло. Гришка ходил с недовольной рожей и пытался подгонять, каждый раз осаживаемый кузнецом. Дескать, баба за шесть месяцев не родит, как ты её не подгоняй. Всяко дело вылежаться должно. А то упустишь чего – и всё насмарку.

Пока снасти собирали и увязывали, Пахомыч с охраной сходил на то место, где Тимоху нашли. И впрямь, почти за околицей, на тропинке у озерца. Там где ёлки почти вплотную к воде подходят, а в низинке трава выше пояса вымахала.

- Как узнали, что Тимоха пропал? – спросил Пахомыч у тревожно рыскавших глазами по сторонам стрельцов.

- Да его время в наряд заступать. А его-то и нет. У нас с энтим строго. Хватились. Вспомнили, куда он собирался. Сюда побёгли и в траве обнаружили. Лежит, не дышит. И холодный.

Стрельца передернуло.

- А так бы когда хватились?

Никола почесал нос.

- Кто ж его знает? У нас, бывает, и неделями никому не нужон. А потом как приспичит, так кажный день тягают на службу… Нашел чего?

- Да вы так натоптали, что будто стадо прошло. Хрен чего найдешь.

Никола оскорбился.

- Мы люди государственные! Лишнего себе не позволяем! И разумение у нас имеется! Не топтал никто, слово даю!

- Значит, не вы. А кто другой.

- Точно… - Никола побледнел, - упырь, значит… Больше некому.

- Тьфу ты! – сплюнул Пахомыч. – Ты ишшо скажи, что тут десяток упырей засаду устроило. На Тимоху вашего.

- Тимоха, наверняка, случайно подвернулся. Спугнул их. Мало ли какая задумка у упырей была? Может, на город напасть? Для этого дела и собрались. Мы ж в городе сила! – Никола потряс саблей.

Пахомыч на эти глупости отвечать не стал, только крякнул с досады и пошел обходить поляну по большему кругу. Следы имелись. Но не человечьи или там упырские. А какие – не разобрать. И выглядело, будто кто-то тут появился, ждал Тимоху, из стороны в сторону ходил, а потом кровушку из стрельца выпил и исчез. И в какой стороне его теперь искать – неведомо.

На эти несуразности Пахомыч махнул рукой и решил вернуться – дело шло к вечеру. А там и ночь не за горами. Ночью, как всем известно, всякая нечисть активизируется. Тут-то её ловить и надобно. Кстати, большинство животных – тоже. Поэтому дневное нападение на стрельца выбивалось из рамок обыденности. И это Пахомыча беспокоило.

 

- Как сходили? – первым делом спросил Гришка, едва завидев кузнеца.

- Нормально, - отмахнулся Пахомыч.

- Нет, ты скажи – когда упыря поймаешь?

- Когда надо – тогда и поймаю. Не мешай.

- Что значит «когда надо»?! Ты мне тут не бунтуй!

- Охолодись, Григорий. Проблемы тут…

- Какие такие проблемы? – Гришка подозрительно посмотрел на Пахомыча. – Ты у меня смотри… Как ловить собираешься?

- Как, как?! На живца! – не выдержал вконец разозленный кузнец.

- Да ну? – не поверил Гришка. – И кого в качестве живца возьмешь? Смотри, большую скотину не дам.

- Хрен мне твоя скотина сдалась! Вон, Ероха сгодится. Сейчас соберемся и на ночь глядя пойдем. Я его там оставлю. Привяжу для надежности. А сам поблизости спрячусь. А как ваш упырь выберется – так сразу его за шкирку, под белы ручки и к государю.

- Чего-о? – протянул Гришка. – Как-то оно не очень. Ероха, конечно, пользы никакой не приносит. Но и вреда от него нету. Да ну, жалко парня на убой вести.

Ероха, который при разговоре присутствовал и стоял с раскрытым ртом, наконец-то понял, что с ним сотворить хотят, и взвыл в голос:

- Пожалейте, дядя Пахомыч! Не дайте смертоубийству произойти! – а потом бухнулся кузнецу в ноги и обхватил колени, силясь повалить.

- Вот дурной, - пробурчал Пахомыч, отдирая Ероху от себя. – Шуткую я, ясно? От вас только так и отвяжешься. А ты, Гришка, в дело не встревай. Поставил задачу – и отойди, не лезь под ноги. А то сгоряча по одному месту получить можешь. Не выполню к сроку –  тогда и спрашивай. Впрочем, идти всё равно придется – капкан поставлю.

Гришка утёр лоб.

- Ну, ты ваще… Но охраны не дам. Ты ж сам сказал – в твои дела не лезть. Да и не пойдет никто ночью-то.

- И не надо. Один схожу.

 

В упырей Пахомыч не верил и ловушку решил соорудить, как на небольшой отряд лихих людей. Поставил растяжку к самострелам, зарядил оглушающими болтами. Расставил капканы и захлестывающую петлю. Потому как государь приказали упыря пред ясны очи доставить. Для себя соорудил помост на облезлой ёлке – и недалеко, и не так уж и колюче. Укрылся ветками и приготовился всю ночь спокойно проспать. Ну кому в голову придет ночью по колдобинам шастать и в капкан лезть? А зверями тут и не пахло.

Проснулся Пахомыч перед рассветом. От холода. Подышал на озябшие пальцы, чуть подвигался, разгоняя кровь в сведенном от неудобной позы теле. Пригляделся к тропинке. Тишина… Ни дуновения. Туманом от озера тянет. Благодать…

Со стороны леса к тропинке настороженно подходил мохнатый лесовик. Маленькие глазки на свободном от длинного волоса участке лица настороженно отслеживали малейший намек на опасность. Лесовик шел бесшумно, аккуратно переставляя огромные подошвы почти человеческой формы. Пахомыч задержал дыхание. Лесовик остановился, подозрительно осмотрел тропинку, где кузнец расставлял капканы и самострелы, сморщил нос и решил обойти нехорошее место. Сделал шаг в сторону, и тут что-то большое и быстрое выскочило из леса, ткнулось в лесовика и получило удар могучей лапой в бок. Лесовик низко рыкнул, тварь подалась назад, а потом со всего размаха прыгнула вверх, сметая помост Пахомыча.

Падая, Пахомыч заорал от неожиданности. Лесовик метнулся обратно в лес. Тварь продолжила прыжок в обратную сторону, а кузнец ударился о землю. У Пахомыча вышибло дух, он попытался вскочить, желая углядеть – куда направились оба противника, запнулся о растяжку и получил оглушающим болтом по голове. Потом петля захлестнула его ноги и вздернула вверх.

 

Очнулся Пахомыч скоро. От криков. Всё больше угрожающих: «Пустите меня, я сам придушу эту тварь!» «Не ходи близко, не ходи! Лучше из самострела!» «Рогатину давай! Против рогатины никто не устоит!» «Спалим его на хрен! И всех делов!»

Пахомыч замычал и крики стихли.

- Смотри-ка, - раздался знакомый голос. – Это кто ж у нас?

- Ну, я. Я, - прохрипел Пахомыч, пытаясь выбраться из собственной петли. – Помогли бы лучше.

- Ну, уж нет. Кто попался – тот и упырь. Да? – Гришка откровенно издевался.

- Подставили меня. Снимай. Объясню.

- Ладно, - стрелец махнул рукой. – Снимайте.

- Только осторожней там. Ишшо капканы остались и растяжки.

Через несколько минут, после препирательств и ругани о том, как лучше снимать кузнеца, чтобы не резать веревку, его опустили на землю и освободили от тенет. Пахомыч полежал, спросил воды, приподнялся и медленно выпил.

- Отдышался? Рассказывай. Удалась охота? – съерничал Гришка.

- Почти. Упыря вашего увидал. Да лесной человек вмешался. А то б всё на мази было.

Пришедшие со стрельцами мужики уважительно покачали головами. Не каждому удается увидеть нечисть и живым остаться. Да и лесовик нынче редко встречается. А чтоб на человека вышел – вообще штука редкостная.

- И что теперь будешь делать? – не отставал Гришка.

- Что-что? По следу пойду, знамо что. Эта зараза быстро бегает. Вот конь и пригодится.

Стрелец поджал губы.

- Твое право. Два дня у тебя ишшо есть. Да вдруг сбежишь? В заклад нужно кого оставить. Вот Ероха и пригодится. Не вернешься в срок – мы его немножечко порежем.

Ероха побледнел, уцепился пальцами за рукав Пахомыча и состроил молящую рожу.

- Не тронь парня. Вернусь, - пообещал кузнец. – Срок хоть до полудня третьего дня не перенесете?

- До полудня? Можно и до полудня. Но не позже. В полдень как раз действо и начнется. Либо Ероху. Либо упыря. Нам всё едино, - Гришка равнодушно посмотрел на Пахомыча. – Государственные дела отлагательств не терпят… Домой-то заедешь? Или сразу отсюда пойдешь, пока след горячий?

- Домой. Нужные припасы – там.

 

Сначала Пахомыч выбирал – за кем отправиться. Решил, что лесной человек никуда не денется, а быстрая тварь стоит большего внимания. Потому как неизвестно, чего от нее ждать по причине полной непонятности её природы. Ни разу она не отсвечивала. Ни следов, ни вида, ни даже слухов каких о ней кузнец не встречал, не наблюдал и не слышал. Значит, недавно в их краях объявилась. То ли сама добралась, то ли привез кто. Если привез, то, наверняка, по злому умыслу. И хорошо, если её одну. А вдруг несколько? Опробовал на Тимохе в первый раз, а теперь как зашлёт всю ораву, так за городскими стенами не отсидеться – вон как высоко прыгает.

Пахомыч поёжился от собственных догадок, которые ни на чём не стояли, и решил на эту тему боле не думать. Конь шёл ходко, погода по всем приметам подвохов не предвещала – живи, да радуйся. Что пока живой. Как помрешь, радоваться и перестанешь.

Сплюнув с досады на свои мысли, кузнец покрутил головой и еще раз сверился с проложенным азимутом, как называл это заморский посол. Направление почти точно совпадало с торной дорогой. К горам. Ну, как к горам? К ближайшей возвышенности со скальными выходами. Там у твари вполне могло быть гнездо – прятаться есть где, а до районов с вероятной пищей при таких прыжках недалече.

 

Ближе к вечеру Пахомыч достиг конца дороги. То есть, дорога поворачивала в сторону Хламовников, а ему надлежало ехать вперед. Искать среди скал жуткую монстру. По камням коню хода не было. Только копыта зря побьет, а скорости никакой не будет. Так что кузнец расседлал коня, привязал уздечку к длинному поводу, а повод – к осине. Чтобы в его отсутствие скотина могла пощипать травки и не загнулась от голода. Сам же навьючил на себя котомку с припасами и полез на скалы.

Лазать по горам Пахомыч не любил. Умел, но любил. Медленно, долго, того гляди сорвешься. Беспокойство одно и треволнения. О том, за кем охотишься, думать некогда. Думаешь о том, куда ногу поставить и руку протянуть. Чтоб не шлепнуться. И вроде немного прополз, а внизу земля далеко уже, а верх ещё ползти, да ползти. И голова кружиться начинает. И знаешь, что останавливаться – себе дороже. Застрянешь. Вверх – сил не будет, а вниз – просто соскользнешь. И шмякнешься. В лепешку. Так что Пахомыч упрямо лез, сильно не спешил, чтобы ладони не вспотели, и тщательно выбирал путь, намеченный ещё снизу.

Добрался. Не до самого верха, конечно. До места, где можно отдохнуть. Переждать, пока руки и ноги перестанут дрожать и начнут слушаться, а не кадриль танцевать. Успокоившись, Пахомыч поднялся на ноги и тут же убедился, что он тут не первый. В смысле, что не один он здесь, на площадке. К скале притулилась сложенная из полусгнивших бревен избушка, а у её крыльца храпел какой-то грязный мужик.

- Приехали… - мрачно охарактеризовал ситуацию Пахомыч.

Мужик ещё раз всхрапнул и пробудился, приоткрыв один глаз и уставив на кузнеца мутный взгляд.

- Ты здесь чего? – наконец сформулировал мысль мужик.

- Вот о том же спросить собирался, - Пахомыч не стал отвечать. – Тебя, кстати, как кличут?

- Афанасий я, - мужик открыл второй глаз и приподнял голову. – Чего пожаловал?

- По делам, - отрезал кузнец. – А ты?

- А я живу здесь. Райское местечко.

Пахомыч скептически оглядел голые скалы с редкими кустиками и сухой низкой травой, но возражать не стал.

- И давно здесь живешь?

Афанасий икнул.

- Да уж месяца два.

- Отшельничаешь? – кузнец пытался перевести разговор на прыгающую тварь, но получалось плохо. Вернее, совсем не получалось. Особенно, когда ветер дул от Афанасия. Хотелось отойти подальше и заткнуть нос. Но сзади в двух шагах находился край обрыва, а ветер всё время менял направление, не давая возможности сместиться вбок, чтобы не чувствовать запах давно не мытого тела.

- Отдыхаю.

Афанасий откинулся на спину и неблагозвучно заорал песню о том, как болотная трава шумела, ёлки качались, а влюбленные гуляли всю ночь. Пахомыч поморщился.

- Слышь, Афанасий. Откуда еду берешь? Питье? Да и не скучно ли одному-то?

Мужик скорчил недовольную рожу.

- Говорю ж! Райское местечко. Тут всё есть. Пойдем, покажу.

Афанасий резко поднялся, его качнуло, но он всё же удержался на ногах. И призывно поманил рукой:

- Пойдем!

Идти пришлось недалёко. Чуть дальше от избушки за скальным выступом обнаружилась узкая щель, через которую Афанасий легко протиснулся. Пахомыч почесал затылок и полез следом – другой дороги всё равно не имелось. Щель оказалась извилистой, и на каждом повороте кузнецу представлялось, что Афанасий завел его в тупик, сам спрятался, а обратной дороги не найти. После поворота Пахомыч приходил в себя, ругался на разыгравшуюся мнительность и тут же опять начинал думать о подвохе, сам себя не узнавая.

Наконец они выбрались из скалы с другой стороны, и перед кузнецом открылась небольшая ложбинка, которая, впрочем, всё равно райским местечком не выглядела. Да, какой-то источник воды имелся, трава зеленела. Но не более того.

- И? – разочарованно протянул Пахомыч.

- Чего «и»? – сердито ответил Афанасий. – Счас всё будет.

Он пошел вдоль скалы, ведя рукой на уровне головы, потом рука провалилась, раздался громкий щелчок, и на той стороне ложбины загорелось сиреневое сияние, явственно видное в надвигающихся сумерках. Пахомыч оторопел.

- Это что?

- А хрен его знает, - отмахнулся Афанасий. – Главное, что работает.

- И как работает? – не понял кузнец.

- Как-как? Ты какой-то непонятливый, ваще! Заходишь туда – и всё исполняется.

Пахомыч действительно чувствовал себя дурак-дураком, не понимая, что Афанасий имеет в виду, и что тут происходит в принципе.

- Покажешь? – уточнил он у Афанасия.

- А почему нет! – мужик сменил гнев на милость. – Время подходящее. Вечор. Вот я иду туда, встаю и решаю – что мне надобно. И всё.

Афанасий действительно пошел, встал внутри сиреневого круга и простоял там с минуту. Пахомыч во все глаза смотрел на мужика и изумлялся всё больше. Прямо на глазах Афанасий менялся. Если при первой встрече он казался хилым, морщинистым и донельзя больным, то сейчас прямо наливался благодатью. И под конец выглядел молодым, здоровым и полным сил мужиком в самом репродуктивном возрасте. Правда, всё равно грязным.

- Видал? О, как! – похвастался Афанасий. – А теперь пошли обратно. Тут долго нельзя. Всякие ужасы казаться начинают.

Пахомыч, пришибленный увиденным, возражать не стал и медленно побрел за проводником. К тому времени, как они выбрались на площадку с избушкой, солнце окончательно зашло, и кузнец, слегка очухавшийся, чтобы не делать поспешных действий, решил переночевать на месте. Афанасий убрался в избушку, а Пахомыч растянулся на мешке, который он тут же набил подвернувшейся сухой травой. Да и одежда позволяла ночь переночевать.

Умаявшийся за день кузнец провалился в крепкий сон, не обращая внимания на богатырский храп из избушки и комаров – любителей кровушки на дармовщинку.

 

- Что-то ты выглядишь похуже, чем вчера, - начал утренний разговор кузнец, разглядывая Афанасия. Тот со вчерашнего вечера слегка побледнел, немного сдулся и казался вялым и тормознутым.

- Есть немного. Но это, как понимаешь, до вечера, - Афанасий покопался в засаленных волосах, выловил насекомое и раздавил его между пальцами. – На сутки хватает. А с вечера всё по новой. Благодать. И теперя я тут вечно молодой…

- Угу, - подтвердил Пахомыч, - и вечно пьяный.

Афанасий оскорбился.

- Подвыпивший я – это точно, - он погрозил кузнецу пальцем. – Для веселья. И радости восприятия жизни. А то скукота здеся неимоверная. А уйти далеко не могу – боюсь не успеть к закату. Один раз не успел, так ломать стало – еле выжил. Больше не пропускаю.

- Так и сидишь безвылазно? – уточнил Пахомыч.

- Ну, да. А чего делать-то? Место хорошее. Для здоровья полезное…

Пахомыч чуть не хмыкнул, разглядывая тускнеющего на глазах Афанасия.

- Говоришь, ужасы всякие кажутся?

- Это если не вовремя полезешь, - Афанасий снова выудил из шевелюры насекомое и привычно раздавил. – Но тебе-то там делать нечего. Потому как мое это место, понял? Не сумеешь ты им управиться. Тут особый настрой духа требуется. А у тебя, как видно, такого нет.

- Да и не надобно мне, - отмежевался Пахомыч. – Я по другому делу сюда забрался.

- Да? – подозрительность Афанасия стала расти.

- Ты тут поблизости всяких монстров не видел? Которые кровь пьют?

Афанасий вдруг захрюкал от сдерживаемого смеха.

- Монстров? Да до хрена! Вот тебе, пожалуйста, - он вытащил из волос очередное насекомое, продемонстрировал Пахомычу и раздавил. – Видал, как я эту монстру?

- Это у тебя от грязи, - наставительно сказал кузнец. – Помылся бы, а!

- Не твое дело! – вспылил Афанасий. – Учить меня вздумал! Ты, ваще, кто такой?! Чего сюда приперся?! Ну-ка, проваливай, давай! Мое это место! Слышь?! Давай-давай! Пшёл!

Пахомыч препираться не стал, а предпочел от пьяного мужика отойти. Сам дурнем станешь, если с дураком свяжешься. А пьяный – он вдвойне дурнее. Афанасий ещё покричал, побурчал недовольно, а потом улегся на крыльцо – спать.

 

В упырей Пахомыч не верил, но по всему выходило, что обитают они недалече. После странностей с Афанасием кузнец был готов поверить во что угодно: что горы летают, телеги сами катаются, а с неба падают камни, да всё по темечку. Так что самое оно место для странных тварей.

Убедившись, что Афанасий спит крепко, кузнец нашел щель, помеченную им ещё прошлым вечером, и побрел к ложбинке, стараясь не замечать подступающих признаков паники. Выбрался и застрял, не в силах сделать шаг. Впрочем, ходить никуда не пришлось: в дальнем конце светило неяркое зарево, цвета распустившегося иван-чая. И вот там толпились монстры. Правда ещё небольшие, ростом с дворового пса, кого-то смутно напоминающие, тем не менее, уже опасные и растущие на глазах. Отвратного вида: каждая с шестью ногами, покрытыми щетинками, гладким и плоским брюшком. Они тёрли друг о дружку задние длиннющие ноги, поводили усиками и пихались, стараясь попасть ближе к центру светящегося круга.

Пахомыч поморгал, стараясь унять панический ужас, который накатывал волнами, и присмотрелся. Где-то он уже таких тварей видел. Причем, совсем недавно. Да вот только что! Не дале, как полчаса назад! Только размер у них совсем другой был! Маленький. Мелкий. Так что пальцами раздавить можно!

- Ха-ха, - грустно сказал Пахомыч. – Блоха.

Тут в голове кузнеца всё и сложилось: кто из Тимохи кровь выпил, кто следы странные оставил, и кто ускакал. Понял Пахомыч и откуда гигантские блохи взялись: с Афанасия перебежали. Захотелось им, видно, вырасти, вот в цветном круге и кучковались. А как выросли, так пищи им хватать перестало. Некоторые, наверняка, сдохли, а другие до обжитых мест добрались. И что теперь в городе с этой напастью так и жить: Афанасий помирать не собирается, а мелкие насекомые на нем так и размножаются. Потом вырастают, а потом разбредаются. Не понял Пахомыч одного: как блохи растут. Кто в их природную сущность вмешался. И как с этим бороться.

Ещё у Пахомыча появились сомнения, что выполнит он приказ государев. Как эту гигантскую блоху поймать? Как до города доставить? Даже если убить, как потом везти? Ни одна лошадь не выдержит такого груза. И толку-то: одну убьешь, да хоть с десяток, а с Афанасия сотня набежит. Вымахает каждая с двух кобыл ростом и в атаку пойдет за пищей. Пахомыч представил, как блошиная армия сразу со всех сторон наступает на город, перепрыгивает стены и начинает пить кровушку из горожан, и ему поплохело.

Единственный способ борьбы, который пришел кузнецу в голову, был таков: потравить блох, пока они ещё маленькие. Уменьшить их количество на ранней стадии. Тут с ними и легче справиться, и быстрее. Найти гнездо, где они размножаются, и обработать уксусом. А ещё лучше керосином. Да только едкой жидкости у Пахомыча при себе не было. Не готовился он к такому повороту. За керосином следовало ехать. В Хламовники. Потому как они ближе всего располагались.

 

Горожан в Хламовниках не любили. И не то, что били каждый раз, как увидят – стрельцы за такое наказывали сразу же, радикально и всех без разбора. Но любезности от хламовчан можно было ждать до морковкина заговенья. Слова сквозь зубы цедили, плевались и всячески свое недовольство выказывали. И цену за пузырек с керосином заломили такую, что Пахомыч чуть рукой не махнул. Но вспомнил про Ероху и, скрепя сердце, рубль выложил. Нюхнул для порядку – в нос едко шибануло – и поскакал обратно к скалам. Даже не пообедал, как следует. Перекусил на ходу, водицей запил и погнал.

Еле-еле к вечерней заре поспел. Взобрался на скалу и почти столкнулся с помолодевшим Афанасием. Тот Пахомыча признал, даже обрадовался и предложил в избушке ночевать. Дескать, там места и для двоих достаточно. Но Пахомыч гордо отказался, памятуя о блохах. Дождался богатырского храпа и полез травить кусачих насекомых.

В темноте видно было скверно. Точнее, вообще никак. Только храп Афанасия помогал ориентироваться. Огонь же кузнец зажигать побоялся, чтобы дом не спалить. Афанасий, конечно, человек никчемный, но всё равно – живая душа. Кое-как разбрызгал керосин, выбрался на свежий воздух, рухнул на мешок с сеном и сразу отключился.

 

Разбудили Пахомыча стоны из избушки. Ещё затемно. Промозглый туман укутывал кусты и скалы, Афанасий выбрался на крыльцо и голосил на манер лесовика:

- Ах, …! Потравил, …! Твою ж …! Надоть …! Найду, …, все … из … повыдергаю! …!

Ввиду раннего утра, сил у Афанасия на всё то, что он наобещал, ещё хватало. Пахомыч ползком пробрался к краю обрыва и заспешил вниз: до города путь предстоял неблизкий, и он вполне мог не успеть к полудню, если замешкается. За себя кузнец не боялся. Ну, накажут на первый раз, так за дело же. Зато потом наградят, когда придумает, как от напасти – больших блох – избавиться. А вот Ероху подводить не хотелось. Не заслужил малец.

За этими мыслями Пахомыч чуть не прошел мимо места, где оставил коня. И остановило его непонятное чавканье, которое конь ну никак не мог издавать. Кузнец пригляделся и обомлел. Конь лежал на земле, а рядом стояла махина блохи. И чего-то такое непотребное делало. Хотя, судя по звукам, понятно что: кровушку пила.

Кузнеца как охолонуло.

- Ах, ты тварь! – Пахомыч выпростал из мешка склянку с остатками керосина, сорвал пробку и от всей души плеснул на чудище.

Блоха хрюкнула и шмякнулась на землю рядом с конем. Кузнец подскочил и от всей души пнул насекомое в бок по хитиновому панцирю.

- Это ж как я теперь до города доберусь?! – возопил Пахомыч. – Ты вообще думала, когда коня ела?! Ты соображаешь чего-нибудь, али как?!

И пнул чудище ещё раз, никак не думая о последствиях. Блоха вздрогнула и засучила четырьмя передними лапками, чуть не сбив кузнеца на землю. Пахомыч, почти не соображая, что делает, стащил с дохлого коня седло с потником, уздечку с удилами и принялся всё это прилаживать на насекомое. Седло поместилось почти на голову блохи – позади первой пары ножек, а удила легко вошли ей в ротовое отверстие и застряли. Отравленная керосином, блоха слабо подергивалась, но могла очнуться в любой момент. Кузнец спешил. И, едва рассвело, имел в своем распоряжении новое ездовое животное. С которым надо было еще суметь управиться.

Коней Пахомыч объезжал с самого раннего возраста, насколько то было возможно, и знал всякие хитрые приемы. Но с блохой это вряд ли помогло бы. Скорее помешало б. Тут наитие бы помогло. Но когда ж оно ещё придет…

Кузнец нарвал большой пук полыни, связал из него веник и приготовился вскочить в седло. Главное – нужный момент подгадать: не раньше, не позже. А там уж как кривая вывезет. Всё равно другого способа добраться до города Пахомыч не видел. Наконец, блоха очухалась. Поднялась на трясущиеся ножки, поводила головой по сторонам, подогнула задние, и в этот момент кузнец прыгнул в седло.

Вверх швырнуло знатно. Пахомыч чуть кубарем не повалился. А потом дернуло вниз. И ещё раз вверх. И вниз. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. На десятый раз Пахомыч считать перестал и попробовал блохой управлять. Сунул ей в морду полынный веник. Хорошо хоть в нужный момент – насекомое как раз собралось распрямлять задние ноги и вдруг остановилось. Иначе б кузнец не удержался. Он тряхнул веником позади головы, и блоха послушно запрыгала вперед. В сторону Хламовников. С верхней точки прыжка дорогу и направление Пахомыч разглядел. Но решил, что туда ему не надо. Мало ли сколько хода в блохе? Как бы ни пришлось её кровью поить. «Хотя, конечно, кого-нибудь из хламовчан скормить можно, – рассуждал кузнец, - понабрались наглости. Узнают, что с горожанами шутки плохи. Натравлю на них блоху, всё свое неуважение забудут».

Однако по здравому размышлению, Пахомыч решил, что останавливаться по пути – только время терять. А время нынче дорого. Поворотил блоху с помощью того же веника и запрыгал к городу.

Чем дальше от скал, тем прыжки становились ниже и короче. Под конец блоха совсем выдохлась и еле брела, чуть потряхивая задними ногами, и так и норовила куда-нибудь приткнуться. Пахомыч нещадно хлестал её веником, орал на нее, блоха собиралась с силами, делала несколько прыжков и снова переходила на шаг. В ворота кузнец заезжать не стал – слишком большой крюк получался, а махнул прямо через стену, благо к полуденному времени улицы обезлюдили. И никто на кузнеца пальцем не показывал.

С первым ударом колокола, Пахомыч добрался до площади перед государевыми палатами. Государь сидел в богатом кресле, которое для него специально вынесли, и откровенно скучал. Ероха скорчился на длинной скамье, поставленной поперек помоста. А у края помоста вещал Гришка. Хотя, за всеобщим шумом, что именно он вещал Пахомыч не слышал, по причине излишней удаленности.

Колокол ухнул двенадцатый раз, государь поднял руку, и народ на площади затих. Гришка откашлялся.

- Значит так, - сказал он. – По причине отсутствия ответчика и невыполнения им государева указа, государь повелевает. Так как мы стремимся к гуманному правлению, о чем нам не раз напоминали послы заморские, - Гришка ткнул рукой в послов, сидевших в отдалении, - будет так. Отрока Ероху высечь. Кузнеца Пахомыча объявить в розыск. За голову его назначается десять золотых…

Толпа довольно загудела.

- …А ишшо сто золотых даровано будет тому, кто избавит нас от упыря…

Тут разом упала мертвая тишина, поверх которой раздался насмешливый голос Пахомыча:

- О, как цены растут. Вовремя я явился. Получайте упыря вашего, - и прошкандыбал к помосту.

Бабы разом завизжали, увидев страшилище, все подались назад, очищая проход, и блоха беспрепятственно добралась до места. Гришка стоял бледный, вертя в руках очередной государев указ, и пытался отступить. Взмыленная блоха устало поводила мордой, трясла брюшком и никак не могла прийти в себя от бешеной скачки, которую ей устроил Пахомыч.

- Это чего? – наконец спросил Гришка.

- Чего заказывали. Упырь ваш.

- Ты зачем, зараза, это чудище к государю притащил?! – взбеленился стрелец.

- Всё по указу, - Пахомыч подмигнул послам. – Так сто золотых сейчас платить будете, или мне потом за ними зайти?

- Молчать!! – заорал Григорий, срывая голос.

- Не, я могу и подождать. Мне не к спеху. А вот животинка ждать не будет. Не приучена ишшо. А кровушку пьет отменно.

Пахомыч оглянулся, наблюдая, как толпа в панике бежит с площади. Государь подозвал Гришку, шепнул тому на ухо, и стрелец возвратился с более уверенным выражением лица.

- Государь сказывали. Что раз поимка состоялась до указа о награде, то выплата будет только в том случае, если найдется этой монстре применение.

Пахомыч покивал и выдал, что первое в голову пришло:

- Есть у меня одна задумка. Скорость у блохи – закачаешься, не чета вашим лошадям. Вот на ней почту развозить и буду. Почтовое отделение открою. На первой почтовой линии: «Город – Хламовники».

Гришка отвалил челюсть, а Пахомыч неторопливо поехал домой – к кузне.

Похожие статьи:

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Властитель Ночи [18+]