Ходить, ходить, летать

– …а у озера выстроены маленькие домики, и в них живут туристы, которые проезжают через равнину и не могут заплатить за гостиницу, – рассказывал старик. – Гостиница стоит дорого и люди там заправляют важные. А у озера всё просто: приехал, получил ключи, въехал, заночевал, уехал. Никаких неудобств, в том числе с деньгами.

– То есть туристы не платят за ночлег? – с недоверием спросил я.

– Не совсем. Им по утрам, перед самым отъездом, предлагают полить одну или две грядочки. Дело не бог весть какой сложности, но хозяевам приятно, грядкам полезно, а кошелькам туристов – большое облегчение. Говорят, что платить так или иначе приходится, но не в этом случае: в гостинице у озера действуют принципы взаимопомощи, а не наживы.

Тимба, которой недавно исполнилось семь, смотрела на старика глазами размером с блюдце; её восхищало всё, о чём он говорил, хотя половины она не понимала. Мне с доверчивостью не так везло, я слушал господина Крида с толикой интереса, но без особого восторга.

Как может едва ходящий старик говорить о том, чего не видел? Он целыми днями сидит у себя в доме на окраине города, никто его не навещает, кроме нас и наших родителей, а радио у него настроено на какие-то иностранные, судя по невнятному бормотанию, волны. Он не может читать газет, потому что слабо видит, не может ходить в гости, потому что страдает артрозом (так мне сказала мама – тайком от Тимбы), он даже не может позвонить друзьям, потому что у него нет друзей. Странный старый человек, этот наш господин Крид, и только Тимба, по прихоти родителей наречённая его крёстной дочерью, беззаветно обожает его.

Но мне-то уже двенадцать, я-то понимаю, что такого не бывает – чтобы человек, не сдвинувшись с места, узнал о том, что происходит на другом конце света!

Когда мы в тот день шли с Тимбой домой, она, приплясывая вокруг меня, выпрашивала и назавтра пойти к господину Криду, а я ворчал и сердился, потому что хотел заняться своими делами. Проторчать все выходные у старика – нет уж, увольте!

– Ну пожалуйста, Форд, пожалуйста! – канючила сестра. – Давай пойдём. Он обещал мне рассказать про пустыню с самым большим оазисом в мире!

– Когда это он тебе такое обещал?

– Перед выходом. Ты уже ушёл, а дедушка подозвал меня и пообещал. И ещё про ферму…

– Ладно, пойдём, – сказал я, и когда Тимба запищала от радости, добавил: – Только ненадолго. И не с раннего утра. И если вдруг пойдёт дождь, мы останемся дома.

Но кому это я говорю? Егоза уже умчалась далеко вперёд, изображая ласточку, и на улице я остался один, хотя мама всегда говорила, что мы должны ходить вместе.

Как же, вместе! Когда Тимба чему-то радуется, её на месте не удержишь. Она готова оббежать весь город и каждому сообщить о случившемся с ней счастье, а уж если счастье это касается старика Крида… Она верит всем его сказкам, но ведь и дураку понятно, что он сочиняет!

Наутро, как назло, дождя не было, а Тимба встала в пять часов, чтобы не проспать наш поход (эта её логика заставит меня, наверное, постареть на двадцать лет раньше). Отец, прежде чем уйти загорать на задний двор, посоветовал мне держать нос выше, но я подумал, что взрослые сами порой не понимают, что говорят. Если я стану держать нос выше, мне придётся идти, задрав подбородок к небу, а так недолго споткнуться и подвернуть ногу.

Взяв приготовленную мамой корзинку с едой («Вы скоро проголодаетесь, да и господина Крида не мешало бы угостить за то, что он позволяет вам целыми днями торчать у него»), мы с Тимбой отправились к старику. Солнце уже пекло, и к нужному дому мы подошли поджаренными, как скрытые в корзине блины.

Тимба позвонила в дверной колокольчик, толкнула незапертую дверь и крикнула в пустоту прохладной прихожей:

– Это мы, дедушка!

Она всегда так кричит – с порога, чтобы он знал, кто пришёл, и всегда звонит, хотя он никогда не выходит на звонок. Это часть их ритуала, который кажется мне глупым, но я не нарушаю его из уважения к сестре. Иногда мне даже становится забавно наблюдать, как церемонно, словно ей кто-то вменил это в обязанности, маленькая белокурая девочка звонит у входа в небольшой старый дом, а потом оповещает о своём прибытии, и идёт внутрь, в гостиную, где у окна сидит седой старик, и здоровается с ним лицом к лицу, как взрослая, чтобы уже в следующий миг стать самой собой и броситься крёстному на шею.

Мне кажется, что господин Крид обожает Тимбу так же, как она обожает его, только он не выражает это так, как моя сестра. Вот была бы умора, если бы он бросился ей на шею!

– Про ферму, дедушка, – попросила Тимба, садясь в кресло.

Кресла у старика такие глубокие, что в них можно утонуть. Когда в них садишься, ноги задираются выше подбородка, и приходится как-то изворачиваться, чтобы не дать ногам заслонить обзор. Мы с Тимбой придумали, как можно сидеть в таких креслах: достаточно поджать ноги и сесть на них, а на колени положить диванную подушку, чтобы можно было поставить на неё локти и подпереть руками голову. Однажды я решил так же сесть в кресло у дяди Барта, но родители попросили меня вести себя прилично. Господин Крид почему-то ни разу нам не сказал, что мы что-то делаем не так.

Впрочем, он вообще странный человек.

– Ферма эта расположена у самого края Красных гор, – начал говорить странный человек, и Тимба в своём кресле затаила дыхание. – Там, под взглядами сотен отрогов и кряжей, выращивают лошадок редкой лиловой масти. Помимо окраса, лошадки отличаются прекрасным нравом и лечебным воздействием на окружающих. Каждый, кто катается на них, становится здоровее. Не излечивается полностью, но получает облегчение, боли на время затихают, а когда возобновляются, то силы в них уже такой нет. Лошадок не продают, хотя от покупателей отбоя нет, а только разводят и холят.

– А зачем просто так разводить лошадей? – спросил я.

Старик посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

– А кто говорит, что просто так? За целебные свойства лошадей фермеры берут с посетителей деньги, конечно, небольшие, но всё же. Впрочем, живут они с другого. У них есть огромный кусок земли, где они выращивают то ли кукурузу, то ли пшеницу, то ли вообще картофель, и на продаже этих культур живут. Но главное-то не в этом, Форд. Главное в том, что лиловые лошади больше нигде в мире не встречаются.

– Нигде-нигде? – не поверила Тимба.

– Нигде-нигде, – подтвердил старик.

Я вздохнул. Ну ладно, нигде-нигде, дальше-то что?

Дальше сестра попросила рассказать про оазис, и господин Крид охотно заговорил снова. Он, наверное, любил свои истории не меньше Тимбы, потому что всегда рассказывал их с таким вдохновением, будто всё это случилось при нём или он лично знал тех людей, что участвовали в его рассказах.

История про оазис завершилась блинным пиршеством, а потом я сказал, что негоже отнимать у дедушки столько времени и что нам пора. Тимба запротестовала было, но сникла, едва только взглянув на моё лицо. Она хоть и была маленькой, но уже как-то понимала, что у моего терпения есть предел.

– Жаль, что вы так быстро уходите, – сказал вдруг господин Крид, наблюдавший, как Тимба собирает корзинку. – Я ведь скоро перестану ходить.

Ты и так не ходишь, чуть было не сказал я, но Тимба спросила:

– Почему?

Какой же она иногда бывает глупой! Разве не понятно, что её крёстному уже сто лет в обед стукнуло?

– Чтобы начать летать, – ответил старик. – Сейчас я всё больше хожу, собирая истории, которые потом рассказываю вам, а когда стану летать, то истории будут другие. О далёких закоулках мира. О небесах. О звёздах, что за небом.

– И о луне? – шёпотом спросила Тимба.

– И о ней тоже.

– Но это же здорово! Я хочу послушать новые истории!

– И я тоже не прочь, но ты подумай, как долго мне придётся собирать их. Мир невероятно большой, а у меня не так много времени…

Я не видел лица сестры, но по тому, как старик смотрел на неё, я понял, что её чувства ему очень дороги.

Он сказал:

– Но я постараюсь управиться как можно скорее. Полетаю с пару дней, вернусь с парой новых историй, может, даже с пяток принесу, а потом опять летать. Всё проще, чем ходить. У меня, видишь, от хождений ноги болеть стали, как будто я все истории, которые по миру собираю, к ногам привязываю и так с ними иду.

Тимба засмеялась – ей понравилось сравнение. А вот мне сравнение не понравилось вовсе. Зачем дурить девчонке голову?

– А когда ты начнёшь летать?

– Может, сегодня-завтра, может, через неделю. Пока у меня хватит историй, запас большой, но потом я надолго отлучусь. Ты ведь дождёшься?

Конечно, Тимба пообещала ждать. Она могла пообещать за истории что угодно! Даже, наверное, душу бы дьяволу продала, только бы послушать старика.

Вечером за ужином отец читал воскресную газету и когда ему встречались интересные вещи, зачитывал их нам. У них с мамой была такая игра: он читал ей и нам из газет, она ему и нам – из книг. Тимба всегда задавала много вопросов, выясняя значение того или иного термина, той или иной фразы, а мне казалось, что в газетах пишут всякую ерунду, а в книгах заумности трачены молью. Я никогда не подыгрывал им, даже если какая-то история и казалась мне интересной. В моём возрасте уже не верят каждому кричащему заголовку и не задумываются над смыслом высказываний известного философа.

По крайней мере, если хотят стать велогонщиками и участвовать в марафонах, как я.

– Послушайте-ка! – вдруг сказал отец так громко, что мы подскочили на своих местах. – Какая любопытная статья!.. «На озере Вальд открылась гостиница благотворительного типа…»

– Что значит «благотворительного»? – тут же спросила Тимба.

Мама постаралась объяснить ей значение слова, но сестра, кажется, всё равно не поняла, а отец продолжил читать:

– «В гостинице селятся те, кому не досталось номера в известной в этих местах гостинице «Королевская мантия», и владельцы её не берут с клиентов ни монетки. Пока жильцы «Мантии» раскошеливаются за ночлег, постояльцы «Щедрой» (так и назвали, представьте!) поливают грядки в огороде у озера. С этого же огорода пополняются запасы кухни «Щедрой», поэтому можете быть уверены, что в этой гостинице вас ждут только свежие завтраки и ужины». Подумать только, поливать огород!

Отец сложил газету, примостил её на краю стола и принялся за отбивную.

– А что, я бы полила пару грядок, если бы это сэкономило мне десять монет, – сказала мама. – Да и если б не сэкономило… так приятно пройтись с лейкой по огороду с утра…

Мама, конечно, имела в виду не тот огород, который описывался в статье. У нас нет такого огорода. А мамин цветник считать огородом было бы очень самонадеянно.

Меня мучило только одно: откуда господин Крид узнал об этом озере с гостиницей? Может, это старое издание?

Я посмотрел дату, развернув газету к себе. Нет, дата вчерашняя, дневной выпуск. Газета вышла позднее даже, чем мы услышали историю от тимбиного крёстного. Это что же получается?..

Утром я оседлал свой велосипед и поехал в школу. Тимба по обыкновению ушла раньше меня вместе с подружкой. У самой школы я догнал их и, обгоняя, показал язык. Никакие ноги не сравнятся с парой колёс!

Все пять дней, что мы учились, я не слышал о господине Криде ни слова. Тимба два раза ходила к нему после школы, но возвращалась подозрительно быстро. То ли старик хотел отдохнуть от нас до выходных, то ли и правда, ха-ха, улетел. В любом случае, Тимба мне ничего не говорила, а мне и не интересно было, я готовился к субботнему заезду и целыми днями колесил по окрестностям. Вымышленные или правдивые истории отошли на второй план, забылись, утратили свою остроту и возмутительную наивность, а выходные, отданные любимому делу, виделись мне ясно и неопровержимо.

В пятницу вечером Тимба пришла на задний двор, где я приводил своего боевого товарища в порядок после заезда, села на лавочку и стала ждать. Я понимал, что она ждёт, пока я обращу на неё внимание и, возможно, спрошу, чего она от меня хочет, но мне не хотелось отвлекаться от велосипеда. Начинало темнеть, а работы ещё было прилично, ко всему нужно было подкачать колёса и мазнуть краской заднее крыло (краску мне выдал отец, сказав: «На реставрационные работы»). Времени лишнего не было совершенно.

– А мы пойдём завтра к дедушке? – вдруг спросила Тимба.

– Нет, – ответил я, не переставая работать насосом.

– Почему?

– У меня завтра соревнования. Прямо с утра.

– Даже если пойдёт дождь?

– И снег.

– Неправда.

– А вот и правда.

– Никто не ездит в снег.

– А мы поедем. Это же соревнования! Их никто не станет переносить из-за непогоды.

– А почему мы тогда не ходим к дедушке, если идёт дождь?

– Потому что.

– Мы ведь можем взять зонтик и дойти сухими.

С чего вдруг Тимба стала такой умной?

– Потому что ты не хочешь, да?

Я молча возился с велосипедом, надеясь, что сестра уйдёт, если я не стану с ней говорить. Но Тимба всё не уходила.

– А после соревнований пойдём? – спросила она.

– Дай деду отдохнуть от нас, – сердито ответил я. – Хоть одни выходные.

– Но он любит, когда мы приходим…

– Это тебя он любит! – не выдержал я. – А на меня ему плевать! Это тебе он рассказывает свои сказки, потому что знает, что я ему не поверю, это тебя ждёт каждые выходные и специально открывает дверь, чтобы ты могла войти. Или ты думаешь, что он спит с незапертой дверью?

Тимба удивлённо смотрела на меня, и этот взгляд её – ошеломлённый какой-то – ещё больше рассердил меня. Малявка! Воображает, что все люди вокруг добрые!

Когда я отвернулся к велосипеду, Тимба встала с лавочки (я услышал, как зашуршало её платье), пошла к дому, потом остановилась и сказала:

– Дедушка уважает тебя. Он мне говорил.

Утром, когда мы уже все собрались, пошёл дождь: мелкий противный дождик, который при попадании за шиворот заставлял ёжиться. Похолодало, велосипед стал ледяным, не спасали даже пластиковые насадки на ручки руля. Когда заезд начался, меня посетила мысль: лучше бы я пошёл с Тимбой к господину Криду, у него в домике, по крайней мере, всегда тепло. Впрочем, дождь и разводимая им на трассе грязь быстро отвлекли меня от сожаления, а вырвавшиеся вперёд противники заставили сосредоточиться на управлении.

После соревнований я вернулся домой и застал Тимбу у порога.

– Ты куда? – спросил я, не поняв, пришла сестра или уходит.

– Никуда, – кротко ответила она.

Я скинул кроссовки, растянул на вешалке промокшую куртку, сунул ноги в домашние тапочки и вдруг поймал взгляд Тимбы. И тут же догадался, что она здесь делает. Вот чудилка!

– На улице льёт как из ведра, – предупредил я.

– Мама разрешила взять её зонтик.

– А сама она где?

– Ушла с папой в гости.

Надо же, маленькая зануда упросила их оставить один зонт. После того, как мы, играя, сломали мамин старый любимый зонтик и насквозь промочили папины новые галоши, родители запретили нам прикасаться к их погодным вещам.

А теперь как отвертеться? Если уж сама мама дала Тимбе зонт…

– Ладно, через полчаса пойдём, – сдался я.

На этот раз Тимба не пищала, выражая восторг. Она просто улыбнулась, и мне стало не по себе: словно все предыдущие разы, когда я ей отказывал, я забирал у сестры часть принадлежащей ей радости. И когда я понял, что она всё же радуется, несмотря на всю мою ворчливость, что она не сердится на меня, хотя могла бы и должна была бы, я подумал о том, что родители подарили мне хорошую сестру, а вот ей с братом повезло не так.

Пока я обедал, Тимба тихо, как мышка, сидела напротив и читала какую-то свою книжку. Когда же я переоделся, отыскал другую куртку и сказал, что могу идти, она достала из шкафа мамин зонт и сунула ноги в резиновые сапоги. Её отчётом о готовности снова была улыбка.

Мы вышли из дома, укрылись под серым в крапинку грибом и двинулись по знакомому маршруту на другой конец города. Дождь барабанил по нашей крыше и норовил сигануть за голяшки сапог, но нам было всё нипочём: мы шли, держа один на двоих большой зонт, шли почти в ногу и, наверное, даже думали об одном и том же.

Окажется ли господин Крид дома? И если да, то какие истории он приготовил нам в этот раз?

Дверь была открыта почти на пол ладони, и я сразу подумал о нехорошем. Пусть бы только Тимба не догадалась!

Но она, похоже, не догадалась или подумала о другом. Она позвонила, как обычно, и прокричала приветствие, как обычно, и прошла в дом обычным же шагом, и я поторопился за ней, на ходу складывая зонт, а потом даже обогнал, чтобы, если вдруг мои подозрения верны, сестра не узнала о них первой. Пусть лучше я.

Господин Крид сидел на своём прежнем месте и улыбался, и выглядел так, словно никогда это место не покидал и только тем и занимался, что целыми днями ждал нас.

Пока они с Тимбой здоровались, я пытался понять, почему настроился на дурные мысли. Старик ещё может прожить целую кучу лет, помимо артрита у него вроде и болезней-то никаких нет, а я…

– Дедушка, а ты улетал, да? – затараторила Тимба. – Я приходила, а тебя не было.

– Улетал, да, девочка моя, искал для вас новые истории, – сказал господин Крид, и сестра бросилась устраиваться в кресло. Я последовал её примеру. – Про что вам больше хочется услышать: про кошку о двух головах или о новом доме в целых десять этажей?

– Про кошку!

– Про дом!

Мы сказали это одновременно с Тимбой, потом посмотрели друг на друга, переглянулись со стариком и засмеялись.

– Ну, тогда про всё, – сказал тот, и истории полились.

Ночью мне приснился господин Крид, который вылез в окно гостиной, по водостоку поднялся на крышу и оттуда шагнул в небо. У него мгновенно выросли крылья, которые подхватили его сухое, длинное тело и понесли куда-то в заморе. Он отправился собирать истории, подумал я во сне, и мне стало отчего-то тоскливо, да так, что я проснулся и долго не мог уснуть.

За завтраком, прежде чем сестра успела вымолвить хоть слово, я сказал, что мы идём к господину Криду, и Тимба засветилась. Я попросил маму приготовить побольше пирожков с вареньем и пообещал ей вернуть полотенце, которым она накрывала гостинцы старику.

Едва мы вышли из дома, как я сказал:

– Давай поедем на велосипеде. Так быстрее.

– Давай! – обрадовалась Тимба.

А я обрадовался тому, что ей всего лишь семь лет и она не поняла, почему я решил взять железного коня.

Тимба держала в одной руке корзинку, а другой цеплялась за сиденье (она ехала на багажнике, который я убирал, когда участвовал в заездах), а я крутил педали так быстро, что ветер свистел в ушах. Мы промчались по городу на огромной скорости, бросили велосипед у крыльца, позвонили и толкнули дверь.

Дверь открылась со скрипом, чего за ней никогда не замечалось.

Тимба посмотрела на меня такими большими глазами, что я понял – она догадывается. А я всё ещё считаю её маленькой!

Она всё равно крикнула «это мы, дедушка!» и вошла, я пошёл за ней, теперь уже опасаясь, что просто не увижу. Я боялся не увидеть. Мне хотелось услышать ещё одну историю, пусть даже неправдоподобную, хотелось, чтобы он просто сидел у окна, как и прежде.

Гостиная была пуста.

Радио молчало.

Тимба поставила корзинку с пирожками на стол, где мы всегда пили чай, а я прошёл к окну, тронул спинку стула, почувствовал, что она тёплая, и с минуту смотрел в окно, не в силах вымолвить хоть слово. Тимба тоже молчала. Потом тронула меня за руку.

– Он улетел, – тихо сказала она. – Улетел собирать истории.

Ох, Тимба!

Я отошёл от окна, двинулся вкруг по гостиной, вдоль мебели, которую раньше не замечал. Он жил здесь все эти годы, а я даже не видел, что у него есть этажерки с нашими фотографиями и огромный, набитый книгами шкаф. Взгляд скользнул по корешкам: «Степи Белого полуострова», «Города и люди севера», «Феномены центральной части континента». Всё это было частью его самого, и до сих пор эта часть меня не интересовала.

Почему?

Что-то в шкафу привлекло моё внимание, я протянул руку и взял вложенный между двумя книгами лист.

Это был листок из обычного блокнота, на каких, бывало, родители оставляли друг другу или нам с Тимбой записки. И на нём было прерывистым почерком выведено:

«Форду. Береги сестру. Книги твои. И твоя очередь рассказывать истории».

Похожие статьи:

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Проблема планетарного масштаба