Прошлым летом меня отправили в судебный морг, дактилоскопировать труп. Оказавшись в холодильнике, полном трупов, я заглянул им в глаза, абсолютно случайно. С тех пор я стараюсь не смотреть мёртвым в глаза. Это один из тех немногих рассказов, которые мне действительно нравятся.
Не бойся падать в бездну,
Всё равно не разобьешься
Сколько же удивительных, а порой и невероятных историй могут рассказать нам те, кто жили до нас. Ушедшая эпоха унесла с собой множество воспоминаний. Они способны ответить на многие вопросы, рассказать о том, чего мы никогда не узнаем. Одни, могут рассмешить, другие, заставят грустить и переживать. Бывают даже и такие, прочитав которые вы расплачетесь, а может быть и улыбнётесь. Истории бывают разные, грустные, смешные, наивные, волшебные и сказочные. Читать их одно удовольствие, в них хочется остаться навсегда. И чем они интереснее, тем красивее и сказочнее становится наша жизнь.
Когда-нибудь, я поведаю вам их все, но сейчас расскажу об одном весьма занимательном письме, которое было обнаружено мной совершенно случайно в архиве одной библиотеки во время подготовки доклада об антропологическом методе измерения преступников.
Я нашёл его абсолютно случайно, среди множества других писем, докладов и конспектов, и не обратил бы на эту кучу старой макулатуры никакого внимания, если бы не герб на конверте.
Под гербом можно было рассмотреть дату, но от времени чернила стёрлись, и разобрать точное число было практически невозможно. Как мне показалось, это был 1890 год, хотя, по двум последним цифрам, это вполне мог оказаться и 1896. Достав письмо, я обнаружил, что бумага плотная, отличного качества, и, не смотря на годы, проведённые в конверте, ничуть не пожелтевшая. Буквально с первых строк я погрузился в чтение, и то, что открылось в них, поразило меня до глубины души.
«Мой дорогой друг, прошу простить меня за то, что прервал переписку и оставил тебя в полном неведении. Хочу рассказать о событиях, участником которых я стал, искренне надеясь, что ты никому не упомянешь об этом, ибо это может положить тень на мою репутацию, и принести вред семье, а я не хочу подвергать своих родных, какому-либо риску.
Я долго думал о тех событиях, участником которых стал, и мне приходится взвешивать все детали, чтобы отбросить домыслы, оставив лишь факты.
Ране я писал о переводе из отдела судебной фотографии, в отдел антропологии, и моём увлечении трудами французского судебного медика и криминалиста Лакассаня. В России антропометрическая система установления тождественности преступников только начала своё развитие, тогда как во Франции она уже практикуется. По методу Бертильонажа начали проводиться следующие измерения: рост стоя, высота тела сидя, длина распростертых рук, длина и ширина уха, длина и ширина головы, длина локтя, длина пальцев, длина ступни и определение особых примет измеряемого. Мы ездили по тюрьмам, изоляторам и больницам. И уже впервые годы, благодаря этой системе, добились ощутимых успехов.
В 18…. году, начальником «Петербуржского антропологического бюро», был издан указ, «о необходимости измерения трупов лиц, ранее привлекавшийся к уголовной ответственности». Согласно этому указу часть сотрудников была выделена в различные морги. Меня же направили в судебный морг при больнице святого Пантелеймона, находящейся в Оренбургской губернии.
Морг располагался под монастырём, в погребальных катакомбах. Изначально, вход в него шел из подвала храма, но в связи с дальнейшей реконструкцией, был выведен на улицу.
Не только морг, но и сам монастырь, производили весьма отталкивающее впечатление. Стены храма, сделанные из необработанного гранита, внушали страх, а стоило войти в само здание, как оно наваливалось всей тяжестью.
Весьма интересна и история самого монастыря. Раньше, здесь располагалась тюрьма для беглых крестьян. После того, как тюрьму закрыли, её отдали клинике для душевнобольных, которая работала вплоть до 18… года. Но поскольку, её содержание обходилось слишком дорого, клинику решили закрыть, а чтобы место не пустовало, часть помещений передали под морг. Для государства, содержать мёртвых дешевле, чем живых.
Жил я там же, при монастыре, и когда все монахи шли к утренней молитве, брал чемодан с инструментами и спускался в подвал, а оттуда по коридору выходил в морг. Это была комната, выложенная кирпичом, размером примерно 30 на 20 метров. Вдоль стен располагались деревянные нары, на которых, в ряд лежали специально привезённые сюда для измерений трупы, а в центре комнаты стоял металлический стол, на котором я и производил все действия. Освещением служили газовые светильники, которые делали это место ещё более мрачным.
Из-за того, что морг находился глубоко под землёй, здесь было холодно, а из стен сочилась ледяная вода, что свидетельствовало о высокой влажности почвы, подпитываемой подземными родниками.
«Материала» для исследований было не так уж и много, ведь основную часть составляли те, кто особого интереса для следствия не представляли, облегчая тем самым мою работу.
Да и работа была не из сложных. Всё что от меня требовалось, это выбрать, согласно картотеке нужное лицо, произвести его полное измерение и записать полученные результаты в регистрационную книгу. Обычно, за день, я успевал измерить порядка пяти трупов. В основном, это были воры, насильники и убийцы. Иногда мне даже попадались спекулянты. В общем, всё как обычно.
Ты знаешь, я никогда не был суеверным или впечатлительным человеком. На своём не долгом веку я повидал немало страшных и ужасных вещей, которые только закалили меня. Ещё служа в армии, я своими глазами видел смерть, причём сметь ужасную, совсем не ту, что мы видим повседневной жизни. Я никогда не бежал от ужасов войны, и ни разу не отвёл глаз, зная, что рано или поздно смерть придёт за каждым из нас, никому не делая скидок. Но не стоит об этом. Ты не подумай, я вовсе не хочу хвастаться перед тобой, строя из себя бравого солдата, вовсе нет! Хочу лишь сказать, что видел вещи похуже, чем вид эксгумированного тела. Так же я никогда не был суеверным. Все суеверия ушли, стоило мне уйти на фронт. Но даже такой человек, привыкший к картинам войны, оказался вдруг совершенно не готов стать свидетелем произошедшего в этой комнате.
Входя в ту комнату, отделанную красным кирпичом, заполненную телами, с плесенью на стенах, я не испытывал ни страха, ни смущения. Я работал без ассистента, сам, своими руками доставал нужный мне труп, и клал его на стол.
Всё началось с того, что мне стало тяжело заходить в эту комнату. Я понял, что мне трудно, хотя раньше, я входил в неё без колебаний. Появилась нервозность, руки, до этого всегда спокойные, начали вдруг трястись. Сначала, я не придал этому особого значения, считая, что всему виной сырость и замкнутость комнаты, хотя признаков клаустрофобии ранее за собой не замечал. Если раньше, идя по коридору, я размышлял о чём-то своём, то теперь начал его побаиваться. Мне стало казаться, что коридор вовсе не сто пятьдесят метров, как мне думалось, а все двести, а то и триста! Я начал заострять внимание на таких мелочах, как звук капель, свист сквозняка, шуршание шагов. Мне приходилось ускориться, лишь бы скорее пройти этот проклятый коридор. Когда я шёл, мне казалось, что стены не просто сужаются, а их словно кто-то сдвигает, кто-то невидимый мне там, за кирпичной кладкой.
Но самое неприятное начиналось в той комнате.
В то утро я, как и обычно, пришёл и, надев поверх одежды рабочий халат, разложил на столе инструменты. Открыв картотеку и выбрав следующий по списку труп, я уже собрался подойти к нарам как понял, что за мной наблюдают. Подняв голову, я застыл на месте. От увиденного меня словно парализовало. Головы всех, повторю, всех трупов были обращены на меня! Мертвые глаза их смотрели не просто в мою строну, а смотрели мне в глаза! Куда бы я не пошёл, в каком бы углу комнаты ни оказывался, их глаза смотрели в мои.
Выбежав в коридор, я достал из кармана халата папиросы. Руки дрожали, и прикурить получилось только с третьей спички. Прислонившись затылком к холодной стене, я начал убеждать себя, что это плод моей фантазии, что трупы не могут поворачивать голов, и уж тем более смотреть кому бы то ни было в глаза. Мозг пытался дать логическое объяснение данному факту.
И тут я всё понял. Ну конечно, это подстроили монахи. Видимо, пока меня не было, они спустились сюда и повернули головы трупов в сторону стола, зная, что обнаружится это лишь в тот момент, когда я посмотрю в сторону стеллажей. Испуг сменился яростью - как они только могли придумать такую злую шутку! Ведь это надругательство, над умершими! Но больше всего меня разозлил тот факт, что этими шутниками были не кто-нибудь, а монахи - люди, посвятившие себя служению Богу!
Бросив недокуренную папиросу, я выбежал из подвала и пошёл к отцу-настоятелю. Я был просто обязан доложить ему об этом, что бы он принял все меры к поиску этих шутников, и применил к ним самое суровое наказание.
Найдя отца-настоятеля, я рассказал ему об этом происшествии. Выслушав меня внимательно, он ответил, что постарается помочь, но сомневается, что у него получится, так как вряд ли кто-то способен на это. Уходя, он сказал фразу, которой я в тот момент не придал особого значения, а вспомнил, к сожалению, слишком поздно.
- Мы люди простые и сложным наукам не обучены, но знаем, что мёртвым не нравится, когда их будят и измеряют.
В тот день обратно я больше не спускался.
С того дня во мне, что-то изменилось. Отныне, каждый раз, перед тем, как спуститься туда, и приступить к работе, я выпивал сто грамм водки, и со временем, эта доза стала увеличиваться.
Кроме алкоголя, у меня появилось второе правило - не смотреть им в глаза. Третье правило - работать быстро. Если раньше я работал не торопясь, то теперь старался всё делать как можно быстрее.
После того происшествия, я начал пристальнее присматриваться к этой комнате, и ведущему к ней коридору. Меня крайне озадачило одно необычное обстоятельство. Например, здесь не было крыс и насекомых, что совершенно не свойственно подобному месту. Во всех моргах, где я бывал, крыс водилось в изобилии, но здесь, мне не встретилось, ни одной, словно всё живое избегало находиться здесь. Наверху их было конечно много. Я сам видел, как они вальяжно, не спеша, переходят из одного дома в другой, ничего не боясь.
Однажды, ради интереса, я оставил на полу кусок мяса. Так вот, к нему никто не притронулся в течение недели! Оно не сгнило, а высохло, превратившись в пыль. Вот так, никакого гниения. Как говорил мой знакомый: «пока в доме есть крысы, в нём ещё можно жить, но когда его покидают даже они, значит, это место проклято».
Надеюсь, что не слишком сильно утомляю тебя этим рассказом, потому что теперь хочу перейти к самому главному. Перед тем, как впервые услышать этот шёпот, я понял, что надо мной издеваются, причём в самом буквальном смысле. Каждое утро, кто-то менял трупы местами (я и сейчас не могу принять того факта, что они делали это сами). Мне пришлось забирать рабочий инструмент с собой, потому что кто-то начал разбрасывать его по комнате, сбивать замеры, прятать документы и инструменты (их подкладывали под трупы, и мне приходилось искать под каждым телом).
Перестав обращать внимание на то, что они постоянно смотрят на меня, я продолжил работать с присущим мне хладнокровием, как вдруг услышал, что кто-то обратился ко мне шёпотом. Отложив в сторону журнал для замеров, я огляделся по сторонам, но никого не обнаружил.
Сначала, это было похоже на бессвязное бормотание, словно несколько людей о чём-то спорят, между собой, но потом я начал различать отдельные слова. Понять, о чём именно они говорят, не получалось, но стоило мне прислушаться, как страх начинал овладевать мной. Я не знал, что мне делать. Рассказать это кому-либо я не мог, мне просто не поверили бы, посчитав эту историю выдумкой. В такие моменты меня охватывало отчаяние.
Не знаю, как должен был поступить тогда я, но было очевидно, что нужно бежать из этого места, и чем скорее, тем лучше. Единственным, что меня удерживало, было то, что бежать то было некуда. Что бы я сказал начальству? Что слышу какой-то шёпот? Или то, что трупы, которые я должен измерять, смотрят на меня? В лучшем случае, меня подняли бы на смех, в худшем - отстранили от должности. Поэтому мне пришлось остаться. Единственное, что мог я сделать, это как можно быстрее завершить работу, и только тогда вернуться обратно, в управление. И я остался, на свой страх и риск.
Чего-чего, а вот страха было предостаточно. Страх стал моим спутником. Я испытывал его постоянно. Если днём, во время работы я ещё находил в себе силы сопротивляться ему, то ночью, во сне, являлись кошмары. Во сне, мертвецы тянутся ко мне. Они зовут меня, хотят взять за руку, и показать мне то, что находится за гранью, и с каждым новым сном, они всё ближе и ближе, и я боюсь, что однажды не успею убежать, и тогда они утащат меня с собой.
Шли дни, и я старался работать как можно быстрее, а шёпот становился всё чётчё и чётче, и от услышанного меня охватывал ужас. Я не могу рассказывать тебе всего, что слышал, но могу сказать, что это было ужасно. Будучи человеком верующим и богобоязненным, просто не имею права говорить об услышанном. Могу лишь сказать, что они шептали мне о жизни после смерти, о каре, что ждёт всех нас. За всё совершённое нами зло, каждый из нас получит свой собственный Ад.
Я не был подобен Данте, и не видел ни один из Кругов, но они рассказали мне о муках совести, о наказании за содеянное. Они подробно, во всех красках пересказывали мне всё то, что видели там. Теперь-то я знаю, какую кару понесу за совершённое однажды, и это не даёт мне покоя.
Лёжа в кровати, бессонными ночами, я постоянно думаю об этом. Вспоминая свою жизнь и анализируя свои поступки, пытаюсь найти, пускай не оправдание своим деяниям, но хотя бы логическое объяснение совершённому на той войне. Я хочу доказать себе, что был вынужден творить всё это. Но снова и снова понимаю, что, сколько бы я ни думал, сколько бы ни пытался оправдать себя, не смогу сбросить или даже облегчить тот груз, что тянет меня вниз, в пучину вины неизбежной расплаты за содеянное.
Когда настал последний день моей работы, я понял, что уход из этого места ничего не изменит. Этот шёпот слишком глубоко проник в меня, чтобы я смог уйти от него. Никогда не смогу убежать я, ни от этого шёпота, ни от самого себя, и уж точно не смогу уйти от мук совести, что будут преследовать меня изо дня в день.
Не знаю, поверишь ты моему рассказу, или нет, я и сам уже не знаю, правда это, или всему виной моя работа, но одно известно мне, нам за всё придётся платить».
Похожие статьи:
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Пограничник
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Доктор Пауз
