Я смущенно кашлянул в кулак:
- Понимаете, я в этом совсем ничего не смыслю...
Пожилой садовник довольно потер сухие, мозолистые ладони.
- Ничего страшного, все когда-то начинали, а земля - она внимание любит и ласку.
Местный питомник раскинулся на добрых пару гектаров, но среди ровных рядов саженцев, рассады и горшков с цветами мы ходим лишь вдвоем. Зарядивший с утра нудный дождик, похоже, распугал всех потенциальных покупателей и теперь без устали кропит только благодарно тянущиеся вверх растения.
- Для начала я бы посоветовал вам посадить пару кустов черешни. У нас земли хорошие - суглинок, и для моих саженцев это самое то. В яму, глубиной в две трети метра, на дно положите дренаж, сверху перегной...
Пока садовник, радуясь единственному своему посетителю, подробно пересказывает подробности обустройства мест для высадки черешни... Затем груши... Затем клумб с цветами... Я неторопливо брожу с ним по рядам, рассматривая богатейшую коллекцию растений. Крепкие саженцы, сочная рассада, красивые цветы - чувствуется, что старикан в своем деле дока и знает множество профессиональных хитростей.
Мне этот питомник напоминает наполненный жизнью небольшой городок, за которым присматривает в одном лице местный царь и бог. Благодаря его уходу и заботам каждый «житель» может свободно тянуть свои тонкие веточки навстречу Солнцу, радоваться благодатной почве и ждать своего нового хозяина, которого одарит богатствами будущих урожаев.
- Черный Жак, - увидав, что я остановился перед черным тюльпаном, гордо поясняет селекционер.
- А это мое высшее достижение - Heterocera.
Старик нежно гладит огромный, развалившийся бутон непонятного алого цветка. Неумолкающего собеседника можно понять - трехдневное ненастье отвратило всех его постоянных клиентов, и я выступаю единственным благодарным слушателем. Хорошая погода установится только через два дня, и вот тогда здесь будет не протолкнуться. Наконец выслушав - как, когда и что, я рассчитываюсь за покупку и крепко пожимаю узкую жилистую ладошку. Груженный растительным силосом шагаю довольный домой, рассчитывая на богатый в будущем урожай...
Ровно через семь дней срочный вызов выдергивает меня из дома. Солнце лишь недавно нырнуло за горизонт, и город начинает стремительное погружение в ночную тьму. Фигуристые уличные фонари только-только запалили, и теперь они щедро одаряют золотистым светом заполненные горожанами улицы. Празднично разодетая толпа прохаживается по набережной, смеется и веселится призрачному своему счастью. Я же, продираясь сквозь безмятежных гуляк, уже чувствую непостижимое присутствие, незримо вызревающее, наливающееся силой и мощью. Пронизывающий вековой холод пока ощущается лишь усиливающимся бора, но скоро настанет момент, когда она вырвется на свободу и тяжелой поступью пройдется по каждой семье... И тогда на смену общему веселью придет страх. Он расползется по квартирам и домам, отравляя немудреный быт, пристраиваясь за обеденными столами, по-хозяйски ныряя в родительские спальни и теплые детские кроватки...
- К нам поступило несколько больных с высокой температурой. - Доктор строго смотрит на прибывших по вызову, и тревога проскальзывает по лицу, ощущается в сбивчивой скороговорке слов. - Явно выраженные симптомы пневмонии. Но диагноз я пока не поставил, только-только высеял культуру... И мне не нравятся увеличенные паховые лимфоузлы Клары. Как бы это не была...
Он на миг замолкает, страшась произнести вслух диагноз, за которым нас всех ждет зияющая пропасть...
- Обязательные к ношению средства защиты: чумная маска, перчатки. Постоянная дезинфекция рук. Уже есть первые проявления лихорадки. Но даст бог минует нас чаша сия...
В небольшой палате пока пятеро больных. И хуже всех чувствует себя десятилетняя Клара, внучка садовника, живущая с родителями через два дома вверх по улице. Она беспрерывно мечется на жесткой больничной кровати. Скрученное жгутом одеяло сброшено на пол, сама девочка невнятно тараторит что-то в горячечном бреду. Под задравшейся пижамой видны страшные раздувшиеся шишки. Пожилая санитарка едва успевает вытирать обильно выступающую на детских губах кровавую пену... Остальным пациенткам визуально по-лучше, но за лихорадочным блеском глаз легко угадывается разгорающийся жар высокой температуры. Вслед за женской медленно обходим пациентов в мужской палате. Здесь совсем тяжелые пока отсутствуют. Но это лишь дело времени. Доктор долго прослушивает каждого стетоскопом, силясь уловить обнадеживающие хрипы банального воспаления легких. И пока он погружен в мрачные размышления, больные настойчиво пытаются вызнать свою судьбу:
- Доктор, что со мной?
Но вряд ли они захотят услышать правду.
- Как самочувствие? - доктор привычно отвечает вопросом на вопрос.
- Слабость... Мышцы невыносимо ломит.
Один из обследуемых неожиданно начинает кашлять, и на губах выступает кровавая пена. Мужчина, испуганно косясь на санитаров, вытирает ее рукавом пижамы...
Дни летят стремительной чередой безжалостно срываемых листиков календаря: новые пациенты, вызовы на дом к безнадежным, и смерти, смерти, смерти повсюду... Чума подобно лесному пожару поглощает ростки жизни один за другим, особо не разбирая, кто становится ее очередной жертвой: взрослый полный сил работяга, немощный старик или розовощекий ребенок…
Город, охваченный эпидемией, постепенно умирает. Я иду по очередному вызову, но вряд ли застану хозяев живыми. Повсюду опустевшие дома. Им уже никогда боле не наполниться теплом и детским смехом. Лишь темные провалы окон неотрывно следят за мною... На улицах только я и неугомонный ветер, что несет по пустынным улицам сорванные листья и какой-то оставшийся от людей сор. Впереди вижу переполненную трупами телегу. Тощая лошадь в упряжи стоит безучастно опустив голову. Два уборщика в чумных масках сидят прислонившись к деревянным колесам и не шевелятся. Судя по всему, смерть их застала прямо во время работы. Какая ирония — а теперь кто их закинет в повозку?
В палисаднике ближайшего дома за невысокой оградой неожиданно замечаю две фигуры в длинных черных балахонах. Широкие капюшоны на головах скрывают лица в сумраке тени. И я сперва принимаю их за случайно выживших горожан, но… Балахоны невесомо парят над землею и вот, словно уловив что-то, медленно направляются ко мне. Лошадь резко взбрыкивает, почуя иное присутствие, и затравленно бьется в упряжи. Но поклажа держит мертвой хваткой.
Ага. Вот это что. Не успел труп города окоченеть, а «сорняки» уже тут как тут. Подъедают остатки чужого пиршества. Приблизившись ко мне почти вплотную, балахоны синхронно замирают, словно принюхиваясь, складки шевелятся, создавая иллюзию жизни, и вдруг оба резко срываются с места и исчезают в зарослях разросшейся сирени.
Я же освобождаю лошадь от непосильной ноши и бью по крупу, чтобы бежала отсюда без оглядки. Такими темпами скоро в городе не останется ни одной живой души. Только эти...
- Фестис!
Услышав свое имя, смотрю на доктора.
- Мне больные сказали, что после твоих молитв многим становится лучше.
Я лишь пожимаю плечами:
- Все в руках божьих, а я лишь проводник его воли.
- Как ты это делаешь?
Голос доктора едва слышен от усталости. После чумной маски кажется, что все его лицо вытянулось, приняв форму уродливого клюва.
- Молюсь, прошу небесной защиты.
- А можешь сделать так, чтобы больной полностью выздоровел?
- Не в моих это силах...
Сумасшествие мелькает в глазах собеседника. Похоже, он уже хватается за любую соломинку. Но эта вряд ли поможет. Город умирает. Штамм оказался на редкость живучим. Не помогают ни привычное кровопускание, ни ртутные настойки, ни чудодейственные травы... Ни молитвы священников.
- Санитар!
Я останавливаюсь перед молодой женщиной. Лихорадка мутит ее разум, и кажется, что само безумие смотрит на меня красивыми небесного цвета глазами. В ожидании чуда...
- Помолись за меня... Мне страшно. Что ждет меня там?
Встаю на колени пред кроватью. Чувствую в своих ладонях жар ее горячей руки. Тонкие дрожащие пальцы, призрачная кожа, сквозь которую кажется можно разглядывать затейливый капиллярный рисунок. Прикрываю глаза. Жду...
Пульс. Неторопливый. Тяжелыми ударами беззвучного колокола... Накатывающий огромными темными волнами. Объединяющий всех: и кто лежит в больнице, и кто умирает в кроватях по притихшим домам. Словно дыхание. Чудовища. Древнего ненасытного монстра. И стоит мне лишь изменить свое восприятие, как огромный чумной эгрегор легко проступает сквозь внешний фасад реальности. Шевелится. Нетерпеливо ворочается, томимый бесконечным голодом. Дай ему полную власть, и он легко пожрет все вокруг. Отличный урожай! Распахиваю свое сознание. И чудовище жадно тянется ко мне, воспринимая очередной своей жертвой…
Временно покидаю материальное тело и выпрастываю навстречу добыче призрачные щупальца, оплетая и сковывая тварь. Погружаю в зыбкую плоть хоботок и тяну в себя... Какой прекрасный аромат! Восхитительный. После столетнего перерыва могу снова наслаждаться этим незабываемым вкусом - сочным, с приятным послевкусием свежей черешни. Еды достаточно, и можно не ограничивать себя. Вырываю целые лоскуты нежной шевелящейся энергетической вуали. Необъятное чудовище корчится, пытается противостоять напору безжалостных щупалец, избежать уколов жадного хоботка. Но куда там, нашел с кем посоревноваться в жоре. Чуждая энергия эгрегора бубонной чумы растекается сладкой истомой, заполняет образовавшиеся в моей оболочке лакуны, поднося в подарок саму вечность... Чувствую каждую частичку миллионов, что были поглощены ранее этим древним порождением самого Ада. Реальность исчезает, и я ощущаю себя вне времени и пространства, где и вымахал этот монстр. Чума Фукидида, Юстинианова, черный мор... Сознание буквально тонет в безграничном океане информации, заключенном в поглощаемой плоти. Стоит только захотеть, и можно черпать бесценные знания многих поколений...
Наконец, еще не удовлетворив свой голод, останавливаюсь. Мне ни к чему выздоровевшие после "молитвы". Лишнее внимание к моей персоне быстро перерастет из обожания в ненависть и обвинение в колдовстве. А затем или медленное умирание на кресте, или быстрое и мучительное в пламени костра. Открываю глаза.
- Спасибо, ты волшебник... - Моей пациентке явно становится легче. Жар на время спадает, и она умиротворенно засыпает.
Я встаю с колен и иду дальше по палате, переполненной чумными больными. Великолепный экземпляр штамма стоил всех затраченных на его выращивание усилий - необходимое количество биоматериала уже припасено и можно двигаться далее...
Этот образчик повстречался совершенно случайно в далекой Азии. Бивак, разбитый недалеко от дороги, был брошен вместе с пятью окоченевшими торговцами пряностями, уже отдавшими богу душу. Лишь у шестого, бьющегося в предсмертной агонии, я успел перехватить маленький хилый росток. Долго держал при себе, выхаживал в своей груди, пока не оказался в этом городке. Пускай небольшом, но жители оказались прекрасной почвой для культивирования. И я высадил его здесь...
Теперь у меня несколько прекрасных мощных саженцев, которых будет достаточно, чтобы превратить какой-нибудь крупный город в свой личный питомникс с Черным Жаком и Heterocera. Где нового урожая хватит надолго...
Обложка — Отредактированное изображение «Врата Преисподней» из «Сада чудовищ» (итал. Parco dei Mostri), - садово-паркового ансамбля в долине у подножия замка семьи Орсини в городке Бомарцо.
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
