Каталог статей

Каждый человек считает, что он знает все — на самом же деле он знает только то, что должен знать, то, что ему разрешают знать, то, что говорят ему учебные заведения и средства массовой информации, родители и друзья, соседи и просто знакомые...

Бегу… на бойцов уже не бросишься, не прокусишь глотку, тут только бежать, со всех ног, уж что-что, а бежать меня эти сволочи научили.

На восток, по уже остывшему следу, по следу, остывшему много лет назад, я всё равно вернусь по своим следам, жадно вдыхаю запах прошлого, здесь меня везли, здесь останавливались у заправки, и дальше, по дороге…

Ловлю на бегу остывающий след.

Танки стояли почти вплотную друг к другу, их двигатели  оглушительно работали на холостых оборотах, и слоистые клубы выхлопных газов лениво расползались над колонной. Один из танков вдруг надсадно взревел, дернулся и с лязгом протаранил стоящий перед ним танк. Потом он сдал назад, и из водительского люка по пояс высунулся танкист...

Тиха весенняя ночь за потоком Кедрон, в том месте, где он делит Гефсиманский сад на две неравные части. От ветров, что прилетают в эти края с побережья, закрывает его одинокая и древняя, как само время, гора Елеон, поэтому листья на ветвях местных деревьев за сезон не успевают даже толком научиться шелестеть. Провисят они в немой неподвижности все лето и опадут разом после первого же холодного осеннего дождя...

Заклинатель обводит всех присутствующих оценивающим взглядом и снисходительно улыбается. Может быть потому, что висит он в воздухе без всякой опоры, все в изумлении замерли, а у нескольких, стоящих на карачках, от удивления раскрылся рот. И лишь Аре, едва заметный на заднем плане, остервенело пытается вытащить пробку из фляги...

Людвиг был ученым. Он занимался разработкой приспособлений для облегчения «нелегкой» жизни на корабле, создавал все новых и новых биороботов, то есть занимался ерундой. Люди, которым нечем было заняться или не любили или ненавидели Людвига. Они старались все делать сами — это избавляло от скуки, а биороботы Людвига только и ждали, чтобы кому-нибудь помочь...

— Ну, как успехи? – Сёма глотнул из сверхтонкого и сверхпрочного стакана витаминизированного апельсинового сока.

Толя сидел за компьютером, «лупил» мыслями по клавишам и, казалось, не замечал ничего вокруг. Сёма повторил вопрос, и только тогда пишущий отреагировал: оторвался от своего занятия, повернул голову, улыбнулся, бросил короткое «Всё в порядке» и возвратился к оставленному делу.

— O’K, ясно, — с пониманием отнёсся к этому Сёма...

Попугай капитана Берроуза внезапно разучился говорить. Впрочем, и в лучшие свои времена хохлатый пересмешник редко баловал хозяина более-менее осмысленной человеческой речью, предпочитая утонченной беседе пересчитывание денег, и всегда по одной монете – «Пиастррра! Ещще пиастррра!»...

Самое плохое в жизни, что она заканчивается. Это коснулось всего населения Земли.  Когда испарился самый распространенный элемент – водород, под воздействием сверхвысоких температур неизвестного внутреннего происхождения, жизнь на Земле закончилась, не оставив за собой никаких доказательств ее существования. Только рассеянное звездное скопление.

Ёжик вышел на крыльцо и, с удовольствием отметив, что жаркий день сменился прохладным вечером, спустился по горделиво выпятившей ступеньки лестнице. Надел рабочую обувь (измызганные, «дачные» кроссовки), прислушиваясь к тому, что творится на улице. А там правила бал невесомая тень, которая стелилась по утомлённой погодными причудами земле благодаря заполонившим синеву неба пушистым барашкам...

Бабка Настя кряхтя нагибается и вытаскивает из-под кровати визюшку, тычет сухим узловатым пальцем в центр экрана. Вот она, молодая, красивая. Нежный овал лица,  пушистые каштановые волосы, ясные карие глаза. Девушка одета в серо-стальной скафандр, шлем на тонких шлангах убран за спину. Стройная фигура на фоне розового неба далёкой планеты. Бабка то ли всхлипывает, то ли вздыхает, проводит пальцем по экрану. Юная Настя исчезает. В визюшке много других изображений, но старая женщина и так их помнит. Те люди навсегда останутся в ее сердце, а вот себя…