Каталог статей

Он остановился на границе света и тьмы, куда еще проникали последние проблески дня. Посмотрел в ту сторону, где был свет, где были люди, где была жизнь. Раньше его раздражали эти звуки — звуки жизни, звуки больших городов, раньше хотелось убежать от них далеко-далеко, закрыть глаза и уши, ничего не видеть и не слышать. Здесь же, как никогда тянуло назад, к людям, в шумную толпу, парень-шевели-быстрее-ногами-своими-мужчина-еще-раз-толкнете-я-вам-руку-сломаю…

Издавна ходят легенды о девушке, которая обречена вечно пожинать плоды своих грехов, маясь в черном омуте, принесшем ей смерть. Но прогресс неостановим. Легенды забыты, а люди перекрывают реки плотинами, выпуская старых призраков на свободу…

Получив травму головы по пути в игровой клуб, неудачливый студент обретает способности персонажа из старой компьютерной игры. Теперь он может видеть невидимое и убивать неубиваемое!

Но все ли из того, что происходит перед его глазами, явь? Сошел ли он с ума, или наша вселенная действительно находится под угрозой уничтожения всесильным монстром из параллельного мира?..

Скорее всего, и то, и другое.

Школьница в латексном "садомазо" костюме бежит по ночному кладбищу к Гробнице Любви, в которой умирает Бог.

Вспышка разлетелась миллионами искр. Зверь встал на дыбы. Роняя тлеющие куски деревянных доспехов, он кинулся на испускающую дым самоходку. Гусеничная лента порвалась и с лязгом обрушилась на землю. Танк подал назад, ствол повернулся к цели, но выстрела не произошло. Заскрипел металл...

Прополка кабачков всегда давалась ему нелегко. Как вы себе это представляете такой лапой? Ею в самый раз ратника из седла вышибать, когда он от твоего родового гнезда непозволительно близко оказался. Но на помёте летучих мышей и политые водой из тёплого Солёного ручья кабачки вырастали толстые и крепкие, лопались с треском и метали отличную икру. Я её люблю с лепёшками, печёнными в колодце большой дворцовой печи сэром Руюэлем Младшим, он же Толстозад, он же Огнемёт, Змей Подколодный, Трёхголовый Бормотун...

Выключатель щелкнул, и спальня погрузилась в темноту. Кресло-каталка скрипнуло, нехотя подчиняясь прихоти своей хозяйки. Тесс отодвинула шторы и уставилась в ночь. Луна находилась в третьей фазе. Редкие облака плыли по черному небу. Зеленый газон идеально пострижен. Невысокий забор покрашен белой краской. Тесс все еще чувствовала этот запах. В тот день отец опрокинул банку и теперь в гостиной красовался дешевый ковер, скрывая белое пятно… Отец. Тесс улыбнулась. Этот ворчливый неуклюжий отец. Черный силуэт приближался к дому, купаясь в лунном свете…

В дом пробралась легенда. Пробралась осторожно, проскользнула за каким-то постояльцем, прошмыгнула в дверь, пока не заметили, не наподдали веником, пш-шла вон на улицу. Тихонько просочилась, тихонько скользнула вверх по лестнице, в комнатенку под самой крышей, где она и жила. Легенда эта родилась в каких-то деревушках, но говорила про художника, который жил в Париже, а потому легенда перебралась в Париж, где якобы жил художник...

Если лечь на спину, раскинуть руки и долго смотреть в зенит, появится легкое невесомое чувство, будто тебя укачивает в колыбели. Давно уже слово 'колыбель' помечено во всех словарях как устаревшее. Нынешние дети обходятся безо всяких колыбелей. А чувство осталось. И сравнивать его по-прежнему больше не с чем...

Пётр, казалось, занимал половину салона автомобиля. Широкоплечий, с мускулистыми руками и загорелой бычьей шеей, но маленького роста он являл собой образ заурядного представителя спортивного зала, но никак не интеллектуала. Тем не менее, мы поверили его доводам. В этот раз. Умом этот громила, понятное дело, не блистал, но всё же умело располагал к себе и заражал порой весьма странными предложениями...

Иван Степанович вышел на балкон своего двухэтажного бокса и закурил. Сбоку что-то заискрило, но он не придал этому значения – искрило в последнее время везде. Небо, затянутое тяжелыми тучами смога, больше не пропускало солнечного света. Как следствие — солнечные батареи перестали работать еще около полугода назад, исчерпав последние запасы энергии в аккумуляторах...

 Господин Фрос, в правой руке которого покачивался в такт его шагу серый чемоданчик, направлялся к терминалу с самыми непринуждёнными мыслями в голове. Их составляли главным образом воспоминания о сегодняшнем утре, которое вобрало в себя массу приятных и не очень приятных происшествий, важнейшим итогом которых, несомненно, явился тот факт, что господин Фрос вышагивал теперь с чемоданчиком...

Были среди соседей и евреи, и казахи… были и алкаши. Один из них – Степан – как-то начал приставать к матери Руслана, но отец дал пьяни по «бубну» и отвел в милицию. Там, в КПЗ, с ним что-то сделали, и теперь мужик был тих, как рыба. Даже когда отец мальчика уехал в Тайгу и пропал там. Может, Степан просто не мог сойти с постели из-за таинственных недугов. Никто не знал, что это за странная болезнь, и не хотел знать. Все жители сторонились старого пьяницы...

Задеваю плавниками человеческие кости, на одном из скелетов еще кокетливо светлеют бусы, присыпанные илом. Какая-то подводная хрень жадно раззявывает пасти, как раззявывала миллионы лет назад, они тут и не знают, что кто-то там, наверху, выбрался на сушу, встал на две ноги и построил высотки на Манхэттене...

… вы это не читайте, а то утянут вас на самое дно...

Народы, устанавливая друг с другом контакты, всегда обмениваются опытом и, можно сказать, сливаются: объединяются части их культуры, быта и моральных устоев. Архитектура и искусство развозились по свету купцами и паломниками, учёными монахами и беглыми солдатами; завоеватели, руководствовавшиеся своими собственными нормами красоты, заставляли побеждённых воздвигать на площадях храмы в их честь...