Выпуск от 27 марта 2014, четверг

Почему-то я не люблю произведения, заканчивающиеся многоточием…

Автор погружает читателя в свой мир, проникает в сознание и душу, заставляя сживаться с героями, и в конце оставляет решение на плечах озадаченного, порой разочарованного и даже обиженного человека. Решай, мол, дорогой читатель, сам! И уже только характер «подопытного» и его

настроение помогают додумать то, что скрылось за этим неумолимым многоточием…

Кольт стоял и скучал, всматриваясь в черную пустоту за иллюминатором. Костюм туго обтягивал его мускулистое тело и иногда это было довольно неудобно, но это была вынужденная мера – свободная одежда могла создать проблемы, например, при починке поломки. Да и в условиях невесомости врядли было бы удобно перемещаться в мешковатых вещичках...

Кварц был упрямым дварфом. В общем-то, слово "упрямым" можно было и опустить. Кварц был дварфом — этого оказалось вполне достаточно. Тем утром он решил добровольно уйти в изгнание. На самом деле он принимал такое решение каждое утро в течение всей отпущенной ему недели. И каждый вечер цеплялся за отговорки вроде "Может быть..." и " А вдруг?". Но срок истек, и "может быть" превратилось в "никогда".
Кварц подобрал кирку и побрел, куда глаза глядят.

Дождь, это не тот объект любви, который лекари обычно приписывают умалишенным, и дождь — не то же самое для защищенного одеждой и жилищем, как для скитальца и застигнутого врасплох. И только тот, кто влюблен в дождь во всех его ипостасях, кто трепетно относиться, не осыпая хулой из-за промокшего белья, к слезам бога, кто умеет разговаривать с дождем – может найти в нем убежище и забвени...

На самом деле, все это было забавной игрой трезвомыслящих скептиков, и никаких успехов в магической таксономии наша компания не достигла, но побаловались знатно. Вечер прошел весело и бесследно. Для меня бы он тоже прошел, не попытайся я вставить еще один вид волшебства в общую копилку...

Резкий поворот, ещё один, и вот небольшой пролесок опять перешёл в широкое невозделанное поле. Осталась позади узенькая речонка с переброшенным через неё, едва не разваливающимся от времени мостом… Я ударил по тормозам. Машина, возмущённо скрипя, остановилась, и я обернулся. Под стрёкот насекомых и птичьи трели я взирал на речку, шириной всего в несколько метров, и на то сооружение, которое, за неимением лучшего слова, приходилось называть мостом...

— Земляа-а-а-а-а! Ослышался я, что ли…Нет, не ослышался. Проходит мимо меня здоровенный мужичина, чуть не сплющивает меня об стену, ты полегче-то… выходит на крыльцо, орет в темноту ночи:— Земля-а-а-а-а!