(объяснительная)
Осознавая неизбежность происходящего, пишу я эту записку – наверное, последнее моё произведение, если можно так его назвать. В нём я изложу события, навеки разделившие нас с вами.
Начну с болезни, ведь именно в процессе неё развились мои способности к сочинительству. Безусловно, и раньше я придумывал истории, которые записывал на бумаге, однако случалось это крайне редко, а текстам моим не хватало ни правдоподобия, ни смысла.
Недуг обнаружился внезапно. Где и каким образом я заразился им?.. Внутренние рассуждения на эту тему скорее не печалили меня, а подталкивали к созданию нового рассказа. Там в аллегорической форме изложил я свои переживания. Не смею судить, но, кажется, вышло не так уж плохо.
Тогда я не знал не только завязки уготованного мне сюжета, но и его финала.
А чуть погодя возникла необычная идея – величайшая из всех, что когда-либо рождались в моей голове. Я задумал написать роман. Крупное творение должно было наконец предъявить меня миру как полноценного автора. Несколько друзей – единственные, кто признавал мои литературные достижения, — одобрили это начинание. Воодушевлённый их поддержкой, я уже готовился приступить к работе над первой главой – вот только у судьбы имелись совершенно иные планы.
Грубо прервав размышления своего сына, связанные с фабулой его большого труда, в комнату ворвался отец.
— Как ты смел врать мне! – загромыхал он с порога.
Одно время я пытался скрыться от деспотичной опеки родителя в другом городе. Как и всегда, у меня ничего не вышло: слишком сильна оказалась эмоциональная созависимость.
— О чём ты, папа? – спросил я, хотя догадывался, что грозный родственник имеет в виду.
— Ты болен!
— Я знаю…
— А почему этого не знаю я?! Я бы до сих пор пребывал в неведении, если бы не заметил в раковине кровь, которую ты забыл смыть! Так вот, значит, что представляет собой твой «обычный кашель»!.. Чем заниматься дурацким бумагомарательством, лучше бы позаботился о собственном здоровье! Хотя, быть может, жизнь не дорога тебе?
— Моя жизнь и моё призвание – это написание прозы.
— Вздор! Раньше ты говорил, что стихи – твоя стезя. И что же? Ты не смог закончить ни одного стихотворения!
— Рассказы даются мне лучше. Я опубликовал два или три и надеюсь…
Отец не стал дослушивать.
— Два или три! – вскричал он. – А ну сейчас же собирайся – ты идёшь к врачу!
— Папа, пожалуйста…
Но отец молча развернулся и ушёл.
Я попытался собраться с мыслями, вернуться к оставленному занятию – не получилось.
— Долго мне ждать? – раздался из коридора зычный недовольный голос.
Доктор принял нас без очереди: отец, подобно любому еврею, обладал как деньгами, так и связями, которые зачастую невозможны без достаточных материальных средств.
Обследовав меня, врач изумлённо поинтересовался:
— Почему же вы не обратились к нам раньше?
— Творчество помешало, — саркастически ответствовал отец.
— Вы пишете?
— Он пишет. – Родитель кивнул в мою сторону.
— О-о, — протянул медик. – Есть ли успехи?
Я не нашёлся, что сказать.
— Хорошо, — прервал молчание эскулап. – Случай непростой, но мы вас вылечим. Вам крайне повезло, что из Америки, буквально вчера, наконец доставили необходимое оборудование.
— Вот оно, — прошептал я, думая о своём.
— Простите?
— Название для моего романа!
Отец бросил на меня недовольный, едва ли не свирепый взгляд. Я заметил это и понял, что неприятностей не избежать.
Мои предчувствие и опыт вновь безошибочно предсказали будущее.
Не успели мы с отцом вернуться домой, как я очутился в центре водоворота из нравоучений и упрёков. Мне не хотелось бросать письмо – пусть и на короткий срок, пускай и ради заботы о себе, — но перечить я не имел ни желания, ни права.
Решив, что как-нибудь выужу пару свободных часов для своего призвания, я согласился на лечение. Возможно, придётся писать ночью, но иного выхода я не видел.
В короткий, по меркам современной медицины, срок меня избавили от заболевания, ещё недавно считавшегося смертельным, — помогла внутривенная терапия. С одной стороны, я был весьма благодарен врачам, тогда как с другой, за последнее время я не написал ни строчки: слишком выматывался, чтобы заниматься творчеством, да и обстановка палаты не дарила вдохновения. По сути, большую часть дня я проводил на обследованиях и лечении.
А затем произошла вещь сколь ужасная, столь и неотвратимая. К несчастью, верная догадка посетила меня чересчур поздно.
В тот день отец, обрадованный результатами лечения, отправился в больницу, дабы выразить признательность медперсоналу. С собой он прихватил полдесятка бутылок недешёвого алкоголя. Я же, с его позволения, остался дома – набираться сил. Обрадованный, я сел за стол, придвинул чистый лист бумаги, взял перо… и вдруг испытал предельно чёткое прозрение: более я не напишу ни единой художественной строчки! Ни слова. Ни буквы или знака… Чувство пронзило меня насквозь: вошло через голову и вышло через пятки, словно молния. Ударивший прямо в меня мощнейший электрический разряд, который безжалостно испепелил мою музу – а вместе с ней все чаяния и идеи, всю ненапрасность жизни!..
Я снова и снова брал в руки перо, потом откладывал и брал опять. На белом листе, теперь удивительно схожим с моим пустым существованием, не появилось даже кляксы.
— Папа, что ты наделал!
Двое, терапевт и гость, мило беседовали, когда я ворвался в кабинет и выкрикнул эти слова.
— В чём дело? – моментально уничтожив дружескую улыбку, которой он одаривал медика, мрачно осведомился отец.
— Ты убил её! Вы убили её!
— Кого? – задал вопрос недоумевающий врач.
На глаза навернулись слёзы, и я с трудом произнёс святое для меня имя:
— Мельпомену!
— Ничего не понимаю. – Эскулап покачал головой. – Мы же вылечили вас от туберкулёза…
— Это был не он! Я заболел талантом! Заболел, а вы – вы оба – безжалостно расправились с ним!
— Анализы показали, что ваш диагноз – определённо, туберкулёз, — уверенно возразил врач.
— Сын, уходи, не позорься, — процедил сквозь зубы отец.
— Надежда пропала, — ничего не слыша, говорил я, — и непосильно жить в полном одиночестве и бездействии, жить без Мельпомены!
— Да что ты плетёшь! – взорвался отец, когда его и без того крошечное терпение окончательно иссякло. – Какая, к чёрту, Мельпомена?! Ты по крайней мере можешь жить! Доктора тебе счастливое будущее подарили! И на работе в твоё положение вникли: не просто не уволили, а дали прибавку! Даст Бог, выйдет из тебя человек, отыщешь себе жену подходящую, наплодите с ней детишек и будете воспитывать – вот истинное призвание каждого человека! А не какие-то там больные фантазии!
— Может, и больные… — Голос надломился: опустошённость, поселившаяся в груди, без остатка съедала чувства и стремления. Справиться с собой удалось, с трудом, но удалось, и моя безразличная речь зачем-то продолжилась: – Только это мои фантазии… часть меня… навечно утерянная… Отныне я один, и ни уехать… из Праги… ни…
Мысль ускользала; врач решил окончить её по-своему:
— Мы вылечили вас от неминуемой гибели. Вам бы не находить себе места от радости, а не метать обвинения в адрес родного отца! Не понимаю я вашего недовольства, герр Кафка…
Вот как всё и было. Засим прощаюсь с вами, дорогие читатели.
Подписано
Франц Кафка,
Прага,
4 июня 1924 года
(Июнь 2013 года)
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Доктор Пауз
