Рассказы

Порождение Хаоса скучала, причем так отчаянно, что единственным желанием, которое у нее осталось, было дать кому-нибудь в зубы, чтобы развлечься. Причем дать в зубы не фигуральным, а самым что ни на есть реальным образом. Первым кандидатом получить в челюсть был, разумеется, Странник....

Порождение Хаоса была довольна сегодняшним днем. Ее дочка тоже. День рождения удался на славу. С утра девочку поздравили одноклассники и приятели из художественной студии, потом они вместе со Странником и друзьями отправились посмотреть новый мультик в 3D. Мультик понравился всем, кроме Порождения Хаоса, которая предавалась размышлением о примитивности современного кинематографа (она-то прекрасно помнила и немое кино, и черно-белые фильмы, помнила, как все это начиналось), идя с дочкой по весеннему лесу в сторону поляны, где их должен был ждать Князь Хаоса на праздничный ужин...

Порождение Хаоса остановилась: этой тропинки она не помнила.

Стоило ей на минуту отвлечься от своих мыслей, как она услышала зов: слабый, откуда-то издалека, почти за гранью даже ее восприятия. Впрочем, источник она вычислила сразу – голос шел из Хаоса. Но вот понять, кто именно и зачем приглашает ее совершить путешествие, было невозможно...

Кварц был упрямым дварфом. В общем-то, слово "упрямым" можно было и опустить. Кварц был дварфом — этого оказалось вполне достаточно. Тем утром он решил добровольно уйти в изгнание. На самом деле он принимал такое решение каждое утро в течение всей отпущенной ему недели. И каждый вечер цеплялся за отговорки вроде "Может быть..." и " А вдруг?". Но срок истек, и "может быть" превратилось в "никогда".
Кварц подобрал кирку и побрел, куда глаза глядят.

Когда Порождение Хаоса вместе с братом вернулась на поляну, занятия уже заканчивались.

— Ты молодец, — похвалил девочку Учитель. – У тебя меньше врожденных способностей, чем у мамы и дяди, но ты стараешься. И у тебя получается. Так что, думаю, можно попробовать создать какую-нибудь игру.

— Игру? Но у меня много игр дома: и компьютерных, и настольных. Зачем мне еще одна?...

Порождение Хаоса сидела на кухне и пила кофе. За окном была ночь: обычная ночь большого города, с сиянием рекламных огней, шумом машин, сверканием фар и голосами людей. Дочка давно спала: она, конечно, огорчилась, что ей так и не отдали новую игрушку, но дядя пообещал привести на следующую встречу танцующих скелетов, и девочка утешилась...

Вот кто бы мне объяснил: зачем, собственно, я завела этот дневник?
Наверное, для того, чтобы иметь возможность честно сказать только себе (и ему): «Извини, дорогая, но писатель из тебя никакой! Так что кончай захламлять просторы Интернета и собственный блог ничего из себя не представляющими опусами малого и большого формата»...

Порождение Хаоса блуждала зыбкими тропинками снов. Тропинки сплетались, перекрещивались, терялись в туманной дымке, снова появлялись на солнечных полянах и в глухих оврагах, обрывались над жуткими пропастями и возникали из ниоткуда на ледяных скалах...

Вижу рассвет. Еще не открываю глаза, уже вижу. вон он, пробивается над горами, проклевывается, выкатывается из-за горизонта. Открываю глаза. На всякий случай оглядываюсь, не крадется ли кто сзади. Никого нет, по крайней мере, я не вижу. Снова оглядываюсь. Мои спутники – оба – на месте, — вот они, дремлют на одеялах. Сейчас мое время...

Дождь, это не тот объект любви, который лекари обычно приписывают умалишенным, и дождь — не то же самое для защищенного одеждой и жилищем, как для скитальца и застигнутого врасплох. И только тот, кто влюблен в дождь во всех его ипостасях, кто трепетно относиться, не осыпая хулой из-за промокшего белья, к слезам бога, кто умеет разговаривать с дождем – может найти в нем убежище и забвени...

Кольт стоял и скучал, всматриваясь в черную пустоту за иллюминатором. Костюм туго обтягивал его мускулистое тело и иногда это было довольно неудобно, но это была вынужденная мера – свободная одежда могла создать проблемы, например, при починке поломки. Да и в условиях невесомости врядли было бы удобно перемещаться в мешковатых вещичках...

Сгинк очень любил рассказывать историю о том, как одна планетка совершенно изменилась. Он знал, о чём говорит, потому что видел всё своими глазами. Однако каждый раз, когда он рассказывал эту историю, в ней появлялись новые детали. Иногда – совершенно неожиданные… но все они сводились к одному: Сгинк сохранял хладнокровие и пытался образумить коллег, которые вели себя как дети. А ведь на них возложили Миссию!..

Болезненно кашляя, он слабыми руками достал из-под подушки огромную башню пожелтевших за долгие годы листов. Нацепив на нос очки, он внимательно перечёл их, выискивая, не согрешил ли он где-нибудь совершенно случайно и всё ли правильно делал. И лишь на четвёртый час, удовлетворённый итогом, отложил рукописи (которые так никто и не издал) в сторону и со спокойной душой умер...

Руки с бархатной, сладко пахнущей кожей скользнули по твёрдой, резной, гладкой поверхности шкатулки. То было прикосновение матери к своему ребёнку, любовницы – к любовнику; такого прикосновения ждут все и вся, чтобы, раскрывшись, подобно самой древней тайне, откликнувшись на идущий из глубины веков и сердца зов, подарить в ответ на ласки и прошения самое ценное, что только может вообразить поделённый на два полушария набор серых клеток..