Реабилитация

  Она умирала.
  Или нет? Астахов в этом ничего не понимал. Но уже не было сил слушать этот, то затихающий, то нарастающий вой гланги. А еще называется «разумное существо»! Которое не может сказать, что у него болит.
  Астахов слегка кривил душой. Вполне возможно, гланга что-то и говорила, только понять это было совершенно невозможно – переводчик не поддавался восстановлению после некоторого воздействия на него. Основные усилия приложила гланга – когда Астахов затаскивал вырывающуюся тушу в шлюз. Но и сам он был виноват – нельзя оставлять на проходе столь хрупкий предмет, выдерживающий усилие всего лишь в одну сотую мегапаскаля.
  Теперь сиди и слушай. Чего она хочет? Может, спинку почесать? Или несварением желудка мучается? Еще бывают обширные внутренние повреждения, не обнаруживаемые при наружном осмотре. Между тем, Астахов не понимал – где спина у гланги, не знал – есть ли у нее желудок и не представлял – какой нормальный вид должен быть у этого вида разумных. Данных о ней было с гулькин нос, и все умещались на личной карточке разумного, без которой ни один нормальный не отправится на встречу с инопланетниками.
  На всякий случай Астахов достал карточку и в очередной раз прочитал на универсальном: «Гланга. Личное имя – Манна Гриф. Пол – средне-женский. Окислитель – кислород. Ученые степени – академик. Занимаемая должность – инспектор по охране труда». В правом уголке карточки красовалось лицо академика. По виду сильно смахивающее на противоположный его конец – с несколькими щупальцами и перьеподобными выростами.
  Так как Манна лежала на боку, Астахов, когда обращался к ней, смотрел на середину тела – чтоб не обижалась. Вдруг она его и без переводчика понимает. Конфуз может выйти.
  Информаторий никаких сведений о глангах не давал – в боте стояла старая версия унифицированного каталога, не обновлявшаяся с момента приписки корабля к реперной станции. Астахов в который уже раз поклялся себе, что как только вернется – сразу обновит. Его же прямая обязанность – следить за программным обеспечением станции, и надо же – самому свое разгильдяйство боком вышло. Проблема только одна – вернуться.
  Аварийный сигнал он послал незамедлительно; оставалось только ждать, что на него кто-нибудь когда-нибудь откликнется. И, желательно, в ближайшее время. Отправляясь протестировать системы бота, Астахов не озаботился ни малейшими мерами безопасности. На борту не было ни пищи, ни воды. Энергия и содержание кислорода соответствовали режиму консервации. А про горючее он даже узнавать не стал. Ну, не был Астахов специалистом по двигателям. И вполне исправный включать бы не стал, а тут, на экране, старательно мигала красная надпись: «Неисправность двигателя».
  Еще и гланга эта…
  — Бот-три! Бот-три! Отвечайте! – проскрипел видеофон. Настройка барахлила. Но то, что он включился, заговорил и даже пытался выдать радужное, хоть и плоское, изображение, несказанно приободрило Астахова.
  — Бот-три здесь! – радостно сказал Астахов, — кто на связи?
  — Начальник участка Берендеев, — ответила станция. — Представьтесь и объяснитесь!
  — Здравствуйте, Альберт Леонидович!!! – душевно и ласково, как любимому человеку, протянул Астахов, — это инженер Дмитрий Астахов.
  — Что вы делаете в занимаемом секторе? – грозно и скрипуче поинтересовался Берендеев.
  — Авария у меня, — тем же радостным тоном продолжил Дмитрий, счастливо улыбаясь.
  — И чему вы радуетесь?
  Астахов попытался сжать губы, прижал ладонь ко рту, чтоб убрать дурацкую улыбку с лица, но получилось плохо.
  — Тому, что вы меня не забыли и скоро спасете.
  — Кто сказал, что скоро? – удивились на станции. – Вам придется подождать. У нас сейчас нет судов для буксировки бота – все отправлены на встречу с транспортником. Как только вас угораздило?.. Запас кислорода какой?
  Дмитрий посмотрел на экран.
  — На восемнадцать стандартных часов. Скорость удаления – четыреста метров в секунду. Что с двигателем – не знаю.
  — И не надо! Не хватало еще, чтоб вы в двигателе копались. Сидите, отдыхайте. Время ожидания будет оплачено как за вынужденный простой. Через шесть часов вышлем буксир. Так что вам предстоит девять часов отдыха. Можно даже выспаться, — Берендеев подмигнул
  — Всё это хорошо. Даже замечательно. Но что мне делать с глангой?
  — С кем?!
  — Вот с нею, — Астахов посторонился от объектива и указал рукой на Манну Гриф.
  — А как она к вам попала? – подозрительно спросил начальник участка. Будто Астахов занялся похищением разумных и, того гляди, предъявит свои требования по выкупу.
  — Эта штука долбанула мне в район двигателя, а потом оказалось, что оттуда вылазит это существо, ну, я его и затащил в бот, потому как оно вроде без скафандра было… — Дмитрий старался побыстрее объясниться, чтобы снять с себя возможные подозрения.
  — Ничего не понял, — Бенедиктов выпятил челюсть, экран видеофона завернул ее до самого носа, и Астахов чуть не фыркнул, — прибудете – напишете докладную на мое имя. Только чтоб всё понятно было. До связи.
  — Э-э-э, подождите, — опешил Астахов, — но, по-моему, она умирает.
  — Гланга ваша?
  — Ну, да. С ней явно что-то необычное происходит. Мне нужна консультация.
  Начальник участка посмотрел в потолок, кратко сказал: «Ждите!» и отключился.
  — Сейчас всё образуется, — успокоил Манну Астахов. Разумеется, успокаивал он в первую очередь себя – вряд ли гланга его понимала.
  Действительно, ждать пришлось недолго. Видеофон включился, показав двоих, — Берендеева и врача станции.
  — Та-а-ак. Кто у нас болен? – профессиональным голосом спросил врач. – Вы?
  — Не я, — Дмитрий помотал головой, — она.
  — А к-кто это? – чуть заикнувшись, врач перешел на обычную речь.
  — Думаю, инопланетное разумное существо, — саркастически сказал Астахов. – Гланга. Вас же как консультанта сюда пригласили, или я ошибаюсь?
  — Что ж вы меня не предупредили?! – возмутился врач, повернувшись к начальнику участка, — я думал, вы о человеке говорите!
  — Ну, Валерий Вениаминович, — попытался оправдаться Бенедиктов, — вы же врач. Вам всё должно быть под силу…
  — Она ж по-русски не понимает! – продолжал возмущаться врач.
  — Не понимает, — поддакнул Астахов. – И я ее – тоже. Переводчик поломался.
  — Ответственность на вас будет, Альберт Леонидович, — Валерий надул щеки, а потом с силой выдохнул. – Я бы и вплотную не смог ничего сделать, а тут давать консультацию неспециалисту по видеофону относительно больного существа, о котором я ни сном, ни духом. Вообще.
  — Ну, хоть что-то можно сделать? – чуть заискивающе попросил Дмитрий. – Очень уж она сильно воет. Ее кораблик, что об меня разбился, совсем маленький был. Не иначе – спасательная капсула. А в таком случае, есть крейсер, с которого она ушла и совсем недавно. Если поискать крейсер, может, там смогут помощь оказать, пока я совсем с нею не загнулся. Он явно где-то рядом. Реперная же точка.
  Начальник участка опять выпятил челюсть, почесал подбородок и вынес решение:
  — Будем искать этот крейсер. Черт с ним, с транспортником. Если один буксир снять – ненамного опоздаем с разгрузкой, небольшие санкции будут. Как крейсер обнаружим – сразу премию дадут. Но всё равно – буксир тебе сейчас не пошлю, только после поисков. Протянешь?
  — Постараюсь, Альберт Леонидович! – четко ответил Астахов.
  — Вы здесь с доктором покумекайте, а я – по делам. Да, кстати, оплату ваших переговоров станция на себя возьмет, не беспокойтесь.
  — Хорошее дополнение, — сказал Валерий, — приступим? Доставайте приборы и инструменты.
  Дмитрий с укоризной посмотрел на врача и не двинулся с места.
  — Что не так? – поинтересовался Валерий.
  — Какие приборы и где доставать? Нельзя ли получить более точные инструкции?
  — Ах, это… — протянул врач. –  Конечно, конечно. В отсеке тридцать два с левой стороны находится панель, помеченная красным крестом. Откройте ее и скажите, что там лежит.
  Астахов послушно нашел нужный отсек, вскрыл панель аварийным ключом и внимательно рассмотрел лежащие там предметы.
  — Ну что? – нетерпеливо спросил врач.
  Астахов ругнулся про себя и индифферентно сказал:
  — Квадратная коробочка с подсвеченным экраном на верхней стороне и градуированной шкалой. Несколько синих трубочек, непонятно как соединенных и смотанных в клубок. Розовые цилиндрические непрозрачные баночки из металла и пластика с непонятными надписями сбоку. Черная клейкая лента полуметровой длины. Россыпь круглых блестящих шариков…
  Врач поднял брови, почесал начинающую проглядывать лысину и сказал:
  — Ничего не понял.
  — Я тоже ничего не понимаю в вашей медицине! – Астахов раздраженно захлопнул панель. Время уходило, а гланга стонала всё заунывнее. Да и на станции все какие-то непонятливые попались. Что врач, что начальник участка.
  — Тогда принесите содержимое сюда, чтобы я смог посмотреть на него, — нашел выход Валерий.
  Дмитрий сгреб в пластмассовый контейнер всё, что находилось в медицинском отсеке, принес на мостик и высыпал на консоль перед объективом видеофона.
  Врач внимательно рассмотрел, скривился, аж экран рябью пошел, и пробормотал:
  — Странно. Детский набор. Как он сюда попал? Кто эти боты оснащал? И вообще – проходил ли он плановую проверку?
  Астахов посчитал, что вопросы – риторические, и отвечать не стал. Чего подставляться? Плановые проверки входили в круг обязанностей начальника участка, инженера по техническому надзору и инженера по программному обеспечению, кем Дмитрий и являлся. Проводиться должны были раз в три стандартных месяца. Но за полтора года, что Астахов провел на реперной станции, Берендеев ни разу не собирал группу проверки. Видимо, зря.
  Чтобы отвлечь врача, Дмитрий кашлянул и сказал:
  — А этим ничего нельзя сделать?
  — Вы пробовали носить детские вещи?! Есть детское пюре?! Да хоть забраться в домик на детской площадке?!
  Астахов стушевался и робко сказал:
  — Но ведь гланга – не человек. У нее вообще, наверно, всё не так.
  — Вот именно! – Валерий расцвел радужными полосами и замолчал, скрестив руки на груди.
  Дмитрий подумал и решил действовать сам. Взяв в руку что-то вроде крупноячеистой сетки, он спросил:
  — Доктор, это что?
  Валерий мрачно глянул и нехотя ответил:
  — ЭСП – эмпатический синхронный преобразователь. Предназначен для определения болезней у детей, которые не умеют еще говорить.
  — Это как? – теперь Астахов уже не понимал.
  — Ребенок до трех лет, а тем более младенец, не в силах отождествить место, которое у него болит. Ему просто больно. Он плачет. Мы знаем, что с ним что-то не в порядке, но – что? Даже достаточно большой укажет источник боли весьма примерно. Для диагноза нужно знать точно. Врач надевает ЭСП, подсоединяется к мозгу ребенка и начинает чувствовать в себе то, что испытывает больной. Собственное строение врач прекрасно знает и может объяснить – в чем причина боли и плача ребенка. Ясно?
  — Ясно, — Астахов вдруг обрадовался. – А если я к гланге подключусь?
  У Валерия глаза на лоб полезли.
  — Вы так хорошо знаете строение своего организма? Да и совместить вашу эмпатическую картину с ее попросту невозможно! Она физиологически совершенно не похожа на человека! Вполне возможно, вы испытаете болевой шок, и придется спасать еще и вас. И как это сделать? Только вашего трупа мне хватало для полного счастья!
  — Я попробую, — улыбнулся Астахов, — вдруг получится. Что почувствую – расскажу вам. Там уж и решим, как ее лечить.
  Врач покрутил пальцем у виска, а потом махнул рукой – на Дмитрия невозможно было никак воздействовать.
  Астахов сравнил фото на личной карточке с обоими концами гланги и пришел к выводу, что один из них всё же больше смахивает на лицо. Наверняка, мозг недалеко – лучше подключаться именно здесь. Надел на голову сетку ЭСП, прилепил к гланге две присоски, предварительно на них плюнув, присел рядом, чтоб не шлепнуться на палубу, если сознание потеряет, и включил прибор.
  — Ну, как? — тревожно спросил врач.
  — Темно. Но при этом чувствуется какое-то странное свечение вокруг. Искрящееся, будто сквозь дымку зеленого цвета, — глухо проговорил Астахов напряженным голосом.
  — Что внутри?
  — Внутри — свечение. Синее. И словно невозможно вдохнуть. Будто надо дышать жидкостью.
  — Конечности не беспокоят? Другие органы? — спросил Валерий по-привычке.
  — Гибкость. Скованная. Тяжело шевелить ушами и носом.
  — Снимайте ЭСП!
  — Я говорю себе. Брат — брату. Сестра — сестре. Гланг — гланге. Не есть. Не быть. Не находиться.
  — Снимай!!! — врач крикнул со всей силы, чтобы заставить Дмитрия избавиться от ЭСП.
  Медленным движением Астахов смял сетку на голове и стянул ее с себя. Он сидел с закрытыми глазами, чуть покачиваясь, приходя в себя, причем, в буквальном смысле. Правда, не очень долго. Потом заморгал и чуть приоткрыл один глаз, весь скривившись.
  — Как-то ярко, вы не находите, Валерий Вениаминович?
  — Я — не нахожу. А вот для гланги — действительно. И еще мне не понравилось, что она не может дышать. Оденьте-ка скафандр. Надеюсь, они у вас на боте в работоспособном состоянии.
  Не прекословя и ни о чем не спрашивая, Астахов поднял с палубы полужесткий скафандр для работы в космосе и в два приема натянул его прямо на гелевый, который так и не снял после предыдущего выхода в открытый космос.
  — Дальше что? — Астахова клонило в сон. Язык заплетался, и не все слова выговаривались как следует.
  — Снизьте давление. Уберите видимый свет.
  — Понял, — Астахов резко кивнул так, что лицевая пластина сорвалась со стопора и захлопнулась. Неверным движением приподнял ее и добавил, чтобы врач его услышал, — поможет?
  — Сейчас увидим, — врач нервно потер ладони друг об друга.
  Дмитрий опустил лицевую пластину, включил аварийное удаление воздуха — крайне необходимая мера при пожарах, выключил всё освещение, кроме зеленого аварийного, а потом, подумав, и искусственную гравитацию для полного счастья.
  Астахову стало хорошо. И главное — тихо. Он покрутил руками перед объективом видеофона — дескать, сказать ничего не может, и улетел в дальний от гланги угол. Валерий что-то говорил с экрана, стучал пальцем по правому виску, не понятно на что намекая, но Дмитрию стало на всё это глубоко плевать. Гланга молчала. Либо звук не передавался в обезвоздушенном помещении, либо был выключен или испорчен наружный микрофон у скафандра, либо, наконец, Манне Гриф полегчало.
  Дмитрию мыслилось с некоторым напряжением. Происходящее в боте воспринималось не сразу, а объяснений на ум не приходило — сколько ни тряси головой. Зачем гланга подлетает к нему? Зачем машет всеми шупальцами? Для чего открывает навигационную панель, панель управления двигателем и панель жизнеобеспечения? И за каким, извиняюсь, овощем лезет туда всеми своими конечностями?!
  Астахова отнесло обратно к видеофону, только вниз головой. Валера потешно открывал рот, будто третьим глазом моргал, и шевелил пальцами. "Наверно, сказать что-то хочет, — решил Дмитрий, — подключиться надо". Неуклюже сложив пальцы в кулак, Астахов выставил мизинец вперед и ткнул им в разъем микрофона.
  — …Ну, полный!!! — больно ударило по ушам.
  — Не худой, в смысле? — поинтересовался Астахов.
  — Я говорю — идиот ты полный! — заорал врач.
  — Точно? Ну, вам, как специалисту виднее, — Дмитрий вдруг икнул.
  Валерий зашипел.
  — Она тебе сейчас бот разломает, направление сменит, никакой пеленгатор не найдет!
  — Здорово! — восхитился Астахов, — Альберт Леонидович побегает! Или полетает?
  Дмитрий задумался. Неудержимая икота сразу же сбивала едва проклевывающиеся мысли, и это понемногу начало Астахова раздражать. Да еще Валера в ухо бубнит об усмирении. Надоел.
  Астахов выдрал палец из разъема и совсем не удивился, что из поля зрения пропал видеофон. Зато возникла Манна. Дмитрия несло прямо на нее. Сделав всего два конвульсивных движения руками и ногами, Астахов врезался в глангу, крепко ее обнял, а носком космического сапога ударил в раскрытую панель.
  Совершенно неожиданно включился двигатель бота. Астахова вместе с Манной швырнуло на переборку и хорошо припечатало. Дмитрий так и не выпустил глангу из объятий и теперь лежал на ней, не в силах сползти и наливаясь краской от смущения.
  Манна Гриф лежала тихо, не шевелясь. Скорей всего, это означало, что Астахов ей что-то повредил.
  "Незадача, — подумал Дмитрий, — опять с доктором надо связываться. Вот только как это сделать? И куда мы летим? Может, нас теперь и вовсе не спасут…"
  Астахов шмыгнул носом, жалея, что так и не успел ничего в этой жизни сделать. Однако лить слезы внутри скафандра совершенно невозможно — их даже не вытереть. Так. Надо снять шлем, а там уж и плакать.
  Дмитрий попытался сползти с мягкого тела гланги, поерзал по ней влево-вправо, вверх-вниз, но ускорение прижимало довольно сильно, и ничего не получилось. Оставалось подождать, пока закончится горючее, потом поднять давление, включить искусственную гравитацию и нормальное освещение. Нет, пожалуй, свет он не станет включать — зеленоватый сумрак — что может быть приятнее?
  На его счастье, горючего было немного. Астахова отбросило от Манны и прямо на вскрытые панели. Гравитацию даже не пришлось включать — Дмитрий опять что-то задел, и два "же" пригвоздило его к полу.
  Чуть полежав, Астахов кряхтя поднялся на четвереньки, подобрался на карачках к пульту и, не глядя, вернул все в привычное состояние. Вздохнул, снял шлем и уставился на экран внешнего обзора.
-   Валера! Это что? — недоуменно и тревожно спросил Дмитрий.
  Как ни странно, врач услышал и злорадно ответил:
  — А это, Дима, чужой боевой крейсер. Сейчас ты в него впилишься. И у меня появится второй пациент, не отличающийся большой разумностью. Ты.

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба

Рассказы → Властитель Ночи [18+]