№64 Уроки астрономии
Белоснежный лайнер с ярко-синей эмблемой на хвосте звонко чиркнул по взлётно-посадочной полосе и, сбросив скорость, вырулил к терминалу. Крупный седой немец на соседнем кресле так громко чихнул, а потом ещё и ещё, что очки Вадима густо покрылись слюной попутчика, а черновики статьи, которые он вот только собрался запихнуть в папку, разлетелись в разные стороны.
Пока вышколенная бортпроводница радостно выдавала давно заученную информацию на двух языках, немец, нависая над сухощавым Вадимом почти двухметровыми габаритами, извинялся:
― О, простите! Всегда чихаю по прилёте! Ничего не могу с этим поделать!
Вадим собрал листы, исчёрканные формулами и кривыми линиями графиков, достал салфетку и протёр линзы:
― Всё в порядке. Ничего... Главное, что мы приземлились благополучно,― его немецкий был корявым, но попутчик понял и заулыбался, ещё раз извиняясь.
Жёлтое такси подъехало быстро.
― Луганского 24. Детский онкоцентр,― Вадим бросил сумку на заднее сиденье. Восточной внешности таксист с пышными усами сочувственно глянул, но ничего не сказал, забивая адрес в навигатор.
Стоя у круглого фонтана перед центральным входом, среди корпусов огромной больницы, выглядывающих из густой зелени каштанов и тополей, Вадим достал мобильный и набрал номер:
― Лиза Марковна... Я приехал.
Мальчик был очень бледен. И эта бледность казалась прозрачной, даже голубой. Синие губы, кожа цвета матового стекла и большие серые глаза. Вадим присел рядом, вглядываясь в остроносое личико. Нужно было что-то сказать, но в горле надулся такой ком, что слова не могли пробиться через преграду, да и мысли испарились. Лиза Марковна погладила внука по тёмному ежику волос. Мальчик с большим интересом разглядывал его:
― Ты мой папа?
Вадим кивнул.
― А почему ты так долго не приходил?
Вот что можно на такое ответить?! Бывшая тёща спасла положение:
― Твой папа работал, Ванечка, очень далеко. У твоего папы очень необычная и интересная работа.
― Я знаю!― мальчик приподнялся, взмахнув тонкой синюшной ручонкой с перекрестьем пластыря на катетере у запястья.― Ты считаешь звёзды! Ты ― астроном!
― Если совсем правильно, то астрофизик...― выдавил Вадим.
― А мама на небе! Ты её видел там?!― голосок был на удивление звонким и даже бодрым.
― Нет, не видел...― Вадим выдохнул, прикрывая лицо ладонью.
― Значит, ты плохо смотрел. Посмотри ещё раз!
― Конечно, посмотрю, обязательно. В моей обсерватории уже ставят новый телескоп. Он будет смотреть далеко-далеко и видеть всё-всё-всё!
Мальчик округлил и без того большие глаза:
― Правда?! Расскажи ещё!
Медицинский аппарат у изголовья пискнул, и частые дуги побежали по экрану. Лиза Марковна кивнула Вадиму на дверь, наклонилась и поцеловала ребёнка:
― Сейчас твоя Люся придёт, надо сделать укольчик и поспать. Хорошо, дорогой?
― А ты не уйдёшь?― Ванечка вцепился в палец Вадима.
― Не уйду, не переживай. Я буду здесь, обещаю.
Уже за дверью палаты Вадим прислонился к прохладной стене. Ноги дрожали, кровь бешено стучала в висках, а сердце готово было взорваться от мучительной душевной боли. Лиза Марковна стояла рядом, теребя край блузки.
― Почему. Вы мне. Ничего. Не сказали?― язык еле ворочался во рту.― Семь лет. Уже семь лет, как у меня есть сын, а я узнаю об этом только сейчас!
Лиза Марковна подняла влажные, опухшие от слёз глаза и прошептала:
― Леночка так решила…
― Но почему?!
― Ты не хотел детей... А потом... Когда обнаружили порок… Тем более... Ты знаешь... В деньгах мы не нуждались...
Вадим всплеснул руками, хватаясь за голову. Очки в тонкой оправе слетели с переносицы, звякнув о тёмную плитку на полу.
― Да мало ли чего я хотел или не хотел! Да, я был плохим мужем! Занимался больше наукой, чем женой! Но я сделал, как она хотела, даже уехал! И разошлись мы по-хорошему и вы, кстати, особо не возражали. Но сообщить о беременности можно было?! Я что?! Бесчувственный монстр?!
Женщина всхлипнула, закрывая лицо морщинистыми руками. Вадим помнил её совсем другой: элегантной, ухоженной, всегда с причёской и маникюром. А теперь перед ним стояла сухонькая, седая старушка с еле заметными признаками былой красоты. Когда она вышла из корпуса, он даже не сразу узнал её.
― Если бы ты приехал на похороны Леночки...
Сделав шаг, Вадим крепко обнял маленькую женщину:
― Но я не приехал. Не хотел видеть её в гробу. Она и теперь жива для меня. Кто ж знал, что вот так всё... Что уж теперь...
Приникнув к его плечу, она зарыдала, повторяя:
― Тот чёртов грузовик всех нас убил... Будь он проклят... Проклят...
Быстрые шаги по коридору заставили обернуться. Невысокий, но очень широкоплечий мужчина, «наверно, бывший пловец…»― подумал Вадим, в развевающемся белоснежном халате поверх зелёной врачебной формы, стремительно приближался. Вадим поднял очки и привычно насунул на нос.
― Кто?!― доктор даже не поздоровался, но смерил взглядом с ног до головы.
― Отец...― промямлила Лиза Марковна. ― Отец Ванечки...
― А-а-а... Вот оно как! Похож. Анализы будем сдавать?!
Вадим глянул на тёщу, хлопая глазами.
― Вадик... Я забыла сказать... Может понадобиться кровь, а моя не подходит...― всучив ей сумку, Вадим побежал за доктором по коридору.
В кабинете завотделением было уютно. Пышные растения в разноцветных горшочках, мягкий диван ― на углу, пушистым котом, раскинулся полосатый плед; чайник, микроволновка, современный компьютер, на большом письменном столе гора бумаг. На одной стене всякие дипломы, сертификаты, патенты в тонких рамочках, а вся противоположная увешана детскими рисунками. Вадим присел на край дивана, ещё держа руку в согнутом положении. Крови из него выкачали немало.
Рисунки заворожили. Радуги, солнышки, облака, домики, машинки, криворукие и косоногие фигурки с дикими причёсками, подписями «мама», «папа» и без; котики, собачки, слоники, жирафы, походящие больше на геометрических чудовищ, чем на реальных животных ― простые и чистые детские мечты.
Доктор плюхнулся в кожаное кресло, поставил на стол два стакана и достал из тумбочки длинную бутылку:
― Вот... Вам сейчас надо, как лекарство,― себе он плеснул лишь на дно, Вадиму много больше.― Значит, отец...
― Я не знал...
― Ну да, Марковна говорила... Впрочем, это ваши семейные дела, я не об этом...
― Какой диагноз, прогноз?― покручивая в пальцах стакан, Вадим уставился на врача. Марат Яковлевич, имя со всеми званиями и регалиями хорошо читалось на бейджике, откинулся к спинке:
― А вам что-то даст поток медицинских терминов?
Вадим хмуро покачал головой.
― Прогрессирующий лейкоз плюс порок сердца, осложнённый…
― Не надо дальше...― глоток и коньяк закончился.― Сколько нужно?
Завотделением глубоко вздохнул, поглаживая смешного проволочного ёжика на столе:
― Знаете, Вадим... Я могу вас так называть?
― Конечно...
― Меня многие недолюбливают за прямолинейность, и даже жестокость. Лгать, глядя в глаза, я могу только детям, взрослым же... родителям и другим родственникам я всегда говорю правду. Тут такой случай, когда дело совершенно не в деньгах. И у клиники имеются средства, и бабушка не бедствует, насколько я знаю, от покойного мужа ей досталось приличное состояние, да и вы вот, вижу, человек вполне обеспеченный,― переложив на столе несколько бумаг, доктор Марат задумался на мгновение и очень пристально глянул на Вадима.― Наш психолог, гениальная, между прочим, женщина, знаете, что сказала по поводу Ванечки? «Оставьте его в покое!» Ваня умный, любознательный, искренний, очень стойкий и мужественный, но потеря матери стала для него самой страшной трагедией, ничем невосполнимой утратой и в глубине души, где-то в подсознании он хочет быть только с ней и хочет этого больше всего, а раз её нет рядом, значит, надо попасть туда, где она...
― На небо...
― Возможно, именно поэтому наши усилия не дают должных результатов, других причин я не вижу. И я вот подумал, что ваш приезд, быть может, как-то повлияет... Вы же учёный, тем более астроном, попробуйте объяснить, что звёзды ― это просто газовые шары или что они там собой представляют... Космос совсем не моя стихия...
Вадим снял очки, достал из кармана салфетку, тщательно и вдумчиво протёр стёкла. Вставая, он протянул ладонь через стол:
― Всё понятно. Я смогу получить доступ на крышу?
Марат Яковлевич усмехнулся, отвечая на рукопожатие:
― Сможете!
Сначала Вадим поселился в гостинице неподалёку от медцентра, потом целый день носился по городу, но более-менее приличный телескоп в одном из магазинов пообещали доставить только через неделю, а к вечеру сменил Лизу Марковну в палате. Ваня был очень рад яркой космической энциклопедии, а ещё больше планшетному компьютеру с фантастическими фотографиями далёкого космоса.
В промежутках между процедурами, завтраками и обедами Вадим подробно и максимально доступно рассказывал о своей работе: установке нового телескопа, разных исследованиях и открытиях. Казалось бы, что может понять семилетний ребёнок об устройстве сложной оптики, диффузных туманностях или спектральном анализе, однако у Вадима получалось подбирать такие слова и сравнения, что даже медсестра Люся, весьма эффектная девушка, проделав всё необходимое, застревала в палате, слушая рассказы о тайнах и загадках Вселенной. Когда Вадим увидел любимицу своего сына в первый раз, то сразу же подумал: «Что она здесь делает?!». Такому идеалу женской красоты нужно не сходить с подиумов и сиять на глянцевых обложках дорогих журналов. Но видя, как она ловко и споро выполняет свою работу, как обворожительно улыбается, как смущённо отворачивается Ваня, когда она дотрагивается до его обнажённой кожи, понял, что вот именно здесь и нужна красота в первую очередь. Чтобы радовать, отвлекать от горечи и боли, дарить желание жить…
― Созвездие Лебедя, вот видишь,― Вадим увеличил картинку на планшете.― Это Денеб. Голубой гигант и самая яркая звезда в этом созвездии, он в тридцать пять раз больше нашего Солнца.
― Ничего себе!― сидя на койке, Ваня всматривался в схематичную карту.― А почему голубая?
Улыбаясь, Вадим погладил сына по голове:
― А я говорил почему. Вспоминай!
Ваня нахмурился, изображая сильную умственную деятельность, а потом хитро-прехитро сощурился и резко дёрнулся, смахивая ладошкой электрод с груди:
― Потому что очень горячая!
― Правильно. Чем моложе звезда, тем она горячее. Голубые звёзды самые молодые, а красные ― старые.
― А жёлтые?
― Ну они среднего возраста, просто взрослые, можно сказать…
― Ага-а-а! Я голубая звезда, ты ― жёлтая, а бабушка ― красная?!
― Выходит, что так.
Открылась дверь и, шурша пакетами, вошла Лиза Марковна, весёлая и заметно похорошевшая за последние дни:
― Кто красная? Я красная?!― дружный, звонкий хохот было слышно на другом конце отделения.
Слух о том, что на крыше одного из корпусов появился телескоп, разнёсся по медцентру со скоростью света. Главврач, которого за глаза сотрудники называли «наш Медвед» сначала жутко ругался, требовал убрать, мол, нарушение режима и всё такое, «тут вам не планетарий, а больница!», но весьма впечатляющая сумма в иностранной валюте, оказавшаяся на счёте клиники, моментально изменила его настроение. Правда, Вадиму и доктору Марату пришлось пообещать, что это временно, так сказать, в качестве эксперимента.
― Да-а-а!― восхищённо протянул Марат Яковлевич, отрываясь от окуляра.― От таких чудес могут быть только положительные эмоции! Вот сколько раз смотрел на небо, но чтобы так! Потрясающе!― Вадим довольно кивнул, и принялся менять цветные фильтры.
Две недели пролетели незаметно, да и с погодой повезло, как-то даже невероятно. Ночи были очень тёплыми и безветренными, а если днём и появлялась некая облачность, то к вечеру небо очищалось и, кроме светового загрязнения, наблюдениям ничего не мешало.
Ванюшка вёл себя идеально: не капризничал, отлично кушал, спал днём по нескольку раз, лишь бы только вечером или ночью, усадив в кресло-каталку, Вадим вывез его на крышу открывать новые космические горизонты.
Август ― прекрасное время для астрономических наблюдений. Поток персеид ― восхитительный, завораживающий любого наблюдателя звездопад, противостояние планет, яркие кольца Сатурна… Они вглядывались в лунные кратеры по вечерам, через специальный фильтр считали пятна на солнце и, всматриваясь в яркие туманности, гадали, какие же существа могут жить там, в бескрайних глубинах дальнего космоса.
Несмотря на то что эти уроки-лекции проходили при периодическом скоплении народа, ведь приходили и дети с родителями, и свободные сотрудники, и даже сам Медвед (как выяснилось, его так прозвали не за косолапую походку, кличка произошла от фразы «медициной ведающий») поднимался один раз полюбоваться метеорным потоком, Вадим наслаждался общением с сыном. Каждую минуту, каждую секунду он ловил его восхищённые взгляды, с готовностью отвечал на любые вопросы, сознавая при этом, что любой миг может стать последним.
Профессор-американец, светило детской кардиологии, прилетел консультировать маленьких пациентов, когда его уже никто не ждал. Клиника пригласила его ещё полгода назад, однако он не давал гарантий, что в ближайшее время, вообще, сможет приехать. Для Вадима и Лизы Марковны это была последняя надежда.
Вадим понимал английский отлично, свободно говорил, но из быстрой, хриплой и немного гавкающей речи тощего, лысеющего американца, почти ничего не понял ― сплошная врачебная абракадабра. «Светило» сделало паузу и уставилось сначала на Лизу Марковну, потом на Вадима:
― О'кей?!
― Надо оперировать,― доктор Марат одобрительно закивал. ― Ну мы и сами так думали.
― Но ведь…― Лиза Марковна утёрла слёзы.
― Это маленький, но шанс.
― И каков этот шанс? Если можно поточнее,― Вадим спросил на чистом английском, глядя «светилу» прямо в глаза.
― Мой прогноз не больше тридцати. Это лучше, чем ничего. Но решать только вам...
― Что?! Что он сказал?!― Лиза Марковна схватила Вадима за рукав.
― Он сказал, что мы должны дать разрешение на операцию.
Вадим шёл у каталки, крепко сжимая тонкие пальчики. За сутки до назначенной даты Ване резко стало хуже, и решили оперировать немедленно. Мальчик тяжело дышал: прозрачные трубки в маленьком носике, болтающаяся капельница... Когда остановились у лифта, Ваня вдруг открыл глаза:
― Папа...
Вадим наклонился, приказывая себе держаться во что бы то ни стало:
― Я здесь, сынок...
― Я знаю, где мама,― прошептал Ваня, улыбаясь. ― В созвездии Лебедя. Помнишь, ты говорил... где рождаются звёзды...
― Туманность Пеликан, возле Денеба...
Медсёстры застыли у открытых дверей грузового лифта.
― Ты не бойся, теперь я не заблужусь на небе, ведь я уже знаю дорогу, правда?
Колёса каталки лязгнули о порожек, Люся с силой отпихнула Вадима, железные двери сомкнулись.
Он плохо помнил похороны. Он, вообще, мало что помнил с момента, когда доктор Марат и американец подошли к скамье с застывшими, каменными фигурами ― его и Марковны. Они ничего не сказали, просто сняли свои медицинские шапочки. Сердце Ванечки решило остановиться. Оно устало мучиться и болеть…
Вадим уехал почти сразу. Марат, на прощанье, пообещал взять на работу одного из своих студентов, астронома-любителя, чтоб было кому заниматься телескопом. К Лизе Марковне приехала младшая сестра, и это позволило не тянуть с отъездом, потому как смотреть друг на друга без слёз было невозможно.
Графики, цифры, диаграммы, подборка новых данных по спектральному анализу... Вадим приподнял очки, зажимая пальцами уставшие от многочасового сидения за компьютером глаза. «Надо выпить кофе…»― мелькнула мысль. Он крутанулся на стуле и потянулся к чайнику. В этот момент послышались быстрые шаги и дверь операторской широко распахнулась ― влетел Хосе, молодой и весьма перспективный аспирант из Мадрида:
― Вадимас! Вадимас! Уна нуэва эстрелла! Лос датос пара ла ультима ноче!
Хосе хорошо говорил по-русски, но на родной язык переключался часто, особенно когда волновался.
― Что ты сказал? Новая звезда?! Вчера ночью?!― Вадим улыбнулся.
Подкатив ещё один стул, маленький, шустрый Хосе бухнулся рядом и схватил «мышь»:
― Альфа Лебедя! Пеликан! Вот смотри, Вадимас! Вчера в три семнадцать засекли! Молодая, яркая и такая голубая! Красотка! А ведь это ты на этот сектор телескоп программировал, значит, она твоя!
― Проверить надо, может кто-то раньше нас успел…
― Я проверил, не успел!
― А вчера к-к-акое было?― спросил Вадим, почему-то заикаясь.
― Двенадцатое!
― Сорок дней...
― Что ты сказал?
Вадим отвёл глаза и отмахнулся:
― Ничего...
― Так я сгоняю, пока светло, да?! До темноты как раз обернусь! Не каждый день звёзды открываем! А ты думай, как назовёшь и данные все передай, пока спутник в нашей зоне!
Пока Хосе ездил в посёлок, Вадим все проверил и перепроверил несколько раз. Сходилось. Но поразило и поставило в тупик другое. Два с половиной года назад они тоже открыли новую звезду в этом же секторе, только она была бело-жёлтой, а не голубой. И по всем расчетам выходило, что это двойная система, а голубой карлик заметили только сейчас. Когда он сопоставил все даты, то, отъехав от стола с мониторами, сжал виски, зарываясь пальцами в волосы. Жёлтая звезда, которую уже внесли во все каталоги и присвоили номер, была открыта на сороковой день с момента смерти его бывшей жены.
Хосе уже звучно храпел на диване, когда Вадим вышел на свежий воздух. Здесь было хорошо, хоть и довольно прохладно. Полная тишина и полная темень. Только небу позволено светить над территорией обсерватории. Никаких фонарей, лампочек, кроме редких красных, экранов мобильников и тем паче, автомобильных фар. Любой отблеск с земли во время наблюдений уничтожает всю работу астронома напрочь. В обсерваториях чужих не любят...
Вадим прошёлся по плиточной дорожке и растянулся на узкой скамеечке, закинув руки за голову. Ночное небо, здесь, на высоте более полутора тысяч метров над уровнем моря было великолепно. Впрочем, как всегда... Он быстро нашёл созвездие Лебедя и Денеб, хотя туманность Пеликан разглядеть без оптики невозможно. Разумом он прекрасно понимал, что эти две звезды были там давным-давно: миллионы и миллиарды лет, но сердце не хотело этого признавать и не признало. Слова слетали сами собой, наполняя душу ощущением чуда: непостижимым и прекрасным, как сама Вселенная:
― Ты добрался, мой мальчик. Не заблудился...
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
