Прошипел баллончик, выпуская из носика облачко взбитых сливок. Баллончик плавно двинулся, повторяя контур тела. Розовая пышная линия сделала круг, прервалась, уронив в его середине пышную розовую точку. Пошла дальше, плавно нырнула, и круто взбежала вверх, откуда уже плавно протянулся длинный, розовый лампас, упоительно пахнущий клубникой. Создатель этой картины полюбовался на своё творение, наклонился, и добавил эффектный штрих, выделив каждый пальчик на ноге аккуратной крапинкой. Потянулся к тарелке на маленьком столике, взял оттуда вишенку, и вдавил в розовое облачко в центре окружности.
— Ты собираешься всё это съесть? — спросили творца, и он взял за хвостик ещё одну вишню. Пристроил симметрично первой.
— Как думаешь, куда бы положить вот это? — он показал алую клубнику, взятую с тарелочки. Неторопливо поводил клубничиной, словно в нерешительности, по коже, вдоль пышных розовых линий. Остановился, обвёл по контуру огненно-рыжий треугольник, и бережно пристроил ягоду в гнёздышке тугих завитков.
— Чёрт побери, — она выгнула спину, и вишенки спрыгнули одна за другой. Розовые окружности приобрели дивный контур и объём. — Чего ты ждёшь?
— А кто сказал, что на третий заход не подписывался? — он поднял клубничину, и медленно прожевал. Она зарычала. Он засмеялся и окунул лицо в розовое облачко.
***
— Глянь, это хмырь с куклой. Тот самый. — Брат Викентий пригнулся за рулём. Их массивный автомобиль стоял у тротуара в ряду других, припарковавшихся у здания полицейского управления.
Из новенького кабриолета выбрался человек в лёгких брючках и светлом пиджаке с подвёрнутыми рукавами. Вслед за ним показался тип, названный хмырём.
— И эти туда же, — брат Базиль на заднем сиденье вытянул шею. — За нашим Альфредом потянулись. Подрезать их?
— Я тебе подрежу. Он сказал — сидеть и ждать.
Брат Викентий потрогал шишку на лбу, прикрытую банданой. Брат Альфред не оценил полученных на службе Ордену увечий, и прибавил ещё от себя. Скрыть шишку, пульсирующую на голове, как полицейская мигалка, не стоило и стараться. Учитель молча выслушал, так же молча ухватил его за палец, и брату Викентию небо показалось с овчинку. «Нехорошо, брат», — выговаривал учитель, пока ученик корчился на полу, удерживаемый за кончик мизинца. — «Нехорошо».
— Что-то он долго. Не случилось бы чего, — брат Базиль заёрзал на сиденье.
— Следак ещё не пришёл, — процедил Викентий. Он даже знал, почему. Что поделать, как говорится, за что боролись.
Двое из кабриолета взошли на крыльцо полицейского управления и исчезли за дверью. Брат Базиль тяжело вздохнул, и устроился поудобней на упругой коже сиденья. Брат Викентий проводил недобрым взглядом хмыря в клетчатой рубашечке, бережно потирая контуженный мизинец. Сустав не пострадал, пострадала честь. Он подвигал бровями под банданой, где жила своей жизнью заработанная на службе блямба, удручённо вздохнул и продолжил наблюдение.
Брат Альфред прикрыл глаза. Тихое гудение приборов, шум шагов в коридоре, голоса за тонкими стенками помещений полицейского управления сливались в один, ровный, неощутимый, как воздух, шум. Кабинет следователя был пуст. Пустая, стандартная комната, заставленная стандартной мебелью эконом-класса.
Альфред, Высший магистр Ордена Белой Розы, сидел тихо. Так тихо, что вначале слышал биение своего сердца, ток крови в ушах, дыхание, равномерно поднимающее его грудь. Потом все эти шумы слились с шумом окружающего его пространства, проникли в него, как он проник них. Через какое-то, неопределимое для наблюдателя, время они слились в единое пространство материальных сущностей, бывшее здесь так долго, что оно стало одним организмом. Со стороны казалось, что человек на потёртом от времени офисном стуле просто дремлет. Проходящие по коридору служащие перестали его замечать. Он дышал в одном ритме с окружающей обстановкой, и был так же привычен, как стул, на котором сидел. Вот дверь, её створка покрыта лёгким слоем пыли, осевшей на засохший слой чистящего средства, плохо смытого уборщицей. Вот комната, окно плотно закрыто, только отверстие для проветривания тихо посвистывает, пропуская воздух, и тот медленно смешивается с атмосферой помещения. Шкаф с неплотно прикрытой дверцей, одна петля заедает. Это шуруп, он криво ввинчен в панель искусственного дерева. Вот стол, на столе нечто бумажное, похоже на салфетку. На салфетке рамочка под мрамор. В рамочке фото молодой женщины. Коммуникатор закрыт и работает в ждущем режиме.
Брат Альфред поднялся со стула. Плавно шагнул к двери. Коридор был пуст, пролетавшая на бреющем полёте заблудившаяся муха ткнулась с разгона в ногу магистра, ошалело зажужжала и кувыркнулась на имитирующие камень плитки пола. Он положил ладонь на дверную ручку. Тихо надавил. Замок неслышно щёлкнул, язычок послушно втянулся, дверь открылась.
Он вошёл в кабинет. Дверь закрылась за ним. Кабинет действительно был пуст. На столе лежала салфетка, стояла рамочка с фотографией. Коммуникатор тихо гудел на пределе слышимости. Посвистывал на бешеной скорости крохотный волчок, сердце электронной начинки. Брат Альфред вышел в центр квадратной, заставленной убогой офисной мебелью, комнаты. Закрыл глаза. Магистру его уровня не нужны были ритуальные рисунки, с ползаньем на коленках по полу и пачкотнёй рук мелом. Настоящий мастер обойдётся без этого.
Он поднял руки и развёл в стороны. Кабинет был засорён. Очень засорён. Если бы его посетители и обитатели, бесчисленные полицейские всех рангов, возрастов и комплекции, могли видеть то, что видел сейчас Высший магистр, они выбежали бы отсюда, зажав уши и носы. Но им не помогла бы никакая уборщица со шваброй и набором чистящих средств. Потому что это была грязь времени. Многолетние наслоения, оставленные людьми, их душами разной степени чистоты.
Он задышал ровнее, пошевеливая пальцами. Невидимые нитки двигались вместе с ними, перемещая слои невидимого обычным глазом пространства. Он был паучком, сидящим в центре только свитой, новенькой паутины, и тихо тянул за паутинки, проверяя их на упругость. Паутинка дёрнулась, задребезжала. Тонко пропела тягучую, невыносимую ноту. Брат Альфред открыл глаза. Его вырвало из транса так внезапно, что у магистра закружилась голова. Дверь открылась, и вошли двое. Он застыл на месте, успев опустить руки и нацепить выражение заблудившегося посетителя. Человек в лёгком светлом пиджаке с подвёрнутыми рукавами и летних брючках прошёл к столу и остановился. За ним маячил другой человек, пониже рангом. Ибо Высший магистр узнал бы своих собратьев даже с закрытыми глазами. Даже если бы не знал их по портретам, взятым из закрытых файлов в сети. Отступники. Приспособленцы.
— Э-э, — первый, в летнем пиджачке, остановился. Он явно собирался что-то сказать. Второй наткнулся на него. На лице его отразилось недоумение первого.
Брат Альфред улыбнулся. Его вырвали из транса, но паутинки ещё вибрировали. Остатки паутинок, потому что нельзя не отдать должное вошедшим. Один из них был неплох.
Высший магистр молчал, собираясь с силами. Первый из вошедших глянул на него в упор, словно только что осознал его присутствие. Второй заморгал, оборачиваясь кругом.
Паутинки задвигались, натянулись, неслышный, невыносимо тягучий звук поднялся к потолку, поменял тон до визга. Потом лопнули, и на брата Альфреда обрушился ледяной душ. Он инстинктивно сжался, втягивая внутрь раскинутые по пространству щупальца ощущений. С трудом поднял глаза, увидел позеленевшее лицо второго и застывшее, как посмертная маска, лицо первого. Кто из них окатил его, понять было невозможно. Высший магистр невероятным усилием воли взял себя в руки, хотя всё существо его вопило об опасности и необходимости бегства. Он сконцентрировался до того конечного состояния, что давалось лишь немногим избранным в ордене, и снискало ему подлинное уважение всех магистров и даже членов совета. Сейчас или никогда. Один удар, и парочка соперников выйдет из строя.
***
Она отпустила его. Тихо гудели струны висящей на стене гитары, лёгкий ветерок из открытого окна поднимал прозрачное полотно занавески. В стену привычно колотила сухим кулачком соседка, безнадёжно старая дева. Он вздохнул, перекатился на спину. Занавеска поднялась невесомым парусом и опала. Тихо тикали старинные часы на стене. Гитара затихла, кулак соседки в последний раз стукнул в стену.
— Такого фейерверка я ещё не видела, — пробормотала она, лениво подняв руку и рассматривая ногти. Маникюр опять пришёл в негодность. — Надо почаще тебя бросать.
Он потянулся, с силой потёр лицо. Сел, опустив ноги на коврик у кровати. На вытканном шёлковой ниткой коврике целовались голубь с голубкой.
— Мне нужно идти.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Ты точно ненормальный, — проворчала она, зарываясь лицом в простыню. — Убирайся. Дай мне поспать.
Он наклонился, провёл ладонью по спутанной рыжей гриве. Она дёрнула плечом. От неё пахло клубникой.
— Ты выйдешь за меня?
— Я пока не сошла с ума.
— Я пошёл.
— Иди.
Он вышел из комнаты, она подняла голову, проводила его взглядом и опять уткнулась лицом в постель, улыбаясь в простыню.
***
Исчез кабинет, исчезла дешёвая, потёртая мебель, провалился в небытие стол с рамочкой и коммуникатором, оставив по себе лишь воспоминание. Осталась лишь пустота, заполненная сгущавшимся напряжением натянутых до предела нитей невидимого пространства. Сейчас.
Внезапно наступила тишина. Полная, глубокая, всепроникающая тишина, в которой остались лишь три жалкие фигурки, заблудившиеся посреди пустого пространства. Человек по имени Альфред почувствовал себя проколотым воздушным шариком. Сила исчезла так внезапно, будто её никогда не было. Пустота охватила его, холод одиночества проник прямо в душу, дрожащую душу маленького ребёнка. Он открыл глаза. Они были открыты. Он посмотрел глазами обычного человека. Он стоял посреди кабинета. Луч света от окна не сдвинулся ни на йоту. Ему показалось, что прошла вечность, но на деле едва несколько секунд, несколько ударов сердца. Напротив двое, они таращат выцветшие глаза, и вид у них как у рыб, вытащенных на сушу. Он судорожно вдохнул. Ничего. От недавней концентрации не осталось и следа, но и соперники выглядят не лучше. Очевидно, они погасили удар друг друга. Он не слышал о таком, но знал, что это возможно. Теоретически. Не доказано на практике никем. До сих пор.
Дверь отлетела к стене, теперь он не мог слышать её движения, и только увидел, как в кабинет входит ещё один человек. Человек в выглаженном тёмно-синем костюме и аккуратном сером галстуке. Хозяин кабинета.
— Простите, мы увидели, что дверь открыта, и вошли, — проблеял тип в лёгком пиджачке, и Альфред оценил его мужество. У него самого ещё стучали зубы.
— Простите, я вошёл первым. Это моя вина, — любезно перебил он. — Дверь открылась, и такая оказия… — он развёл руками, виновато улыбнувшись холодными губами. Человек в клетчатой рубашке, спрятавшийся за спиной собрата, глянул на него с испугом. Тип в летнем пиджаке растянул бледные губы в подобие улыбки.
***
— Раз пришли, не гнать же вас, — любезно отозвался хозяин кабинета, и брат Альфред почувствовал невыразимое облегчение. Словно с души упал неподъёмный камень. — Кто первый?
Двое, потоптавшись, двинулись к двери, и проводивший их взглядом Высший магистр физически ощутил тянущееся за обоими липкое, душное облако, выделяемое людьми, только что избежавшими опасности. То же, что окружало сейчас и его.
— Что за представление вы здесь устроили, господа? — раздался голос за его спиной, и брат Альфред вздрогнул.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Пограничник
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Доктор Пауз
