Бюрократия изгнания

- Вы знаете, это поразительно! Нет, я серьезно. Среди множества идиотов, которые мне встречались в жизни, Вы из них положительно выделяетесь даже не уровнем своей тупости, нет, скорее уникальной ситуацией, которую Вы создали. Это просто невероятно. Знаете, это как создать молоток, который абсолютно не предназначен для того, чтобы вбивать гвозди. Это как… Забыл, прибор для предсказания бурь? Не напомните? Им еще моряки пользовались, я в книгах читал?

- Барометр? – подсказал бледноватый усатый человек, сидящий рядом с полковником. Глубокое кресло стушевывало впечатления от его роста, который был действительно впечатляющим. Кроме того, человек был среднего телосложения, что при этом росте давало впечатление худобы.

- Вот именно. Барометр, который не реагирует на изменение давления.

- Он разве меряет давление? – решил подать голос человек среднего роста, немного пухловатый, которого отчитывал сейчас полковник.

- Он измеряет атмосферное давление, - сказал полковник с акцентом на измеряет.

- Мы уходим от темы, - тихим голосом сказал бледноватый усач.

- Совершенно верно, ближе к делу. Так вот Вы не справились с единственной работой, которая была поручена Вам, как специалисту по продовольственной безопасности нашего города. В отличие от многих похожих специалистов, у Вас была только одна обязанность – обеспечить продовольственный запас для двух месяцев. Это все, что Вам нужно было сделать. Сколько Вы занимаете этот пост?

- Четыре года.

- Четыре года. И Вы не смогли сделать то, что требовалось от Вас.

- Но у меня было множество других обязанностей! Я не могу уследить за всем.

Бледный подался вперед.

- Даже не смейте оправдываться. Даже не пытайтесь. И хоть формально Вы подчиняетесь администрации города, но усадили Вас сюда мы. И учредили этот пост тоже мы. И написали для Вас обязанности тоже мы. А точнее я. Именно я знаю, что Вы должны делать, а что нет. Вы не сделали нихрена.

Полковник удивленно посмотрел на бледного. За все время их знакомства, а это без малого десять лет, он впервые услышал от него ругательство. Его действительно разозлили. Несмотря на правоту бледного, он все же чувствовал гораздо больше общего с этим несчастным функционером, который сидел в кресле, опустив глаза вниз. Несмотря на его сломленный вид, настоящего раскаянья в нем не чувствовалось. Он просто получал нагоняй от очередного начальника за то, что работал как все. Точнее, никак. Ему не привыкать. Он даже не подозревал, насколько сильно эта ситуация отличалась от других, ей подобных.

Усатый смотрел на Хомякова, майор смотрел на усатого, Хомяков пытался смотреть в пол, однако иногда поднимал глаза на них двоих, чтобы удостовериться в том, что он все еще является объектом пристального наблюдения.

Усатый не отрывал глаз и продолжал сверлить его взглядом, что естественно приводило Хомякова в состояние потерянности, которая может и сменилась бы вспышкой гнева в один прекрасный момент, но слова майора дали понять Хомякову, что в данной ситуации ему лучше смириться с решением суда, который сейчас точно проводил усатый.

- Послушайте, Антон Владимирович, - решил разрядить обстановку майор. – Хватит пытаться сжечь бедного Сергея Владимировича глазами. Это Вам не удастся, и времени у нас тоже немного.

- Я знаю, - на лице впервые названного по имени Антона Владимировича появилась гримаса презрения, при этом он отвел взгляд, хотя и начал обращаться непосредственно к Хомякову.

- Уважаемый Сергей Владимирович, - удивительно, но в его словах не было того яда, который следовало бы ожидать от человека, лицо которого было настолько сильно перекошено презрением к собеседнику. – Объясните нам, какие именно факторы привели к тому, что вы все просрали?

- Ну… Антон Сергеевич…

- Владимирович, - подсказал майор.

- Не важно, продолжайте, - вздохнул усатый.

- Антон Владимирович, понимаете, у города сейчас с бюджетом накладка, мы пытались как-то это выровнять…

- Деньги вашей организации шли из частных фондов, какой еще бюджет, что ты несешь? – майор начал повышать голос.

- Простите, а какое отношение к этому имеют военные?

- Скажем так, это совместная с администрацией инициатива.

- У меня по документам указаны только частные фонды, которые…

- Замолчите оба, - прервал усатый. – На заседании можете использовать свой канцеляризм сколько угодно. Вы даже не представляете, как сильно вы облажались и что вам грозит за такие промахи.

Было видно, что майор напрягся и даже немного подался вперед, опираясь на подлокотники кресла.

- Вы знаете где находится городской парк?

- Конечно знаю, я же родился здесь.

- Прекрасно. Примерно около семи часов вечера вам позвонят и пригласят на встречу в дом, который находится около этого парка, там находится одно из наших управлений. И там мы будем решать, что делать дальше.

- Антон Владимирович, - вмешался майор. – Вам не кажется, что это будет излишним? Даже через чур, я бы сказал.

На секунду усатый задумался.

- Да, пожалуй, Вы правы, не следует приходить туда, просто придите в парк в семь часов. Решение мы сообщим Вам по телефону.

- Прошу прощения, - Хомяков выглядел очень подавленным. – Но зачем мне приходить в парк, если решение будет… Ну по телефону…

- Потому что не думаю, что оно будет в Вашу пользу, - с этими словами Антон Владимирович поднялся и направился к двери, майор последовал за ним, ни разу после слов усатого так и не взглянув на Хомякова.

После того, как человек, который, казалось, не отрывая пяток мог дотянутся до потолка, находящегося на трехметровой высоте, в кабинете стало очень пусто.

Через пять минут в него вошла секретарь средних лет, которая все время встречи провела в напряжении не меньшем, нежели сам Хомяков. Ей очень нравился ее начальник и она переживала из-за перспективы его увольнения.

- Сергей Владимирович? – на ее лице было выражение крайней озабоченности. – Все в порядке?

Сергей Владимирович подавил желание грубо послать сотрудницу и решил не срывать на ней злости.

- Ну, пока не знаю, сообщат позже, Вы по делу?

- Ну, у меня знакомый в милиции работает, может сможет помочь, - выражение озабоченности сменило выражение готовности проявлять заботу и взять под крыло нерадивого директора.

- Нет, спасибо, не нужно ни милиции, ни кого-нибудь еще. Спасибо.

- Хорошо, но если что…

- Если что не будет, уже почти закончился рабочий день, можете идти домой пораньше.

Дверь за секретарем закрылась. Хомяков еще некоторое время слушал, как она выключает компьютер с характерным звуком завершения работы, как она достает из холодильника несъеденный обед, который взяла из дома, как собирает сумку, как одевается, как начинает звонить кому-то по телефону и даже небольшое начало неразборчивого разговора, который прервался закрытием двери. Он остался в офисе один.

Хомяков посмотрел на часы – пять тридцать. Действительно рано. Сотрудники всегда собирались домой без десяти шесть, при окончании рабочего дня в шесть и это было нормально, он никогда не был против и сам собирался примерно в это время. Остальные сотрудники, коих было еще пять, находились ближе в коридорчике, который от офиса директора ограждала приемная. Даже если бы они собирались сейчас домой, он бы не услышал. Таким образом, он остался совершенно один.

Домой было ехать бессмысленно, дорога заняла бы не менее получаса, может даже минут сорок, при том, что сейчас был час пик. Он понимал также, что лучше послушаться приказного тона усатого и выполнить нелепую просьбу подождать решения в парке.

Ну что же, если им хочется дополнительного драматизма, пусть так. Тем более, что погода была очень приятная, летняя и светило солнце. К тому же, он давно не был в парке.

Однако он не собирался пустить дело на самотек и решил позвонить своему, если не начальнику, то человеку, который курировал данное направление от администрации и имел достаточное влияние. Этот же человек был ответствен за срыв плана не меньше самого Хомякова, благодаря чему, выкупил неплохую квартиру сыну в новостройке.

- Дмитрий Олегович, привет, Хомяков беспокоит. Слушай, тут приходили ко мне какие-то военные с каким-то длинным усатым Антоном Владимировичем, обвиняли меня во всех смертных грехах… Ну ты сам знаешь в каких. И грозили чем-то не понятным. Сказали в парк прийти как школьнице к семи. Что это такое? Ты вот можешь мне прояснить? Что это за длинный? При чем тут военные? И как ты будешь из этого выкручиваться?

- Я буду выкручиваться?

- Конечно, меня то они взяли за причинное место, думаешь тебя не возьмут? Ты то рыбка побольше. Я-то под суд пойду, но и тебя туда тоже притащу, а как ты думал? Давай решать, как будем выкручиваться.

В трубке послышался вздох. Голос говорящего стал тише и как-то обреченнее.

- Послушай, Сергей, - было странно не слышать от него отчества, по которому они традиционно обращались друг к другу. – Ты не понимаешь. Этот усатый…  В общем, тут схема достаточно запутанная, но как я понял, у него много компаний, маленьких и разных, и много разных фондов. Он во многом этот город финансирует. И финансирует также многие проекты, инфраструктуру развивает, у него большие связи как с верхушкой, так и с военными. И с этими военными у них какие-то свои договоренности и проекты, вместе с этой самой мэрией. А так как деньги его, то и отвечать ты будешь скорее перед ним, как он скажет, так и будет. В тюрьму может и не пойдешь, может просто уволят.

- А почему я о нем не слышал раньше и не видел его ни разу?

- Ну а кто ты ему? Никто. Вот и не видел. И я ему никто. Слушай, может еще обойдется, - голос звучал не так ободряюще. – Может он перетерпит, может убедят. С должности снимут, но, чтобы скандала большого не было на этом все и закончат. Держи меня в курсе. Хорошо? Мне бежать надо, мне звонят. Счастливо.

На этом разговор закончился.

Хомяков, который уже готовил свою версию для дачи показаний, хотел все же обсудить ее со своим товарищем, однако, когда Хомяков попытался перезвонить, номер оказался занят. Через пятнадцать минут же и вовсе выключен. Отбросив попытки добиться соединения, Хомяков решил все же последовать абсурдному приказу и направиться в парк. Тем более, что Дмитрий Олегович уже наверняка пакует вещи и направляется вон из города. Хомяков некоторое время обдумывал такой вариант побега, но потом пришел к выводу, что они явно пока не хотят подавать на него в суд, иначе уже вызвали бы соответствующие органы. Значит они просто хотят поговорить, вернуть деньги, возможно с некоторой надбавкой, уволить его и отпустить на все четыре стороны. А пустись он в бега, они могли также не быть милосердными и уже обратиться в суд.

Сама мысль о том, что его будут вычитывать как мальчишку и грозить чуть-ли не пальцем вызывала в нем справедливый прилив гнева и боль гордыни, которой готовился большой удар. Но, будучи человеком больше благоразумным, нежели импульсивным, свою гордыню Хомяков сумел побороть и решил выработать для себя тактику поведения.

Она заключалась в следующем. Он ничего не будет отрицать, когда его будут спрашивать. На вопрос, почему он забрал деньги из фонда, который должен обеспечивать продовольствием город в условиях изоляции и чрезвычайного положения, он просто скажет о том, что мы живем в мирное время, чрезвычайных положений и происшествий, которые бы требовали полной изоляции города отродясь не было и вряд ли предвидится, а сам он рассматривал данный фонд скорее, как очередную блажь администрации, коррумпированной и без него, кстати говоря. А, следовательно, воровал он не у тех, кто предъявлял ему обвинения, и не у народа, а у тех же коррумпированных деятелей.  Звучало не слишком правдоподобно, тем более, что ситуация с коррупцией на самом деле обстояла не настолько плохо, как он пытался представить, более того, считалась очень плохим тоном в самой среде администрации. Но образ коррумпированного по самые уши чиновника, который уже давным-давно бытовал в умах простого населения, наверняка должен сыграть свою роль.

Имея хоть какую-нибудь схему поведения уже можно было вздохнуть более-менее с облегчением и идти навстречу неизбежному. В конце концов, это была лучшая подготовка, которую он Хомяков мог сделать в столь короткие сроки. Она была сбалансирована. Таким образом и вина сама по себе не отрицалась, и высказывалась отсутствие информации о настоящих владельцах фонда, и выражалось недоумение их ролью.

Выключив компьютер, уже бывший директор фонда независимого продовольственного резерва взглянул на карту города с окрестностями, которая висела на стене прямо перед его столом.

Сам центр города представлял собой кольцевую систему, если смотреть с высоты, например, воздушного шара или на план города. В отличии от многих современных городов в сране, этот город представлял собой сеть дорог и улиц, которые составляли три кольца. Первое кольцо представляло собой широкий шестиполосный проспект и начиналось непосредственно в центре города, объединяло несколько больших улиц и проулочек, диаметром около двух километров. Второе кольцо находилось на расстоянии около четырех километров от первого и также представляло собой шестиполосный проспект. Последнее кольцо фактически закрывало собой черту города и находилось на расстоянии примерно десяти километров, но, в отличии от похожих дорог в других городах, не являло собой эстакаду. Данный проспект находился прямо на земле, хотя и на некоторой возвышенности, которую создавал холмистый искусственный рельеф, обрамлявший город.

От первого до последнего кольца шли также широкие проспекты, которые делили весь город как бы на четыре сектора. Таким образом, получалось восемь районов, не считая центра, в которых размещались офисные здания, производства, жилые дома. Благодаря низкой плотности населения, хорошей системе общественного транспорта (метро примерно повторяло линии основных проспектов) и широким дорогам, путь из разных точек города составлял менее часа.

Несмотря на систему колец, сам город, как и дороги сложно было бы назвать ровным кругом, хотя именно такой замысел прослеживался в идеях проектировщиков города. Примечательно, что за чертой города не находилось абсолютно практически никаких многоквартирных или частных домов. Все они находились около края последнего кольца. Достаточно большая площадь города для населения всего в миллион человек компенсировалась низкими зданиями, самые большие из которых, за некоторыми исключениями, были в десять этажей высотой.

С одной стороны, город обрамляли возвышенность и река за ней, за рекой, в свою очередь шло поле и лес. Остальные стороны города также были скрыты холмами и густым лесом на некотором отдалении за ними. Таким образом сам город находился как бы в низине, окруженной холмами. Это способствовало тому, что даже в самую ненастную погоду ветра в нем практически не ощущалось.

К нему вело несколько дорог, но только одна была действительно оживленной. Сам же город находился как бы

Ему действительно нравился этот город, хоть он и ловил себя на мысли, что в нем есть что-то странное и неправильное. Может такое впечатление составляли угрюмые люди вокруг, может быть, дело было в местоположении города, в котором практически никогда не чувствовалось дуновение ветра, а может, дело было в через-чур тщательной планировке. Но здесь была его семья, здесь он вырос сам и очень редко покидал пределы этого города.

Взяв портфель и закрыв кабинет, Хомяков покинул офис, сел в машину и направился в парк.

Было около половины седьмого, когда он сидел на лавочке на краю парка и разглядывал высокие ворота входа, а также здания за оградой. Парк находился практически в самом центре города во внутреннем кольце, и имел площадь достаточную, чтоб в нем заблудиться, оказавшись там в первый раз.

За самим парком, как раз напротив Хомякова, открывался вид на площадь и трехэтажное здание с большими колоннами у входа. Вид из окон как раз открывался на парк.

Хомяков уже допил кофе, который он купил навынос и чем дольше он ждал, тем больше в нем закрывалось сомнений и тем больше росла в нем злоба. Он в упор не видел повода, почему бы им не сообщить о решении по телефону, или на следующий день в офисе или, на крайний случай, не позвать его к себе в офис.

Его нетерпение росло, хотя и несколько смягчалось теплым весенним солнцем, которое уже вошло в свою силу и достаточно хорошо грело.

Было без десяти семь, когда около него на лавочку присела девушка невысокого роста, с короткой стрижкой и темными волосами. Сама она была немного бледновата, у нее были серые живые глаза, острый немного вздернутый нос, острый подбородок, высокие скулы и достаточно худое лицо. Над верхней губой, если присмотреться, виднелись небольшие дырочки, которые бывают после того, как снять сережки и долго их не носить.

Она была одета в светлое в цветочек платье, в руках держала внушительных размеров черную женскую сумку, на ногах были черного же цвета туфли без каблуков.

- Сергей? – спросила она без тени улыбки, направив на того серьезный взгляд. Голос у нее, несмотря на жесткость взгляда, был достаточно мягкий.

- Да, а Вы…

- Я к Вам от Антона Владимировича.

- Антона…

- Да, того самого, который сегодня приходил к Вам.

- Ах да, много Владимировичей развелось, не уследишь за всеми, - улыбнулся через силу Хомяков.

Девушка производила на него приятное впечатление и ему захотелось общаться с ней как можно вежливей, несмотря на то, что сейчас она представляла скорее опасную для него сторону.

- Да, и правда, - улыбнулась в ответ девушка. – Может быть кофе? Мы можем продолжить разговор за ним.

При этих словах девушка поднялась со скамейки, повесив на плечо сумку.

- Только давайте возьмем на вынос и продолжим разговор здесь.

Путь туда и обратно занял не более десяти минут, за это время они не обмолвились ни словом, она лишь один раз, как показалось Хомякову, с настороженностью, взглянула на дом с колоннами, точнее, на окна этого дома.

Они вернулись на скамейку, на те же места, которые занимали ранее, как будто это могло вернуть тот приятный оттенок разговора, который обещал закончиться весьма плохим впечатлением друг о друге. Впрочем, такие щепетильные моменты, не свойственные Хомякову, для девушки казались и вовсе чужды, она сразу достаточно быстро продолжила разговор в достаточно шокирующем и непредсказуемом русле.

- Сергей, к сожалению, ситуация для тебя сложилась очень неприятная. Скажу без обиняков, очень грустная.

- Дело в том…

- Твои оправдания не имеют значения, важны лишь последствия. Не все номинальные с виду должности на самом деле таковыми являются и иногда обязанности все же нужно выполнять. Сам того не зная, ты не выполнил обязанности, очень важные для этого города. По сути, в случае катастрофы именно ты станешь источником хаоса и голода…

- Извини, ты не представилась и момент, когда мы перешли на ты, я тоже благополучно упустил…

- Твоей безалаберности оправдания быть не может, и никто тебя оправдывать не собирается.

- Да и хрен с ним с твоими оправданиями, у меня были пару мыслей о том, что сказать, но ты же несешь полный бред и слова мне не даешь вставить! Какая катастрофа, какой хаос, если у нас нет ни кризиса, ни войны, ни глобального потопа? Откуда он может прийти? Не надо делать из мухи слона, да, я воровал, да, я воровал из тех денег, которые были предназначены для закупки продовольствия! Ну так судите меня! Но в то же время выслушивать высокопарный бред про то, что во мне сосредоточилось все зло мира я не намерен! – с этими словами Сергей Владимирович Хомяков грузно поднялся со скамейки, бормоча под нос проклятья и направился к выходу из парка.

- Катастрофа, хаос, да в каком мире она обитает? Я-то думал, что буду разговаривать серьезно, пытаться договориться, а тут… Если они думают, что кому-то ударила в голову тревога за будущее и он решил побыть спасителем из-за избытка денег и эмоций, то нужно быть готовым к тому, что другие могут воспользоваться этим по-своему, кучка идиотов-моралистов. То же мне, великие вершители…

Такими и подобными им речами, произносимыми сугубо в полголоса, он сопровождал свою дорогу к машине, которая находилась метрах в стах от входа в парк. Когда он преодолел около половины пути зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но он знал, кому он принадлежит. Если эта благочестивая девчонка решила продолжить свои идеалистические нотации, он не намерен быть их целью. Пусть идет к своему шефу, и они занимаются там духовно-моральным коллективным онанизмом. Он при этом быть объектом данного ненормального вожделения отказывается.

Когда он практически дошел до машины, телефон зазвонил еще раз. На этот раз это был его коллега по несчастью и в прошлом лучший друг – Дмитрий Олегович Окопчик. Они познакомились еще в институте и выпили не один литр горячительных напитков. Когда-то они чуть не братались и клялись быть верными друзьями, но со временем, как, впрочем, и бывает чаще всего с такими «верными» друзьями, оба выросли, у обоих появилась работа, оба стали более-менее большими начальниками и их отношения перешли скорее в разряд конкурентно-сообщнических. Сообщниками они были потому что воровали вместе и покрывали друг друга, конкурентами потому что пытались доказать один одному превосходство, даже в мелочах, таких как дороговизна обручальных колец, размер зарплаты, количество подчиненных и тому подобные вещи. На самом деле, таким образом их дружеское подтрунивание молодости трансформировалось в обычный стиль хвастливого общения. По сути – это единственный нюанс, который их хоть как-то сближал.

- Да, Дмитрий Олегович.

- Сергей, привет, все хорошо? – голос был запыхавшийся.

- Ну, как тебе сказать, они там все герои-благочестивцы? Тебя они не пытались обвинить в том, что ты ел младенцев? Судя по всему, я сожрал полгорода в их глазах.

- Сергей, вернись в парк.

- Еще чего. Во-первых, она наверняка уже смылась плакаться к своему усатому боссу. Во-вторых, если хотят – пусть подают в суд, мне плевать. Заодно судья поинтересуется потребностью выделения бюджетных денег на подобные проекты. Вот пусть ему и доказывают, что хотят.

- Никто не будет подавать на тебя в суд, если бы хотели, уже сидел бы ты у следователя. Вернись в парк, они тебе хотят сделать предложение. И ты на него согласишься. Слушай, ты можешь засунуть свой язык в рот, закрыть его зубами и послушать минут пять эти псалмы о духовности? Она тебе все объяснит.

- А если нет, что они сделают? В суд они подавать не собираются.

- Ты сможешь сохранить деньги.

- Да ну? Каким это образом? Они отвернуться от ворованных денег в святом отвращении? Просто скажут, как сильно меня презирают и что им стыдно за меня? Дима, не дури. Они тебе сказали, что простят, если ты на меня надавишь? Ты поэтому меня донимаешь?

- Да, поэтому. И мои деньги они тоже пообещали сохранить. Наступи на свое раздражение и иди в парк.

- Ладно. А она еще там?

- Да, она сидит там и ждет тебя. Зовут ее Мария, как твою жену. Капучино ей возьми.

- Ладно, возьму. А ты вонючий трус и предатель. Не знаю, как тебя еще назвать.

- Да как скажешь, будет еще время слова подобрать. Давай живее, Мария долго там сидеть не собирается. И корицы добавь.

- Я ей…

Окопчик положил трубку, не дождавшись окончания фразы.

Вздохнув, он развернулся и пошел обратно. По дороге, он сделал небольшую остановку у ларька, где продавали кофе, купил себе просто черный, а Марии взял капучино с корицей.

Как и сказал его теперь уже совсем бывший друг, Мария сидела там и грелась в лучах закатного солнца. Несмотря на то, что по вечерам еще сохранялась прохлада, лето уже было готово вступить в полную силу и воздух оставался нагретым часов до девяти вечера.

- Где мой кофе?

- Капучино, - он протянул ей картонный стаканчик.

- А капучино – это не кофе?

- Ладно, давайте только без морализаторства, - проигнорировал Хомяков попытку Марии навязать бессмысленный спор. - Мне сказали, что мы можем договориться, давайте договариваться.

- Хорошо, только давайте в следующий раз вы не будете бежать от меня, как первоклассник от прививки.

- Ага. Договорились.

- И выслушаете все до конца, воспримите серьезно, выполните все, что я скажу, и никому не скажите о сути нашего разговора.

- Ну, зависит от того, о чем мы договоримся.

- Это не будет договором. Вы просто выполните наши условия. Все просто. Но перед этим я объясню Вам, почему Вы должны это сделать, в чем был смысл этого фонда и к чему приведут, поверьте, непременно приведут Ваши действия.

Этот фонд был создан пять лет назад, хотя средства на него собирались и выделялись довольно давно в немного других формах. Целью этих средств было обеспечение продовольствием и вещами первой необходимости остаток населения в случае полной изоляции города.

- Почему остаток населения и почему изоляция непременно должна произойти? К чему такая срочность и почему вы уверены в ее неизбежности.

- Дело в том, что совсем скоро, буквально послезавтра этот город будет изолирован. Будут возведены стены, город будет оккупирован и закрыт, примерно на месяц. При этом, внутри города будут происходить пожары, часть инфраструктуры перестанет функционировать, продовольствия не станет. После окончания изоляции все оккупанты сдадутся властям.

- А что именно должно произойти? И почему вы так уверены в неизбежности?

- Ты повторяешься.

- А ты не отвечаешь и пытаешься заставить меня поверить в конец света.

- В конец города, скорее. Дело в том, что подобная изоляция была спланирована достаточно давно. Произойдут достаточно сильные перемены, настолько сильные, что для того, чтобы нам не мешали власти, город придется изолировать. Это самый простой вариант, который, к тому же, позволит избежать подобия гражданской войны. Все будет почти спокойно, почти мирно, а потом все участники данной оккупации благополучно либо сядут в тюрьму, либо покончат жизнь самоубийством, либо их убьют.

- И все участники готовы на это пойти?

- Да, и пойдут.

- И как вы их заставите? Да подождите, это даже не главный вопрос, вы настроились совершить переворот, оккупировать город, рассказываете об этом мне и ждете что я поверю и более того, никому не расскажу? А если я позвоню в милицию? Если я сдам тебя? Расскажу обо всем, что слышал?

- Вперед, я даже останавливать тебя не буду.

- Они могут поверить.

- Могут, даже если не поверят, милиция всегда может организовать проверку. Вот только что они найдут? Ничего.

- Значит и верить тебе я не обязан. Ничто не подтверждает твои слова.

- А я тебя и не убеждаю, мне-то точно плевать, поверишь ты, или нет. Выкинь, пожалуйста, мой стакан.

Хомяков дошел до урны, выкинул оба картонных стаканчика и вернулся к Марии.

- То продовольствие, которое ты должен был подготовить, обеспечивало бы всем необходимым город в течение этого месяца. Но ты этого не сделал, времени закупать что-либо у нас нет. Время не ждет.

- Да чушь все это. У нас множество продовольственных магазинов, у них есть склады.

- Нет, все склады находятся в соседнем городе. Ты бы знал это, если бы занимался своим делом. Магазины небольшие, продовольствие им привозят ровно на один день работы из соседнего города. В отличии от нашего, он полупустой и там дешевле снимать недвижимость. А ты как раз и должен был построить склады. Ну, что уже теперь вспоминать. Еды хватит на неделю, потом начнется бойня за припасы. Спасибо тебе за это большое.

- Хватит. Я не знаю, верить ли тебе или нет. Кроме того, ты хочешь сделать предложение. Какое именно?

- Дело в том, что мы не можем тебя отпустить. Просто из чувства мести. В суд же мы тебя отправить не можем. Какой суд во время хаоса? Вариант один.

- Вы меня убьете?

- Нет, хотя вариант хороший. Ты сам себя убьешь.

- Вы мне предлагаете суицид?

- Совершенно верно.

- Совершенно верно, что идете вы в пень.

- Не торопись, ты же не дослушал до конца. Взвесь следующее. Ты украл около двухсот тысяч. Деньги для склада, продовольствия и так далее. Деньги на счете в банке и даже после изоляции они никуда не денутся, ты бы прекрасно смог ими воспользоваться. Правда не сможешь, ну да ладно, зато воспользуются твои дети и супруга.

- Я не буду вешаться по вашей просьбе!

- Да не настаивает никто на повешении. Способ сам себе определишь, мы люди либеральные.

- Мне от вашего либерализма плохо становится!

- Не кричите – привлекаете много ненужного внимания.

- Я не кричу. Ты бредишь, Маша, ты психованная дурочка и ты бредишь. И все вы банда отморозков и сидеть вам всем в тюрьме или психушке, на ваш выбор, - все это Хомяков произнес спокойным, даже мягким тоном, проявив немалую выдержку.

- Проявляете немалую выдержку, - улыбнулась Мария. – Все просто. Вы идете, например, в метро. Прыгаете перед поездом, суицид, все дела. Не выдержала совесть растраченных денег, свидетелей нет, дело закрыто. А может и дела не будет. В результате, у ваших детей и жены остаются все деньги, которые есть на счетах. Они получат образование, купят жилье и так далее. Мы их даже работой обеспечим. Или вообще не будем трогать, как они сами решат. Во время следующего месяца мы обеспечим им протекцию А если нет, то они лишаться всего. Мы еще и из квартиры их выселим. Заберем все до последней копейки. К тому же, не факт, что они переживут изоляцию.

Хомяков сидел и не знал, что сказать. Блефовала она или нет – здесь очень сложно было решить. Как можно понять и поверить человеку, который предлагает совершить тебе самоубийство. А ведь все во имя семьи.

- Я… Я не знаю. Как я могу тебе верить? Ты же издеваешься надо мной.

- Нет, мы все покажем, если хочешь.

- Что ты можешь мне показать?

- Оружие, солдат, кое-какие небольшие запасы. Мы тебе все расскажем. Чтобы ты мог принять решение. Ну, конечно же, если ты решишь все-таки сбежать, твоя семья тоже умрет. Мы, конечно же не будем полагаться на волю случая.

Сергей посмотрел вокруг. По парку не спеша прогуливались люди. Самые разные, молодые парочки, женщина с коляской, несколько мужчин среднего возраста, с пакетом, в котором позвякивали бутылки. В парке было тихо, дорога находилась на некотором отдалении. Слышалось щебетание птиц и шум ветра в деревьях. Все предрасполагало к тому, что завтра будет хороший день. С хорошей погодой. Можно было бы сходить в парк с детьми. Или в кино. Или позвать знакомых к себе домой. Даже того же Окопчика.

- Когда я должен буду совершить это?

- Сегодня ночью.

- Я не знаю, я не уверен.

- Поговорите с семьей.

- Я не собираюсь даже упоминать об этом разговоре.

- Не волнуйтесь, мы уже сообщили им о твоем решении.

Сергей замер.

- Они ждут тебя в доме напротив парка. Мы им все объяснили, сказали, что так будет лучше для всех. Сначала твоя жена кричала на нас, но мы сказали, что это и твое решение отчасти. Все ради них и так далее. Кроме того, мы сказали, что после изоляции на их счет будет положено еще тысяч пятьдесят.

- Зачем вам так тратиться?

- У нас есть деньги. Почему нет? Мы просто хотим, чтобы все прошло нормально. И мы хотим, чтобы ты и твоя семья сделала все так, как это должно быть сделано. Понимаешь? Это будет практично. И красиво.

- Маш, ты очень красивая девушка…

- А ты очень женатый мужчина, не начинай спорить с флирта.

- Я не хочу ничего такого совершать.

- Естественно не хочешь. Ты же бессовестный мудак. Но хоть раз в жизни нужно сделать что-то с высоко поднятой головой. Немного театральности и никаких торгов. Мы не будем обсуждать условия. Это ультиматум.

- Я понял, - Сергей сник. Он понимал, что она не шутит. А еще понимал, что скорее всего она сказала правду. Если его семья в доме напротив парка, то он мог к ним прийти, Мария звала его, он мог прийти и убедиться, что они там. А значит, и их жизни тоже в их руках. Это могла быть ловушка, и придя туда он мог найти только свою смерть. Значит они ждали его. Значит там были люди. И значит эти люди не дадут ему уйти из парка живым. А потом и его семье тоже придет конец. 

- Может…

- Сергей, никаких торгов. И вообще, собирайся, повидаешься с семьей.

Мария поднялась со скамейки и направила на него требовательный взгляд. Хомякову ничего не оставалось, кроме как подняться за ней и последовать к выходу из парка. Как и в прошлый раз, они не обмолвились и словом пока направлялись к дому с высокими колоннами. Тяжелая дверь открылась со скрипом пружины. По лестнице в прохладном подъезде они поднялись на третий этаж. Дверь в единственную квартиру была открыта. Около двери стоял человек спортивного телосложения с короткой стрижкой в черной куртке. Он кивнул Маше и даже не проводил их взглядом, наверняка он ждал их прихода.

Войдя внутрь, они оказались в широкой, очень большой прихожей из которой шло несколько небольших коридоров и один длинный прямо слева от входа. Дальше по коридору виднелась лестница, которая вела как вверх, так и вниз. Наверняка эти ребята владели всем домом, возможно здесь кто-то и жил, но скорее всего это также были сотрудники этой непонятной пока по размерам странной компании. В квартире царила жизнь. Туда-сюда сновали люди, перенося из одних комнат в другие маленькие, средние и большие предметы, упакованные в бумагу, коробки, в которых, судя по маркировке, находилось продовольствие, в основном состоящее из консервов, упаковки с водой, деревянные ящики без маркировки, спальные мешки. Мимо них прошло несколько парней, которые несли автоматические винтовки и ружья. Еще пять парней несли элементы защиты, состоящие из накладок, бронежилетов и шлемов. В одной комнате Хомяков успел разглядеть пластиковые щиты.

- Нам сюда, - сказала Мария и подошла к закрытой комнате прямо напротив входа.

- Я не хочу с ними видеться, - быстро, но тихо сказал Сергей.

- Я понимаю, - также тихо ответила Мария, - но так будет проще и Вам, и им. Людям нужна поддержка родных, особенно в такое непростое время. Все мы привыкли на них полагаться и чаще всего именно они выносят все беды с нами. Попробуйте относиться к этому как к печальному, но неизбежному моменту.

После этих слов она открыла дверь.

В комнате стояли дочь и жена Сергея – Мария и Женя Хомяковы. Обе были в одежде темных тонов, но не черных – на Жене было темно-красное, почти коричневое платье, она была на невысоких каблуках. На Марии платье было темно-серое, на ногах она носила туфли без каблуков черного цвета. Белые крашенные волосы Жени были собраны в хвост, рыжие крашенные волосы Марии свободно опускались на плечи и были просто убраны за уши. Можно было отметить, что обычных для них больших колец, серег и цепочек не было, макияж присутствовал, но тоже неброский.

Когда он вошел, дочь подошла к нему, поздоровалась и погладила его по спине. Жена тоже подошла, поцеловала его и погладила по спине с другой стороны.

- Привет, привет, как вы? – задал немного неуместный вопрос Сергей.

- Хорошо, а ты? Нам рассказали все о происходящем. Разве ничего нельзя сделать? – спросила Женя, глядя не на отца, а на Марию.

- Нет, Женя, к сожалению, это единственный вариант. Я соболезную тому, как все обернулось, но Сергей Владимирович принял единственно верное решение. Он заботиться о вас и любит. Я дам вам несколько минут побыть вместе, к сожалению, обстоятельства не позволяют мне покидать вас надолго. Как женщина, хочу сказать вам: отнеситесь к нему с пониманием, он очень мужественный человек и один из самых благородных. Семья должна поддерживать мужчину в такие тяжелые времена.

С этими словами Мария оставила их.

- Как ты держишься? Это правда единственный вариант? Может можно что-то изменить? Бог с ними с деньгами, может суд будет не так суров? Мы понимаем, что ты это делал ради нас. Мы говорили с Марией, она сказала, что это единственный вариант. Это так ужасно, но это такой смелый поступок. Это слишком ужасно, может уедем? Давай уедем? К черту все, просто сбежим и… Ну что ты молчишь? - они продолжали говорить и говорить, причем, говорили не наперебой, нет, они говорили по очереди, некоторые фразы завершали друг за другом, некоторые начинали вместе, потом завершал кто-то один.

Суть была ясна, в голове у них были одни и те же мысли. Самое интересное, что они говорили это искренне, с любовью и заботой. Они правда хотели все бросить, правда хотели, чтобы эта ситуация не возникла и правда сейчас были готовы расстаться с деньгами.

Сергей молчал и слушал их. Он не так представлял себе этот разговор. Он должен был стать самым сокровенным разговором, он должен был поделиться самым большим переживанием, молчание полное безоговорочной поддержки и ожидания его решения должно было объединить их, молчание, с которым они ждали его слов и короткие чувственные фразы, произнесенные медленно, с раздумьем. Именно так он его представлял. Именно для этого перед открытой дверью, заходя в комнату он готовил свой собственный протест против решения, принятого не им. Но разговор о жизни и смерти не должен быть пустой трескотней. У него даже не было сил объяснить им этого. Протест был сломан, Сергей был сломан тоже.

В один прекрасный момент он осознал, что семья уже приняла решение за него. Они ждали, что он умрет. Они смирились с этой потерей и отплакали свои слезы. Даже если бы они сбежали, уехали в другую страну, он не смог бы уже заработать столько же, чтобы обеспечить им хорошую, пусть и не слишком богатую жизнь. Это была бы обычная жизнь, трудная жизнь. Все пришлось бы начинать с нуля, не имея для этого ресурсов. А постоянное ожидание суда и преследования довели бы их до отчаяния.

Но даже не это было главным. Главным было то, что они не приняли эту новость так, как он ожидал. Самый важный разговор превратился просто в набор дежурных фраз, он разочаровался в самом их принятии ситуации.

- Нет, - сказал Сергей. – Мне придется, это правильно, я хочу, чтобы вы ни в чем не нуждались. Кроме того, они обещали позаботиться о вас, я им верю, Мария сказала, что вы ни в чем не будете нуждаться.

- И ты ей веришь?

- Да, да, я уверен, что она выполнит свое обещание. В конце концов, у них есть деньги, связи.

- А денег и связей, чтобы спасти тебя нет?

- Я украл у них, они не пойдут на такое. Кроме того, я очень сильно их подвел, я даже не подозревал, насколько сильно.

На этом месте его дочь расплакалась, мать тоже не удержала слез и попыталась одновременно прижать к груди ее и положить руку на плечо дочери. Из-за того, что дочь уже переросла мать, а она сама была роста достаточно миниатюрного, получилось не слишком хорошо, но надо отдать ей должное, она старалась. Все-таки, нельзя требовать от человека многое, ей тоже пришлось сделать не легкий выбор.

На этом моменте в комнату вошла Мария в сопровождении еще одной девушки. Она была роста выше среднего, в руках у нее был телефон в позолоченном чехле, который она прятала в кожаную сумку с шутливо вышитым зеленым глазом и кольцами вокруг него, изображающее веки. Девушка обладала красивыми черными волосами, которые вились в концах, словно пытаясь защитить ее шею. Кожа была смуглой, глаза зелеными, нос прямым с небольшой горбинкой. Шея, уши и руки словно находились под защитой небольших золотых украшений – цепочек и сережек. На плечи была наброшена расстегнутая ядовито зеленая куртка с капюшоном, под ней виднелась серая кофта с красным сердцем в большую клетку посередине.

Девушка положила телефон в сумку и скрестила руки с небольшими черными волосками, продев левую руку сквозь ручки сумочки. Ее попытки закрыться выдавали все ее жесты, поджатые приятные губы, выпрямленная спина, скрещенные руки, даже количество украшений и позолоченный телефон были как будто попыткой огородить себя талисманами. Ощущение подчеркивалось высокими скулами и узким подбородком. Она словно пыталась сказать: я серьезно настроена, вы меня все раздражаете. В отличии от Марии, точек вокруг губ и глаз у нее не было. Они очень отличались друг от друга. Если Мария пыталась выглядеть приветливо и живо, эта девушка выглядело так, словно пыталась телепатически передать свою неприязнь ко всему живому и при этом выглядела живой и довольно умной.

Жизнерадостность же Марии, казалось, могла остановить только смерть, что тоже было под сомнением.

- Сергей, Мария, Женя, к сожалению, я вынуждена Вас покинуть. Сейчас очень много суеты и мой босс просто не справляется, и ему необходима моя помощь, чтобы разобрать возникшую неразбериху, - на этом месте она шутливо закатила глаза. – Везде паника, беготня, все кричат, не знают, что делать и прочее, чтобы он делал без моей помощи! Но не волнуйтесь, мы не оставим Вас одних – знакомьтесь, это Карина. Она будет Вас сопровождать. Она девочка хорошая, не обижайте ее.

Новопредставленная Карина только раз остановила свой взгляд на семействе только один раз, сдержано кивнула, тихо, почти не размыкая губ, процедила «Здсте» и продолжила осматриваться вокруг дерганым взглядом.

- Спасибо, Мария, спасибо – сказала вторая Мария, та, которая была его женой. – Мы не могли бы обмолвиться парой слов.

Последнее было сказано в спешке, при этом его жена слишком несдержанно подскакала к этой даме, которая стала вестником смерти для своего мужа.

- Да конечно, - ответила эта самая дама и взяв Марию под руку вывела ее из комнаты, о чем-то тихонько переговариваясь с ней.

Отлично. Просто прекрасно. Теперь то все будет хорошо. У них. А вот у него самого не очень. Он уже скоро, буквально через пару часов начнет гнить изуродованным куском мяса. Похоже девушки, которую привели на замену Марии, тоже было не по себе от происходящего. Но вот кто не собирался упрощать ей задачу, так это Сергей. Пошла она. Не хватало еще. Будущий самоубийца сумел поймать взгляд своей будущей убийцы. Которая, пусть и не прямо, была все-таки виновна в его будущей и, по-видимому, неизбежной удачной попытке суицида. Она несколько секунд смотрела на него исподлобья, затем отвела взгляд и продолжила дрожащими зрачками изучать комнату.

За дверью слышались голоса двух Марий. Женя уткнулась в телефон и что-то кому-то писала. К ней подошла Карина.

- Мы же попросили вас отдать все телефоны, - строгим, но тихим голосом сказала она.

- Я знаю, ну а как мне писать? – возразила Женя, защищая свою прежнюю жизнь.

Сергей меньше всего сейчас желал пытаться помочь дочери решить эту проблему.

Пока они переругивались, Женя повышенным тоном, Карина тихим голосом, будущий мертвый отец подошел к окну и взглянул на тучи, которые приближались из-за невысоких домов города. Они так резко контрастировали с солнечным вечером города, что казалось, будто сама природа хочет стереть этот город с лица земли. Будто она собрала все возможные силы, воззвала ко всем своим войнам, до которых могла докричаться, а они взвыли и рванулись к воображаемым стенам реального города, готовясь к последней битве. Ну что ж, по крайней мере его смерть будет оплакана ливнем. Она будет драматичной, как того и хотела эта крыса.

- Будет дождь, - попытался обратить он внимание надувшейся дочери, у которой Карина все же умудрилась отобрать не без боя телефон, и собственно самой надзирательницы, которая прятала этот телефон в сумку с зеленым глазом.

Карине наконец удалось найти для телефона место, и она подняла глаза на Сергея.

- Почему Вы так решили?

- Посмотрите, какие темные тучи.

Карина сделала несколько шагов, но не захотела подойти вплотную к своей жертве, но тем не менее обратила взор на сами тучи.

- Не такие темные, как Вам кажется. Вряд ли будет дождь.

Ее наступление на темноту туч Сергей воспринял весьма лично.

- Ну как же не темные? Посмотрите хорошо! Как ночь!

- Вообще-то и правда темнеет, не преувеличиваете, - Сергею было приятно видеть, что она раздражена, хоть и не производила впечатление человека, которого можно вывести из себя просто говоря о тучах.

Едва было не разразившийся спор о темноте туч прервала Мария, которая вошла в комнату, вместе с его женой, которая, хоть и выглядела грустной, сейчас выглядела более-менее успокоенной.

- Карина! Уже почти восемь часов! Нашим гостям нужно уже идти собирать вещи и встречать поезд.

- Маша, - обратилась она уже к его жене, весьма фамильярно для недавнего знакомства. Несомненно, «Маша» сама предложила себя так называть во время разговора за дверью, а та не преминула этим воспользоваться. – Поезд приезжает в одиннадцать часов ровно. Если вы хотите все успеть, вам нужно ехать уже сейчас. Вы собрали все вещи?

- Конечно, у нас все сложено и ждет дома, как Вы и говорили.

- Отлично, тогда сейчас нужно поужинать. Это важный день. И нам, и вам хотелось бы, чтобы он прошел в кругу семьи, за разговором о самом важном, но тихим разговором, прошу Вас помнить это. Мы бы хотели оставить Вас одних, но, к сожалению, не можем себе этого позволить. Тем не менее, вас будет сопровождать очень приятная компания. Мой босс очень доверяет мне, это для меня большая честь, кстати, поэтому он поручил мне заняться всеми насущными делами. Этот вечер важен не только для вашей семьи, поверьте, весь город в предвкушении. Просто он еще не знает об этом, - балаболка мило улыбнулась. – Поэтому он решил сопроводить вас лично во время этого ужина.

- Кто? Город? – спросила дочь с неприкрытой издевкой.

- Нет, мой…

- Я поняла, пойдемте уже, - в голосе дочери было слышно сильное раздражение.

Мария кивнула и с готовностью отворила дверь, и вся их группа вышла вначале в коридор, который уже был полностью пустым, затем начала спускаться по лестнице вниз. Мария была в бодром расположении духа. Сергей выглядел осунувшимся, даже демарш дочери его не взбодрил. Сама дочь шагала твердо, с неожиданным приливом сил. Тому как она печатала шаг по лестнице, а затем тротуару, мог позавидовать любой, даже самый вымуштрованный солдат. Карину, казалось, раздражало абсолютно все, что попадало в область ее органов чувств. Его жена периодически вздыхала и вытирала слезы, это, пожалуй, все, что можно было о ней сказать.

Мария остановилась возле черного микроавтобуса с затемненными стеклами и, улыбнувшись, отворила дверь. Все поместились внутрь. Водитель уже находился за рулем и даже не повернулся их поприветствовать. Карина, которая по-видимому, заменила Марию на месте руководителя группы, села последней на сиденье около двери микроавтобуса, захлопнув ее перед самым носом бывшей руководительницы, прежде, чем та успела обронить какие-либо прощальные слова. Неплохой и достаточно резкий способ показать полное презрение к человеку, учитывая, что она скорее всего была непосредственной начальницей Карины.

- Тихая 28, - повернувшись к водителю произнесла адрес дома нынешняя надзирательница.

Дорога до дома заняла гораздо меньше времени, нежели Сергей надеялся, хоть водитель и не спешил. Неторопливые, но отточенные движения, он даже передачи переключал лишь кончиками пальцев, слегка задерживаясь перед тем как дернуть рычаг, и немного после того. Эта удивительная плавность, замедленность движений, и при этом их расчётливость и выверенность заворожили Сергея, и он наблюдал за его движениями, благо дочь и жена дали ему время побыть наедине со своими мыслями.

Резкий звук открывающейся двери вывел его из ступора, он поднял глаза, встретил взгляд зеленых глаз, которые выражали немного сочувствия, немного волнения и приличную долю безразличия, которое она пыталась спрятать за первыми двумя чувствами.

Сборы прошли быстро. Сергей все время сборов ходил из одной комнаты в другую, стараясь, чтобы их пути не пересекались и в комнате никого, кроме него, не было. Карина не сочла нужным сопровождать его и осталась стоять в зале, опершись о подоконник.

Сергей зашел в комнату дочери, которая уже пустовала – она вынесла все вещи в зал, словно боялась оставаться без компании матери, и разбирала вещи, выбирая среди них нужные. Он подошел к столу возле окна, стараясь не смотреть по сторонам и опустив голову. Ему не хотелось разглядывать свою квартиру, комнату дочери, абсолютно ничего. Более того, он бы с радостью выбросил из головы образ этого здания, подъезда, квартиры, дочери и жены. Выбросить из головы все, умереть абсолютно пустым, без мыслей и памяти человеком – это стоило бы всех хороших и радостных воспоминаний. Он бы отказался от всего этого, потому что именно радостные воспоминания делали этот день и предстающую ночь наиболее трагичной.

Будущая жертва обстоятельств посмотрела в окно, включала небольшой радиоприемник в виде какой-то неведомой зверушки, который стоял на окне.

- … ожидается грозовой фронт, Вадим, насколько сильной может оказаться надвигающаяся непогода и какие меры предосторожности стоит принять?

- Спасибо, Вероника, учитывая резкое и сильное падение атмосферного давления, ожидается действительно очень обильное выпадение осадков, региональная метеослужба просит жителей соблюдать осторожность при передвижении по улице и просит по возможности оставаться дома…

- Вы прямо ходячий барометр! – раздался голос Карины.

- Ага, сломанный, - пробурчал он в ответ, повернув до отказа регулятор громкости.

- Девушки готовы, мы можем выдвигаться.

- Девушки могли зайти и сказать об этом сами, - отец и муж поднялся с уютного кресла, в котором сидел, и выдернул из розетки шнур радиоприемника.

Затем поднял голову, впервые за время нахождения в квартире, огляделся, в поисках другой аппаратуры, которая могла бы быть включена в сеть. Он прошел мимо Карины, направившись в кухню, где уже стояли пакеты с собранной едой из холодильника. Сам холодильник стоял угрожающе пустым. Газ был перекрыт. Все было отключено.

- Я все выключила и перекрыла воду, - сказала Маша, остановившись в дверях кухни.

- Молодец, - он хотел лично проверить все. Все должно быть выключено, все окна закрыты, ему не хотелось, чтобы квартира не была готова к их отъезду. И все же питал призрачную надежду на то, что ему дадут провести этот прощальный ритуал без лишних комментариев.

Вода была перекрыта. Свет был выключен. Электроприборы отключены от розетки. Окна закрыты. Сумки собраны.

Женщина и девушка собрали каждая по две небольших спортивных сумки, тщательно упаковав туда самое необходимое: белье, повседневная одежда, минимум косметики и гигиенических принадлежностей, сменная пара обуви. Они стояли вместе со своими хозяйками и ждали его в прихожей вместе с Кариной. Водитель ждал его внизу.

С кроткой улыбкой жены и сжатыми губами дочери, они покинули свою квартиру. Он напоследок открыл щиток и опустил рычажки автомата в выключенное положение. Взял по сумке в каждую руку и направился к лестнице.

Спускаясь с четвертого этажа, который находился под самой крышей, он ни разу не обернулся. И только один раз отклонился от маршрута к микроавтобусу - выбросить еду из холодильника.

Поезда в город N всегда ходили только в одном направлении и всегда отправлялись тоже только в одном направлении. А точнее, направляясь изначально на север, преодолев холмы, железная дорога поворачивала на северо-запад. И, только доехав до другого города, который находился на значительном отдалении от N, можно было сесть на поезд, который шел в другом направлении.

Несмотря на казавшуюся неудобной систему железнодорожного сообщения, жителей все устраивало. Как уже говорилось, чаще всего, они рождались, жили и умирали в этом городе. Те же, кто уезжал за его пределы, по возвращении начинал ценить тихую изолированность этого города, с его самобытностью и странным уютом.

Несмотря на достаточно однобокий маршрут, путь на юг все же имелся, но никогда не пользовался на памяти жителей города. Если же кто-либо имел достаточно любопытства, чтобы заглянуть в "Хроники города N", поспрашивать работников железной дороги или сверится с железнодорожными картами, то он или она обнаружили бы, что железная дорога по южному направлению упирается в реку, которая текла за холмами, служа тем самым естественной границей. Границу города от реки отделяло около пятнадцати километров.

Если же этому любопытному хватало времени на то, чтобы проследить судьбу этого южного пути от вокзала до его конца, ему бы пришлось пройти либо пройти весь путь пешком, либо проехать на автобусе, по дороге из города, петля которой находилась в пяти километрах от конца южного пути. После этого данного любопытного ждала бы приятная прогулка по полю, засаженному вереском. После пятикилометровой прогулки, при условии, что бедняга не заблудился и не свернул в сторону реки или города, он или она, при некоторой толике удачи, наткнулись бы на обыкновенный железнодорожный тупик. При этом, в метрах тридцати от тупика, если идти в сторону реки, путника ждал бы приятный по своей таинственности сюрприз. Железнодорожные пути здесь снова начинались и вели в тоннель, который уходил под землю. Сам тоннель когда-то пережил обвал и теперь был огорожен невысоким деревянным заборчиком. Если судить по заросшей земле вокруг этого тоннеля, по состоянию забора и тому, что завалами никто не занялся - можно было бы сделать вывод о том, что тоннель не пользовался большой популярностью у населения. В любом случае, любопытной персоне пришлось бы покрутиться возле данного места, да и направиться обратно к дороге.

Весь городской вокзал состоял из четырех путей. Не слишком велик для большого города, но он тем не менее вполне справлялся со своими обязанностями. На первые три пути прибывал единственный пассажирский поезд, который курсировал до ближайшего города с железнодорожной станцией. Последний путь использовался очень редко.

Именно возле него, на четвертой платформе сейчас стояли Сергей с женой и дочкой, Антон Владимирович Везер со своей очаровательной спутницей, два человека Антона Владимировича, оба мужчины, среднего роста, один до тридцати лет, второй в возрасте явно за сорок. Оба они выглядели очень исполнительно, и несмотря на то, что немного смущались, когда к ним обращались члены семьи Сергея, но тем не менее во взглядах читалась твердость. Что касалось Антона Владимировича, то он сбрил свои усы, зачесал волосы назад и уложил их гелем. На нем было серое пальто, удобные ботинки и штаны из ткани, которая используется для всякого рода униформ. На месте, где раньше были усы можно было заметить точки, какие бывают после того, как вынуть сережки из ушей.

Кроме них на платформе стояло очень много людей, будто ожидая вполне обычный поезд. Все они стояли с вещами, некоторые целыми семьями. Нельзя было сказать, будто они заполонили всю платформу, но их было и много, и одновременно очень мало.

-Сколько здесь людей? - озираясь по сторонам, спросил Сергей.

-Около сотни, - ответил Везер. - Сто тридцать шесть, по-моему.

Кроме них на вокзале практически никого не было, хотя, когда они направлялись к своей платформе, их встретила толпа, спешащая на выход. По-видимому, пустили дополнительный поезд, который прибыл буквально за пять минут до их приезда на вокзал. Эти люди поспешно покинули поезд, стремясь успеть на последние рейсы автобусов и троллейбусов.

-Только один поезд? - тихо спросила дочь.

-Вы хотели целую эвакуацию? Нет, слишком приметно. Организовать этот поезд и так стоило больших усилий. Хорошо, что после всех событий мне не придется ничего объяснять, - столь же тихо ответил бывший усатый.

-Надеетесь не пережить? - опять же тихо поддержал разговор Сергей.

-И это тоже, - встретил с усмешкой сарказм Везер.

На этом натужный разговор прервался.

Все с нетерпением глядели в сторону, откуда должен был приехать поезд. Кто-то нервно курил на перроне. Внезапно, на платформе погасли огни. Погасли они и на платформе перед ними. Люди начали волноваться, послышался шум, похожий на небольшую волну возмущения.

-Что случилось? - взволнованно спросил Сергей.

-На вокзале остались только наши люди. В поезде тоже будут только они. Мы не хотим, чтобы кто-то из соседних домов выяснял, что это за поезд, а больше всего я не хочу, чтобы кто-то увидел здесь своих знакомых и начал им звонить, либо же пришел сюда с вопросами. Я удивлен, что выключение света произошло с задержкой.

-Почему так мало людей?

-Потому что. Сколько бы не взяли, последовал бы вопрос - почему так мало.

Вначале, все люди на перроне увидели, как на севере появился свет вынырнувшего из-за поворота поезда. Спустя минуту свет погас, но звук приближения состава не пропал. Тьму разрушал только лунный свет. Поезд приближался в течение минут трех. За это время стих шум волнения. Вместо этого он перерос в громкий шелест шепчущих голосов. Можно было видеть, как переглядывались настороженно люди, некоторые брали сумки, но при этом никто не двигался с места.

-Не подходите к краю. В такой темноте не мудрено и оступиться, - сказал Сергей своим близким. Он взял в руки стоящие на земле сумки.

-Позвольте нам, - произнес человек Везера, тот что постарше, молодой присоединился к нему.

-Можно? - спросил он, но не протянул руку, чтобы взять сумку.

-Да, конечно, - растеряно протянул Сергей. - Я правда хотел сам занести сумки.

-Они их занесут, - оборвал Везер.

-Я и правда могу это сделать сам.

-Пап... - тихо сказала ему подошедшая дочь, глядя ему в глаза. - Не нужно. Не сейчас.

-Хорошо, хорошо... - он протянул обе сумки парням, те быстро подхватили их.

Надрывно вздохнув, он обнял дочь.

-Я тебя люблю, - сказал он, пряча слезы в ее волосах.

-Я тоже тебя люблю, - ответила она.

Подошла его жена. На ее глазах тоже были слезы, которые она иногда вытирала.

Он же рыдал. Не просто плакал, он давился своим плачем, уткнувшись в плечо дочери и одной рукой обнимая жену. Никто ему не мешал, никто ничего не говорил. Они просто плакали втроем.

В это время подошел поезд. Внутри загорелся слабый свет, предохранительные меры явно не закончились на посадке. Люди начали заходить внутрь. Некоторые отделились от общей массы и стали позади нее, образовав шеренгу длинной в весь состав. Молодые и не очень парни и девушки, всех их объединяла поза. Руки в карманах, ноги на ширине плеч. Они пришли удостовериться, что все в порядке. Что все, кому необходимо, сядут на поезд. -Я прошу прощения... - мягко вмешался Антон Владимирович Везер.

-Побудьте еще немного, - прошептал Сергей, вытирая рукавом слезы и шморгая носом, и добавил агрессивно. - Минуту подождите!

Везер подошел к Сергею, взял его за локоть и мягко, не глядя ему в глаза прошептал на ухо:

-Сергей, поезд не будет ждать.

-Не будет, не будет... Я понял. Не будет...

Их протеже достал из кармана два билета.

-Это все же поезд. Билеты для Вас, Мария, они будут у меня. Ваши места 23 и 24. В этом вагоне - сказал он, украдкой указав рукой на дверь вагона прямо напротив них.

-Мария, позвольте, - с этими словами Везер взял две оставшихся сумки и выпрямился. Это был действительно человек гигантского роста. Он кивнул своим парням и те понесли сумки внутрь, - Вам не нужно заходить внутрь, Сергей. Мария и Евгения, прошу, пора идти.

-Идите, - предупреждая все споры сказал отец и муж. - Хватит, пора идти, поезд не будет ждать.

Они обнялись напоследок. В конце ему пришлось немного приложить усилия, для того, чтобы оторвать их от себя.

-Это несправедливо, - сказала сквозь слезы Мария, не отпуская его рук.

-Как получилось, все идите, не хочу долго прощаться.

-Я тебя люблю, - сказала дочь.

-Я тебя люблю, - сказала жена.

-Я тоже вас люблю, - повторил Сергей.

Они повернулись и последовали за Везером. Возле входа в вагон он отдал распоряжения своим людям, поставил сумки и пошел обратно к Сергею.

-Я уезжаю вместе с Вашей семьей. И обязательно позабочусь о них. С Вами будет Карина. Она обо всем позаботится.

-Да что ты говоришь, прям позаботится, мне и делать ничего не нужно?

-Веди себя прилично, Сергей, - опять перешел на фамильярности Везер. - Карина, проследи, я уехал.

После этих слов он развернулся, подошел к поезду, взял обе сумки и зашел внутрь, где уже сидели родные Сергея.

-Я даже не заметил, куда они сели, - сказал Сергей Карине.

-И Вам, и Вашей семье долгое прощание только навредит. Прощаться нужно уметь быстро, коротко и не оборачиваясь. Иначе, это все превращается в дешевую драму.

-Значит, ты и двое парней позаботитесь обо мне?

-Они тоже уезжают, - ответила спутница.

-Тебя бросили? Чем заслужила?

-Меня не бросили. Кому-то нужно будет все это разгребать.

-Точно. Таинственный, всеразрушающий, убийственный кризис. Пугающий и абсолютно неизбежный.

-Точно, - повторила за ним Карина. - Его не избежать, он пугает, меня в том числе, и многие действительно умрут. И помни, что это твоя вина, Сергей. Так что не нужно передергивать и 

Двери поезда закрылись, Сергей оглянулся по сторонам. На платформе остались только люди, стоящие в шеренге и собственно он с Кариной.

Поезд медленно пришел в движение. Не было привычных уху объявлений по громкой связи, не было ни бортпроводниц, ни работников железной дороги, проверявших состояние шасси поезда. Поезд был новый и очень современный, поэтому даже звук его движения был довольно тихий. Сергей медленно провожал взглядом поезд, который увозил его родных.

Карина не мешала ему и просто следовала глазами за поездом, как и он сам.

Когда поезд подъехал к повороту в нем зажегся свет, но пассажиров не было видно.

Люди в шеренге направились к выходам с платформы. Они уже не пытались соблюдать даже подобия строя. Их подобие могла выдать только манера держаться и схожая одежда.

Никто не смотрел в их сторону, и никто не стал к ним подходить. Буквально через пару минут после того, как поезд скрылся за поворотом, они с Кариной остались одни. Никто не нарушал молчания. Еще через минуту после того, как последний человек скрылся в подземном переходе, включился свет.

-Мне кажется, что сверчки только сейчас запели, - сказал Сергей, смотря на Карину.

-Нет, просто ты не обращал внимания.

-Формальности кончены?

-Да, сейчас уже поздно. Нужно идти Сергей. Времени осталось не много.

-Мне-то спешить особо некуда.

-Я правда не хочу напоминать о выполнениях условий нашего уговора.

Сергей посмотрел Карине в глаза. Она была спокойна, взгляд не бегал, она не отводила взгляд. Он вздохнул, плюнул с горечью на платформу, развернулся и побрел в сторону подземного перехода. Он не оглядывался на Карину, но стук каблуков по поверхности платформы говорил сам за себя. Сергей не спешил, не пытался уйти от нее, и в то же время он делал вид, что не замечает ее. Карина тоже не пыталась остановить его, видимо, предоставляя инициативу.

Он шел по освещенному коридору, не спеша, но и не замедляя шага, метрах в пяти от него шла его надзирательница. Он не поднимал головы. Также не поднимая головы, он вышел из перехода, перешел дорогу, не смотря на прохожих, но при этом и стараясь не попасть под машину. Карина шла за ним, сохраняя дистанцию. Он подошел к выходу к метро, достал из кармана сигарету, зажигалку и закурил. Он курил медленно, вдыхая глубоко дым, от чего у него начала кружиться голова. Она стояла и молча наблюдала. Докурив первую - он достал вторую. Легко кашлянул в кулак, в глаза попал дым, он начал их упорно тереть. После того, как он докурил вторую сигарету, он потянулся за третьей и прикурил ее от предыдущей. Ему тяжело курилось, это было видно по нему. Он затягивался реже и очень неглубоко. Он с грустью следил за тем, как поднявшийся ветер разжигал уголек, тем самым быстрее сжигая сигарету, несмотря на то, что он пытался прятать ее в ладони.

Сигарета погасла. Сергей потянулся за еще одной, когда Карина решила прекратить его мучения:

-Хватит Сергей, тебе же самому противно. У тебя смола скоро с кончиков пальцев закапает. Этой мерзкой привычкой ты не слишком то продлишь себе жизнь.

-Может, присоединишься? Или ты так боишься умереть, что даже сам табака вызывает у тебя панику?

-У меня панику вызывает твое трусливое нежелание принять свою смерть, - ответила Карина на издевку. - Может, ты был бы посмелее, ты же мужик, в конце концов. Веди себя соответствующе.

-Я не трушу, я пытаюсь продлить себе жизнь любыми методами. А ты могла бы проявить немного сочувствия. Может, так бы меня легче было уговорить?

-Ты уже договорился обо всем, я не хочу это выслушивать, - ей явно было холодно, и она очень хотела закончить побыстрее.

-А может я хочу об этом поговорить?

-У нас нет времени. Хватит! - она прикрикнула на него. В голосе явно слышались нотки истерики.

-Да не кричи ты, истеричка. Я понял, кажется. Как же ты будешь улаживать свой кризис, если ты себя в руках держать не можешь?

-О, я-то перестану, - следующие слова Карина прошипела сквозь зубы. - Я сейчас возьму телефон, ты, урод, и скажу, что ты отказался. И твоих родных вернут сюда. Ты меня понял? Можешь верить, можешь не верить в то, что будет здесь страшно, это как хочешь.

Карина достала из кармана небольшой телефон.

-Знаешь, ты так презрительно к нам относишься. Забывая, как ты учинил все это своей жадностью. Ты такой саркастичный, ничего не будет. Ну, что ж. Как скажешь. Они приедут сюда, мы закроем город, и делай что хочешь. Будет ли здесь массовая резня или нет - угадай. Будет здесь голод или нет? И что ты скажешь дочери, когда она посмотрит тебе в глаза?

-Все, хватит! Я понял, уже иду. Расслабься наконец! Я тебе верю, - только уловив нотки истерики теперь уже в голосе Сергея, Карина опустила телефон в карман.

-Ты не представляешь, как я рада это слышать. Позволишь? - не спрашивая ответа, она крепко взяла его за локоть и почти повела вниз по переходу. - Кстати, а почему ты нам поверил?

-Масштаб. И поезд.

-Убедительно, согласна.

Они начали спускаться вниз в темный переход, который вел к метрополитену. Дойдя до входа, Сергей оплатил два жетона в кассе, передал один Карине. Она придержала его за локоть, когда он хотел было пройти через турникет, оглянулась, удостоверилась, в том, что два мужчины следом зашли в холл метро и также подошли купить жетоны, только тогда она кивнула, отпустила его локоть и сама прошла через турникет. Он последовал ее примеру, и они стали спускаться по длинной лестнице.

По какой-то причине, эскалатор находился лишь на одной стороне платформы, вторая же была занята лестницей, начинавшейся из холла с терминалами и кассами, который находился над самой платформой, лестница вела в самый центр платформы. Они спустились в центр этой платформы. Следом за ними спустились оба мужчины, со стороны эскалатора спустились еще два мужчины, которые провожали взглядами Сергея и Карину, но они находились с другой стороны станции, возле пути, который вел в тупик. Сверху на лестнице появилась женщина и еще один мужчина. Они не стали спускаться, а остались наверху и наблюдая.

Карина остановила его, когда он захотел направиться к дальнему концу платформы.

-Можем остановиться здесь.

-Как скажешь.

Интервальное табло было пусто. На станцию начали постепенно заходить люди. Время было позднее, но задержавшихся было достаточно, чтобы станция не выглядела пустой. Карина оглядела станцию и, приняв, по-видимому, какое-то решение, опять взяла Сергея за локоть и не спеша потянула его к концу платформы, откуда должен был появиться поезд.

-Ты знаешь, что нужно сделать?

-Да.

-Когда поезд начнет...

-Я знаю, - прошипел Сергей. - Я знаю, что нужно сделать.

-Хорошо, - шепотом сказала Карина ему на ухо. - Я буду позади.

-Нет, не стой за спиной.

-Я буду там.

-Ты можешь послушать меня и не стоять там? Это раздражает.

-А ты не отвлекайся. Я буду стоять там, где захочу.

Все его слабые попытки возразить отметались на ходу.

-Ладно, стой.

Они остановились в десятке метров от конца платформы.

Сергей подошел к краю платформы и посмотрел в глубь тоннеля. Он был абсолютно прямой, насколько знал Сергей, или лишь перед самым выходом на следующую станцию делал изгиб. И Сергей увидел, как поезд появился из этого изгиба. Ехать ему было еще около минуты, может полторы. Звук становился все ближе и громче. На платформе стояла абсолютная тишина, до них не доносились голоса стоящих на платформе немногочисленных людей.

Сергей закрыл глаза. Он стоял на самом краю платформы. Карина стояла позади. У него замерло дыхание. Звук поезда становился все громче. Сергей не решался открыть глаза и посмотреть на рельсы. Он зажмурился еще крепче. Ему было очень страшно. Дыхание стало прерывистым, как будто он готовился заплакать еще раз. Звук поезда пугал его все больше и больше. Он был неумолим, а когда раздался гудок - Сергей вздрогнул. Оглушительный шум, который приближался слишком близко. Очень громко. Слишком ужасно. Сергей приготовился сделать шаг. Желваки играли на его лице. Сердце выскакивало из груди, ладони вспотели. Дыхание стало прерывистым. Он ждал.

Этот неумолимый шум оглушал его. Свет пробивался даже через зажмуренные глаза. Он почувствовал, что страх парализовал конечности. Ни поднять руки, ни шагнуть ногой. Но он собрал все свои силы в кулак. Сергею хотелось перекричать этот шум, но он не смог бы. Казалось, что один шум мог раздавить его. Нога оторвалась наконец от платформы. Вдруг, он почувствовал, как две небольшие ладони опустились ему на спину. Они не давили, но легли довольно плотно. От неожиданности он поставил ногу на платформу. Тогда ладони надавили на его спину. Сначала, Сергей даже не понял, что давление усиливается. Сергей медлил и не открывал глаза. Он собирался с духом, пытался ухватить то состояние, которое было у него до момента, когда ладони прикоснулись к нему, это было сложно. Он вздохнул, но тут ладони усилили нажим, на который он по инерции ответил всем телом, пытаясь устоять на ногах.

Ладони резко и сильно толкнули его. Он распахнул глаза.

Поток воздуха ударил ему по лицу, когда поезд с невероятным лязгом пронесся мимо.

Руки дрожали, ноги тоже. Он всхлипнул и нашел в себе силы резко развернуться. Лицо Карины было сосредоточенным и злым. Резким движением она сунула руку под полу пальто, он ударил ее головой. Хотел в нос, но получилось в лоб. От неожиданности она отступила назад, схватилась рукой за лоб и охнула. Он повернулся и увидел, как к ним рысцой бегут два человека с дальнего конца станции. Еще два наверху не двигались с места. Стоило ему повернуть лицо назад к Карине, как он получил по нему сильный удар. Голова дернулась назад, и он ударился затылком о металлическую стенку вагона, из носа потекла кровь. Он едва успел немного опустить голову, как еще один удар, видимо, предназначенный для его челюсти, врезался ему в ухо. Но в тот небольшой момент, когда он оглядывал платформу, он заметил, что на второй путь прибыл поезд и гостеприимно распахнул двери.

-Так его девочка! Пьянчугу этого! - неожиданно раздался голос. Появление этого голоса был настолько непредсказуемым, что Карина, которая уже занесла кулак для еще одного удара, повернулась посмотреть на источник внезапной моральной поддержки.

Этим воспользовался Сергей, который ударил Карину в живот, на что взволнованная горожанка средних лет, которая поддерживала до этого его визави, ответила возгласом возмущения и удивления, а когда Сергей ринулся к соседнему поезду, в надежде на спасение от боевиков Карины, которые были уже недалеко, начала причитать, оставаясь в блаженном неведении относительно причин драки.

Боевики приближались молча рысцой, не переходя на спринт. Это Сергей увидел краем глаза вовремя отчаянного рывка в двери поезда. Он ввалился в вагон и рухнул на сиденье.

А когда рухнул, увидел, как Карина борется с закрывающимися дверями, и прежде, чем он успел подбежать и вытолкнуть ее на платформу, она ввалилась в вагон и также тяжело рухнула на сиденье напротив него. Мужчина и женщина тяжело дышали глядя друг на друга. Поезд вошел в тоннель, Карина вонзила в него взгляд исподлобья, все еще держа пистолет в руке.

-Я иду домой! - крикнул Сергей.

Карина посмотрела на часы, после чего вздохнула и спрятала пистолет за полу пальто.

Она ничего не ответила ему и продолжала смотреть исподлобья.

Вокруг них были люди, но им обоим было не до них. Они оба пытались отдышаться и оба пытались испепелить другого взглядом.

Сергей встал первый и направился к дальнему выходу из вагона. Сначала он двигался боком, держа Карину в поле зрения, затем он повернулся к Карине спиной и зашагал вперед, покачиваясь в такт вагону. Когда он подошёл к двери, он увидел, как Карина вздохнула, рывком поднялась с сиденья, опершись о колени, и пошла следом за ним. Он никак не отреагировал, когда она подошла к нему.

-Времени мало, - просто поставила она его в известность.

-Да, это точно, - ответил он.

Они прекратили кричать друг другу в уши, когда поезд подошел к станции. Эта станция находилась возле дома Сергея. И он явно собирался направится туда, невзирая на последствия.

-Станция Тихая улица, - провозгласил голос из динамиков.

Сергей вместе с Кариной вышли из вагона и направились к лестнице, ведущей из метро. Табло показывало двадцать минут первого. Это был последний поезд.

Когда они вышли из метро, Сергей охнул от изменений, которые произошли с перекрестком.

Улица была заполнена людьми в военной униформе вперемешку с людьми в гражданской темной одежде. Люди в военной униформе перекрывали улицу, останавливали случайных прохожих и не проверяли у них документы, как это можно было подумать, они отводили их в огороженные сеткой рабицей и накрытые тентом пространства. Всего количество человек, занятых в обустройстве перекрестка насчитывало около двадцати.

Начинался сильный дождь. Гром гремел прямо над головой так сильно, что город заполонила серенада сигнализаций. Молния рассекла небо, на секунду погасли все фонари. Но тут же включились несколько мощных прожекторов, которые осветили улицу во всех направлениях. Многие люди закричали, но свет тут же включился обратно. Впрочем, никто не посчитал нужным выключить прожектора, которые питались от стоящих рядом, под навесами, генераторов.

К Сергею и Карине подошли люди, но после нескольких резких слов Карины, они отступили и подошли к палатке, где уже собирались другие члены их группировки. Но тем не менее, они забрали тех людей, которые вышли вместе с их парой из метро. Насколько мог видеть Сергей, лица в гражданской одежде в срочном порядке разбирали дождевики и одевали их тут же. Тут же одевались противогазы. Причем противогазы одевали все - и люди в военной одежде, и в гражданской. Затем гражданские брали большие тюки и несли их к клеткам, которые находились внутри круга, который образовывался ограждениями и заслонами людей в военной форме. Клетки были квадратной формы, каждая сторона которого была около пяти метров, благо центр перекрестка, который больше походил на площадь, позволял это сделать. Далее, люди разделялись на тех, кто охранял с пистолетами вход в клетки и отгонял наиболее активных, и тех, кто выдавал по тюку в одни руки. После вопроса Карине, что находится в этих тюках, Сергей получил ответ, что содержимое состояло из небольшого запаса еды, теплых одеял и гигиенических принадлежностей. Противогазов не вручалось никому.

К ним подбежал один из гражданских и передал два дождевика, одев которые, Сергей с Кариной направились мимо этих клеток по направлению к дому Сергея, который стоял в глубине квартала, соседствовавшего с перекрестком. Сергей на секунду остановился и посмотрел вдаль по обе стороны проспекта, насколько позволяло ему его достаточно неплохое зрение, примерно, через два перекрестка, от их нынешнего положения располагались точно такие же посты.

Гроза владела этим городом. Она объявила себя единственной царицей этого города и никогда прежде город N не знал такого бедствия. Дождь, казалось, пытался утопить живущих в этом городе людей. Хороших и плохих, бедных и богатых, вооруженных и находящихся в клетках. Вода текла ручьями, целыми реками. В некоторых местах она достигала щиколоток. Каждому удару грома вторили сигнализации и дрожащие стекла. Вход в метро превратился в настоящий водопад, военные и гражданские лица подбегали и вытаскивали людей, которые хотели выбраться наверх, но попадали прямо в руки этих лиц и следовали за ними в клетки.

С большим трудом Карина и Сергей не потеряли друг друга и вошли в подворотню, которая вела во двор. Удивительным было то, что в домах не горело света. Во многих виднелись огоньки свеч. Никто не вламывался в дома. Создавалось ощущение, что о том, что происходило на перекрестке не знал никто. Во дворе выли сирены машин. Дождь создавал такой шум, что казалось, будто сотни обезумивших барабанщиков начали отыгрывать безумную дробь.

Они добежали до подъезда, который вел в квартиру Сергея. Молния осветила слепую тьму, практически сразу ей вторил удар грома такой силы, что казалось, здания могут не выдержать и рухнуть только от этого звука.

Сергей открыл дверь. Они вошли в подъезд. Карина попыталась включить свет, но ни одна лампа не отозвалась на переключение рубильника. В полной темноте они поднялись наверх, Сергей только с третьей попытки смог попасть в замочную скважину.

Они скинули дождевики, сняли обувь, но это нисколько не помогло. Они все также были продрогшими, и идя по квартире, оставляли за собой мокрые следы. Они прошли комнату Жени. Свет не горел нигде. После еще одного удара молнии погасли все огни. Свет не горел ни в одном здании. Можно было видеть, как люди со свечами и фонариками прильнули к окнам. Все наблюдали за тем, что творилась на улице. За тем, как дождь сносил случайных прохожих, как им помогали подняться военные. За тем, как эти люди направлялись в клетки. За тем, как кричали люди в этих клетках. За тем, как они начали ломать эти клетки и как к ним подбежали лица в гражданском и, угрожая пистолетами, заставили их отступить.

Вдруг, появился человек. Он шел спокойно сквозь дождь.

Первый остановился, не дойдя нескольких метров до поста. Военные напряженно наблюдали сквозь стекла противогазов. Он упал на колени. Сначала, просто опустив голову и руки. Затем, он поднял руки к лицу. Не было понятно, что именно он делает. До тех пор, пока он не завопил. Он кричал. Это был вопль полный боли, полный ненависти, полный злобы и отчаяния. Который в конце перешел в рыдания. Такие громкие, что их можно было слышать сквозь барабанную дробь дождя. Он плакал, так, как не плачут дети. Так как могут плакать только взрослые. Его всего сотрясало от рыданий. Он не мог подняться с колен.

Военные наблюдали за ним. Все резко замолкли. Вопль этого человека заставил замолчать людей в клетках, гражданских, военных и Карину с Сергеем. Все смотрели на него.

Он рыдал, плакал, пытался закрыть свое лицо.

В конце концов, он бессильно упал на бок, так и не раскрыв лица.

-Он умрет. И все они умрут, - сказала Карина, повернувшись к Сергею, и посмотрев прямо в глаза, которые она вряд ли могла увидеть в темноте. - По твоей вине.

Похожие статьи:

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → Пограничник

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Проблема вселенского масштаба