Спасибо мастеру ужасов нашего портала Джею за навеянную идею.
"Будьте острожнее со своими желаниями. Иногда они сбываются".
Тору жил с мамой и папой в маленьком домике, на узкой улочке совсем небольшого поселка. Вообще-то, в поселке была всего одна улица, зато от нее, как веточки от ствола, отходили узкие кривые переулки. У них не было названия, были только номера. Дом Тору и его родителей стоял в переулке № 9.
Тору нравился их дом. Нравился переулок №9. И их небольшой поселок. Нравилось ходить в школу, играть после уроков с ребятами из соседних дворов, гулять в выходные по берегу извилистой речушки, на берегу которой расположился поселок – словно птичка, присевшая отдохнуть на холме и раскинувшая в обе стороны крылья – главную улицу.
Все было «окай», как говорят эти смешные гайдзины в американских фильмах. Между прочим, Тору очень любил американские фильмы и мечтал стать таким же сильным и отважным, как Рембо или Рокки.
А еще была у Тору мечта: мальчик очень хотел, чтобы в их маленьком поселке открыли МакДональдс. Настоящий, огромный, с разноцветными шариками над входом, ароматными гамбургерами и заиндевевшими стаканами с Кока-Колой. Туда можно будет ходить с друзьями в выходные или в день рождения, туда можно будет пригласить Юкико после уроков. И, конечно, перед входом в МакДональдс будет стоять огромный клоун в полосатых носках, со смешным красным носом и веселой улыбкой.
И вот, перед Новым Годом, Тору собрал все свои карманные деньги и пошел в храм, что стоял неподалеку от поселка. Это был очень красивый старинный храм, где можно было молиться Бодхисатве, а еще – так можно было купить даруму и загадать желание.
Тору немножко побаивался, потому что не знал, удобно ли просить Всемилостивого о такой мелочи, как МакДональдс, но почтенный монах, у которого мальчик покупал даруму, сказал, что для Бодхисатвы не существует неважных или мелких желаний. И если Тору очень-очень попросит и будет молиться, то всё, что он задумал, непременно сбудется.
Тору поставил в храме свечку в форме лотоса, воскурил палочку благовоний и еще раз попросил прощения у Будды за то, что его желание – такое мелкое и не важное. А потом отправился с купленным дарумой под специальный навес, где уже стояли другие дарумы — и большие, и маленькие, — и были приготовлены кисточки и краски. Тору старательно нарисовал даруме красивый глаз, думая о том, как в их поселке наконец-то откроют МакДональдс, а потом поставил свою неваляшку рядом с другими.
Прошло несколько дней, и однажды, проснувшись, Тору увидел, как прямо напротив их дома рабочие в белых комбинезонах огораживают участок для стройки: возводят забор, натягивают сетку, прокладывают дорожки для техники.
За завтраком мама сказала, что пустырь выкупила какая-то фирма, которая собирается строить кафе. Маме это не нравилось: ведь, если напротив будет кафе, значит, народ будет ходить мимо дома до позднего вечера. Да еще и шуметь.
Тору же просто не знал, что и подумать. С одной стороны, мало ли какое кафе могут открыть. А с другой… А вдруг… Нет, лучше не думать об этом: известно же, что если все время вспоминать о своем желании, загаданной Бодхисатве, оно не сбудется.
Поэтому мальчик постарался отогнать непрошенные мысли, — даже головой потряс, чтобы они выскочили из головы, — и побежал в школу.
МакДональд открыли через два месяца. И был он именно таким, как виделся Тору в мечтах. Над главным входом красовалась гирлянда из желтых и белых шариков, внутри подавали ароматные гамбургеры и молочные коктейли, а перед дверями на лавочке сидел Рональд – в полосатых носках, со смешным красным носом и веселой улыбкой. Разумеется, Тору с друзьями пришел на открытие. И даже осмелился пригласить Юкико. А она согласилась. И весь вечер сидела с ним рядом, и смеялась его шуткам. И пару раз улыбнулась – именно ему, а не всей компании. Это был замечательный день.
Когда Тору проводил Юкико до дома и вернулся домой, уже стемнело. Мальчик лег в кровать и посмотрел в окно. Там, на противоположной стороне улицы, на лавочке сидел Рональд и улыбался. Сейчас, в темноте, улыбка клоуна уже не казалась Тору такой уж веселой. Скорее, в ней было что-то жутковатое: белые зубы в переплетении ночных теней были похожи на кладбищенские памятники с обломанными верхушками, а глаза сияли каким-то желтым, потусторонним светом.
Прогнав жутковатые мысли, Тору отвернулся к стенке и заснул.
На следующий день, возвращаясь из школы, мальчик подошел к МакДональдсу и долго рассматривал сидящего на лавочке клоуна. Рональд дружелюбно улыбался и махал гостям рукой. Ничего страшного в нем не было.
«Вот же глупости мне вчера в голову лезли!» — подумал Тору и пошел домой.
В этот вечер Тору долго лежал в кровати с новой книжкой, пока не зашла мама и, отругав его за ночные чтения, погасила свет. Мальчик, вздохнув (мама, конечно, права, но ведь… на самом интересном месте!), улегся поудобнее и, сложив ладошки под подушкой, посмотрел в окно.
С противоположной стороне улицы ему улыбался клоун. Белые, нестерпимо сверкающие в неярком свете фонаря зубы торчали из большого, ярко-алого рта вкривь и вкось. Казалось, верхние «четверки» удлинились и стали похожи на вампирские клыки. Ногти на правой руке клоуна были покрыты чем-то, напоминающим красный лак. Они были вытянутые, заостренные, как когти хищной птицы. А в желтых зрачках отражались темные тени.
Тору сел на кровати и уставился в окно, не в силах отвести взгляд от немигающего взгляда Рональда. Он смотрел так долго-долго, потом глаза мальчика начали слипаться, голова склоняться на грудь. Долгожданный сон пришел и уже начал гладить Тору по голове мягкой лапкой. И в этот момент клоун, громко щелкнув пластмассовыми ресницами, подмигнул мальчику.
Прошло еще два месяца. Два месяца. Шестьдесят долгих бессонных ночей.
Тору очень устал. Ему удавалось урывками поспать на уроках или на переменках, но совсем немножко, потому что теперь уже не только по ночам, но и днем, стоило мальчику сомкнуть глаза, в его снах тут же появлялся Рональд.
Клоун сидел на лавочке, неотрывно глядя на Тору желтыми глазами, из которых вылетали янтарные искры, темные облачка ужаса, распространявшегося по поселку, или злобные, ядовитые летучие мыши, готовые вырвать глаза любому, кто встретится им на пути. Однажды, когда мама оставила окно открытым, одна такая мышь залетела в комнату. Она даже попыталась вцепиться Тору в лицо длинные, загнутыми когтями. Мальчик закричал, замахал руками и… проснулся. Прибежавшие на шум родители никаких мышей не нашли (да и не было их в окрестностях поселка), но уже утром Тору увидел на лице, прямо под правым глазом, две глубокие царапины.
А клоун все улыбался. Каждой ночью его зубы меняли форму, размер, их становилось то больше, то меньше. Иногда улыбка ослепляла фарфоровой белизной, а иногда пугала черными провалами меж оставшихся клыков. При сильном ветре нижняя челюсть издавала пугающие щелкающие звуки. И тогда Тору казалось, что он видит, как под размалеванным лицом со смешным красным носом проступает оскал черепа, страшнее всех, что приходилось мальчику видеть на картинках или в фильмах ужасов.
Потому что это не был фильм. Это происходило на самом деле. Красная кровь (теперь-то Тору точно знал, что это кровь) капала с пальцев клоуна, тонких, шевелящихся как мерзкие могильные черви пальцев, заканчивающихся длинными, острыми как бритвы когтями. И с них капала кровь, оставляя на асфальте и песчаной дорожке яркие, невысыхающие пятна.
Тору слышал, как родители шептались, что в соседних переулках стали находить разорванные в клочья, с вырванными кишками и выколотыми глазами трупики кошек и собак. А однажды Юкико пришла в школу в слезах. Кто-то убил, расчленил и бросил во дворе дома ее любимую белую пушистую болонку. Юкико плакала и тряслась, рассказывая, что весь двор был залит кровью: «…и бонсай, и песчаная дорожка, и папин сад камней… ее было так много… крови… так много… и Бони… она лежала на дорожке, подогнув лапки. Я подбежала к ней и увидела, что у нее нет головы… А голова стояла на самом большом камне и смотрела на меня… Она смотрела…»
В конце концов у девочки началась истерика, и учителя вызвали Скорую. Юкико забрали в больницу, а Тору весь день просидел на уроках, не замечая происходящего вокруг и даже толком не понимая, где он находится.
А после уроков побежал в храм, где стоял его дарума.
Монахи уже сложили всех старых дарум в огромную кучу и как раз готовились сжечь их.
— Пожалуйста, можно я заберу своего, – попросил Тору, чуть не плача.
— Разве твое желание не исполнилось? – удивился старый монах, державший в руках факел.
— Исполнилось, о да, оно исполнилось. Но очень вас прошу, почтенный, позвольте мне взять моего даруму.
— Ну если тебе так хочется, конечно.
Ночью разразилась гроза. Настоящая весенняя гроза: со сверкающими молниями и оглушительным громом. Потоки воды заливали и маленький домик, и переулок №9, и лавочку с сидящим на ней Рональдом.
Тору сидел на кровати и ждал, держа даруму в руках.
Сверкнула молния, озарив все вокруг мертвенно-бледным, голубоватым светом. Следом прилетел запоздалый удар грома, от которого, казалось, содрогнулись стены дома. И тогда улыбающийся клоун встал и сделал шаг вперед на негнущихся ногах, на которых были надеты смешные полосатые носки. В глазах клоуна полыхало желтое пламя, озаряя переулок потусторонним сиянием. Рональд улыбался, оскалив белоснежные зубы, — неровные, огромные, они выпирали изо рта, не умещаясь в широко открытой пасти. С шевелящихся бледных пальцев клоуна стекала кровь. Дождь смывал ее, но она появлялась снова и снова. Казалось, крови убитых зверюшек было так много, что она уже не могла оставаться внутри клоуна, в его черных венах и артериях, и поэтому она вытекает наружу. Крови было много, очень много: она заполнила водосток, казавшийся черным в свете молний, она уже текла по белым плиткам переулка, подбираясь к мирным домикам с наглухо зашторенными окнами.
Клоун сделал шаг вперед, широко открыл рот, так громко щелкнув челюстью, что это звук заглушил раскаты грома. Из пасти вырвался глухой свист, что-то заскрежетало в глотке, раздался мерзкий звук, похожий на скрип железа по стеклу.
Тору понял, что Рональд хочет что-то сказать.
Клоун сделал еще один шаг. И тогда мальчик поднял даруму и выставил его вперед, как щит.
Вспыхнула молния. Она ударила прямо в клоуна, который вспыхнул ярким пламенем, словно его облили бензином. Рональд корчился в огне, его пальцы шевелились, стряхивая с тела горячие ошметки одежды. Даже через закрытое окно Тору чувствовал вонь горелого мяса и пластика. Клоун растекался, таял, но продолжал неумолимо приближаться. Наконец, полурасплавленное лицо с желтыми глазами, плачущими кроваво-огненными слезами, приблизилось к окну, почерневший нос расплющился о стекло. Клоун улыбнулся неровными, потемневшими зубами, его длинные клыки со скрежетом прошлись по стеклу. Нижняя челюсть громко щелкнула.
А потом все стихло.
Тору еще какое-то время сидел на кровати, смотрел на серую пелену за окном и прижимал к себе даруму.
А потом повернул неваляшку лицом к себе. Черные глаза дарумы смотрели на мальчика спокойно и безмятежно. В глубине их появился и стал приближаться маленький желтый огонек, становясь все ярче, разгораясь пламенем безумия и ожившего кошмара. Дарума раздвинул ярко-алые губы в усмешке, обнажив ряд белоснежных неровных зубов, похожих на старые, обломанные кладбищенские плиты, и подмигнул Тору.
Похожие статьи:
Рассказы → Черный свет софитов-7
Рассказы → Идеальное оружие
Рассказы → Белочка в моей голове
Рассказы → Вердикт
Рассказы → Эксперимент не состоится?