Евгений Борисович, в простонародье именуемый Жмухлей, воровато озираясь, усердно грабил колхозное картофельное поле. Он то и дело сплевывал крошки табака, лезшие ему в рот из неудачно свернутой самокрутки и, досадливо морщась, посматривал на большой диск солнца, уже начавший выкатываться из-за горизонта. Жмухля планировал закончить дело еще до света, да задержался, завозившись на поле. Картошка в этом году не уродилась. Мелкие, побитые медведкой клубни, копать было сущим мучением.
— От Степаныч, сволота, — проклинал он председателя, — все удобрения своровал и продал же в городе. Набил себе карман и горя не знает, а простые люди мучайся. Куда такую мелочь везти?
Тихо матерясь, Жмухля закинул, наконец, последний мешок в багажник своего жигуленка и влез за руль. Повернув ключ в зажигании, Евгений Борисыч приготовился дать газ, да мотор, пару раз чихнув, не завелся. Приподняв бровь, Жмухля попробовал завести своего железного коня еще раз и только тогда осознал весь масштаб трагедии. Машина застряла на колхозном картофельном поле с полным багажником ворованной на колхозном поле картошки, а скоро уже должен появиться старик Михеич — сторож, который очень серьезно относился к охране государственной собственности и на утренний обход полей не иначе как с заряженной солью двухстволкой не выходил.
— Ах тыж… чего делать-то? — Жмухля засуетился, вылез из кабины и забежал назад, пытаясь подтолкнуть машину вручную.
Но его старания не увенчались успехом. Железный конь продолжал стоять мертвым телом, в красных лучах восходящего солнца. Разрытая земля красноречиво молчала о его преступлении. Жмухя упорно толкал жигуленок, то и дело пробуя завести стартер, но все его усилия были напрасны.
— Ты чегой творишь? Расхититель! — раздался у него за спиной знакомый стариковский окрик.
Евгений Борисович осел, чувствуя, как холонуло под сердцем. Надвинул на глаза шапку, но спрятаться таким образом от Михеича было невозможно. Старик знал наперечет не только у кого какая машина, но и какая шапка.
— Жмухля?! Ты сукин сын. Совесть есть? У кого воруешь, у себя же самого воруешь! А ну стой!
Но Евгений Борисович не собирался сдаваться сторожу. Слегка присев, Жмухля почесал по картофельным грядкам к деревне. Михеев, раздосадованной таким неповиновением власти, взвел курок.
— Стой, кому говорю! Стрелять буду!
Но Жмухля только ускорился, перелетая через окученные кустики картошки. Михеич вскинул винтовку и сделал первый выстрел, как и положено в воздух. Вор ахнул, перемахивая через кусты и развороченные грядки. Тогда сторож не целясь пальнул вдогонку. С отдачи, старика отбросило назад, поэтому он не увидел, как нарушитель замер в мучительной позе и рухнул на землю с громким стоном.
— От так, теперь не побегаешь, — удовлетворенно крякнув, сторож отряхнулся, выдернул из гнезда жигуленка ключ зажигания и пошел назад, звать участкового.
Часом позже, доярки, закончившие утреннюю дойку, повалили из коровника, таща свои "законные" литры неразбавленного молока в алюминиевых бидонах.
— Когда уже председатель нам аппараты машинного доения привезет, — стала привычно жаловаться Любаша. — Год уже как обещал, а аппаратов как не было, так и нет. Руки же после дойки сводит.
— Ну и что этот аппарат? Вон сегодня свет вырубился, а много надоишь, без света? Дался тебе этот аппарат. Нет, я своих коров и близко к машинной дойке не подпущу. — Качая головой, не соглашалась с ней подруга. — Машина всё вымя испортит.
Любаша собралась было возразить про облегчение тяжкого труда, но тут раздался слабый стон. Женщины испуганно вскрикнули, всматриваясь в тень у забора коровника. Там кто-то лежал, явно мужик, но девушки никак не могли понять, то ли человек в помощи нуждается, то ли наоборот, ему слишком хорошо и трогать его не надо.
— Жмухля, ты что ли? — спросила наконец Любаша.
— Девки, — простонал Жмухля. — Спасите! Михеич же в меня из ружья солью пальнул, еле дополз. Помираю!
Доярки, охнув, подбежали к Евгению Борисычу, подняли его за локотки и стали оказывать медицинскую помощь, отпаивая заодно пострадавшего парным молоком. Но Евгений Борисович не спешил в ответ на расспросы девушек, рассказывать про то, как он воровал картошку с колхозного поля.
— Михеич подстрелил, слепошара, — туманно пояснял пострадавший, — jпять же, темно еще было. Заря только занималась.
— Ой, — ужасались девушки. — Вам надо бы в милицию, к участковому. Заявление написать.
— Подтвердите, про моё физическое состояние? — спрашивал Жмухля, прикидывая, что в милиции сказать. — Я же просто вышел из машины справить нужду. А он давай палить.
— Да мы подтвердим, — кивнула старшая доярка. — Только пока ходить по милициям будем на вторую дойку то не успеем.
— Та чо мелешь, — перебила её вторая. — Время еще ранее. Гля на небо, солнце еще не встало.
Все трое взглянули на небо. Солнце по-прежнему висело над самой землей, едва черкая краем диска по дальнему лесу, и освещало нехорошим красноватым светом все кругом.
— Да оно же так и висело, когда мы на дойку то пошли, — прищурившись заявила старшая.
Из рук Любочки выпал бидон и жирное, неразбавленное молоко густо и медленно растеклось по траве, не торопясь впитаться в землю.
— Мамочки, — пролепетала она, бледнея с перепугу. — Солнце остановилось.
И, приподняв дрожащую руку, сцепила пальцы в щепоть, нетвердо и неверно перекрестилась, начав с левого плеча.
***
По селу бежал местный дурачок Егорка и верещал тонким голосом:
— Солнце застряло! Солнце застряло! Надо поехать в лес и дернуть его хорошенько, а то совсем нехорошо!
Бабы перебегали от избы к избе, то и дело оглядываясь на зловеще-красное солнце, по-прежнему висевшее над горизонтом, выдумывали версии, одна другой страшнее: земля взорвется, завтра архангел с карающим мечом явится, водка нонче будет по талонам, перепись началась, взорвали какую-то ядерно-нейтринную бомбу и прочее, и прочее...
Сходились в одном — год, когда три раза тринадцатое на пятницу выпадает — лихой.
Мужики, сгрудившись у сельсовета, тоже осуждали непонятное явление и версии были не менее разнообразны, поскольку связи с городом и вообще с миром не было никакой. Электричество отключилось без видимых причин. Телефон и телеграф не работали. Даже радио ничего не ловило, кроме писка и треска в динамиках.
— Кручение земли остановилось, вот и все дела. Кончился завод, как у юлы, — заявлял Братин, представитель местных органов правопорядка, который так и не дотащил задержанного Жмухлю до своего кабинета..
— Да не, — отмахнулся местный цирюльник, — Если бы земля так вот разом остановилась, её бы на куски разорвало. Я прав, Юрий Кузьмич?
Деревенский учитель астрономии кивал головой и авторитетно заявлял:
— А как же. Центробежные силы у земли знаете каких величин достигают. Даже если бы Земля хоть немного замедлила своё вращение, это обернулось бы всемирными потопами, землетрясениями, взрывами вулканов. А ведь солнце висит так уже десять часов и хоть бы что.
— Ну а что же это тогда?! — не выдержав, повысил голос Мамон.
И все разом бросили галдеть и уставились на единственного в селе человека, имевшего высшее образование.
— Я полагаю, мы имеем дело с неизвестным ранее оптическим эффектом, — изрек наконец учитель.
— Это как? — не понял старик Михеев. — Что за такой эффект? Я уже семьдесят лет по земле хожу и ни разу такого не было, чтобы солнце не двигалось с места десять часов.
— Ну… что-то вроде северной полярной ночи, — промямлил учитель астрономии.
— Не, ты погодь, какая же ночь, когда солнце-то вышло и висит.
— Ну, оно то наверное уже давно поднялось, а мы просто этого не видим. А наблюдаем мы искажение горизонта, — объяснял учитель, — своеобразный мираж, как в аравийской пустыне.
— Тю, то у тебя северное сияние, то мираж в пустыне, — а я так полагаю, что все это брехня научная. Когда ученые объяснить ничо не могут, и лепят чушь про миражи и сияния всякие. А вот никто еще так и не объяснил, откель пазори то играют на небе. А?
— А может это бомбу какую испытывают, сверхмощную, вот её мы и видим. А? — высказал предположение агроном.
— Бомбу… бомба была бы, видели бы взрыв, и слышно было бы тоже. Может это проекция? Прямо на небо, а? Новый способ трансляции телевидения. А что, идешь и из любого места можешь новости о международном положении посмотреть, — предположил зоотехник.
Это всем понравилось. Потому что хоть немного было похоже на правду и не было страшно.
Мужики одобрительно зашумели. Вмешалась Бабариха — местная сплетница и по совместительству продавщица в сельпо, которая подошла поближе, краем своего длинного уха подслушать о чем говорят в мужской компании.
— Тю, ну и насмешили — проекция новостей. Ха! Ха! Ха! — широко расставив ноги, раскатисто засмеялась Бабариха. — Да что бы вы понимали! истину говорю — конец света наступает. Всадники апокалипсиса скоро прискачут, и мертвые встанут из могил!
Бабариху прогнали, но мертвые из могил действительно вскоре начали вставать.
***
Николай, отужинавший лапшой на курином бульоне, важно сидел у окна и высвистывал из щели между зубами застрявший кусочек мяса. Время от времени он строго поглядывал на солнце, все также бесстыже торчавшее над горизонтом и неодобрительно покачивал головой. Уже спать давно было пора ложиться, двенадцатый час ночи, а тут прямо в окно лучи сквозят.
— Непорядок это… — пробормотал он, оглядываясь на Нинку, которая возилась у постели, всколачивая подушки.
— Чего непорядок? — переспросила жена.
— Да вон… солнце это застрявшее. Как спать ложиться, когда оно прямо в глаза светит?
— А занавеска на что? — Нинка подошла к окошку и задвинула сначала накрахмаленную льняную, а потом и большую штору из тяжелого плюша. В комнате сразу стало темно, как в погребе. Жена откинула покрывало и, дрогнувшим от неожиданной страсти голосом, спросила: — Идешь?
— Иду, — все с тем же хмурым настроением откликнулся муж. Залезши под одеяло, он поначалу поджал ноги, не желая расставаться с теплом, но вскоре простыни согрелись. Николай посмотрел на жену, которая задержалась, кинувшись убирать со стола, и проворчал: — Вот хитрая ты баба. Никогда первой в постель не идешь. Постелишь и дожидаешься, пока я лягу и место тебе согрею.
Нинка хохотнула и, сдернув ситцевый халат, юркнула под одеяло. Прижалась к небритой щеке мужа и страстно выдохнула, целуя куда-то за ухо. Впотьмах не разобрать.
— Ты чего? — Николай испуганно сдвинулся в сторону. — Чего ты?
— Ну как?
— Не, я не могу сейчас, — Николай ловко завернул свое одеяло на ноги, решительно пресекая эти поползновения жены. — Такое положение в мире… неоднозначное, а ты только об одном думаешь. А может Бабариха права и в любую минуту Конец света может начаться?
— Ну и тем более, — ответила жена, придвигаясь к Николаю с еще большей решительностью. — Ежели сейчас Конец света начнется, то чего ждать?
— Вот всегда ты так! — слегка повысив голос, ответил муж. — Никогда тебя ни международное положение не интересовало, ни экономика. Ты когда новости то смотрела в последний раз?
— А при чем тут новости? — сощурив зеленый глаз, наливающийся раздражением, переспросила жена. До нее дошло, что никакого исполнения супружеского долга от Николая не дождешься.
— А при том, что с тобой даже поговорить не о чем.
— А зачем говорить? — Нинка потянулась было еще раз, но Николай сдвинулся в угол так решительно, что окончательно вывел её из равновесия. Она вскочила с кровати и рванула занавеску. — Чего говорить, когда есть на что посмотреть и за что подержаться!
Женщина гордо выгнулась в красных лучах замершего солнца, демонстрируя мужу волнительные изгиб своего еще гибкого и стройного тела.
— Ах шлюха! — выкрикнул очень знакомый голос, и в стекло саданул кулак с такой силой, что окно еле выдержало.
Нинка ойкнула и в один прыжок оказалась под одеялом.
— Кто это там? — прошептала она побелевшими губами.
— Ты вертись побольше голяком перед окнами, — буркнул Николай, встревоженно приподнимаясь на локте.
А между тем в дверь кто-то забарабанил.
— Открывай шалава! Муж вернулся!
— Господи! Степка?! Из могилы встал… — с ужасом в голосе прошептала Нинка, узнав голос покойного мужа и перекрестившись, сбиваясь и путая слова, принялась читать "За упокой".
— Хорошо он в могиле сохранился. Вон как дверь выносит, — внезапно успокоившись, проговорил Николай. Соскочив с кровати, он подхватил свое охотничье ружье и пошел открывать дверь. Не успел он скинуть крючок и отскочить, как в сени ворвался Степан в истлевшем саване и с топором в руке.
— Эх! — замахнувшись, он увидел направленный в голову ствол берданки и замер с поднятым топором.
— Ну как там, на том свете, не скучно живется? — спокойно проговорил Николай.
— Нормально, хотя и скучновато, — ответил Степан. Выглядел он, несмотря на три года пребывания под землей, вполне прилично. Никаких тебе признаков разложения, рожа только припухлая слегка. Доверительно сообщил о подробностях жизни на том свете. — Тепло, светло, мух нет. Водки только пить нельзя. Ну и насчет баб опять таки — запрещено.
— Степан… — ахнула высунувшись из горницы Нинка, — Ты же помер. Мне с поселения похоронка пришла. Похоронили же тебя, все честь по чести. Я же сколько денег за памятник отдала! Ех, крест надо было ставить, как батюшка советовал, тогда бы ты точно не встал...
— Я помер, а ты сразу хвостом пошла вертеть! — прикрикнул Степан, перехватывая топор, повлажневшими пальцами. — Муж еще остыть не успел, а ты к другому в постель прыгнула, шалавина.
— Три года же прошло, — ответила Нинка, и только сейчас сообразила, что халат распахнулся и грудь наружу торчит. Торопливо запахнулась.
— И что? А вот он я явился. Законный муж. Али забыла, как мы венчались в церкви.
— Так мы же венчались до тех пор, пока смерть не разлучит… — брякнула Нинка и прикусила губу.
— Так не разлучила же, — хмыкнул Степан. Завидев в углу, в ведре бутылку беленькой, поставленную на охлаждение, он извернулся, зацепил ей локтем, прижав к боку и ловко свинтив крышку зубами, глотнул. — Вот он я, твой законный супруг.
Произнеся это, Степан ахнул бутылку об пол, ухватил оторопевшую Нинку за талию и чмокнул в губы, слюняво облизнув языком. Жена только ойкнула. Николаю такой поворот событий решительно не понравился.
— Ты эта… — начал он нерешительно, но с каждым словом все более укрепляясь в своей правоте. — Хучь из могилы, хучь с поселения сбег, а лапать мою жену не моги! По документам, Нинка теперь моя жена! А то что получается, теперь каждый упырь может заявиться в хату и затребовать и жену, и на дом права предъявить? Я, между прочим, уже два года как прописан тут. Все по закону!
— Чего?! — с угрозой в голосе откликнулся Степан. — По какому интересно закону ты в моем доме прописался, да еще и жену мою телебенишь?
— По советскому. Ты помер. Свидетельство имеется, все задокументировано и с печатями, как положено. Мы с Нинкой год выждали, как в народе принято и расписались. Дом свой я продал, мне две хаты накладно содержать. Машину вон купил, одежонку справил. На море отдохнуть съездили. Так что, твое нелигитивное появление в своём доме я расцениваю, как наглую провокацию! — заявил Николай и едва успел увернуться от Степкиного кулака, направленного прямо в челюсть.
Мужики схватились за грудки, а Нинка, втекшая наконец в весь масштаб свершающейся трагедии, выскочила на улицу и, голося, стала созывать людей. Народу набежало раза в три больше, чем было в деревне. Когда стали разбираться, оказалось, что Степан нифига не помирал, а тупо подделал документ о своей смерти и сбежал из колонии. Пока председатель и представитель правопорядка решали, куда и главное как сообщать, Степка выкидывал из хаты вещи "полюбовника" вместе с неверной женой и грозился новую привести вместо Нинки.
Народ дивился.
Разброд и шатание в деревне было оборвано долгим гудком невиданной длинного крытого грузовика, вырулившего с главной улицы.
— Эй народ! — прокричал шофер, высунувши голову в открывшееся окошко. — До горизонта далеко?
— Чего? — не понял вопроса Михеич.
— До горизонта далеко, спрашиваю.
— Да хрен его знат. У нас такие дела творятся...
— Знаю, — махнул рукой шофер, — В городе то же самое. Вот начальство бригаду выслало. Солнце закатывать будем. Вручную.
— Как же интересно вы его закатывать будете? — ухмыльнулся учитель астрономии. — Солнце ведь представляет собой шар раскаленной плазмы, диаметром 1,392 миллиона километров. Да и достать до него проблематично будет. До солнца 148 миллионов километров!
— Ну ты, знаешь чего? — грубовато ответил водитель. — Эту чушь в школе детишкам впаривать будешь, а мы рабочие люди. У нас есть задание солнце закатить, ну и закатим. До Кривой балки далеко еще?
— Так давайте я дорогу покажу, — вызвался учитель, — заодно и погляжу, как вы закатывать будете.
— Я тоже поеду, — заявил вдруг Михеев. Там помидоры. Потопчете еще, или сожрете. А мне отвечай потом.
Мужики влезли в просторную кабину и машина тронулась. До Кривой балки ехали час. Михеич все это время развлекал шофера рассказами из своей молодости.
— А то был случай, — вспоминал он, когда шофер в очередной раз кончал смеяться. — Давно это было. Я мальчонкой был еще, колхозное стадо пас. После войны, колхоз обнищал, даже быка своего в хозяйстве не было. Ну и взяли мы из соседнего колхоза. Напрокат. Хороший был бык, чемпион, а коров наших крыть отказывался. Уж его и кормили всякими витаминами, и чесали, и коров мазали специальными средствами, для приманки — все напрасно. Время идет, деньги, за быка заплаченные никто не вернет. Что делать? Ну в общем погнал я коров вместе с бычком на луг, а сам лег и песню запел. И смотрю — бык оживляться начал. Я к председателю, дескать так и так — быку музыкальное сопровождение необходимо. В общем заработал бык, так, что только держись. Коровник трясся сутками. А работал он исключительно под Шаляпина "Эх дубинушка". И обязательно, чтобы вокруг стояли мужики и смотрели на это дело. Вот такие дела...
Тут не выдержал и рассмеялся даже учитель астрономии.
— Ну ты Михеич даешь, — простонал он, вытирая слезы. — Бык-эксгибиционист, любитель Шаляпина!
— Нудак, животное, оно тоже красоту чувствует. Ага. — отвечал Михеич. — А вот тут налево, и аккурат за липой тормози. Приехали.
Машина тормознула и из кузова выскочило два суровых мужика, которые тут же принялись смолить сигареты "Астра". Один из мужиков, бригадир, вытащил невиданных размеров телефонную трубку и стал кому-то звонить.
— Алло, Сергей Степанович? Мы на месте, — отрапортовал он в телефон. — Глушу проводку. Тучами в городе завесьте все.
В трубке что-то согласно булькнуло. А бригадир, между тем, вытащил еще один странного вида пульт и нажал кнопку. К изумлению Михеича и учителя астрономии небо разом стало каким-то серым, плоским и висящим в десяти метрах над землей. И само солнце тоже резко приблизилось и стало всего лишь большим прожектором, в котором едва тлела нить накаливания.
— Лестницу давай! — скомандовал главный.
Водитель нажал на рычаг и крыша грузовика разложилась и в небо поднялась раздвижная лестница на шарнирах. Второй рабочий выкинул бычок, подхватил сумку с инструментами и полез вверх. Некоторое время деревенские ошарашенно наблюдали за тем, как рабочий, сдвинув прожектор, возился в кишочках крутящего механизма, прилаживая веревку. Затем он объявил:
— Смазать надо и подтолкнуть. Заело.
После смазки, вниз была скинута веревка, за которую все и ухватились.
— Вона дела какие, — бурчал Михеич. — Видать деды наши-то были правы, когда говорили, что земля есть твердь на трех китах, а солнце вкруг нее вертится. Это что же, подписку теперь придется давать, о неразглашении?
— Да какую подписку, — отмахнулся бригадир. — Кто поверит? Вон и учитель ваш не верит.
— Бред, антинаучная профанация! — не соглашался с увиденным Юрий Кузьмич, дергая что есть сил за веревку. — Этого не может быть!
Общими усилиями, навалившись вчетвером, они сдернули застрявший прожектор с места. Солнце заскрипело и медленно покатилось вниз по старенькой заржавевшей рельсе, приклепанной к небесному своду.
— Дмитрич, ты звезды вкрути заодно, пока я объем не включил. В Большой медведице уже половины не хватает. — Скомандовал бригадир.
— Ну что не хватает, — ответил сверху мужик, — у меня не магазин лампочек. Сколько выделяют, столько я и меняю. А Медведице и семи хватит.
— Да у тебя не Медведица, а ковш уже какой-то получается! — возмутился бригадир. — Меняет он, как же. Да ты половину на Север продаешь. Вон, у нефтяников же в Челябинске в Большой медведице аж тридцать звезд!
— Ну так и что? — не смутился рабочий. — Нам за свет всё равно платить не чем. Область и так уже за электричество задолжала. Скоро и эти отключат и придется нам, как в послевоенные годы в темноте по ночам сидеть. Ни звезд, ни луны.
— Ты эта, не рассуждай тут мне! Умник нашелся, — орал бригадир. — Я вот докладную напишу на тебя!
— А пиши!
Мужики продолжали собачится, а учитель астрономии Юрий Кузьмич, названный в честь первого космонавта, пораженный крахом своего мировоззрения, смотрел, как солнце медленно закатывается за горизонт, и не верил глазам.
***
— Столетия назад люди были уверены, что земля — это плоский диск, который стоит на трех слонах, а слоны на большой черепахе, плавающей в океане, — уверенно излагал Юрий Кузьмич своим ученикам теорию строения Земли. — Поверхность Земли, по их представлениям — вогнутая полусфера на внутренней поверхности которой располагаются Солнце, луна, звезды. Но все мы знаем, что это не так. Берем ручки и записываем. Знать всем наизусть. На следующем уроке буду спрашивать. Земля — шар, вращающийся в космосе вокруг Солнца. Диаметр Земли — 12757 тыс. километров. Солнце тоже представляет собой шар. Шар раскаленной плазмы, диаметром 1,392 миллиона километров. Расстояние от Земли до Солнца 148 миллионов километров!
КОНЕЦ
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Пограничник
Рассказы → Доктор Пауз
Почему-то самые первые рассказы на конкурсах лучше всего читаются.
