Мама — робот

в выпуске 2018/06/21

28 мая 2018 - Мария Арика

Моя мама — робот. Моя мама никогда не проливает утром молоко мимо кружки, заполняя ее ровно на 85%. Этого достаточно, чтобы я напился, и это позволяет мне не пролить мимо ни капли. Я пью молоко, жую блинчик. Стараюсь побыстрее проглотить: мама ругается, когда я говорю с набитым ртом.

— Очень вкусно, ма.

Она улыбается, треплет мои волосы.

— Конечно, ведь я использовала оптимальное соотношение ингредиентов. Я также анализировала твою реакцию каждое утро, чтобы подобрать завтрак, который тебе нравится.

Я жую медленно, пытаюсь растянуть утро. Хотел бы я сегодня завтракать весь день, жуя мамины блинчики, смотря, как весело пружинят ее кудрявые локоны, когда она смешно, немного неуклюже двигается, как двигаются все роботы. Но вот она легко трогает меня за плечо, кивая на часы. Опаздывать в школу мне нельзя.

— Чуть не забыла! — мама отодвигает одну из своих боковых панелей и достает перевязанный бантиком сверток. — С днем рождения, Серж!

Конечно, она бы не забыла, ее чип памяти хорошо отлажен и ни разу не давал сбоев. Сколько я себя знаю, мама никогда ничего не забывала, тем более о моем дне рождения.

— Только не спеши! Откроешь вечером!

Я перестал тормошить оберточную бумагу и поспешил убрать подарок в свою комнату. С грустью я бережно положил его на кровать. Мне хотелось спрятать сверток поглубже в школьную сумку — туда, где его не обнаружил бы сенсор, но страх, что мамин подарок могут конфисковать, заставил меня отбросить эту глупую затею.

Я вышел в коридор и, едва передвигая ноги, поплелся обуваться. Мама стояла в проеме кухни и улыбалась. Эта ее улыбка всегда казалась мне странной — конечно, не считая того, что искусственная мимика ее лица и близко не способна передать настоящие человеческие эмоции, но глаза… Я готов поспорить с кем угодно, в ее глазах я видел не только отражение собственного заспанного лица. Там, за шуршащими фокусом объективами, с удвоенной силой горел светодиодный индикатор.

— Вот еще, не забудь, — мама протянула мне толстую папку. — Это для твоего сегодняшнего собеседования. Звездные карты и атласы. Я сшила вместе все материалы, которые ты собрал.

Наручные часы пропищали девять раз, входная дверь распахнулась. Мама, чувствуя мою немую мольбу, приобняла меня за плечи и легонько направила в сторону выхода. Видимо, она проанализировала мое выражение лица. Опущенные уголки губ, сдвинутые брови и дрожащий подбородок выдавали меня с потрохами. Выйдя, я развернулся и вновь встретился с той улыбкой, что пару минут назад мешала мне переступить порог.

— Не упрямься, тебе пора, — мама коснулась моей щеки, оставив на ней запах металла.

Раньше она провожала меня в школу и встречала у ворот. Но сейчас я уже слишком большой для такого, а сегодня вовсе стал взрослым. Мне было стыдно просить маму проводить меня, так что я просто кивнул, подождал, пока дверь за мной закроется, и заставил себя сделать шаг к лифту. Дрожащей рукой я нажал кнопку вызова и глубоко вздохнул, чтобы не дать поднимающемуся из груди комку встать в горле. Я слишком большой, чтобы мочить глаза у всех на виду.

Дорога до школы поражала своим однообразием. Поскольку я жил на верхних этажах, мне нужно было сперва спуститься в метро, с тремя пересадками добраться до учебного квартала, а там подняться на поверхность и пешком, минуя оранжерею, добраться до школьных ворот. Было принято, что растущему организму полезно находиться на свежем воздухе, потому прогулка внутри стеклянного купола, полного зелени и цветов, должна была рассматриваться как обязательный сеанс релаксации. Но мне растения никогда особенно не казались интересными, я бы предпочел эти четверть часа провести в обсерватории, наблюдая за движением звезд.

Зато Мэл, моя школьная подруга, была в восторге от оранжереи. Она и сейчас с интересом склонилась над грядкой, до последнего не замечая моего присутствия. Надо сказать, уставной хвостик шел ей больше, чем прочим девчонкам.

— С днем, Серж! — Мэл наконец-то почтила меня вниманием.

Ожидать подарка не стоило. Хоть эта озорная голова и часто бывала на ковре у Совета за свои проказы, даже она не посмела бы принести в школу ничего, что не установлено правилами.

— В честь праздника сегодня я угощу тебя, чем захочешь! — протараторила Мэл.

Угощение, вытащенное из многочисленных автоматов с едой, — не самое плохое, что могло прийти ей на ум. Я тут же кивком согласился.

Мы поспешили взяться за руки, как того требуют правила, и направились к школьным воротам, стараясь не сталкиваться с патрулем. Не то чтобы нам это чем-то грозило, но, наверное, каждый из нас чувствует себя немного нарушителем, когда встречается глазами с человеком в военной форме.

Пройдя стандартную проверку, мы были допущены в класс. Мэл без устали болтала о том, что ее день рождения совсем скоро, и чтобы я не очень-то зазнавался, возомнив себя старшим в нашей паре.

— Я тебе каждый год говорю, что партнеров подбирают по возрасту и что я не считаю нашу разницу в неделю значительной.

— Но этот год же особенный! Ты что, не понимаешь, что теперь ты официально считаешься самостоятельным! Тебе предложат выбрать квалификацию, и… — у Мэл задрожала нижняя губа. — Тебя могут перевести, и мы будем видеться реже, а там и вовсе назначат нам новых партнеров, и прости-прощай наша дружба!

— Даже если меня переведут, я буду писать тебе сообщения каждый день и звонить по видеосвязи по вечерам.

Я видел, что Мэл уже собралась что-то мне возразить, но в класс вошел учитель. Его походка была такой же неуклюжей и механической, как у моей мамы, но на его лысой металлической голове напрочь отсутствовали кудряшки. В такт его шагам разве что слегка поскрипывали шестеренки в коленных суставах. Мы замолчали и принялись с усердием впитывать новые знания.

Во время большой перемены вместо того, чтобы мирно обедать в общем зале, я был втянут в очередную опасную авантюру своей подруги. Она внезапно потащила меня к школьным воротам, и вот мы уже таимся между клумбами оранжереи, пропуская военный патруль. Мэл крепко сжимает мою руку, ее ладонь вспотела: ведь если нас поймают, нам, как минимум, придется неделю посещать общественные работы после школы. С записью в личном деле, естественно.

Когда один из военных вдруг замер, прислушиваясь, мое сердце готово было разорваться. Но вот он что-то пробурчал своему напарнику, и они двинулись дальше.

Проводив взглядом патрульных, мы рванули в сторону детского сада. Оказавшись у входа, Мэл быстро начала тарабанить в стеклянную дверь. И спустя пару мучительно долгих мгновений, пока мы стояли, беззащитно заметные среди низких цветов и травы, улыбчивая седая женщина наконец открыла нам. Мы с Мэл буквально нырнули внутрь и тут же повалились на пол, заползая под скамейки, чтобы патруль не заметил нас сквозь прозрачные стены. Только сейчас я смог начать дышать нормально, но сердце все еще колотилось, как бешеное. Будь здесь моя мама, она бы сказала, что, согласно ее анализу, я нахожусь в стрессовой ситуации, а это негативно сказывается на продолжительности жизни.

— Я и не сомневалась, что вы не попадетесь, мои маленькие нарушители порядка, — засмеялась открывшая нам женщина. — Мэлони пошла вся в отца. Несомненно, он тоже любил шнырять там, где не следует.

Это была мама Мэл. Настоящая мама, из плоти и крови, с необыкновенно теплой улыбкой и неподдельным блеском в глазах.

— Ты не будешь так добра? — засмеялась моя подруга, протягивая женщине несколько блестящих монеток.

Когда они были близко друг к другу, как сейчас, их черты лица, их улыбки были так похожи, словно одна из них смотрела на свое отражение. И это всегда потрясало меня. Я редко видел детей рядом с их родителями.

— Ты наверняка и не помнишь, какие на вкус «Милки Скай». Почему-то в школе думают, что мы для них слишком взрослые, зато здесь, в детском саду, стоит целый автомат с ними. Мама каждую неделю приносит мне один или два, и нам бы не пришлось устраивать скрытое проникновение, если бы я придумала, куда могу спрятать парочку. Но единственное место, которое мне пришло на ум, оставило бы от шоколадок только лужицу в фантике, — Мэл весело похлопала себя по груди, напомнив мне о том ужасном дне, когда ей взбрело пронести в майке срезанный в оранжерее росток.

Тогда я рисковал остаться на всю жизнь заикой или побить рекорд, став самой молодой жертвой сердечного приступа. Но зато после моя подруга пару месяцев светилась от счастья, по вечерам присылая мне отчеты о том, как растение приживается на новом месте.

Мама Мэл вернулась, положила нам в руки шоколад, и вновь одарила нас своей теплой улыбкой.

— Пойду обратно в группу, пока меня никто не хватился. Когда будете уходить, просто плотно закройте дверь. Приятного аппетита!

Разворачивая обертку, Мэл повернулась лицом ко мне и, сев по-турецки, продолжила болтать.

— Вчера получила от папы посылку в честь дня рождения. Наверное, он боялся, что она затеряется на таможне, и потому выслал ее с курьером, так что я получила свой подарок немного раньше.

Я, жуя, кивнул. Конфеты действительно оказались просто нереально вкусными. Не оторвешься.

— Он прислал засушенные листья! Прямо из колонии. Написал, что им удалось вырастить их в местной почве. На Марсе, представляешь! Это значит, что и здесь, на Земле, можно еще что-то вырастить. И не кустики да траву, как в оранжерее, а настоящие деревья!

Мэл продолжала тараторить, а ее хвостик смешно покачивался из стороны в сторону, словно гипнотизируя меня. И вот я уже тоже воодушевился ее стремлением, и готов был хоть сейчас вместе с ней идти закапывать в бесплодную почву планеты саженцы сосен, берез и кедров.

— Серж, — тон Мэлони вдруг стал очень серьезным, — у тебя после обеда собеседование. Давай ты просто скажешь им, что хочешь подаваться на ботаника. Я уверена, что тогда они не переведут тебя.

Мой рот скривился. Она прекрасно знала, что все эти корешочки и росточки меня совершенно не привлекают.

— Слепнуть за микроскопом в лаборатории — это твоя мечта.

— А твоя, что же, слепнуть за телескопом?!

Повисла тяжелая пауза. Каждый из нас поспешил занять свой рот конфетой.

Обратно мы возвращались в напряженном молчании. При этом Мэл так сильно нахмурила брови, что казалось — они готовы сорваться с ее лица и улететь, словно огромная черная птица. А еще она громко сопела, так что мне пришлось ее пару раз одернуть, когда мы таились в очередной клумбе от патруля. Обида этой девчонки была настолько велика, что она готова была рисковать свободным временем после занятий, лишь бы я сдался и передумал. Подобные разговоры всегда заканчивались так, поэтому я давно привык и оброс броней, которая не пропускала ни гневные взгляды, ни тяжелые вздохи. Я только молился про себя, чтобы эти вздохи были хотя бы чуточку тише, чтобы их не услышали военные. Но все обошлось, и вскоре мы благополучно вернулись в общий зал, где я смог бы спокойно доесть обед, если бы не буравящий взгляд все еще обиженной Мэл. Мы не проронили ни слова больше до самого конца перерыва.

Я ожидал своей очереди в коридоре. Мне было назначено ровно на два часа дня. Так что после перерыва, когда Мэл вернулась в класс, у меня было время заглянуть в обсерваторию и освежить память. Неизвестно, что будут за вопросы на собеседовании, это никогда не сообщалось заранее. Я только знал, что наконец-то смогу подать заявление на факультет астрономии. Если повезет, то после обучения я смогу стать межзвездным навигатором и помогать прокладывать путь колонистам.

О звездах и новых мирах я грезил с детства, представляя себя то капитаном космического корабля, то храбрым пилотом. Я смотрел обучающие фильмы, а мама однажды в качестве подарка оформила мне подписку на специальные дистанционные курсы. Когда я пошел в школу, я получил доступ к обсерватории и мог в перерывах между уроками наблюдать за движением небесных тел, что на практике оказалось куда увлекательнее, чем я мог себе представить.

К собеседованию я подготовился основательно: я прихватил с собой собственноручно нарисованные звездные карты, скопировал несколько десятков маршрутов космических кораблей и внес туда пояснения, а кое-где — даже смелые правки. Взял, правда, только самые удачные, которые одобрил преподаватель. Все это любовно и аккуратно сложил, а мама подшила папку. Я совершенно точно был готов.

Над кабинетом вспыхнуло табло, приглашая меня войти.

— Добрый день, молодой человек, — поздоровался со мной главный экзаменатор.

Это был мужчина. Единственный человек в комиссии, он сидел в центре высокого стола, а по бокам расположились учителя.

Слева, на самом краю я сразу заметил знакомого робота. В отличие от всех прочих присутствующих, когда я вошел, он повернул голову в мою сторону. У роботов не было имен, как и у моей мамы, и других мам — роботов, только выгравированные серийные номера. С моего места было не видно, но я знал, что на боку у того, что повернулся ко мне, написано «УЧА 2000». Это мой учитель по астрономии.

Пройдя в центр зала, я встал за свою трибуну.

— Назовитесь, школяр.

— Серж, идентификационный номер ШК 354 608, — мои руки нервно вцепились в папку.

— Количество полных лет.

— Тринадцать!

— Я заранее просмотрел ваше дело, — экзаменатор говорил ровным, даже мягким тоном, это успокаивало и немного расслабляло. — Вы знаете, что вы очень выдающийся ученик?

Я почувствовал, что от радости и смущения у меня на лице заиграла глупая ухмылка. Неужели он прочитал все мои работы, копии которых я заранее отправил комиссии? Неужели направление на факультет астрономии уже у меня в кармане?

— Предоставьте, пожалуйста, материалы, которые вы принесли с собой, — попросил мой робот-учитель.

— Ну что вы, не нужно, мне все ясно из личного дела, — возразил экзаменатор.

— И, все же, Серж ШК 354 608, предоставьте главному экзаменатору на стол собранные за время учебы материалы, — скрипучий механический голос резал слух.

Почти одним прыжком — возможно, от нетерпения, я преодолел расстояние между своей трибуной и высоким столом. Пришлось встать на цыпочки, чтобы папка, которую я так долго вертел в руках, наконец оказалась у экзаменатора перед лицом.

— Спасибо, вернитесь на место.

Мужчина открыл мои записи, пролистал несколько страниц, закрыл и положил сверху ладонь.

— Увлекаетесь звездами, школяр?

Я набрал воздуха, чтобы ответить, но меня перебил резкий скрежет динамиков преподавателя астрономии:

— В течении всего времени обучения Серж ШК 354 608 показывал рвение, желание и исключительные способности к моему предмету. Некоторые из его поправок к известным исторически важным маршрутам, согласно моему анализу, оригинальны, смелы и имеют место быть.

— Оригинальность и смелость — хорошие черты, Серж, особенно в совокупности с вашими физическими данными. Из вас выйдет просто прекрасный военный! — торжественным тоном заключил экзаменатор.

Что-то внутри меня оборвалось, дыхание замерло на выходе, а пальцы заледенели. Я не хочу быть военным! Я не хочу всю жизнь патрулировать улицы, вылавливая нарушителей режима! А даже если и повезет, я не хочу стоять над колонистами с дубинкой наперевес, обыскивая после смены их карманы в поисках контрабанды.

— Юноша показывает незаурядные способности к предмету, из него выйдет отличный навигатор, — динамик УЧА 2000 явно барахлил, его голос то срывался, то звучал с удвоенной силой.

— Тем не менее, мы не имеем никакого морального права игнорировать его физиологию. В его личном деле ни одного хронического заболевания, ни одного перелома, отсутствуют родовые травмы и практически минимальный риск развития генетических заболеваний. Надо ли вам напоминать, насколько это большая редкость?

— Но мы не можем игнорировать и работу, которую он проделал. Она, кстати, лежит прямо перед вами, — видимо, речевой аппарат робота окончательно сломался, и теперь голос моего учителя был едва слышен и сопровождался шумом и мерзким шипением.

Экзаменатор глубоко вздохнул и медленно повернулся ко мне. От его взгляда я оторопел, открыл рот, как рыба, пытаясь заглотить воздух.

— Давайте проверим вашу готовность, я задам вопрос, а у вас будет десять секунд на ответ. Перечислите все планеты класса суперземля, находящиеся в галактике NGC 707 502. УЧА 2000, отсчет!

— Но этого нет в программе начального обучения, — заскрипел робот.

— Считайте!

— Раз... Два... Три...

Я все еще не мог дышать, в глазах помутнело, я схватился за края трибуны, боясь потерять сознание и упасть.

— Десять… Время вышло.

— Ну, вот видите, вы даже не можете найти ответ на такой банальный вопрос! Поберегите свое и наше время, отправляйтесь в военный корпус, родители будут вами гордиться.

Вдруг, наконец, я смог вздохнуть, и совершенно по-детски, срывающимся голосом закричал:

— Спросите меня что-нибудь еще, что угодно! В этот раз я не растеряюсь!

— Молодой человек, известно ли вам, сколько школяров мечтают оказаться на вашем месте, но им не позволяет их физическое здоровье?

— Хорошо, тогда определите меня в ботаника-колонизатора! Там тоже нужна физподготовка!

— Что же вы так быстро утратили желание заниматься астрономией? Мне все ясно, не упрямьтесь, через пару лет вы поймете мое решение и еще спасибо скажете, - мужчина повернулся к секретарю. — Пишите. Серж ШК 354 608 определен на военный факультет. Выслать форму сегодня же. Записали? Пригласите следующего.

Неловким ли, намеренным ли движением экзаменатор стряхнул со стола мою папку. Я не видел, как она упала, но услышал шорох разлетевшихся страниц. Собирать их — уже не моя забота, а забота робота, что будет прибирать класс перед следующим собеседованием. А я, а я уже слишком взрослый, чтобы разреветься, чтобы попытаться взять свое слезами. По правилам мне сейчас полагается вернуться в класс и найти свою пару.

Мэл я догнал в коридоре. Увидев меня, бледного и потерянного, она словно поняла все без слов. С ее лица тут же спала маска обиды. Рука Мэл крепко схватила мою, сжимая до хруста. Я хотел тут же все ей рассказать, но в горле пересохло, а все слова терялись где-то возле самых губ. Мы стояли так, глядя друг на друга всего мгновение, но оно казалось мне бесконечно долгим. Сердце замерло между ударами.

— Внимание! Проверка! — заверещали школьные динамики. — Всем ученикам построиться!

Мне не хотелось отпускать теплую руку Мэл. Но по правилам мы должны сейчас расступиться и разойтись в разные стороны коридора. Девочки налево, мальчики направо. Я сжал ее ладонь обеими руками последний раз и тут же отпустил, встав в строй.

Стоять пришлось утомительно долго. Ученики вокруг меня переглядывались и чуть слышно переговаривались. Чем дольше шла проверка, тем быстрей ползли по рядам слухи. И вот кто-то совсем рядом прошептал:

— Говорят, это что-то, связанное с инопланетной оспой.

И тут же шепот подхватили уже у самого моего уха:

— Это все внеплановые обыски. У кого-то из учеников нашли запрещенные растения.

Тут же с другой стороны:

— Да, вроде бы, что-то с Марса.

И с каждым словом лицо Мэл бледнело. Ее кожа стала похожа на тонкий бумажный лист. Теперь глаза казались еще больше, а губы, что прежде были алее мака в оранжерее, вовсе обесцветились. Мы смотрели друг на друга не отрываясь и зная, что произойдет дальше.

Сценарий этот разворачивался перед нами не раз и не два. Сперва построение, затем по стройным рядам учеников проходят военные. Они знают, кого ищут. За ними ковыляют два учителя, шурша своими динамиками на особенно шумных и разговорчивых школяров. А дальше все просто: арест, крики, плач и тишина. Динамик командует расходиться по местам.

По щекам Мэлони потекли слезы. Она все также неотрывно смотрела на меня, а я пытался сохранить в памяти каждую черту ее лица, ее хвостик, ее улыбку, теплоту ее рук. Мне остается только попытаться запомнить это. Я прощался. Мысленно, взглядом, а Мэл таращилась на меня мокрыми глазами, словно ожидая чего-то.

Чем ближе подходили военные, тем тише становилось в наших рядах. Вот дверь в конце коридора распахнулась, и все разом повернули головы в ее сторону. Только мы с Мэл неотрывно смотрели друг на друга. Я сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладони.

Двое высоких молодых людей в форме медленно прошагали по коридору, остановились напротив меня и синхронно повернулись. Я потерял Мэлони из виду за их широкими спинами. Один из учителей встал со мной рядом — видимо, предостерегая. И напрасно, я бы не смог ничего сделать. А если бы и сделал, меня уволокли бы следом.

— Мэлони ШК 354 609, выйти из строя! — басом скомандовал один из военных.

Мэл всхлипнула, но не сдвинулась с места. Тогда говоривший схватил ее за плечо и выдернул.

— Нет! Отпустите! Это ошибка! — Мэл зарыдала в полный голос.

Едва ли она не знала, что спорить бесполезно, но продолжала упираться. По полу противно заскрипели туфли. Военные пытались вытолкнуть Мэл, но эта девчонка не из тех, кто так просто сдается. Она верещала и извивалась, пытаясь кусаться. Стражам порядка пришлось схватить ее за руки и ноги. Юбка Мэл задралась, но она не обращала на это никакого внимания, продолжая пинаться и вырваться из железного захвата. Я смотрел, как двое здоровенных военных выволакивают мою подругу из коридора. И чем дальше они уходили, тем громче становился шепот вокруг.

Наконец, дверь за ними захлопнулась, и в рядах учеников вновь поселился шум множества голосов, который заглушил истошные крики Мэл. Еще вечность мы стояли в коридоре: я и пустое место напротив.

— Проверка окончена! Всем ученикам вернуться в классы!

Остаток учебного дня прошел как во сне. Все тянулось медленно, плыло перед глазами, я смотрел на парту перед собой, словно сквозь толщу воды, не понимая, реальна ли эта парта и лежащая на ней справка. Справка давала мне разрешение ходить по учебной территории одному, пока не будет подобрана новая пара. Даже сроки стояли, согласно которым уже завтра мне назначат нового партнера.

Я аккуратно вложил разрешение в карман, чтобы не измять, ведь если на нем загнется хотя бы уголок, патрульные могут объявить его недействительным.

Дорога домой показалась мне невероятно долгой, словно жилой район переместился на сто, а то и на тысячу километров дальше своего прежнего места. Когда я наконец добрался, я увидел, что на моей входной двери висит уведомление, напечатанное на бланке ярко-красного цвета.

«В связи с достижением вами трудоспособного возраста, вы освобождаетесь от робота, выполнявшего обязанности вашего опекуна и/или одного из ваших родителей».

Меня встретила совершенно пустая квартира. На обеденном столе ждал накрытый куполом из фольги торт и заполненная ровно на 85% термокружка.

Я отвлекся на автоответчик, нажал на призывно мигающий экран, и передо мной возникли мама с папой. Настоящие.

«Поздравляем, сынок! Теперь ты совсем взрослый. Мы хотим пожелать тебе стать полезным членом общества и трудиться по совести, понимая важность своего...»

Дальше я их слушать не стал, меня раздражала нелепая склейка кадров. И ребенку понятно, что люди на экране находятся в совершенно разных местах, они просто использовали какую-то дешевую программу, чтобы казалось, словно они стоят вместе, тесно прижавшись друг к другу.

Кроме визуального сообщения я получил подарок: сверток с прикрепленной к нему открыткой «Гордимся!» Развернув подарочную бумагу, я обнаружил там новенькие ботинки. Тут же, в отделении для посылок, лежала военная форма, чистая, но невероятно мятая.

— Это не по уставу! — сказал (или приказал?) я сам себе.

Я разложил гладильную доску, бережно выложил на нее форму и принялся за дело. Мне нужно разгладить каждую складочку, чтобы даже к краю кармашков нельзя было придраться.

Закончив, я взял бережно спрятанный утром сверток, подаренный мамой- роботом. Внутри, под огромным слоем бумаги и пупырчатой пленки, лежал совершенно новенький цифровой телескоп. Последняя модель. Спазм боли и горечи вновь схватил меня за горло, по щекам покатились предательские слезы. Я поспешно начал их вытирать, но щеки никак не хотели становиться сухими. Плакать — это недостойно, взрослые не плачут, а я ведь теперь уже взрослый.

Моя мама тоже не плакала. Ни разу за много лет. Было ли ей трудно со мной? Интересно, как она сейчас? Наверное, ее уже отлаживают и настраивают для следующего ребенка. Они заменят ей старые детали, новые хорошо смажут, чтобы младенец не пугался скрипа; возможно, ей даже заменят кудряшки. Отладят пружинки на лице, чтобы ее улыбка стала более человечной. Я ведь даже не смогу узнать ее, если встречу случайно. И она не узнает меня. Ведь моя мама — робот…

Мама — робот

Похожие статьи: