Панцирь (часть 3)
на личной
***
Воин идет за хранителем по сумрачному коридору из древних плит, в свете настенных факелов на мускулах блестят крапинки пота от боевого возбуждения. Близость битвы раскаляет лицо, швыряет сердце на ребра. Коридор содрогается и гудит под глухим эхом рева: толпа жаждет зрелища, арена вот-вот обагрится кровью в ожесточенной схватке двух гладиаторов.
В конце коридора лиловая занавеска, два стража в доспехах, а сверху висят кинжалы, меч и топор.
– Нам сюда. – Хранитель арсенала отдергивает занавеску.
Воин щурится от света, ноги заводят в круглый зал.
Изобилие смертоносного оружия сверкает со всех сторон ослепительными бликами на безупречно отшлифованных гладях и изгибах. Игра света зачаровывает. Сталь, драгоценные металлы и минералы, прошедшие через руки тысяч ювелиров, художников и магов, – от всего этого веет мощью, способной сокрушать целые армии…
– Торопись воин, у тебя всего минута.
Воин мучительно и с наслаждением выбирает, взгляд жадный как у дракона. Мечи, копья, топоры, все разноцветное, яркое, как гардероб принцессы. Внимание путается в сетях красивейших узоров, они сплетены миллионами тончайших штрихов, желобков, инкрустаций, мозаик, барельефов и потоков магической силы. Воин озирается, мечется от одной подставки к другой, жадно рассматривает каждый изгиб, каждый завиток и камушек, читает магические свойства, упивается предвкушением могущества, зеркальные поверхности отражают множество восторженных близнецов воина. Царство мощи и красоты пьянит, играет воином как куклой, небрежно кидает туда-сюда. Перед каждым экземпляром из груди рвется вздох, полный восхищения и страдания: такой шедевр, но рядом еще тысячи шедевров тоже манят неудержимо, он должен прощаться и бежать восхищенно рассматривать следующий.
– Осталось несколько мгновений, – говорит хранитель.
От слов больно как от раны кинжалом. Мысль, что этот дворец красок придется покинуть, пусть даже с одной из его бесценных крупиц в руках, не опробовав остальные, заставляет выть сквозь зубы. Воин, обливаясь потом, словно уже бьется на арене, беспорядочно бросает во все стороны панический взгляд.
Что же выбрать, что выбрать?!
– Пора! – оглашает хранитель. – Бой начинается!
Воин понимает: сейчас его швырнут на арену без клинка! Боль, гнев и страх смешиваются в одном мгновении, стражи, грохоча доспехами, несутся на него, но рука воина успевает метнуться наугад в сторону и что-то зажать. В следующий миг стальные лапы хватают его и волокут так быстро, что он летит как хвост мчащегося галопом коня. Оазис клинков стремительно исчезает, мелькает цепь ступеней и настенных факелов, затем – скрип ворот, вспышка, в голову вламывается рев толпы.
Пара секунд свободного полета – и воин катится по горячему хрустящему песку.
Ворота захлопываются.
Облако песка вокруг воина отпрыгивает от порыва ветра – что на самом деле не ветер, а вой зрителей, жаждущих крови, – и воин видит в руках моток длинной, как паразит, цепи с шипастым шаром на конце. С цепью переплетаются живые лозы в листьях, а меж шипов зреют какие-то тугие пульсирующие бутоны, словно шар – кокон, и из него скоро вылупится жуткая тварь…
Что это может значить? И как этим пользоваться? Проклятье, если бы успел прочитать табличку на подставке...
Зрителей на трибунах больше, чем травы в степи, как три гигантских кольца, одно на другом. Верхнее шире и гуще, но блеклое, непонятного грязного цвета, – это теснятся и орут простолюдины: крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, бродяги, рабы... Среднее кольцо разреженное и спокойное… Яркое, пестрое, похоже на кусочек заоблачного царства богов: оттуда арену обозревают купцы, воины высших рангов, чиновники, сборщики налогов, владельцы крупных земель и цехов, словом, богатые и влиятельные люди с женами, детьми и телохранителями, вокруг каждого и каждой – роскошь свободного пространства и рой слуг. Нижнее кольцо тоньше всех, но самое броское, сверкающее, – закупоренные в доспехи стражи, как те, что выкинули воина из арсенала. Властные стерегущие позы, ни малейшего движения, полное равнодушие к возбужденной гудящей атмосфере, будто под пластинами никого, только стальные каркасы. Из прорезей на забралах глядит чернота…
В небе кружат грифы, разносится клекот. Слуги из ниши для знати достают хищных птиц из клеток, снимают с клювов и когтей чехлы, грузные падальщики хлопают крыльями, с трудом взлетают. Некоторых слуги-заклинатели призывают обратно, богачи и дети кормят пернатых громадин кусками свежего окровавленного мяса, разжигают их аппетит перед битвой.
А выше грифов отсвечивает магический купол, похожий на панцирь. На арену порой ступают воины такой силы и со столь мощными артефактами, что вместо того, чтобы резать друг друга и тешить публику, могут вздумать сбежать. Для того и создан этот панцирь. Запечатывает все пространство под собой наглухо – как доспехи закрывают стражей арены.
Землю сотрясают ритмичные удары, словно кузнец-великан долбит молотом по исполинской наковальне. Удары совпадают с шагами врага, который выходит из противоположных ворот.
Воин поднимается, разматывает конец цепи, шар падает на песок.
Враг – настоящий гигант, в его человеческую природу поверить трудно, каждый мускул огромный и блестящий, как шар на цепи воина. Из плеч грозно торчат широкие многослойные наплечники, на голенях и предплечьях щитки, голову закрывает шлем с длинными, как у минотавра, рогами.
Шаги противника учащаются до бега, земля трясется сильнее, вокруг рогов кружит, рассекая воздух белыми дугами, здоровенный топор, воину такой никогда не поднять. Толпа орет громче, пассивная разомлевшая знать с удобных лож и кресел подается вперед, ее крики вливаются в ужасный хор во славу крови и смерти.
Рев зажимает с обеих сторон как тиски. Воин неумело раскручивает цепь над головой, вокруг начинают заплетаться песчаные витки, перемешанные с листьями, что отрываются от лоз, скрученных со звеньями, этих витки сливаются в растущую воронку.
Колотит паническое предчувствие.
Воин не умеет обращаться с таким оружием.
Владеет мечом, копьем, кинжалами, немного топором, но с чем-то экзотическим вроде цепей, сетей, кистеней, в общем, со своенравным оружием лучше бы в бой не соваться. Оно требует определенной сноровки, специфической тактики, иначе вреда принесет больше хозяину, чем противнику. Кроме того, воин не успел прочесть магические свойства этой цепи. Придется действовать интуитивно, на удачу, хотя уже чувствует – дело гиблое.
Враг несется быстро, размах ног такой, будто летит, не касаясь арены, уже совсем близко, в Т-образной прорези шлема видна красная и бешеная, как у демона, морда, страшный выпуклый взгляд. Топор занесен для сокрушительного удара.
Песчаная воронка вокруг воина уже высотой с него самого, плотная как ворох тканей, листья шелестят словно книжные страницы на ветру, пляшут их яркие блики.
На очередном круге воин ослабляет хватку на цепи, шар стремительно улетает по широченной дуге вперед, воин, с силой удерживая, подается в его сторону. Вместе с шаром срывается с места и летит песчаная воронка, по пути мгновенно жирнеет, растет, завывает уже настоящим смерчем, на песке остается борозда, а в воздухе шлейф листьев.
Враг кидается в длинный приземистый прыжок, сверкающий иглами шар проносится над ним, но врага пожирает буря.
Шар падает, катится, воин неуклюже тянет на себя, чтобы самому не быть утянутым, задыхается, весь в песке, как ожившее изваяние.
Смерч, достигнув магического предела, постепенно оседает и уносится дальше, летучий песок выпускает врага.
Живого и невредимого.
Согнувшись, держится за топор, вонзенный глубоко в арену, от лезвия по земле вьются темные трещины.
Воин с ужасом понимает, что сейчас будет!
Спешно тянет цепь на себя, но все равно медленно, не успеть. Откатилась слишком далеко, да и не умеет он обращаться с ней, не умеет, обуза, а не помощь!
Враг даже не удосуживается вытащить топор – бросается в головокружительный прыжок, длинный и высокий, толпа в восхищении ахает и замолкает, а нога гиганта, как таранное бревно, с хрустом бьет воина в грудь.
Смерть подхватывает прямо в полете. Удар такой силы, что докинет, наверное, до ворот, но воин успевает осознать лишь мгновения невесомости: отблески магического купола, черные силуэты грифов, восторженный рев людской массы и дикую боль.
Все без толку.
Выбрал наобум, даже не посмотрев, пусть и выбирал из самого лучшего оружия. Вот и поплатился.
Проклятое изобилие!
***
Андрей просыпается как утром – спокойно и насквозь промокший.
Перед глазами ясно. В мыслях тоже. Остатки сновидений уходят из головы на удивление организованно, будто по пропускам и с контролерами, мол, проходим, проходим, товарищи...
Встает, идет в душ.
Раздевается.
Заходит под умеренно-горячие струи воды, пар с шипением расползается по ванной, орошает зеркало и кафель.
После сна Андрей, обычно, чертыхается, хотя бы мысленно, что опять мокрый как тряпка, не догадался перед сном снять футболку и все такое, придирается к каждой мелочи, голова замусорена, но сейчас – нет.
Спокоен.
В голове – чисто.
Действует по порядку, не откладывая, как по заданной программе.
Деловито обтирается полотенцем.
Ныряет в джинсы.
Извлекает из шкафа свежую футболку, она дышит «горной свежестью», как гласит надпись на коробке стирального порошка.
Как-то быстро и плавно, словно вода из чайника в кружку, в голову вливается мысль: надо идти в администрацию, сдавать документы на оформление нового жилья.
Сейчас.
Андрей отхлебывает чай, пытается проследить ощущения, что обволакивают эту внезапную и вообще-то здравую мысль, нащупать ее источник.
С чего вдруг?
Такие дела любит Маша. Ну, хотя бы относится к ним без паники и терзаний, но Андрей эти канцелярские квесты с паспортами, справками, ксерокопиями на дух не переносит. Ему даже на избранные, так сказать, дела приходится настраиваться долго.
А тут – прям радиоактивная зона, а он рвется туда, будто оброс свинцовой кожей…
Ну да, понятно: хочет удивить Машу.
И немножко – себя.
Андрей не ждет от себя ничего подобного, особенно после недавнего уныния и этих странных кошмаров. А Маша не ждет тем более.
Андрей любит удивлять.
Это пристрастие, полезное или вредное, однозначно не сказать, движет им всю жизнь, хотя зачастую втайне от хозяина. Порой кажется, в лучшие периоды жизни именно жажда удивлять подталкивала Андрея скатываться с вершины в пропасть. Потому что все: родители, родня, друзья, Маша, – начинали привыкать к его успехам, думали, так дальше и будет.
Он ненавидит быть предсказуемым. Иногда готов загубить выстраданные, оплаченные потом, нервами и временем достижения, лишь бы разбить у всех иллюзию, что они знают Андрея как облупленного и могут угадывать его поступки, ощущать превосходство, этакую житейскую мудрость, повышать за счет него самооценку.
Но за этот «вывих» в мозгу Маша и полюбила. В ее насыщенной, деловой, но, в общем-то, обычной жизни Андрей – вроде экзотической приправы, глобального квеста, он постоянно обновляется, не дает скучать, разбавляет порядок безобидными неожиданностями.
Кроме того, когда Андрей на самом дне, скрыт во мраке, все о нем как о блистательном и загадочном парне давно забыли, привыкли, что лишь беспомощно трепыхается, падает, ноет, бьется в стекло как мотылек в смешных попытках что-то изменить, дает всем повод поиздеваться, снисходительно пофыркать... Нет роскошнее момента опрокинуть всех одним ударом. Главное – не опьянеть от иллюзии могущества, не мчаться сломя голову с одним энтузиазмом в арсенале. Не спешить, но и не терять время. Расчетливо, методично, шаг за шагом…
Через час Андрей уже в администрации, сидит в кабинете, указанном в уведомлении. Добрался без приключений, о затее не пожалел ни разу. Бывают же чудеса.
Кабинет узковатый, но протяжный, как коридор. Со стороны двери полумрак, с другой – светлое окно и стол, на нем стопки бумаг, файлов и папок, башенки канцелярских принадлежностей. Правит этой крепостью молодая леди весьма строгого, но чарующего вида. Красный, из треугольных форм пиджак, черные волосы крепко прижаты заколкой, прическа смотрится полированной, как шлем, серьги – две жемчужины, губы в сочной помаде под цвет костюма. Ей бы очень подошли вампирские клыки – в таком-то обилии кровавых оттенков. Во взгляде некая отстраненность. Будь она персонажем игры, разработчики возложили бы на нее массу сюжетных квестов.
– Все, – говорит «вампирша», заканчивая стучать по клавишам ноута, – в ближайшее время, это день-два-три, позвоним вам и сообщим, по какому адресу переселяться, выдадим документы и ключи, а пока бумаги полежат у нас.
– Как-то быстро и просто, – недоверчиво, но с улыбкой говорит Андрей, – очередь всего-то пять человек. Сервис, однако. Думал, приду, будет очередь до самой улицы, пошлют за кучей справок, по пути даже сделал пачку ксерокопий, а тут…
– В обычное время так и есть, но сейчас все на ушах из-за обрушения в Иксовске. Нужно переселить всех из аварийных домов в ближайшие сроки, постоянно бродят комиссии, проверяющие заглядывают в каждый кабинет, все мобилизовано. Я сейчас уже собиралась бы домой, но придется работать до ночи, без выходных. Мне еще повезло, некоторых отправили к жильцам оформлять на дому. Так что да, сервис. Из-под палки.
– Всегда бы так. Нет, не в смысле, что до ночи и без выходных, просто…
– Скорее бы электронный документооборот, – устало вздыхает эффектная дамочка, листая и раскладывая бумаги.
– Электронные документы, конечно, само по себе здорово, но в России пока опасно, – говорит Андрей деликатно, стараясь не выглядеть умничающим. – Такое раздолье для афер! У нечистых на совесть чиновников… – Андрей осекается, но тут же обезоруживающе вставляет: – Уверен, к такой милой девушке, как вы, это отношения не имеет.
– Спасибо, – слегка усмехается оправданная чиновница, не отвлекаясь от бумаг.
– Так вот, – продолжает Андрей, – у них будет доступ к электронным базам, а с другого фронта полезут народные, так сказать, умельцы. Школьники в компах разбираются лучше ФСБ, какой уж там электронный оборот. Многие не воруют только потому, что либо не умеют, либо боятся тюрьмы, зачастую все вместе, а не из-за порядочности. Есть одно место, Интернетом кличут, там всякого добра изобилие, но без охраны, украсть особых навыков не нужно, и в итоге – страна хакерско-пиратская поголовно, все качают фильмы, музыку, книги на халяву. В других странах тоже не ангелы, но там эти грязные наклонности государство хотя бы кое-как, но держит в узде, а у нас всем на все плевать.
– Ну… – Девушка пожимает плечами, мол, возможно.
Андрей выходит из кабинета, нос чуть не втыкается в скалу, обтянутую черной рубашкой и кожаной курткой. Поднимает голову. На него смотрит рожа из сна, точная копия гладиатора с топором, Андрей отшатывается в сторону, внутри все мигом пустеет и покрывается скользким холодом. Не сразу вспоминает, что это тип, который принес уведомление о сносе.
Громила удивленно и с подозрением глядит на Андрея, тот чувствует, будто его вдавливают в пол. Наконец, туша исчезает за дверью кабинета, оттуда просачивается:
– Привет, Рита... – Дальше не расслышать, наверное, углубился в кабинет.
Черт, ну и сходство. Андрей невольно хватается за грудь, по телу противная дрожь от воспоминания, где гигантская нога ломает ребра, а изо рта хлещет кровь.
А эта Рита чем-то на него похожа, думает Андрей. Леди, конечно, впечатляющая, но если сравнить, то черты ее лица – очень смягченные, переделанные на женский лад черты лица этого великана. Возможно, сестра, потому он здесь и работает: пристроила.
Домой Андрей возвращается пешком, уличный воздух налит вечерней позолотой, суета вокруг немножко вязкая, но уютная. Из-под черепа, однако, никак не удается выдворить того громилу, мозг раз за разом прокручивает встречу на пороге кабинета, затем в дверях квартиры, что была утром, а еще арену, рев зрителей, клекот грифов, магический купол…
– Извините! – милый девичий голосок сбоку. – Добрый вечер!
Андрей поворачивает голову, ноги прекращают ход, пристывают к асфальту, будто вошли в лужу «Момента».
Девушка в красной бейсболке и такой же красной футболке, прямые светлые волосы хвостиком, личико приветливое и подкупающе искреннее. Изящные худенькие ручки тянут к Андрею здоровенную торбу, до треска набитую большими красно-желтыми яблоками.
– Возьмите, пожалуйста!
Сказать, что Андрей растерян, – не сказать ничего. Он вот-вот рассыплется. Каждая часть тела будто сама по себе, никакой слаженности, так слеповатые музыканты пытаются играть у глуховатого дирижера.
– Э... подож... блин…
– Возьмите, – мурлычет девушка.
– С к-какой стати?
– Акция, – лучисто улыбается девушка, реснички хлопают. – Не бойтесь, это не обман, не прикол. Правда.
Андрей вчитывается в надпись на футболке:
«Фонд помощи голодающим детям Ганджубаса».
Девушке удается вложить торбу в ладони Андрея исключительно потому, что фраза опрокинула его мозг, процессор завис. Хоть штаны с него снимай – не среагирует.
– Возьмите, – с материнской заботой говорит девушка.
Из транса выводит тяжесть торбы, мускулы рефлекторно напрягаются не уронить, суставы ходят ходуном. Святой Каспер, и как такую гирю держала эта кроха, на ней же мяса нет, кожа как бумага!
Девушка, храня улыбку, робко отступает на шажочек. Позади нее с мультяшной богатырской важностью возвышается белобрысый парень в такой же красной футболке. С той же дурацкой надписью. Вполне гигант, но, в отличие от братца Риты, добродушный, располагающий, этакий Алеша Попович. У его ног покоятся пять торб, в каждой яблок столько, что ткань от натуги просвечивает.
Андрей думает, не вернуть ли эту тяжесть, нашли дурака, но… Ладно, если в очередной раз суждено оказаться лохом, то хотя бы не в одиночестве. Ребята наверняка успели всучить подобные гостинцы еще кому-то. И всучат эти пять. К тому же, у торбы глубокие боковые карманы, Андрей сует в один из них свернутый файл с ксерокопиями.
Не может уяснить, с каким именно чувством поворачивается и уходит – с охотой или неохотой. Ведь понятно же, что какой-то подвох, но со своей слабостью, неумением отвечать отказом на радушие, ничего поделать не может. По крайней мере, в данном случае критическая масса типа «пожалуйста, прыгни в окно» или «пожалуйста, одолжи миллион» преодолена не была.
Десятка через два шагов оборачивается, сам не зная, зачем, наверное, надеясь хоть на какое-то разъяснение.
– До свидания! – учтиво басит Алеша Попович, качает над головой лапищей.
– Всего доброго! – Девушка слегка подпрыгивает, тоже машет.
Андрей пришибленно кивает, мол, ага...
Бредет в разреженном людском потоке, состояние как после наркоза… Горячий свинец в мышцах убеждает перевесить торбу на спину, яблоки давят в нее, выгибают, нельзя даже опустить голову, словно Андрея заковали в доспехи.
В вечернем сумраке все желто-черное, как эмблема «Билайн», радио поет про море и пляж, мелькают лица в солнцезащитных очках и улыбках, фонтаны шипят и дышат прохладой, скамейки плывут равномерно с обеих сторон, будто челюсти какого-то древнего жвачного хренозавра.
Андрей пробует думать о скамейках и их пассажирах, но мысли как магнитом тянет к идиотской фразе на футболках. Какой, к чертям, фонд помощи голодающим детям? Такие фонды есть, но Андрей не похож на голодающего ребенка. Даже просто на ребенка. Или похож? Блин, столь увесистая щедрость внушит какую угодно ахинею. Ну, если на ребенка, допустим, похож – Маша порой относится к нему как ребенку, – то уж точно не на голодающего. Тем более – из Ганджубаса! Кстати, это где?
Воскрешает из памяти скудные знания географии: наверно, какая-нибудь крошечная страна на заднем дворе планеты, в Африке или Южной Америке... Но тут вспоминает, что это никакая не страна, а трава, которую курят наркоманы!
Нет, какого черта?!
Вновь оборачивается, на сей раз резко, требовательно, но активисты уже далеко – две красные точки…
На пути домой не утихает скверное предчувствие, яблоки давят слишком ощутимо, как горб, болезненный нарост, пронизанный нервами. Андрей взмокший и горячий, будто в спину тычут автоматы и ведут не понятно куда – на казнь или черт знает… Строит догадки: в торбе спрятана скрытая камера или диктофон, или снимают со стороны, а под яблоками какая-то дрянь, от мохнатых пауков до бомбы, или в самих яблоках – соль, перец, цианистый калий... За паранойю стыдно, к лицу приливает краска, хорошо, что мысли подслушивать пока не научились... Ну не может же просто так, даром, на халяву! В акцию добрых людей поверить мог бы, но, блин, фраза про ганджубас – она прямо вопит на весь город, что будет какой-то подвох! И когда подвох даст о себе знать – сейчас, через минуту, завтра? Или уже дал? От яблок надо избавиться, но в безлюдном месте, а то как-то неловко, не хочется привлекать внимание, ловить на себе взгляды недоумения, еще заподозрят в терроризме, вызовут саперов, а к нему в дом нагрянут омоновцы…
Звонит мобильный.
– Маша, ты дома? – выдыхает Андрей в трубку с облегчением, что отвлекли от бредовых мыслей.
– Да, вернулась только что, – звонко и весело говорит Маша. – Удивлена, что тебя нет, думала, дрыхнешь.
– Сейчас удивлю еще больше, – обещает Андрей. Совсем забыл, откуда идет, но это даже хорошо. Вознаграждение за квест приятнее получать не сразу после выполнения, а когда он уже слегка забыт под наплывом новых квестов.
Андрей рассказывает о походе в администрацию, желание выкинуть из головы яблоки такое сильное, что переборщил с деталями, чуть не ляпнул, что Рита на вид весьма-весьма...
– Ага, значит, Рита, – лукаво тянет Маша.
Вот придурок!
– Я не знакомился, ее так назвал брат!
– А, там еще и брат...
– Ну, то есть, не знаю, брат или не брат...
Жаль, рядом нет стенки – подолбиться башкой. Андрей поднимает взгляд к небу, словно вопрошая, почему в мыслях такой бардак.
– Блин, это я должен ревновать! – Притворяется обиженным. – Пропадаешь то на работе, то в универе, то еще где-то. А я как домохозяйка, вздыхаю и терзаюсь сомнениями.
– Да ладно, Отелло, – усмехается Маша, – хочешь быть мавром – будь, а мне черные цвета не идут.
– Ерунда! Черные волосы очень даже идут.
– В черный я никогда не красилась.
– Я покрасил в воображении. Вышло эффектно.
– Интересно, что ты в воображении еще со мной проделывал?
– Ну, это проделывал не только в воображении, хотя... кое-что приберег для резерва.
– Ого! И что мне надо сделать, чтобы вынудить пустить резерв в бой?
– Объяснить кое-что.
– Вокруг люди, можешь привлечь внимание.
– Да я и так... В общем...
Андрей выкладывает историю с яблоками, ремни торбы больно врезаются в плечи, скорее бы сбросить это наказание в каком-нибудь темном углу…
– И учти, – замечает Андрей. – Это не розыгрыш. В том смысле, что я тебя не разыгрываю. А вот они меня – на все сто.
– Обалдеть! – восторженно смеется Маша. – Теперь понимаю, почему ты избегаешь активной жизни. Стоило сунуть нос на улицу, и тут же нашел приключения на свои полушария. То Рита с братом, то яблоки с ганджубасом...
– Ага, смешно тебе. А я вот трясусь и думаю, когда за спиной рванет и раскидает по кусочкам.
Целующаяся рядом парочка мигом расклеивается, два испуганных взгляда синхронно отталкивают хозяев от Андрея, он ускоряет шаг, сворачивает на другую улицу.
– Надо эти яблоки срочно в мусорку, – говорит в смартфон, стараясь не шуметь, инстинкт заставляет оглядываться в поисках мусорного бака, но кругом лишь мелкие урны.
– Эй, не смей, их же целая сумка!
– А ты, оказывается, падкая на сыр в мышеловке, Машка. То есть, Мышка.
– Андрюш, не все так страшно, – говорит Маша ласково. – Даже вообще не страшно. Могу заверить, бомбы и соляной кислоты там нет.
– Почему?
– Ну, со стороны, если ты описал более-менее точно, смотрится трезвее, хотя понимаю, сама бы, наверное, офигела и мучилась догадками. Но, думаю, там нет даже мышей и перца. Все безобидно.
– Но подвох-то есть!
– Есть. И скажу честно, в чем, не знаю. Какая-то акция с элементами розыгрыша. Но это будет... э... добрый розыгрыш.
– Твоя уверенность наводит на подозрения…
– Только не думай, что я к этому причастна, умоляю. Просто садистские розыгрыши делаются более... скрытно, что ли. Без декораций. Есть розыгрыши платные, на заказ, но это вряд ли твой случай.
– Да, на Валька и Кира не похоже. Они, конечно, разыграть могут, но не столь эксцентрично.
– Вот, значит, бояться нечего. Быть может, какой-то социальный эксперимент. Меня больше волнует другое, Андрюш. Ты перед тем, как отдать все документы на оформление, сделал ксерокопии?
– Представь себе, да. Вообще-то, думал, в администрации их потребуют, вот и запасся, а вышло вообще без всяких проволочек, даже почти без очереди. Хлоп – и все! Чудеса, однако…
– Да, жаль только, – вздыхает Маша, – что ценой полусотни жизней.
– Ну, как обычно. – Из памяти всплывают кадры репортажей и мобильных съемок на Ютубе, объятые пылью руины. – Пока петух в задницу не клюнет...
– Ладно, не будем о грустном. Ты молодец, Андрюш, все сделал правильно. Я-то хотела идти туда с тобой завтра, а ты уже справился. Возвращайся. И яблоки не выбрасывай, будем хрумкать и пить чай.
– Хорошо, надеюсь, приколисты меня пощадят.
Мимо то и дело проплывают киоски. Пачки сигарет за стеклами сверкают золотом, серебром, белизной, черным глянцем, вызывающим багром, и это лишь для различия между «классическими», «легкими», «крепкими». А марок – изобилие: эмблемы и шрифты самых разных стилей. Названия наперебой кричат, что покупающий именно эти сигареты настоящий мужик, лев, король, президент, а вовсе не самоубийца с гнилыми легкими. Но от курева зависят и без рекламы, возьмут даже серую пачку без единой буквы и картинки. А вот журналы, что теснятся в тех же киосках… Текстовая продукция в эпоху изобилия – аутсайдер, война за читателя жестокая. Журналы пестрят фотомоделями, крутыми тачками, броскими заголовками, по сути, это больше набор эффектных фоток, вкусно пахнущей глянцевой бумаги, приложений типа постеров и дисков, нежели собственно текст. Когда мир способен насытить человека звуками и картинками в форме игр, фильмов, музыки и фоток, на текст охотников мало, его и так хватает в SMS, мейлах, аськах, социальных сетях...
Впереди справа очередной ларек, напротив него подворотня, и судя по реакции прохожих, там происходит какой-то инцидент. Головы поворачиваются в ту сторону и отворачиваются, напяливая гримасы равнодушия, занятости, пофигизма. Иногда кто-то замедляет шаг, наблюдает с тревогой, испуганно восклицает, и ноги вязко проносят дальше в мрачной растерянности. Сквозь гул автомобильного потока Андрей слышит крики и мат. Внутри копится мерзкий холодный ком обывательского страха, мол, главное, не вмешиваться, идти своей дорогой.
На другом конце длинного арочного туннеля трое бьют одного. Жертва успешно отбивается, движения поставлены, наверно, боксер или десантник. Но те трое упорно зажимают в кольцо, как стая голодных шакалов, у одного кепка, у второго спортивный костюм и кирпич, а у третьего – нож. Уставшие, потрепанные, постоянно орут друг другу:
– Давай, давай его...
– Держи, щас он!..
– Не пускай!
У держащего оборону разбит нос, один из гопников бросается со спины, парень, учуяв опасность, срывается в сторону, но нападающий успевает вцепиться в его куртку. Остальные двое – кепка и нож – тут же бросаются на добычу, но парень изворачивается так, что туша вцепившегося заслоняет его от них, и в то же время выныривает из куртки и бьет упрямого хватуна в рыло. Тот вместе с курткой улетает.
У Андрея внутри все колет от адреналина, будто метелят его, он в шаге от того, чтобы спешно уйти, но замечает красную футболку парня.
На ней с обеих сторон крупными буквами:
«Фонд помощи голодающим детям Ганджубаса».
Мысленно проклиная все на свете, понимает, что уходить нельзя: упустит шанс прояснить эту историю с яблоками безопасно. Хотя безопасно – это еще как посмотреть. Три матерых раздраконенных гопника во всей боевой «красе» – загвоздочка та еще. Но если помочь парню выбраться, он в награду расскажет, в чем был смысл... Блин, ну типичный квест, не иначе! И чего эти уроды до него докопались? Наверно, не понравился броский цвет футболки. Не из-за надписи же – читать-то они не умеют…
Андрей оглядывается, словно ищет у прохожих поддержки, внутри все трясется, ноги ватные. Но люди, как и прежде, идут мимо, в лучшем случае охают и ахают, мол, что творится, безобразие, куда смотрит полиция. Бородатый бомж в шапочке и драном замшевом пальто покупает у ларька бутылку пива, то и дело посматривает в сторону драки, как в телевизор.
Андрей, бормоча под нос ругательства, снимает торбу.
Парня зажимают к стене двое, третий с разбитой рожей кое-как поднимается на колени, шарит по карманам в куртке парня, находит мобильник, из окровавленной пасти тупое ржание.
– Эй, ты че роешься?! – орет тот, что с ножом.
– Сюда иди, мы че, его вдвоем держать будем?! – каркает кепка.
Торба вновь на спине Андрея, но в каждой руке по яблоку. Соваться в драку на вооруженных даже пытаться не будет – шансов нет, боец из него никакой. А вот на дистанции попробовать можно.
Андрей кидает яблоко со всей силы.
Успевает подумать, что вообще-то и стрелок из него... неплохой только в шутерах, а в жизни...
Но – о чудо! – снаряд бьет точно в затылок мордоворота, с сочным звуком разбивается на белые ошметки, кирпич из его лапы падает, гопник валится ничком на асфальт.
Тот, что с ножом, бросается в сторону Андрея. И судя по оскалу и бешеным глазам, это не бегство, а именно атака на Андрея.
– Убью, тварь!
Второе яблоко.
Ручища с ножом отбивает как резиновый мячик, яблоко вдребезги о стену.
Андрей пускается наутек, к проезжей части, сердце подпрыгивает к горлу, инстинкт подсказывает, что этот путь единственно верный. Убежать просто так, да еще с грузом за плечами не выйдет, но поток машин может от преследователя отрезать. Или сбить, но Андрей старается об этом не думать, по крайней мере, у машин нет сознательного желания убить. А у гопника – есть, еще какое.
Но в момент, когда вот-вот вылетит на дорогу, Андрей оглядывается.
Бомж, который у ларька мирно похлебывал пиво, разбивает бутылку о голову бандита, в разные стороны осколки, бандит резко замедляется, его пошатывает и разворачивает к бомжу.
Андрей замирает в сантиметре от бордюра.
Гопник мотает головой, приходя в себя, спина по-звериному сгорблена, конечности разведены широко, качается как кобра перед броском, нож отсвечивает ярко.
– Ну иди сюда! – хрипит в боевом задоре бомж, в руке шоколадного цвета горлышко, венец из треугольников стекла угрожающе поблескивает капельками пива. Хмель добавил смелости, да и это не против троих в безлюдной подворотне. Близость зрителей наливает гладиаторов силой, прохожие кричат и замирают в ужасе, некоторые оббегают, спешат исчезнуть, молодежь подстегивает словечками вроде «давай, давай», бомж и гопник в кольце снимающих мобильников.
Андрей бежит на спину бандита, яблоки из обузы стали преимуществом, их масса плюс масса Андрея – должно хватить повалить эту ходячую бочку.
Он набрасывается на верзилу всем телом, тот падает на тротуар, но успевает выставить согнутые руки перед собой, бомж отскакивает, а бандит резко стряхивает Андрея на бок, широченное туловище вздымается, нож поворачивается клинком вниз, бандит заносит для удара…
Под возгласы публики в его свирепую рожу на бегу заряжает чья-то нога, гопник отлетает, голова с глухим бумом вбивается в металлическое покрытие ларька, нож из пальцев выпрыгивает, из ларька рвется крик продавщицы, то ли испуганный, то ли гневный, туша обмякает, растекается как дохлый осьминог.
Парень в красной футболке протягивает Андрею руку, тот хватает сразу, парень рывком поднимает, в другой руке куртка. Дружки только что вырубленного остались в подворотне: тот, у кого парень отобрал свою куртку, валяется в отключке, а сраженный яблоком неуклюже пытается встать на четвереньки.
– Идем, – тяжело выдыхает парень, мотает головой в сторону, куда Андрей шел изначально, лицо в крови, джинсы и куртка тоже.
Толпа спешно пропускает, люди отскакивают как арахнофобы от пауков, другие ловят будущих звезд Ютуба в объективы мобильников, прикалываются и ржут.
Андрей напоследок оглядывается. Бомж подбирает оружие бандита, прячет в пальто, смуглые и морщинистые от уличной жизни лапы обыскивают поверженного, тот слабо шевелится, рожа залита кровью. Из кармана пальто лезет огромная крыса, толпа кричит кто в ужасе, кто от восторга, что запечатлевает на телефон такие кадры. Крыса спрыгивает рядом с головой бандита, язычок лижет кровавый асфальт, под усиленные вопли из-за пазухи бомжа выпрыгивает еще крыса, затем еще одна из-под полы пальто. Грызуны бегают по бандиту, обнюхивают, покусывают, словно помогают бомжу обыскивать. Одна из крыс шипит на зрителей, те отбегают, жадно вытягивая к эпицентру событий руки с камерами, а бомж чистит карманы бандита как ни в чем не бывало, внимания ни на кого не обращает...
Андрей отворачивается с трудом, но в тоже время с большой охотой, шаги учащаются, спаситель догоняет спасителя, оба идут быстро, но на бег не срываются.
– Может, в больницу? – Андрей смотрит на парня, тот идет с запрокинутой головой, поджимая нос.
– Не, щас пройдет, ерунда.
Сворачивают налево, затем направо, – на всякий случай, если тем вдруг приспичит пуститься в погоню.
Чуть замедляют шаг, парень оглядывается назад, затем смотрит на Андрея.
– Спасибо.
– Спасибо ничего не объясняет. Рассказывай.
– Чего?
Андрей хлопает по торбе.
– Того.
– А-а-а... Щас. – Накидывает куртку.
В киоске парень покупает бутылочку минералки. Протягивает Андрею.
– Полей на руки.
За киоском парень умывает лицо и руки, оттирает пятна крови от куртки и джинсов. Вскоре идут неспешно, парень прихлебывает минералку.
– Маленький социальный эксперимент.
– Ага, – говорит Андрей после паузы. – Ну, такая версия была. И в чем смысл?
– Проверяем, берут яблоки или не берут, выбрасывают или не выбрасывают. – Парень дает бутылку Андрею. – Нас пятнадцать человек, отслеживаем всех, кто яблоки взял, а через какое-то время подходим и спрашиваем, что люди думали и чувствовали, когда получали яблоки, когда с ними шли, почему выбросили или не выбросили. Все, конечно, фиксируем на скрытые камеры и мобильники. К тебе должен был подойти один из наших, но как-то умудрился упустить, позвонил мне, сообщил твой примерный маршрут, чтобы я перехватил. Я дунул через дворы, а там эти... Черт!
– В чем дело? – Андрей пьет.
– Надо позвонить ребятам, предупредить, что нарвался на гопоту. – Парень достает из куртки телефон. – Эти, наверное, уже очухались. Встретят нашего – докопаются сто процентов, жестче, чем ко мне, в отместку, мы же в этих футболках видны за километр...
Следующие минут десять парень звонит подряд по трем номерам, торопливо рассказывает суть проблемы, говорит, чтобы держались от того места подальше, прятали футболки под верхней одеждой и предупредили других.
Жмет сброс.
– Говорил же Славику, давай в эти футболки оденем только Свету и Леху, яблоки ведь будут раздавать только они, а другим палиться незачем. Так нет же, уперся как баран, наряжать, так всех, а то, мол, не круто. Хорошо, что пока никто не нарвался на копов, а то повязали бы за пропаганду наркоты.
– Вот об этом как раз хотел спросить, – говорит Андрей вкрадчиво.
– Айда посидим. – Парень тычет припухшим носом в кафе, протягивает руку. – Николай. Можно просто Ник.
– Андрей. – Тот пожимает.
Минут через пять сидят у окна кафе, помещение устлано оттенками карамели, в углу среди плющей ЖК телевизор пестрит радужными картинками – танцевальный клип какой-то новой поп-звезды, воздух наполнен обработанным электроникой женским голосом, клубной музыкой, запахами специй и ванили, народу в меру, атмосфера уютная.
– Мы с ребятами, – говорит Ник, грызя чипсы и запивая кофе, – активисты. Нас, я уже говорил, пятнадцать человек. Журналисты, социологи, юристы и так далее, в основном студенты. Пишем статьи и снимаем ролики, таким образом, реагируем на события со своей точки зрения.
– А-а, вспомнил… – Андрей заглатывает целиком большущую пластину приправленного сухого картофеля, хруст такой, будто наступил на стеклянный бокал. – Репортаж про обрушение в Иксовске!
– Да, наша работа, – кивает Ник.
– И что делаете сейчас?
– Ролик о критиках. Рабочее название «Критиканы, ##### друг друга!»
– Ого! Жестко...
– С этими товарищами иначе никак, – пожимает плечами Ник. – Литературного не понимают.
– Значит, рейд на критиканов, – заинтересованно тянет Андрей. – И кто босс?
– Ветряные мельницы. Все равно что выйти в поле, кишащее саранчой, и крикнуть, чтобы не жрали пшеницу. Но попробуем, раз уж взялись. Сейчас в СМИ, особенно в Инете, засилье критиканов, не секрет. Я не говорю о действительно критиках, о профессионалах, те в самом деле пишут содержательные интересные рецензии, адекватно взвешивают плюсы и минусы, честь им и хвала, но таких мало. А говорю о массе паразитов, что зарабатывают... нет, это слово не подходит, зарабатывают как раз профессионалы, а эти – делают деньги на высере, извини за прямоту.
– Да все верно, продолжай.
– Так вот, критиканы не ставят целью оценить что бы то ни было: фильм, книгу, музыкальный альбом, игру... Они срут. Плевать, хороший фильм или плохой. Для них все плохое, а если за это еще и дают бабло…
– Ну, паразиты есть везде, кормовая ниша, так сказать. Говно – тоже еда… для некоторых. Все эти ток-шоу, обзорщики, сто-пятьсот, прочие хохмачи... Все взлетают на дерьме. Если бы обозревали красивые пейзажи или научные прорывы, и не матом, а литературно, рейтинг был бы не коммерческий, а вот если разгребают видео, где в универмаге гадят, да еще крупным планом, там и просмотры, и лайки, и комментарии, по всем фронтам зашкаливает. Такой вот сдвиг у нас в психике. Любим почему-то смотреть, как маргиналы и дебилы матерятся, бьют морды, падают, блюют, срут…
Ник подносит картофельную пластинку к губам, через какое-то время возвращает в пакет. Наверное, из-за неаппетитной темы.
– Самое страшное, – говорит, – что в изобилии дерьмоглотов постепенно становишься таким же, и приходится себя одергивать. Конечно, есть мир красивых и успешных, есть на кого равняться, о чем мечтать, к чему стремиться, – это люди тоже хотят. Но при этом – гадят на то, что хотят. Между «стать красивым и успешным» и «обосрать красивых и успешных» выбирают второе. Потому критиканы находят поддержку масс. Ну вот нравится, когда кого-то макают в дерьмо, и все тут! Даже люди умные и образованные иногда не могут удержаться, что уж говорить о других. Но фиг с ними, с критиканами, они сосут бабло, к совести взывать смысла нет. Но беда в том, что люди наслушаются этих уродов и думают, что вот это и есть настоящая критика. Своего-то мнения нет, вот и верят, уважают таких «крутых и независимых», которые на все кладут, и, желая быть такими же лихими, начинают подражать. У всех веб-камеры, доступ в Инет, в любое время записывай, пять минут – и уже обзощик, критик, крутой. В итоге, Ютуб замусорен всякой дрянью.
– Но я не понял, при чем здесь яблоки.
– А вот сам и расскажешь. У меня в пуговице куртки скрытая камера, но не парься, в ролик пойдет только то, что в тему. Так вот, когда тебе всучили яблоки, ты удивился?
– Не то слово...
– Заметил странное?
Андрей косится на футболку Ника, между краями куртки видны буквы дурацкой надписи.
– Это странное до сих пор из башки не выходит.
– Во-о-о-от, – довольно протягивает Ник. – А теперь главное. Ты яблоки взял?
– Взял.
– Не выбросил?
– Ну, если честно, был близок. Но посоветовался с девушкой, и решили оставить. Жалко, целая гора яблок.
– Вот! В этом-то соль. Критиканы в диком желании измазать дерьмом все на свете берут, к примеру, любовную драму и придираются ко всякой ерунде: герои говорят не как в жизни, одеты не по сезону, в пистолетах патроны не кончаются, мечи вообще держать не умеют, целуются посреди кровавой бойни, их, придурков, в настоящей битве давно бы убили, соплей с сахаром целое море… Короче, делают вид, будто их пытаются держать за лохов, а они, такие умные, не поддаются, разоблачают. И еще удивляются, как все остальные идиоты смотрят эту чушь, да еще за нее платят. А платят потому, что здравомыслящим людям на все эти допущения по фиг. Они и без таких вот умников прекрасно понимают, что кино – не жизнь. Потому кино и смотрят. Только в кино можно увидеть, как посреди кровавой баталии влюбленные целуются, сияют как ангелы, да еще в таком эпичном ракурсе, да под такую мелодию… А как машут мечами, все равно, лишь бы красиво. Люди шли не на боевик, а на любовную драму. Понимаешь?
– Ну да. Главное – яблоки. – Андрей хлопает по торбе, что на соседнем стуле. – Много яблок. А что там у кого на футболках написано, какая разница…
– Въезжаешь! – Ник поднимает большой палец.
– А откуда столько яблок?
– Да у Светы, той, что яблоки раздавала, бабка держит на даче сад, яблок до черта. Девать некуда, столько не съесть и не продать, вот и пригодились.
– Придумали здорово.
Живой парень, думает Андрей. Подходит Маше. С ним-то ей точно было бы нескучно, удивлял бы каждый день, а то и чаще. В мире изобилия как рыба в воде, даже защищает элементы изобилия от всякого отребья. Человек своего времени.
– Андрюх, а у тебя самого с критикой как?
– В смысле, не грешу ли критиканством? – усмехается Андрей.
– Ну-у, – тянет Ник смягчающе, – и это тоже.
Андрей уже хочет гордо выпятить грудь и заявить, что ни в коем случае, да кто, мол, он, Андрей, такой, чтобы опускаться до… Но вспоминает себя в кабинете Риты, где, поддавшись инстинкту выказывать перед девушками свою крутость, поливал грязью то ли электронный документооборот, то ли правительство, то ли Россию… Да какая разница! Главное, грязь лилась из него рекой!
К щекам приливает краска.
– Если честно… да, бывало. Нечасто, но бывало. Но только в реале, а в Сети за все время не написал ни одного отзыва. Хотя сам иногда их читаю. Но вот разгромные рецензии на дух не переношу. Понимаю, люди получают удовольствие от испражнения, но пусть так и пишут: я ловлю от этого кайф, извиняйте. А они прикрываются тем, что, дескать, стоят на страже, хотят оградить людей от плохой продукции, чтобы не тратили драгоценное время на это Г, прям святые… И так тщательно разжуют каждый кадр, каждую букву этого Г, обложат его таким количеством хохм и какашек, что зрители и читатели, вместо того чтобы держаться от Г подальше, скачивают, мол, посмотрю, что за Г такое, о нем же сам Такой-то говорил, может, и я постебаюсь, поржу… Если правда хочешь оградить других от мусора – пройди мимо мусора. Молча. Когда пишешь даже кратко типа «Полное Г, не смотрите!», это тоже вряд ли от чистого сердца. Сноуден тебя знает, почему ты это сказал… Может, в это Г даже не заглянул, просто ляпнул, чтоб напакостить… А игнор – совсем другое.
– Согласен, – кивает Ник. – Нет критики более беспощадной, чем ее отсутствие.
– Именно. Кто-то мусорит, хочет привлечь к себе, а на него – ноль внимания, будто один в голой степи. Лучше сделай положительный обзор действительно хорошей вещи. Если и впрямь толковый, сможешь и в добрый обзор напихать шуток и приколов. Люди посмотрят и увлекутся, автоматом не тратя время на мусор.
Нику звонят.
Андрей доедает чипсы, глоток кофе опустошает чашку, окно показывает бесплатный канал «Городские будни».
Из многоэтажки на другом берегу улицы выходят трое – двое мужчин во главе с дамой – в строгих костюмах, с портфелями и папками, идут в черную иномарку с блатными номерами. Рядом машина ГАИ, скучающие за заточкой ляс инспекторы при появлении людей в черном выпрямляются, один ныряет за руль, другие следят за человеком в домашней одежде, наверное, жилец. Он семенит рядом с женщиной, что-то живо объясняет, жестикулирует, задыхается… Женщина, похоже, к просьбам глуха, отвечает лаконично, жилец сникает.
Наверное, комиссия осмотрела дом, а жилец просил не сносить. Нет, наоборот, снести, чтобы дали новую квартиру. Но, видимо, комиссия признала дом крепким.
– Все, – говорит Ник, сбрасывая звонок, – яблоки розданы, испытуемые опрошены.
– И как результаты? – спрашивает Андрей с азартом, как всякий адепт РПГ, любящий несложные числа и столь же несложные подсчеты.
– Семеро из десяти не избавились от яблок по дороге, несмотря на странности при их получении. Принесли домой в целости и сохранности.
– Поздравляю.
– Мы с ребятами хотим отметить успешное завершение эксперимента. Пошли с нами.
– Блин, с удовольствием, честно, но обещал девушке вернуться домой. С яблоками.
– А-а, ну, девушка – это святое!
– Жду ролик.
– Возьми. – Ник протягивает визитку. – Если какие проблемы, там, ментовской или чиновничий беспредел и прочее, нам нужен материал для сюжетов.
– Спасибо. За яблоки тоже.
– А яблоки классные. У Светкиной бабки такой сад! Яблоки, сливы, абрикосы, даже апельсины в теплицах... Изобилие!
Домой Андрей возвращается в приподнятом настроении. Взгляд отдыхает на изобилии людей, одежд, причесок, растворяется в потоке цветастых как фрукты машин, проскальзывает по богатому ассортименту солнечных очков на подставке уличного торговца, прыгает с афиши на афишу… После общения с Ником изобилие не кажется таким пугающим, даже наоборот…
Звонит смартфон. Маша.
– И как зовут твою тайную пассию, солнце? Надеюсь, не Рита?
– Э-э... Не понял...
– Говорил, скоро вернешься, да еще с тонной яблок, а самого нет и нет. Так как зовут эту роковую сердцеедку?
– Николай.
– Ого! Что-то новенькое. Вот так живешь, живешь с человеком, а потом р-р-раз!.. Неужели он целуется лучше меня?
– Не проверял. Но знаю точно, лучше меня он снимает кино.
– Так-так, вся внимание...
Андрей рассказывает о встрече с хулиганами и Ником, разъясняет суть беседы в кафе, Маша иногда откликается вопросами и комментариями, а тем временем из-за зданий выплывает обреченная на снос многоэтажка. Вскоре Андрей тянет скрипучую дверь подъезда, его глотает сумрак, давно позабывший, что такое лампочка.
Навстречу спускается Мира: ночного цвета джинсы и футболка, черная летняя курточка в блестящих как месяцы складках, на плече сумочка. Волосы из-за своей глубокой тьмы кажутся призраком, как ореол магической маны, их черные линии колышутся на фоне лица, Мира погружена в себя так, что не утруждается отвести от глаз.
Справа от Андрея из темного угла выныривает крыса – огромная, запросто придушила бы кошку. Андрей вздрагивает, крыса пролетает подъезд серой молнией, об нее спотыкается Мира, тварь с визгом кидается к дыре в подвальной двери, кольца хвоста тонут во мраке. Мира опасно пошатывается, Андрей подбегает, правая рука прижимает к уху смартфон, а левая удерживает девушку за талию. Взгляд Миры возвращается в реальность, поднимается к взгляду Андрея, тот ослабляет хватку, медленно выпускает, рачьи шаги оттесняют к лесенке. Синие и блестящие, как сливы, глаза Миры удаляются вместе с ароматом роз, краешек ее губ приподнимается, вместо «спасибо» девушка легонько кивает, разворачивается и, судя по опустившейся голове, опять вязнет в тяжких думах, в открывшейся двери подъезда очерчивается изящный силуэт, с железным хлопком исчезает…
– Андрюш, ау! – восклицает из смартфона Маша. – Что там?
Андрей следит за пустым подъездом, обоняние купается в нежном аромате духов, словно Мира еще здесь. Не сразу, но отвечает:
– Да крыса под ногами пробежала, запнулся.
– Вот заразы! – Слышно, как Маша от злости топнула. – Надеюсь, на новом месте их не будет. Не ушибся, Андрюш? Эта гадина не укусила?!
– Все хорошо, солнышко. – Андрей на всякий случай осматривает ноги: укуса вроде нет. – Так вот, мало того, что за счет Ника я посидел в кафешке, он еще и дал визитку.
– Это любовь, – усмехается Маша, в голосе облегчение.
– Это залог дружбы, – прикидывается Андрей обиженным. – Много ты, женщина, понимаешь в мужском долге. Я, можно сказать, спас жизнь, совершил подвиг...
– Ну все, все, жду не дождусь моего героя.
– А чего ждать, я тут.
Андрей уже на втором этаже, дверь плавно открывается, Маша встречает в оранжевом халатике и с мокрыми волосами, Андрей как металлическая скрепка перед мощным магнитом: без малейших усилий со своей стороны прилипает к Маше в тот же миг. Руки чувствуют сквозь махровую ткань халата ее тепло, Маша пахнет душевой свежестью, мылом и шампунем, у поцелуя отчетливый вкус клубники.
– Ты ела варенье!
– А что?
– И как с таким рационом у тебя фигурка Лары Крофт, а не Карлсона?
– Можно, если осторожно, – хитренько шепчет Маша.
Андрей стаскивает с плеч торбу, старается опускать мягко, но тяжеленная ноша все равно бьется о пол с грохотом.
Маша, узрев количество яблок, восхищенно ахает.
– Андрюш, ты сразил гигантского яблочного голема! – Звонкий поцелуй в щеку. – Такой дроп мог упасть только с него, не ври про всяких там добрых активистов!
– Разваливаюсь, – мямлит Андрей. – Кажись, это он сразил меня. Срочно нужен душ. – Потирает спину, на лице гримаса, словно прихватил радикулит. – И таиландская массажистка…
– Будет тебе, – хихикает Маша, – и таиландская массажистка, и японская гейша, и греческая гетера…
Спустя минут десять теплого душевого дождя Андрей вырывается из ванной в комнату, навстречу с визгом прыгает Маша, обвивается как обезьянка вокруг дерева. Андрей относит Машу к кровати, мир опрокидывается на мягкое облако тканей, сужается до горячего дыхания, терпких запахов и прикосновений, тонет в уютной слепоте, пространство становится раскаленным, упруго-вязким. Тело на инстинкте такое умное, аж сам себе завидуешь.
– Ну что, сегодня успела все? – выдыхает Андрей, когда они лежат под одеялом, пытаются отдышаться, в росинках на коже отражается игра неонового света за окнами.
– Выполнила заказ, – мурлычет Маша с закрытыми глазами, – набросала эскизы к трем другим.
– Офигеть. И это за день...
– Не все так страшно. Скорее уж, за вечер. Иначе когда бы я сварила суп, приготовила салат, написала отчет по лабораторной… Между прочим, фигурка, которую так любишь щупать, не с Интернета скачана. Пара часов фитнеса, однако.
– У тебя же по графику фитнес – полтора часа.
– И еще полчаса – сейчас.
– А-а-а, я, значит, вместо тренажера. Вот оно, женское коварство! Прикидываетесь мирными овечками, любовь-морковь, а на самом деле холодный расчет!
– А то! – самодовольно улыбается Маша, жмется к Андрею сильнее. – Еще дочитала книжку про ледяного мага, такая концовка...
– Не продолжай, лопну от зависти. Нужны тебе по всей квартире мои внутренности?
– Нет, не лопайся, ты мне нравишься целый. Да и мясо не вписывается в стиль, хотя... ты подкинул идею, у меня как раз сейчас один заказ...
– Святой Каспер, что за маньяки к вам приходят?!
– Разные, – сонно бормочет Маша.
– Ладно, – говорит Андрей нежно, – отдыхай, разная ты моя.
Маша что-то шепчет про свою работу, но постепенно засыпает, свернувшись калачиком. Андрей поправляет на ней одеяло, целует, а сам опять в душ – взбодриться, хотя слышал, душ на ночь усыпляет. Андрей как-то не обращал внимания, но надеется, сонливость окутает не сразу.
Надо сделать что-нибудь полезное, что не удалось утром. Такой насыщенный день обязан быть законченным подобающе.
Вскоре с чашкой кофе усаживается на кухне перед ноутом, открывает папку. На сей раз будет легче, на волне минувших событий это как бы плавное продолжение, трудностей быть не должно...
Спустя минут двадцать чашка пуста, на дне черный безобразный осадок. Голова Андрея лежит на руках, плечи трясутся, рукава халата мокрые от слез. Тело полностью отдается душевной агонии, Андрей кусает губы, старается не шуметь, но иногда вырываются всхлипы и громкие нотки нытья.
Не выходит.
Ничего.
Оказывается, пройти квест в администрации города, подраться с бандитами, спасти человека, влипнуть в чудную историю, обрести друга, – гораздо легче, чем разобраться в изобилии этого бардака. Свалка программ и текстов такая же, как утром, – пугает, сводит с ума, вынуждает отвлекаться, уводит мысли во все стороны, кроме нужной. Понять, за что взяться, с чего начать, невозможно…
Андрей закрывает дверь, чтобы не разбудить Машу, слезы подступают с новой силой, к ним подмешана злость, хочется разбить ноут вдребезги! Ком ярости застревает в горле, нельзя даже вдохнуть. Краем сознания понимает: надо что-то сделать, иначе...
Щелчок мыши, контекстное меню...
«Удалить».
«Вы точно хотите удалить?» – спрашивает предусмотрительный Windows.
Enter.
Андрей наблюдает за зеленой полоской удаления, наслаждается местью. Орда гигабайтов совершает самоубийство неохотно, Windows притормаживает, кулер завывает так, словно за окном ураган. Андрею нравится думать, что им больно.
Валите к чертям!
Снова рабочий стол. Не хватает лишь одной папки. Андрей заходит в «Мой компьютер», блин жесткого диска основательно побелел, как небо после затяжной грозы.
Минута блаженства, покоя...
А затем, вместе с осознанием, что годичный труд исчез, будто и не начинался, пожирает пустота. Холодная, равнодушная. Словно Андрей превратился в доспехи.
Без каких-либо эмоций утирает слезы, включает игру.
Пустота заполняется другой личностью. Простой и понятной. С ясными целями. Добыть меч, вернуть феодалу семейную реликвию, разведать местность, убить стольких-то монстров такого-то типа, пойти туда-то, убить босса...
Все здесь делается легко и до конца.
Здешнему герою иногда приходится спать, чтобы заполнялась полоска силы. Ночлег случается в разных местах: в пещере у костра, в одинокой хижине, в трактире... Андрей не отличает, когда спать ложится герой, а когда – он сам.
Похожие статьи:
Рассказы → Проблема вселенского масштаба
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Добавить комментарий |