Факел знаком
Всем живущим – пламя
Слепит и сверкает.
(из англосаксонской рунической поэмы)
Кеназ – амулет под рубахой, змеиной петлею шнурка пробитая галька, озерный камень-голыш в руках Лаувейи, баюкающей, словно младенца – Кеназ, красное на омертвело-сером, раскаленно-багряную руну, язвящую жаром в ладонях ее.
В тот самый миг, как ребенок впервые толкнулся во чреве, Лаувейя увидела, как наяву – огненнобокую Кеназ, вороньим клювом своим впившуюся ей в живот, словно желая вынуть наружу – того, кто рос в ней уже целых четыре луны. Лаувейя закрыла глаза – и красное плеснулось под веки ей, ударами клинка выбитая на камне руна, кровью сочащаяся Кеназ в ладонях ее… Прижав амулет к груди, Лаувейя поила его – влагой своих изрезанных пальцев, и Кеназ взяла ее жертву, и боль, раскаленно когтившая чрево, утихла, кольнув на прощание кончиком огненно-алого.
Кеназ – распахнутая змеиная пасть, и яд ее прорастал в Лаувейе рубиново-красным цветком, опутывая нитями корней, цвел, сбрасывая наземь бледно-огненные лепестки, и, мучаясь от невыносимого жара, Лаувейя сжимала руками живот, и красным билась под пальцами ее – пламеннобокая Кеназ, руна ясности и перемен. Жгучим клубком перекатываясь под кожей, Кеназ звала за собой – туда, где над пиками ётунхеймских гор пылал Муспельхейм, огненный столп девяти миров, земля, текущая жидкою лавой. И Лаувейя шла по ней босыми ногами, и черным впечатывались в землю ее ступни, и этины с лицами, покрытыми копотью и сажей, смотрели ей вслед, смеялись трескучим, рассыпчатым смехом, словно дрова, прогорающие в костре.
Кеназ, взмах огненного великанского меча – вверх и вниз, в приветственном салюте. Владыка Муспельхейма, Сурт Древнеживущий, шел ей навстречу, и дымом подернутый воздух дрожал от дыханья его, и искры высекали его шаги, огненнокрылыми мотыльками выпархивая из-под сапог.
Черной, блестящей от солнца скалой – дворец возвышался за спиною его, каменногорбое чудище, укрощенное великанской рукою, дымом и серой пышущее чудище, и Кеназ – вставала над бойницами его, солнечнокрылая Кеназ парила сияющей птицей – над Суртом, дворцом и Лаувейей, над этинами, огненными столпами пляшущими под лучами ее, и над шестом, чудовищных, невероятных размеров шестом, украшенным драконьим черепом. Череп оскалил в ухмылке остроточеные зубы – и Лаувейя улыбнулась ему в ответ.
Кеназ, яростно-злое пламя во чреве ее – жгло все сильнее и немилосерднее, приближая срок появления на свет того, кто ждал этого девять пугающе долгих лун, серебрянокрылых лун, пронзенных сиянием Кеназ. Луны качнулись перед глазами Лаувейи, словно серебряное ожерелье, огнями Кеназ горящее ожерелье, и Лаувейя осела наземь, подхваченная ладонями Сурта, и Кеназ взметнулась над ней – точно раскаленно-красный Биврёст, мост между двумя мирами… и тот, кто ждал во чреве ее все эти луны, сделал шаг по мосту.
***
Кеназ – искрами вкруг головы Глут, дымом плещущихся волос ее, бледных, как туман над скалистыми фордами, золотом сияющая Кеназ в желтом мареве Муспельхейма.
Ночи, светлые, как день, и дни, пропитанные ночною тьмой… В ту ночь, как сын Лаувейи впервые переступил порог дома ее, Кеназ вспыхнула в сердце Глут, ярче тысячи тысяч костров Муспельхейма, раскаленными копьями лучей пробила насквозь, безжалостная солнцежаркая Кеназ.
…Рыжие, как сердцевина огня, дрожащими языками пламени струились волосы по плечам его, и изумрудами темных недр Муспельхейма горели его глаза, сын Лаувейи коснулся ее руки – и Кеназ откликнулась в Глут, гулкими ударами сердца, жаром муспельхеймских вулканов плеснулась в щеки ее. Кеназ – поленья, черным обугленные в костре; скрывая собой муспельхеймские звезды – огонь разрастался, короной своею в сияющее поднебесье, неугасимое пламя Кеназ. И сын Лаувейи смотрел на нее, и в черных, как сожженные уголья, зрачках его бились огненные языки. Глут улыбнулась ему, сквозь рыжеющее марево Кеназ – и огонь поглотил их без остатка, до смоляно-темных, дымящихся угольев, до седеюще-черного пепла выжженной муспельхеймской земли… Кеназ-факел, семенами прорастающая на пожарище Кеназ, руна воскрешения и смерти.
Девять лун спустя – чрево Глут распахнулось, выталкивая раскаленно-белым лунам – младенцев с огненно-рыжими волосами и кожей цвета дерева, обожженного в костре. И сияющим пологом над колыбелью – Кеназ вставала над ними, щекочущими брызгами лучей стекала по лицам, Кеназ – радость и жизнь, Кеназ – первая улыбка узнавания… Они смеялись, резвясь на коленях Глут, две половинки Кеназ – Энмира и Эйза, и сын Лаувейи подхватывал на руки их, и бледные, как дотлевающий пепел, ладони его чертили в воздухе оберег, и Кеназ потоками пламени лилась с кончиков пальцев, руна истины и познания, обоюдоострая Кеназ.
Энмира вытянула ладошку – и Кеназ лизнула ее раздвоенным змеиным жалом, оставляя на коже красный, дымящийся след. Эйза дохнула, сдувая пепел – и черными угольями очага Кеназ скатилась под ноги им, и густою, сажистой тьмой наполнилась комната, точно кузница, остывающая после долгой работы, огнем и каленым железом пропахшая свартальвхеймская кузница.
***
Кеназ – красный огонь раскаленного горна, острозубое пламя, грызущее тьму, Кеназ – молот в руках кузнеца, бледно-рыжие искры, сыплющиеся с наковальни.
В тот день, когда сын Лаувейи бросил вызов ему, и брату его, Эйтри – Кеназ взвилась над кузницей Брокка, белой молнией ярости полыхнула под сердцем. Кеназ – жаром пышущий горн, и Брокк поддувал его, не выпуская меха из ладоней, и Эйтри-мастер, искуснейший из кузнецов Свартальвхейма, работал молотом, не покладая рук, и Кеназ рассыпалась по кузнице – звоном металла о металл.
Кеназ, щекочущие капли пота на лбу – Брокк чувствовал ее уколы, расплавленным огнем затекающие под кожу, словно бы ядовитое насекомое влетело в кузницу, язвило игольчато-острым жалом – лоб, шею, неприкрытые руки… Кеназ – досада и гнев, Кеназ – терпение в нелегкой работе.
…Свиная кожа гудела на наковальне, точно плавленый металл, шипела, гнулась под ударами молота, шла калеными золотыми чешуинками, и Кеназ плясала по стенам, отблесками багряного и золотого, сиянием вставала над головою Эйтри, огненно-рыжим сиянием. И, цокая золотыми копытами – вепрь Гуллинбурсти взлетал с наковальни, парил, окрыляемый Кеназ, под темными сводами кузницы… Гуллинбурсти, прекраснейшее из свартальвхеймских сокровищ, гордость мастера Эйтри.
Кеназ – клещи, рыжие от кузнечного пламени; сжав в клещах золотые слитки, Эйтри ковал, одно за другим и одно из другого – золотое кольцо Драупнир, порождающее восемь подобных ему с каждой ночью, черной, как подземные недра, свартальвхеймскою ночью, одно за другим, с каждым ударом молота… И Кеназ вспыхивала в ночи, ярче самых ярких колец, полируя до блеска золотые бока, желто-рыжею радугой стояла над наковальней, Кеназ – руна мастеров и творцов, Кеназ – воплощение и раскрытие.
…Это было невыносимо болезненно – точно каленое железо, приложенное ко лбу, тавро, коим метят хозяйских коней. Брокк вскрикнул, хватаясь за укушенный глаз – мухой, залетевшею в кузню, жалящей его в веки, точно копьем, остророгим копьем Кеназ, руны стражей и кузнецов. И со вздохом опали меха, и над горном, раскаленной колыбелью пламени, затихая, пели отблески Кеназ, и ударил молотом Эйтри, торопясь завершить свой труд в остывающей кузне, и рассеялся дым… И огромный, как осколок скалы – Мьельнир, молот, подстать великану, черным высился на наковальне, лишь короткой была его недоделанная рукоять.
Кеназ – сияние над стенами Асгарда, золотыми чертогами Одина, отца богов. Они склонились к престолу его, прося рассудить – Брокк и Эйтри, свартальвхеймские альвы, искуснейшие из кузнецов, и дары их – лежали у ног его, Кеназ благословленные дары: Мьельнир, Гуллинбурсти, Драупнир. И Кеназ, королевская руна, точно царский венец, легла в волосы Всеотца, ослепительным солнцем озарила чертоги, и, ударив посохом в пол, Один вынес свой приговор, и Кеназ – солнечно-искристою радостью пела в сердце Брокка и Эйтри, Кеназ – золото и огонь, Кеназ – сила и освобождение.
…Это было невыносимо болезненно – точно каленое железо, приложенное ко лбу, тавро, коим метят хозяйских коней. Брокк вскрикнул, хватаясь за укушенный глаз – мухой, залетевшею в кузню, жалящей его в веки, точно копьем, остророгим копьем Кеназ, руны стражей и кузнецов. И со вздохом опали меха, и над горном, раскаленной колыбелью пламени, затихая, пели отблески Кеназ, и ударил молотом Эйтри, торопясь завершить свой труд в остывающей кузне, и рассеялся дым… И огромный, как осколок скалы – Мьельнир, молот, подстать великану, черным высился на наковальне, лишь короткой была его недоделанная рукоять.
Кеназ – сияние над стенами Асгарда, золотыми чертогами Одина, отца богов. Они склонились к престолу его, прося рассудить – Брокк и Эйтри, свартальхеймские альвы, искуснейшие из кузнецов, и дары их – лежали у ног его, Кеназ благословленные дары: Мьельнир, Гуллинбурсти, Драупнир. И Кеназ, королевская руна, точно царский венец, легла в волосы Всеотца, ослепительным солнцем озарила чертоги, и, ударив посохом в пол, Один вынес свой приговор, и Кеназ – солнечно-искристою радостью пела в сердце Брокка и Эйтри, Кеназ – золото и огонь, Кеназ – сила и освобождение.
…Руки Брокка, более привычные к молоту – легко держали и топор. Острый, как Кеназ освобождающая, он завис над головой Локи, проигранной в споре головой Локи, хитроглазого сына Лаувейи, ремнями удерживаемого на плахе – ясеневой наковальне кузни-судилища. Кеназ, ясность ума и поступков, наточенное лезвие над головой… Как снять голову, не повредив непроигранной шеи? Брокк не знал этого, и Один не знал, и Кеназ, многознающая, ясноумная Кеназ – не спешила им подсказать.
Докучливо-ядовитою мухой ярость язвила под сердцем, красными стрелами Кеназ била в виски. И Брокк напоил ее – кровью из раненных губ обманщика Локи, ремнями намертво сшитых губ его, и остроклювою птицей Кеназ пила ягодно-рыжие капли, и красно-солнечной радугой над стенами Асгарда – пылали простертые крылья ее.
***
Кеназ – золотом пышущий рог Хеймдаля, Гьяллархорн, трубный голос которого слышен по всем девяти мирам. Кеназ – солнцем звенящие звуки, сияющие лучи у подножья Биврёста.
В ту зиму, холоднейшую из всех зим, великанскую зиму Фимбульветр, Хеймдаль увидел ее, как наяву – огнем палящую руну под остывающим небом, красным прожигающую сугробы насквозь, невыносимо яркую Кеназ. И рог его, обледенелый, покрытый сосульками Гьяллархорн, привычной тяжестью лег в руки его. Хеймдалль трубил – солнцу, скрытому под тяжелыми тучами, замершей под снегом траве, асам, альвам и ванам, Кеназ пела золотая гортань Гьяллархорна – о волках, пожирающих солнце и месяц, о секущих друг друга мечами братьях, в ненависти своей подобных волкам, о расколотом надвое небе и горах, провалившихся в бездну, о Нагльфаре и воинстве мертвых, в шлемах на костяных черепах…
И Кеназ – всесжигающим пламенем разбивала небесную твердь, и сыны Муспельхейма, огненно-золотыми столбами, падали вниз сквозь разорванные облака, и, вздымая Лэватайн к небесам – Сурт летел впереди всех, на пылающе-жарком драконе, и дыханье ноздрей его плавило скалы.
Кеназ – радуга над стенами Асгарда, асы шествовали на поле Вигрид, чтобы погибнуть в сраженьи, от огня и меча, волчьих клыков и змеиного яда, Один и Тор, Фрейр и Ньёрд, и Кеназ – пела над ними последнюю песнь, рыжей радугой красила щеки обреченных богов.
Кеназ – руна огня и уничтожения, слепящий костер Муспельхейма… Он шел к Хеймдаллю сквозь ледяные сугробы, в доспехах, сияющих, точно вечные льды – Локи, сын Лаувейи, погибель старого мира, и меч в ладонях его полыхал ярче самых ярких костров. И Хеймдалль сделал шаг навстречу ему, и мечи их, слившись в обоюдоострую Кеназ, пели тонко-стальными голосами – о чудовищном Ёрмунганде, восстающем с морского дна, о распахнутой пасти Фенрира и осколках солнца – под его языком, о Лэватайне, алом от крови Фрейра, и гниющих остовах воинства Хель… А потом – Кеназ вскрикнула, разбиваясь, разламываясь на две половины, и осколки ее – вошли в сердца Хеймдалля и Локи, красными соками Кеназ питая свежевыпавший снег.
Кеназ – яркое зарево над Иггдрасилем, Кеназ – погребальный костер девяти миров… Меч Лэватайн, сияющий факел Сурта, огнем взметнулся по облакам, черной сажей осыпавшимся на землю – и ночь укрыла девять миров, темная, как сгоревшие уголья.
***
Кеназ – умереть, чтоб воскреснуть, Кеназ – вечная руна перемен, негасимое пламя Локи. Радугой после дождя вставала над сожженным Асгардом, всполохами златожаркого плыла по лицам Бальдра и Хёда, Видара и Вали, Магни, и Моди, и Идун – всех богов, уцелевших в мировой Рагнарёк, отпускающих мир старый, чтобы править новым – до скончания века.
________________________________________________________________
Кеназ – одна из рун скандинавского рунического алфавита, изображается знаком ᚲ . Символизирует обаяние, харизму, яркий факел в руке истинного вождя. Руна ясности и знаний. Руна уничтожения для последующей переработки, высвобождает дух, направляя к источникам силы. Руна воплощения и раскрытия, руна-пламя, погребальный костер. Женщины носят амулет с ней при зачатии и беременности. Связана с Локи, богом огня, Суртом, великаном огненной страны Муспельхейм, в которой был рожден Локи, Глут – огненной великаншей, первой женою Локи, Хеймдаллем, стражем Асгарда, и кузнецами-альвами из Свартальвхейма.
Похожие статьи:
Рассказы → Каменная сказка, или Сага о последних временах
Рассказы → Ржавчина
Рассказы → Ожерелье цвергов
Рассказы → Фокусник
Рассказы → Змей и Ева. Часть 1
