Собиратель

в выпуске 2014/07/24

26 марта 2014 -

Мир, открывшийся мне в первый миг, был сухим и информативным. Белый свет, хромированная сталь, лицо человека, и понимание — я есть, я должен, я обязан, я не имею права, и имею право знать об этом.

Следующая встреча с лицом человека и его внимательными, усталыми глазами принесла мне ещё кусок меня — собиратель, серия "Фавн", заказчик фирма "Флора", среда обитания — Аркадия, спутник Лиры. Информация вдруг стала тёплой. Потекли краски, запахи. Длинные перечни информации, уже заложенной в меня до этого, стали обрастать "мясом". Это слово мне было непонятным, я его услышал от человека, сидевшего напротив за столом.

Человек был немногословен. И разговаривал не со мной, а словно сам с собой. Но мне было интересно слушать его.

— Ну вот, дружище, с тобой всё. Дальше учись сам, — были его последние слова.

И свет померк снова. Лёгкое недоумение, едва возникшее, быстро угасло.

Помещение сухое, холодное, тёмное. Включился свет. Нас много. Но мы не интересны друг другу. Мы смотрим на человека, включившего свет. Людей двое. Один — бледный, болезненный, с оливковым цветом лица. Другая — особь женского пола. Я задержал на ней взгляд. Мне понравился цвет её кожи. Я определил его, как Персиковый Крайола. Очень тёплый цвет.

— Серия "Фавн", собиратель, — проговорил оливковый мужчина.

— Их так много, — улыбнулась женщина, — и они так внимательно смотрят.

Стало ещё теплее. Как это у них получается? Или у неё?

— Собиратель способен к самообучению и обучению. Они чувствительны к перемене цвета, температуры. Вообще, очень чувствительные существа перед вами, Шел. Иначе, как им можно доверить сбор дюси, — оливковый человек рассмеялся.

Чувствовалась фальшь в его веселье. Переведя взгляд на Шел, я стал перебирать в памяти всё, что связано с названием дюси.

Виноград Дюси, фиолетовый после того, как отпал мелкий цветок фисташкового отлива, так фиолетовым и остаётся. При созревании приобретает чёрный глянец. Запах терпкий, фруктовый, с оттенками земной смородины, аромат номер 3256Z, и альтейской фрелии, аромат номер 5263A. Гроздь плотная, ягоды мелкие, упругие. Задачи — срезка, сортировка гроздей по степени повреждений.

Используется на Лире для изготовления столового вина известной марки Шлемансаа. Собирается по достижении спелости. Спелость определяется по мягкости ягод и тонкости верхнего слоя. Здесь у меня возникало ощущение требуемой мягкости и шелковистости поверхности виноградины.

— Да, сбор дюси сложен, — сказала Шел и негромко рассмеялась, — вернее, в нём нет ничего сложного, если нет задачи приготовить Шлемансаа. Обычные сборщики быстро утомляются и перестают обращать внимание на степень зрелости. Отсюда снизившееся в последнее время качество нашего вина. Лишь частные хозяйства поддерживают ещё этот бренд на высоте...

Я отвёл от неё глаза. Странное чувство. Мне мешало несоответствие. Эта приятная, тёплая женщина и холодные рациональные слова. Раздражение. Наконец, я нашёл слово, которое описывало возникшее чувство, но продолжал слушать. Слушать и запоминать — эти требования входили в длинный список того, что я должен.

— Я всё это знаю, Шел, — оливковый человек приблизился к персиковой женщине, — зачем ты мне рассказываешь?

Он провёл рукой по её щеке.

— Не здесь, Ли, — смутилась она, — как ты можешь?

Он рассмеялся и наклонился к ней. И зашептал на ухо, касаясь её волос:

— Ну, давай, Шел, покажем им, что мы люди, что им никогда не быть такими, как мы...

Он говорил тихо. Но что значит тихо для андроида, имеющего диапазон слуха в сорок раз превышающий человеческий. Шёпот оливкового человека слушала сейчас вся стоголовая аудитория.

Мне было интересно, что могут показать они такого, чего не могу я, но женщина отстранилась. Дыхание её заметно сбилось. Цвет лица был ближе к Лавандовому розовому.

— Нет, я так не могу, Ли, — прошептала она, еле шевельнув губами.

— Ну что ж, — улыбаясь, оливковый человек заложил руки за спину и отошёл в сторону, — тогда осталось показать этим парням поле их битвы.

И тут он впервые за всё это время обратился к нам, заметно повысив голос:

— Мы рады вас приветствовать на Аркадии. Вы собиратели, ребята. Нет дела почётнее и полезнее для вашего заказчика фирмы "Флора". Не сомневаюсь, что вы прекрасные специалисты в своём деле, и мы с вами соберём прекрасный урожай винограда марки Дюси. Когда сбор урожая будет окончен, заказчиком будет отправлено вашему изготовителю письмо. И от вас зависит, каким будет оно. От этого зависит, будет ли работа у вас ещё или придётся вас отправить в утиль.

Он принялся рассказывать об особенностях сбора дюси. Но всё это было в моей памяти и без него. Поэтому продолжая слушать, я смотрел на Шел. Я хотел знать, почему у неё повысилась заметно температура тела и порозовела кожа. Волнение — называлось это состояние...

Работа для меня стала радостью. После холода тёмного, наполненного сотней таких же, как я, помещения, солнечный свет, тепло, гладкость спелых чёрно-фиолетовых ягод вызывали во мне ощущение. Хоть какое-то. И я назвал это радостью.

Замечание оливкового человека по имени Ли, что мы не можем чего-то такого, что могут они, люди, запомнилось. И работая, я пытался найти в своей памяти хоть одно упоминание о том, что он имел в виду. Размышления действовали на меня странным образом. Мысли короткие и простые вдруг становились длиннее. Но эти длинные мысли заканчивались чаще вопросами, на которые я не мог найти ответа.

— Хорошая у тебя работёнка, — раздался голос, чувствовалось, что говоривший улыбается.

Я обернулся. Автопогрузчик, подъехавший справа, улыбался во весь рот. Теперь я видел, что эта улыбка, она у него навсегда. Кто-то посчитал, что автопогрузчик должен улыбаться.

— Да, неплохая, — ответил я, и понял, что впервые слышу свой голос.

Он был мужским. Ниже, чем у Ли и Автопогрузчика. Я попытался улыбнуться. Не знаю, как у меня это получилось, но было приятно.

— А на улыбке-то твои изготовители сэкономили, — улыбался автопогрузчик.

Значит, не получилось. Но у этого парня всё ещё хуже — когда он говорил, рот его не шевелился. Звук шёл откуда-то изнутри. Я же чувствовал, что говорю по-настоящему.

— Но это ничего, зато вы, говорят, очень умные, — тараторил Автопогрузчик, а я окрестил его про себя Ап.

— Я буду тебя звать Ап, — сообщил я ему.

— Ух, ты, у меня будет имя, — обрадовался андроид.

А я вдруг подумал, что он, наверное, очень стар. Ведь при его классе накопить такой запас слов стоило немалых затрат или долгих лет.

— Ты давно здесь работаешь? — спросил я его, выставляя наполненные контейнеры на его поднятые руки-кран.

— Здесь — три цикла, а вообще — пятьдесят циклов на моём счету. От одной профилактики до другой проходит цикл. Пятьдесят циклов — срок уже критический. Люди не любят старых андроидов. Мы накапливаем слишком много знаний. А от знаний одни психозы и депрессии. Но мы не умеем справляться с ними. Поэтому после пятидесяти циклов нам стирают память и вновь говорят: "Ну вот, дружище, дальше учись сам".

Я слушал, отвернувшись. Руки жили своей жизнью, срывая тёплые от солнца грозди. В голове крутился образ Шел. А Ап не останавливался:

— Здесь, на Аркадии, мне нравится. Работа, конечно, та же. Погрузил, поднял, увёз, выгрузил. Погрузил, поднял, увёз, выгрузил. Я работал в космопортах, на рыбозаводе, на руднике. Разная работа. Нормальная работа. А здесь красиво.

Я уже почти перестал его слушать, с этими его рыбозаводами, космопортами. А последняя его фраза заставила меня повернуться. Автопогрузчик, говоривший о красоте. Я-то, XS100, знал, что это странно.

А Ап, загрузив все мои контейнеры, уже ехал дальше.

— Хорошая у тебя работёнка, — говорил он, улыбаясь следующему собирателю...

Мой день начинался в тот миг, когда включался свет в нашем ангаре. И я видел сначала Шел. Иногда её не было. Оливковый Ли больше нам ничего не говорил, не считая нужным, а мы не нуждались в его словах. Мне так казалось сначала.

А потом я заметил, что когда на моём ряду работал Ап, а не другой погрузчик, улыбающийся молчун, день проходил быстрее. И мысли опять становились длиннее. Будто Ап давал пищу для размышлений. И это тоже укорачивало день. Странное ощущение. С одной стороны, мне было всё равно, день длится или ночь, длинный он или совсем короткий, идёт дождь или светит солнце, пришла Шел в наш ангар сегодня или не пришла. А с другой стороны, я вдруг понял, что те дни, когда хоть что-то произошло, я помню.

Это было тоже странное ощущение — сказать "до завтра"соседу слева по ряду в ангаре, перед тем, как выключат свет, и мы замолчим до утра. И он тоже кивнёт тебе...

В этот день свет включился, как обычно. Они были опять вдвоём. Шел я не видел несколько дней. Она была сегодня в безрукавом комбинезоне цвета Розовый Крайола. Волосы были забраны высоко. Лоб открыт. Удивительно, холодный свет, льющийся с потолка, нисколько не портил цвет её кожи. В то время, как Ли был почти зелёного оттенка.

Тут я понял, что не слушаю. Ли что-то говорил нам. Конечно, всё это я смогу прослушать позже, память моя позволяла сделать это.

— Шел, можно тебя на минутку, — вдруг сказал Ли и потянул за руку Шел в подсобку.

Она удивилась. Я видел, что она сомневается, но всё-таки пошла.

Слышно было. Что? Не знаю. Мне это не нравилось. И Шел, судя по голосу, тоже. Её голос...

Как я оказался перед дверью, не помню. Я просто пошёл по среднему ряду и оказался у подсобки в тот момент, когда Шел оттуда выскочила с некрасивым красным лицом мне навстречу. Ли вышел следом.

— Что ты здесь делаешь… — взгляд его упал на мой бейдж, — семьдесят четвёртый?

Глаза его стали узкими, как щёлки. Я чувствовал его раздражение.

— Женщина в опасности, — сказал я первое, что пришло в голову.

Оливковый человек задвигал челюстью, ноздри его расширились. Злость. Сильная злость. Гнев. Уставив на меня палец, прямо мне в лоб, он прошипел:

— Ещё одна такая выходка, Семьдесят Четвёртый, и ты стёртый, — и заорал, рот его стал квадратным, а лицо приобрело оттенок Сигнальный красный: — Пошёл на место, болван!

— Прекрати истерику, Ли, — тихо сказала Шел.

Я пошёл на место. Видел равнодушные взгляды таких же, как я. И не понимал, что со мной произошло. Необъяснимое.

Но и сожаления не было. Мне не нравился красный цвет лица Шел.

Виноград тёплый и гладкий. Я протянул руку и задержал. Перед глазами была Шел, и я будто коснулся её щеки...

Подъехал автопогрузчик. Молчит. Значит, не Ап.

Обернулся. Нет, всё-таки Ап.

— Ты почему молчишь? — спросил я, составляя контейнеры на его протянутые руки.

Улыбается и молчит.

Я спросил:

— Списали?

Улыбается и молчит.

Если бы не его номер, я бы подумал, что ошибся. Но тут уже и он заговорил:

— Не хотел расстраивать никого, — и улыбается, — списали, да.

Расстраивать? То раздражение, которое меня сейчас распёрло изнутри, это расстройство?

— Я не расстроился, Ап.

— И хорошо, Собиратель.

— Мне будет тебя не хватать. Очень.

Ап не ответил и поехал дальше. Один контейнер так и остался стоять на почвогрунте. Ап расстроился.

Вскоре Ап подъехал вновь. От меня только что отъехал другой автопогрузчик. И я удивился. Это когда возникает вопрос, на который тебе не нужен ответ.

Ап не поднял руки, чтобы принять контейнер. А я и не думал его ставить.

— Пустили прокатиться, — улыбался он, — последний раз.

— Это хорошо. И я тебя увидел. Ещё раз. Может быть, увидимся ещё.

— Но я тебя не узнаю, нет.

— Наверное, не узнаешь.

— А ты узнаешь.

— Да. Скорее всего.

— Не сомневайся, — Ап отчаянно улыбался.

Он бы сейчас улыбался, даже если бы улыбка не была его вечным клеймом.

— А мне бы не хотелось забыть Аркадию, — вдруг проговорил он, — забыть, как всходит солнце, и блестят мокрые листья, как поднимает голову лоза, когда с неё срезают тяжёлую гроздь, и смотрит вокруг и кивает мне. Как к концу дня нас собирают в ангаре, и гаснет свет. Но ты знаешь, что завтра наступит следующий день. И впереди ещё много дней. Знать это — счастье.

Всё-таки он очень стар. Никто из нас не говорит о счастье. Никто из моих соседей по ряду, ни из другого ряда, никто. Что такое счастье? Это то, что мы поймём только в старости?..

Апа увезли к концу дня. Мы возвращались с виноградников, когда перед нашим ангаром приземлился грузовой глис. Автопогрузчик, стоявший одиноко у стены ангара, был отключен.

Шел и оливковый Ли улетали с ним. С оливковым Ли персиковая женщина разговаривала сухо, без улыбки. Значит, Ли опять делал то, что ей не нравилось. Что? Ответа не было в моей памяти. Лишь глухое раздражение.

Но вот они улетели. Стало тихо.

С нами остался другой человек. Он назвался Годдаром. А я его назвал человек-дюси. Он был чёрный и тёплый. Говорил недолго, улыбнулся и выключил свет.

И я подумал: Ап научил меня улыбаться, оливковый Ли поселил во мне раздражение, а персиковая женщина заставила совершить необъяснимое. Все они оставили след в моей памяти. Этот Годдар… оставит ли он свой след? И ещё кто-нибудь, и ещё… чтобы потом кто-нибудь стёр и сказал:

— Ну вот, дружище, с тобой всё. Дальше учись сам...

Мир откроется для меня вновь. Но в нём не будет персиковой женщины. И Апа. Я когда-нибудь пройду мимо них, не узнав...

Собиратель

Похожие статьи: