Танцующая в таверне Отрывок 4

 

  Способностью  к  пробуждению  внутренних  качеств  самого  необыкновенного  свойства  при  обстоятельствах,  требующих  невозможного,  отмечен  практически  каждый  человек  -  я  не  являюсь  в  том  исключением.  И  потому  одна  из  наиболее  уязвимых  сторон  человеческого  духа  -  а  именно,  паническая  боязнь  высоты  -  не  помешала  мне    ступить  на  карниз,  протянутый  вдоль  всего  фасада,  и  по  нему,  шаг  за  шагом,  совершить  короткое,  но  отважное  путешествие  до  пожарной  лестницы,  чья  верхушка  терялась  в  облаках,  подобно  мачтам  мифического  «Рефанута».

  Затем,   с  ловкостью,  изумившей  меня  самого,  я  быстро  вскарабкался  по  лестнице  на  крышу,  и  уже  там,  находясь  в  дружественном  окружении  сверкающих  шпилей,  чернеющих труб  и  колеблющихся  флюгеров,  позволил  себе  перевести  дух.

  Наконец-то  я  был   один.

  Дымящееся  от  испарений  жёлто-коричневое   море  крыш  с  островами  куполов  и  ротонд окружало  меня.  Вокруг  не  было  видно  ни  души.  В  такой  ранний  час  даже  трубочисты  не  успели  ещё  приступить  к  работе.  Но  я  слишком  хорошо  знал  своих  преследователей,  а  также  их  способы  отслеживания  намеченных  жертв,  чтобы  впасть  в  то   соблазнительное  состояние  покоя  и  неги,  к  которому  так  располагал  напоённый  светом,  прозрачный  утренний  воздух.  Даже  здесь,  на  этих  высотных  пустошах,  затерянных  между  небом  и  землёй,  меня  могла  подстерегать  опасность.

   Вскоре  выяснилось,  что  я   недалёк  от  истины:  подозрения  относительно  моей  мнимой  недосягаемости  оправдались  быстрее,  чем  это  можно  было  ожидать.

  Стоило  мне  лишь  на  минуту  присесть  у  каменной  трубы  дымохода,  как  что-то  вдруг  неуловимо  сместилось  в  неподвижном,  светло-коричневом  мареве  кровельного  антуража.  Всей  кожей  ощутил  я  едва  лёгкое  касание  извне,  едва  заметный,  точечный  штрих,  рассекший  звенящую  тишину  тонким,  стремительно  нарастающим  свистом,  который,  достигнув  опасной  близости,  жёстко  оборвался  над  самой  моей  головой.

  Нечто  тонкое  и  длинное,  с  пронзительным  визгом  ударившись  о  кирпичную  кладку  дымохода  и  выбив  из  него  щепоть  красной  пыли,  безболезненно  упало  сперва  на  моё  плечо,  а  оттуда  -  мне  на  колени…

  Послание  эманационистов!!  Я  не  поверил  своим  глазам!

  На  моих  коленях  лежала  небольшая,  ясеневая  стрела с  пышным  опереньем  и  серебряным  наконечником,  на  котором были  выгравированы  голубь  и  змея  -  символические  знаки  Ложи.  К  древку  стрелы  алой  тесёмкой  был  привязан  небольшой  листок  бумаги.  Непослушными  пальцами   развязал  я  крошечный  узелок,  развернул  бумагу  и  прочёл  следующее:

  «Тринадцатое  воплощение  вавилонского  царя  Навуходоносора,  именуемое  в  этой  жизни  господином  Фронкулом,  гидрологом  и  фундаменталистом.  Пришло  время  держать  за  свои  грехи,  гипертрофированный  тиран  и  язычник…, -  дальше,  после  перечня  стандартных  обвинений  в  «язычестве  и  тирании»,  значился  текст  из  Библии,  который  за  минувшие  три  недели  подобных  контактов  я  успел  уже  выучить  наизусть. – «…Тебе  говорят,  царь  Навуходоносор:  царство  твоё  отошло  от  тебя!  И  отлучат  тебя  от  людей,  и  будет  обитание  твое  с  полевыми  зверями;  и  травою  будут  кормить  тебя,  как  вола,  и  семь  времён  пройдут  над  тобою,  доколе  познаешь… /Дан.1У,28-30/

  С  каждым  разом  текст  подобных   извещений  становился  всё  более  пространным   и  красноречивым,  /особенно  в  той  части,  где  речь  шла  о  наказаниях,  ожидающих  меня  за  мои  «ветхозаветные  грехи»/,  а  способы  доставки  более  изощрёнными. 

  Стоглазый  Аргус  Ложи  неусыпно  следил  за  мной!

  «Кольцо  возмездия»,  из  которого  никак  не  удавалось  вырваться,  продолжало   неумолимо  сужаться.

  Всё  то  время,  пока  я  тешил  себя  надеждой,  что  от  преследования  удалось  уйти,  меня,  на  самом  деле,  ни  на  миг  не  упускали  из  виду!  Более  того,  развитие  событий  получало  заметное  ускорение. В  ближайшее  время,  похоже,  мои  недруги  намеревались  перейти  от  слов  к  делу,  и  теперь  каждое  извещение  могло  стать  для  меня  последним.

  Первой  моей  мыслью  было  -  срочно  спасаться!  Куда-нибудь  спрятаться!  А  ещё  лучше  бежать:  сломя  голову  и  без  оглядки!  Но  как?!   Куда  можно  убежать в  этом  геометрически-изломанном пространстве, представленным  беспорядочным  чередованием скатных  кровель  и  лепных  фронтонов,  где  любой  вид  передвижения  сопряжён   с  немалым   риском  для  жизни?!

  Вполне  может  быть  и  так,  что  меня  уже  окружили  со  всех  сторон  и  попытка  бежать  куда-либо  вообще  теряет  всякий  смысл?!  Все  пути  к  отступлению  отрезаны  -  я  обречён!  Что  делать  дальше?..

  Расстилающиеся  вокруг  черепичные  холмы  и  долины, обстоятельно  демонстрируют  полное  безлюдье.  Нигде  не  промелькнёт  ни  тень,  ни  силуэт,  не  слышно  стука  шагов,  не  отзовётся  эхо  на  вибрацию  случайных  голосовых  колебаний.  Ни  малейшего  намёка  на  человеческое  присутствие.  Не  видно  даже  кошек,  законных  обитателей  этих  мест.  Только  две  вороны,  сидящие  немного  поодаль  на  поперечнике  крестообразного  шпиля,  с  холодным  любопытством  наблюдают  за моими  метаниями.  И  тем  не  менее…

  Кто  мог  выпустить  эту  стрелу?  Откуда  она  прилетела?

  Стараясь  не  поддаваться  нарастающему  чувству  паники,  я  начинаю  осторожно  перебираться  через  щипцовый  гребень  крыши,  и  тут  до  моих  ушей  опять  доносится   тот  же  тоненький,  зудящий,  комариный  посвист,  нарастающий  с  убийственной  быстротой.

  На  сей  раз  звук  доносится  с  противоположной  стороны,  что,  впрочем,  не  делает  его  менее  угрожающим…

  Возможно,  это   очередное  послание  Ложи, но   нет  никаких  гарантий,  что  гравированный  наконечник  вновьпосланной  стрелы  на  этот  раз  не  вопьётся мне  между  рёбер.

  Балансируя  на  щипце,  я  инстинктивно   совершаю  всевозможные,  гибкие,  извивающиеся  телодвижения,  надеясь  обмануть  нацеленное  на  меня  серебряное  жало,  но,  как  следствие,  теряю  точки  опоры  и,   сорвавшись  с  высокого  гребня,  качусь  кувырком  по  наклонной  плоскости  вниз,  громыхая  черепицей.

  Голова  Горгоны,  с  большим  риском  выпасть  из  сумки,  катится  впереди  меня,  подпрыгивая,  как  мячик.

  Наклон  очень  крутой,  остановиться  на  ходу  невозможно.  Все  мои  мысли  направлены  к  тому,  чтобы  успеть  схватить  Горгону  прежде  чем  мы  докатимся  до  бордюра,  ограничивающего  скат  по  нижней  кромке.  Бордюр  -  я  успел  это  заметить  -  весьма  невысок;  голова  Медузы   может  запросто  перескочить  через  него.  О  том,  удастся  ли  мне  самому  удержаться  на  этом  декоративном  креплении  и  выдержит  ли  оно  мой  вес  -  об  этом  я  даже  не  задумываюсь.   Главное  для  меня  -  спасти  Горгону! 

  Наконец,  извернувшись  в  каком-то  невероятном  кошачьем  прыжке,  я  хватаю  сумку  и  прижимаю  её  к  груди.  Но  самому  мне  уже  не  остановиться!  Развитая  скорость  слишком  высока  для  мгновенного  торможения. Сейчас  силой  инерции  меня  перебросит  через  низкую  перегородку,  и  я  вместе  со  своей  драгоценной  ношей  полечу  вниз…

 

  Но  в  тот  самый  миг,  когда  спасения,  казалось,  ждать  было  неоткуда,  из  ближайшего  слухового  окна,  мимо  которого  я  катился,  высунулись  вдруг   две  руки,  показавшиеся  мне  в  моём  круговращении  непомерно  огромными.  Предупреждая  мою  неизбежную  гибель,  они  хватают  меня  за  шиворот  и,  прежде  чем  я  успеваю  что-либо  сообразить,  быстро  втягивают  в   оконный  проём.

  Окошко  очень  маленькое,  но  я,  тем  не  менее,  сравнительно  удачно  протискиваюсь  сквозь  него.  Лишь  в  последний  момент,  ощутимо  приложившись  затылком  к  какому-то   массивному  выступу,  теряю  силы,  и  перед  моими  глазами   поднимается  пелена  лилового  тумана.

 Туман   действует  на  меня   расслабляюще.

  Сделавшись  беспомощным,  как  младенец,  я  могу  лишь  отстранённо  фиксировать,  как  те  же  руки  затаскивают  меня  в  какое-то  сухое,  пыльное  помещение,  пахнущее  мышами  и  голубями,  переворачивают  на  спину,  после  чего  пухлые  ладошки,  уже  отнюдь  не  огромные,  принимаются  энергично  шлёпать  меня  по  щекам,  и  становятся  слышны  призывы  «скорее  очнуться»  и  «встать  на  ноги». 

  Сам  голос  кажется  на  удивление   знакомым!

  Одуревший  после  совершённых  кульбитов,  я  с  усилием  моргаю  глазами,  пытаясь  вернуться  к  обозримости  привычных  зрительных  образов;   наконец,  среди  разомкнувшихся  лиловых  облаков  показывается  круглое,  как  надувной  шар,  лицо,  обозначенное  рыжими, жидкими  усиками.  Из-под  такой  же  рыженькой    чёлочки  насторожённо   мерцают  маленькие,  прозрачные  глазки.

   Неужели  -  Авель?!..

 

  -  Вы?!  Здесь?!..  -  с  трудом  выдавливаю  я,  силясь  понять,  что  может  быть  общего  между  продажей  надувных  шаров  и  моим  чудесным  спасением.  -  Но  почему  именно  вы?  Откуда  -  вы?!..  Что  это?…  Благородный  поступок  с  вашей  стороны  и  слова  благодарности  -  с  моей?  Эти  две  вещи,  простые  и  понятные  каждому,  в  данном  случае  несопоставимы…  в  силу  причин,  хорошо  вам  известных…   Но,  как  бы  то  ни  было,  вам  -  спасибо.

 

  Последствия  полученного  удара  по  голове  напоминают  о  себе   болезненными,  затылочными  толчками  и  нестерпимо-звенящим  зудом   в  ушах;  не  сразу  удаётся  понять,  что  Авель  всё  время  поторапливает  меня,  призывая  куда-то  срочно  идти.

 

  -  Вставайте,  поднимайтесь,  сударь,  прошу  вас!  -  приговаривает  он, прыгая  возле  меня,  не  переставая  испуганно  озираться   по   сторонам. -  Скорее  уходим  отсюда!  Я  вас  выведу!!  Скорее!

 

  Невозможность  представления  Авеля  в  роли   спасителя  врезается  в  сознание  резким  контрастом,  сминающим  установленные  правила  игры.  Тем  не  менее,  я  не  оказываю  сопротивления,  когда  он  помогает  мне  подняться  на  ноги  и,  ничего  не  объясняя,  тянет  куда-то  за  собой.

  Не  слишком  уверенно  перебирая  ногами,  я  покорно   следую  в  указанном направлении.  

  Мы  минуем  какие-то  полутёмные,  чердачные  помещения,  где  на рассохшихся  стропилах,  словно  вымпелы,  реют  паутины,  и  затхлый,  стоячий  воздух  при  нашем  появлении  моментально  насыщается  тучами  пыли,  серой  и  крупной,  как  порох.   Временами  становится  так  темно,  что  я  ничего  не  вижу,  кроме  светящихся  леопардовых  лосин  Авеля,  неутомимо  вышагивающих  впереди  меня  какой-то  странной,  балансирующей  походкой  канатоходца,  не  лишённой  своеобразной  цепкой  грации.

  Стараясь  не  отставать,  я  пытаюсь  решить  про  себя  щекотливый  вопрос:  почему  всё-таки  - он?  Поверить  в  благие  намерения  соперника  мешает   мандраж   непрекращающейся  погони.  Тиски  постоянного   ожидания  подвоха  не  отпускают  ни  на  секунду.

 

  -  Но  всё-таки,  почему   именно  -  вы?  -  вновь   обращаюсь  я  к  нему. -  Зачем?  Что  это  -  подмена  понятий?  Вправе  ли  я  рассчитывать  на  ваше  бескорыстие,  если  жизнь  коротка,  а  слова  бесцельны…

 

  А,  может,  он  тоже  эманационист?!  И  действует  сейчас  по  заданию  Ложи?!  В  моей  голове  предупредительным  сигналом  проносится  тревожная  мысль,  которая,   впрочем,  тут  же  признаётся  мной  как  абсурдная.  Весь  пухло-аморфный  вид  Авеля  говорит  о  полной  несостоятельности таких  измышлений. Невозможно представить  причастность  этого  человека  к  опасным  и  жестоким  делам  тайного  общества.  Эманационисты  -  народ  крайне  самоуверенный,  напористый  и  нагловатый.  Они  знают,  как  себя  вести,  к  кому  как  обращаться,  и  что  требовать  от  своих  жертв.  Продавец  Надувных  Шаров  никак  не  вписывается  в  систему  их  морали  и  поведения.  И  всё-таки,  кто  его  знает…

 

  -  Имейте  в  виду,  -  на  всякий  случай  бормочу  я,   стараясь  не  замедлять  шаг.  -  Несмотря  на…  на  все  ваши  послания…  я  категорически  отказываюсь  признавать  себя  тринадцатым  воплощением  царя  Навуходоносора…  хотя  бы  на  одном  том  основании,  что  совершенно  не  похож  на  него.  Ну,  посудите  сами,  какой  из  меня  Навуходоносор?!  Ничего  же  общего!!  Ваши  гороскопы  врут!  Они  либо  составлены  неверной  рукой,  либо  устарели!  Проверьте  их  ещё  раз,  в  конце  концов,  сверьтесь  с  другими  гороскопами,  и  вы  увидите,  что  я  прав.

 

  Ничего  не  отвечая,  Авель  на  ходу  пару  раз  поворачивается  ко  мне,  и  я  успеваю  заметить  в  его  глазах  смешанное  выражение  растерянности  и  страха.  Наверное,  он  думает,  что  пока  я   скатывался  вниз,  то  в  ожидании  неминуемого  падения  успел  повредиться  рассудком.  Тем  не  менее,  он  продолжает  вести  меня  за  собой,  умоляя  «не  отставать»  и  «поторапливаться».

 

  Наконец,  мы  оказываемся  в  довольно  просторном  мансардном  помещении,  снизу  доверху  заваленном  воздушными  шарами  всех  цветов  радуги.  Шары  здесь  повсюду.  Исполинскими  гроздьями  висят  они  под  потолком,  невесомыми  грудами  лежат  на  полу,  элегически  парят  в  воздухе,  подобно  мыльным  пузырям.  Вот  она  -  Мастерская  господина  Авеля!

  Убедившись,  что  за  нами  никто  не  следует,  хозяин  мастерской   тщательно  запирает  дверь  на  засов,  берёт  меня  за  рукав  и  со  словами  «У  вас  есть  шанс  спастись,  сударь»  подводит  к  распахнутому  окну,  выходящему  на  залив…

 

  Поначалу  я  даже  зажмуриваюсь  от  неожиданности  -  никогда  ещё  панорама  побережья  не  открывалась  передо  мной  с  такого  великолепного  ракурса!

  Противоположный  край  залива,  отрезанный  от  воды  тёмной  полосой  леса,  тонет  в  лучах  восходящего  солнца.  Высокие  скалистые  уступы  сверкают  так  ослепительно,  словно  сотканы  из  листов  чистой  меди.  Световые  рефлексы,  отражённые  водной  гладью,  лениво  скользят  по  фасадам  домов,  гнездящихся  на  береговых  склонах.  Кружевной,  тонко-закрученной  вязью  застыли  в  небе  гирлянды  золотисто-палевых  облаков.  Ощущение  безмятежного  покоя  и  лирической  созерцательности  вдохновляет  и  очаровывает,  превращая  залив   в  источник  неиссякаемой  поэзии…

  Заворожённый,  я  стою  у  окна,  остывая  в  благоговейном  молчании, и  до  моего  сознания  не  сразу  доходит,  что  Авель  привёл  меня  сюда  совсем  не  для  того,  чтобы  любоваться  красотами  побережья.  Он  что-то  беспрестанно  говорит,  теребя  мой  рукав,  и  его  хлопотливое,  стрекочущее  бормотание   проникает  в  мой  мозг  в  виде  смутного  образа  навязчивых  представлений  о  моём  спасении.  Похоже,  Авель  действительно  решил  спасти  меня?!  Но  ЕМУ-то    для  чего  это  нужно?

    «Почему   именно  он?  -  мысленно  вопрошаю  я  себя,  искоса  разглядывая  круглое,  блестящее  от  пота  лицо  своего  спасителя-соперника.  -  Спасение,  добытое  путём  неверности?  Вот  она  -  цена  моего  позорного  столба!  Оборотная  сторона  его  бескорыстия…»

 

  От  противоположного  берега  залива  далеко  в  море  выдаётся  узкая  полоса  в  виде  гряды  скалистых  нагромождений. Гряду  завершает   монументальный,  как  постамент,  утёс,  вершина  которого  отмечена  зависающей  над  водой  массивной  консолью,  окутанной  серовато-серебристой  дымкой.  На  самом  краю  консоли  виднеется  силуэт  огромной,  мрачной  башни,  похожей издалека  на  чёрный  циклопический   перст,  нацеленный  в  самое  сердце  Вселенной.

   Мне  знакома  эта  башня.  Это  -  старый  корабельный  маяк,  недремлющее  око  побережья.  В  пору  ненастных  ночей  оно  горит  неугасимым  пламенем,  прорезая  на многие  мили  вокруг  дождливую  мглу  ярким  лучом,  столь  желанным  для  морских  скитальцев,  тоскующих  по  тихой,  уютной   гавани.

  Именно  на  этот  маяк  указывает  мне  Авель,  объясняя  его  географические  преимущества  в  плане  моего  спасения  как  единственное  место,  где  я  могу  укрыться  от  погони  и  получить  дружескую  поддержку.

  Смотритель  маяка,  старый  Гамамелис,  хороший  знакомый  Авеля, его  постоянный  клиент.  В  дни  больших  праздников  старик  покупает  у  него  связки  самых  ярких  шаров,  чтоб  нарядной  их  красочностью  хоть  немного  оживить  замшелые  стены  старой  башни.  Авель  давно  его  знает  и  ручается  за  исключительную  порядочность  смотрителя  маяка. «Готовьтесь!  Через  час  с  небольшим  он  примет  вас  у  себя!  -  клятвенно  заверяет  меня   Продавец  Шаров.  -  Добрейший  Гамамелис!  Он  не  отказывает  в  помощи  хорошим  людям.  Я  дам  ему  условный  знак,  и  он  вас  встретит.»

 

  Поначалу  я слушаю  Авеля  как  человека  толпы,  чья  речь  воспринимается   как  нечто  обрывочное,  случайное,  мимолётное,  не  имеющее  к  делу  никакого  отношения.  Бездумный,  ни  к  чему  не  обязывающий  набор  слов,  легкомысленно  закруглённые  фразы  без  начала  и  конца,  составленные  небрежно  и  наспех.  Я  испытываю  недоумение,  граничащее  с  досадой,  хотя  благородный  и  чистый  тон  его   поступков   уже  почти  не  оставляет сомнений.

  Неужели  он  говорит  это  всерьёз?   Где  башня  и  где  мы?  Неосуществимые  планы,  пустые  прожекты. На  то,  чтобы  добраться  до  неё  посуху,  береговыми  тропами,  уйдёт  почти  весь  день,  а  плыть  напрямик,  через  залив,  -  значит,  заключать  обременительный  договор  с   рыбаками,  этими  вечно  угрюмыми, неприветливыми  пасынками  моря.  Связываться  с  ними  хлопотно  и  небезопасно.  Среди  них вполне  могут  найтись   негласные  осведомители  морской  полиции.

 

  Пухлое  и  розовое,  как  у  купидона,  лицо  Авеля  принимает  озабоченное,  даже  хмурое  выражение,  отчего  заметно  бледнеет  и  немного  вытягивается.  С  самым  серьёзным  видом  он  вдруг  пихает  указательный  палец  себе  в  рот,  после  чего  высовывается  в  окно  чуть  ли  не  наполовину  своего  необъятного  туловища  и  ненадолго  замирает  в  такой  неустойчиво-опасной  позе,  вытянув  руку  с  обслюнявленным  пальцем  как  можно  дальше  перед  собой.

  Потратив  на  эти  мудрёные  действия  пару  минут,  он  вновь  поворачивается  ко  мне  и  торжествующе  сообщает,  что  ветер,  «к  счастью  для  нас»,  «выбрал  нужное    направление».  В  голосе  моего  спасителя    звучит  нескрываемая  радость.  Нам  «сказочно  повезло»,  успокаивает  меня  Авель,  заговорщицки  подмигивая  прозрачными  глазками.

  Пока  я  пытаюсь  сообразить,  что  именно  в  его  понимании  может  представлять  для  меня  «сказочное  везение»,  он  куда-то  убегает  и  вскоре  возвращается  назад,  таща  за  собой  гигантское  разноцветное  облако   воздушных  шаров.  Густой  пучок  нитей,  по-хозяйски  собранный  пухлой  рукой  Авеля,  закреплён  на  устрашающих  размеров  железном  крюке  явно  пыточного  назначения.  Не  переставая  взволнованно  приговаривать  «Ветер  дует  прямиком  на  восток…  Ах,  какая  удача!  Ах,  какое  везение!»,  он  принимается  ощупывать  мою  талию  жестами  обходительного  портного,  снимающего  мерку  на  брюки.  Потом,  задрав  совершенно  бесцеремонно  полы  моего  сюртука,  хватается  за  мой  ремень  от  штанов  и,  оттянув  его  как  можно   дальше,  просовывает  под  него  железный  крюк.

 

   Наконец,  тоном,  не  терпящим  возражений  -  что  уже  совсем  для  него  не  характерно  -  Авель  велит  мне  подняться  на  подоконник…

  Я  поражён  несказанно!

  Так  вот  что  означали  все  эти  таинственные  манипуляции  с  обслюнявленным  пальцем  и  пыточным  крюком?!  Вот  в  чём  состоит  замысел  Продавца  Шаров?! Полёт  через  залив  к  башне  маяка?!  Грандиозно,  феерично,  волшебно,  но  -  совершенно  немыслимо! Как  такая  бредовая  идея  могла   прийти  ему  в  голову?!  Неужели  сам  он  верит  в  то,  что  говорит?..

  Жар  сознания   земного  существа,  потомка  Атланта,  привыкшего  обретать  уверенность  в  себе  лишь  при  наличии твёрдой  опоры  под  ногами,  вспыхивает  во  мне  с  небывалой  протестной  силой.

  Как  можно?!  Разумно  ли  доверять  бесценную  сокровищницу  человеческой  жизни  каким-то  надутым,  радужным  пузырям,  этим  безответственным  и  непредсказуемым  сферическим  фантомам?!  В  сущности,  что  такое  воздушные  шары?  Тупиковая  ветвь  эволюции  шаровых  молний,  дошедших  до  полного  вырождения  и  деградации,  скрывающих  под  нарядно-округлой   личиной  внутреннюю  бессодержательность  и  немощь?!

  Довериться  им  -  значит  совершить  величайшую  глупость,  возведённую  в  превосходную  степень  абсурда!

 

  -  Уверяю  вас,  это  совсем  не  страшно,  -  терпеливо  убеждает  меня  толстяк,  устанавливая  передо  мной  стремянку,  чтобы  было  легче  взбираться  на  подоконник. -  Поверьте,  вам  нечего  бояться.  Вас  мучают  мнимые  страхи,  которые  сразу  отпустят,  едва  лишь  вы  сделаете  первый  шаг.

 

  В  голосе  Авеля  звучит  непоколебимая  уверенность,  как  будто  для  него  такой  способ  передвижения  является  самым  простым  и  само  собой  разумеющимся. Не  прекращая  своих  ободряюще-успокоительных  речей,  он  предупредительно  берёт  меня  под  локоть  с  тем,  чтобы  помочь  подняться  по  ступенькам…

  Мучительные  сомнения  раздирают  мою  душу  на  части:  я  не  в  силах  поверить  в  осуществимость  задуманного.

 

  «Быть  может,   он  решил  попросту  устранить  меня,  что  в  его  положении  вполне  понятно  и  объяснимо,  - опять  теряюсь  в  догадках  я,  но  в  то  же  самое  время,  как  бы  находясь  в  состоянии  гипноза,  начинаю  покорно  переставлять  ноги,  взбираясь  по  стремянке  так,  словно  восхожу  на  эшафот.  -  Но  зачем  прибегать  к  такому  дьявольски  изощрённому  методу?!  Лучше  бы   сдал  меня  сразу  агентам  Ложи,  которые  наверняка  уже  толпятся  у  дверей  его  Святилища.  Доставил  бы  им  такое  удовольствие  -  чего  проще?!, -  мучительно  быстро  одолев  подъём,  я  стою,  покачиваясь,  на  подоконнике,  и  свежий,  морской  ветер,  с  которым  мне  «сказочно  повезло»,  дружески  треплет  мои  волосы, обещая  все  прелести  увлекательного,  захватывающего  полёта.  -  Помог  бы  им  покончить  с  тринадцатым  воплощением  царя  Навуходоносора, а  заодно   избавился  бы  от  своего  счастливого  соперника,  хотя…  по  всему  выходит  так,  что  меня,  скорее,  следует  отнести  к  категории  соперников  несчастливых.»

 

  Авель,  между  тем,  занят  своим  делом.  Хмуря  белёсые  брови,  он  озабоченно  дёргает  нити,  проверяя  их  на  прочность,  смотрит,  хорошо  ли  на  мне  держится  ремень  от  штанов,  снова  берётся  пересчитывать  количество  шаров,  которые  должны  понести  меня  по  воздуху,  словно  ангелы   спасённую  душу.  Как  у  всякого  рачительного  хозяина  каждый  шар  у  него  на  счету.

  Неожиданно  податливое   лицо  его  искажает  судорога  небывалой,  пугающей  решимости.  Скривив  от  напряжения  пухлый  рот,  он  выпаливает  скороговоркой  «К  маяку!  И  да  вознаградят  нас  боги  за  усердие!»,  после  чего,  упёршись  обеими  руками  в  мою  поясницу,  в  один  миг,  безо  всякого предупреждения,  с  силой  выталкивает  меня  наружу…

 

  Сперва  мне  кажется,  будто  я  камнем  падаю  вниз.

  Бездна  тотчас  раскрывается  передо  мной  во  всей  своей  роковой,  ужасающей необъятности.  Фонарные  столбы  качаются  внизу,  словно  маятники.   Плиты  тротуара  устремляются  навстречу  мне  со  страшной  быстротой.  Шары,  вырвавшись  следом  за  мной  на  свободу,  напоминают  о  себе  рассыпавшимся,  глухим,  беспорядочным  стуком,  и  через  пару  секунд  крюк,  цепляющийся  за  мой  пояс,  резко  замедляет падение.  Затем,  отметив  мою  остановку  встряхиванием,  от  которого  я  едва  не  вываливаюсь  из  штанов,  та  же  крюкообразная  рука  начинает  вытягивать  меня  из  каменного  мешка  городских  теснин.  Потоки  тёплого  воздуха  подхватывают  колеблющееся  шаровое  облако,  увлекают  его  за  собой,  и  постепенно  я  начинаю  набирать  высоту.

 

  «Берегите  голову,  господин  Фронкул!»  -  кричит  мне  вслед  Авель.  Стоя  у  раскрытого  окна,  он  машет  на  прощание  рукой  и  одновременно  указывает  в  сторону   маяка,  как  бы  напоминая  о  том,  чтобы  я  строго  придерживался  заданного  курса,  никуда  не  сворачивая   в   сторону.  Как  будто  от  меня  здесь  что-то  зависит?!

  Но  что  он  опять  сказал?!  Очередная  загадка!  Клубок  недоговорённостей!   О  какой  голове  идёт  речь?..

  Несмотря  на  своё  беспомощное  состояние,  вынуждающее  меня  бешено  раскручиваться  то в   одну,  то  в  другую  сторону,  как  паяц  на  верёвочке,  мне  почти  сразу  удаётся  сообразить,  какую  именно  голову  имеет  в  виду  Продавец  Шаров,  и  чья  сохранность  заботит  его  в  первую  очередь.

   Ну,  конечно, -   как  же  я  не  догадался  сразу?!  Он  всё  прекрасно  знает,  этот  лукавый  Продавец  Шаров:  и  про  голову  Горгоны,  и  про  её  назначение  и  про остальное!  Болтушка-Дея  всё  ему  рассказала.   Вопреки  моим  запретам  и  наставлениям,  она  не  смогла  удержать  язык  за  зубами  и  посвятила  Авеля  во  все  наши  секретные  планы.  Однако,  похоже,  что  это  непрошенное  посвящение  возымело  самый  положительный  результат. Именно  оно  пробудило  в  авелевой  душе  порывы,  которым  не  откажешь  в  самоотверженности  и  благородстве.  Проникшись  нашими  идеями,  Продавец  Шаров,  судя  по  всему,  не  захотел  оставаться  в  стороне.  И  как  лицо  определённым  образом  заинтересованное,  тоже  решил  принять  посильное  участие  в  деле  спасения  первой  красавицы  побережья.

  Что  ж,  возможно,  это  и  к  лучшему.  Задним  числом  я  уже  начинаю  понимать,  что  без  помощника  мне  тут  не  обойтись,  а  отыскивать  специально  добровольцев,  которые  согласились  бы  помогать  в  таком  непростом  деле,  у  меня  нет  ни  сил,  ни  времени.   

 

   Набрав  хорошую  высоту,  недосягаемую  для  любого  вида  стрелкового  оружия,    я  успешно  двигаюсь  в  заданном  направлении,  влекомый  своим  цветастым,  надувным  облаком.  После  недолгих  суматошных  вращений  и  кувырканий  мне,  наконец,  удаётся  найти  такое  оптимальное  положение  для  своего  тела,  при  котором  меня  не  крутит  и  не  переворачивает  с  ног  на  голову.  Теперь  я  могу  продолжать  полёт  с  самодостаточным  превосходством  Икара,  не  испытывая   особых  неудобств,   пассивно-созерцательно  разглядывая  стелющиеся  под  ногами  красоты  берегового  ландшафта...

   Быстро,  легко  и  беспрепятственно  покидаю  я  пределы  города.   

  Крыши  домов  и  купола  башен,  серые  круги  площадей  и  зелёные  ленты  бульваров  остаются  позади,  превратившись  в  некую  стереометрическую  несуразицу,  в  хаотичное  и  бестолковое  нагромождение  кубов,  треугольников,  цилиндров  и  конусов,  перемешанных  с  отменных  старанием.  Теперь  подо  мной  насыщенными,  яркими  пятнами  проплывают  цветущие  сады,  ухоженные  террасы,  полноводные  реки  и  сверкающие  каскады  водопадов.  Тенистые  овраги  соседствуют  с  пёстрыми  лужайками,  барбарисовые  холмы  с  заливными  лугами,  а  возле  деревянного  мостика,  переброшенного  через  извилистый  ручей,  я  вижу  пастухов,  пригнавших  свои  стада  на  водопой.

   Затем  уходят  назад  и  эти  фрагменты  живописующих  береговых  декораций;  дугообразная  линия  побережья  становится  простой,  схематичной  чертой,  жирно  прочерченной  карандашом  на  топографической  карте.

  Я  лечу  над  ослепительной  и  застывшей,  как  синее  стекло,  гладью  залива,  лишь  слегка  оживлённой  узорчатым  расположением  парусных  лодок  и  яхт.  Крохотные,  стаффажные  фигурки  рыбаков  и  ловцов  жемчуга  кажутся  масштабным  дополнением  к  изображению  общего  плана  на  роскошном  полотне  живописца…

 

  И   торжествующая  радость  свободного  полёта  овладевает  мной!

  Подхваченный  волной  ликования,  исполненной  небесной чистоты  и  свежести,  я  вдруг  в  один  миг  нахожу  выход  из  ситуации,  кажущейся  безысходной.  Прозрение  приходит  внезапно  и  ослепительно.   Вновь  обретённая  ясность  сознания  даёт  изумительную  подсказку,  и  в  голове  тотчас  созревает  план  по  спасению   Деяниры.

  Новоявленное  решение  кажется  таким  гениально  простым,  удобным  и  своевременным,  что  от  радости  я  принимаюсь  хохотать  во  всё  горло.

  Теперь  Дея    будет  спасена  вне  всяких  сомнений!

  Всё  сделаю  я  сам.  Непременно  и  обязательно  сам!  Потому  что  многое,  очень  многое  роднит  нас  с  античным  героем.  Правда,  по  воздуху  меня  несут  не   крылатые  сандалии  Меркурия,  а  надувные  шары  Авеля  -  но  разве  это  столь  важно?!  В  остальном  всё  у  нас  совпадает.  Главное,  Голова  Медузы    при  мне,  и  моё  сердце,  как  сердце  сына  Зевса,  также  исполнено  решимости,  любви  и  отваги.  Я сделаю  всё,  как  надо:  воспарив  над  заливом  в  нужный  момент,  сам  возьмусь  рукой  за  змеиные  волосы,  вытащу  страшную  голову  и  взглядом  Горгоны  сам  обращу  кровожадное  чудище  в  камень!  Я  положу  к  ногам  Деи  желанное  спасение,  радость  и  счастье  новой  жизни,  Пусть   она  увидит,  на  какие  подвиги  я  готов   ради  неё!  Быть  может,  это  заставит  её  поверить  в  серьёзность  моих  намерений,  и  может,  именно  тогда  она  станет  произносить  моё  имя  с  тем  же  трепетным  волнением,  с  каким  произносилось  имя  главаря  контрабандистов!..

   Ветер  плавно  несёт  над  заливом  мою  волшебную  гроздь,  покачивая  меня  бережно  и  мягко,  словно  младенца  в  люльке.

   Наслаждаясь  чудесным   полётом,  я  ощущаю  себя  счастливейшим  из  всех  ходяще-ползающих  созданий,  когда-либо  обретавших  возможность  избавиться  от  оков  земного  притяжения.   И  никогда  ещё  утреннее  солнце  в  сияющем  ореоле  своих  благодатных  лучей  не  видало  более  жизнерадостного Персея,  нашедшего  единственно  верный  путь  к  спасению  своей  Андромеды!..

Похожие статьи:

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки /Пролог/

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 1

Рассказы → Пленник похоронной упряжки Глава 2

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 3

Рассказы → Пленник Похоронной Упряжки Глава 4