Тунгусский метеорит. Часть 3

(«Играем в классиков» или «Турнир графоманов»)

1.09.2011

Игра пятая

Симпатичная блондинка, сидящая на тахте, закончила читать свой рассказ и отложила ноутбук в сторону. Наступила тишина. Трое парней, сидящих на паласе, заерзали, разобрали банки с пивом и открыли их.

— Люсьен, я удивлён и восхищен! — высказался Гарик, приложившись к банке.

— Рассказ мне тоже понравился. Но, Гарик, ты, наверно, не понял? Они писали его вдвоём, у них же — марьяж, то есть, я хотел сказать — творческий дует, – отхлебнув пива, ухмыляясь, сказал Макс.

— Я это понял, Макс. Я восхищен не только рассказом, но и самим фактом дуэта. Я, вот так, навскидку, не припоминаю разнополых литературных дуэтов.

— Гарик, читать надо больше! А дуэт брата и сестры Литвиновых или мужа и жены Новиковых? — парировал Лекс.

— А я даже догадываюсь, кто в этом дуэте был сестрой. Похоже, за Подушкина писал Лекс, — театрально громко зашептал в сторону Гарика Макс. Парни сдавленно захихикали. Глаза блондинки зло заблестели. Лекс, смущенно улыбаясь, поднялся с паласа и пересел к девушке, обняв её за плечи.

— Люсьен, не обижайтесь. Это мы так, от зависти, просто каждый из нас хотел бы оказаться на месте Лекса, — сказал, невинно улыбаясь, Гарик (Макс аж крякнул), — Я в смысле — рассказ получился отличный. Только в середине рассказа, после сеанса спиритизма, мне показалось, что вы собирались «замочить», в духе Донцовой, пару старушек, или, на крайняк — «хозяйку» яхты.

— Старушек трогать было нельзя – персонажи-то чужие, — откликнулась, оттаивая, девушка.

— А «укокошить» одну хозяйку «в духе Донцовой», было бы мало – надо было бы ещё добавить пару-тройку служанок и кого-нибудь из экипажа.

— Ага, ты слышал, Гарик, Лекс, фактически, сознался — они писали в соавторстве! – злорадно воскликнул Макс.

— «Ubi jus incertum, ibi nullum», — продекламировал Лекс.

— Гарик, это что, он нас обматерил? – притворно возмутившись, воскликнул Макс.

— Макс, это латынь! Означает: «Кто смел – тот и съел»! Или типа того,- отозвался Гарик.

— А что, Гарик? Может, объединимся и мы, раз не запрещено? Они использовали наших «собак» на полную катушку, но они не «угробили» своих японцев. Можем перенести действие на гору Футьзияма. Самураи, гейши — какой простор для фантазии! – воскликнул Макс.

— Тогда уж лучше в «Японский Чернобыль», в провинцию Фукусима. Представь: сталкеры-ниндзя, радиоактивные мутанты всех мастей, — с энтузиазмом ответил Гарик.

— Я извиняюсь, господа «литераторы», «братья Пилоты», я так поняла – нельзя сильно отклоняться от темы Тунгусского метеорита, — включилась в разговор девушка.

— Милочка, мы уже более ста лет в своих сюжетах «гоняем» под видом собак несчастных «нанороботов» вокруг вонючих болот Тунгуски. Развалин текущей и минувших цивилизаций нет, радиации нет, мутантов и аномалий тоже нет, самого Тунгусского метеорита – и того нет. Тайга, болота и комары — безнадёга какая-то! – горестно отозвался Макс.

— Парни, а кто вам мешает – заведите себе каких-нибудь мутантов, каких-нибудь злобных «йети» или карликов-гномиков каннибалов. А насчет аномалий – чем вам Патомский кратер не гора и не аномалия? – не унималась девушка.

— Ага, я уже и заголовок вижу: «Горбатая гора, Фандорин и семь гномиков», — с серьёзным видом сказал Макс. Гарик захрюкал, сдерживая смех. Макс зафыркал, пытаясь удержать каменное выражение лица.

— Макс, про «Горбатую гору» — это ты с прицелом на американского «Оскара»? – съязвила Людмила. После слов девушки Гарик и Макс уже не могли сдерживаться, они повалились на палас и заржали. Девушка нахмурилась. Лексу было не до смеха, он чувствовал — назревает скандал.

— Макс, а что? В словах Люсиль есть разумное зерно! – сказал Гарик, немного успокоившись, — Я не о го… я не о гномиках. Прекрати ржать, Макс! Представь себе такой сюжет: в районе Патомского нагорья двести пятьдесят лет тому назад потерпел крушение ксенозоопарк или, может быть, цирк космический лилипутов. Спустя еще сто пятьдесят лет в том же районе взорвался высланный за артистами спасательный бот (известный ныне, как Тунгусский метеорит) – протёк топливный бак с антивеществом. И вот, наконец, пришел сигнал – очередной спасательный бот на подлёте. И артисты решили выйти из кратера и дать прощальную гастроль человечеству.

— Несерьёзный ты человек, Гарик, честное слово! А ещё в братья набиваешься! — сказал Макс, набурмосив лицо, – Какие-то лилипуты, бродячие космические артисты, ты ещё «выгонтов» Станислава Лема вспомни!

— Это я-то набиваюсь? Да ты сам в братья напросился! Нафиг мне нужен такой «брат» – я лучше в «сестры» к Люсьен пойду, — озорно глянув на девушку, сказал Гарик. Лекс скрутил Гарику фигу. Девушка немного успокоилась.

— Ладно, брат, не пыли. Идея с «последней гастролью» мне понравилась, — примирительно сказал Макс, — Можно замутить что-нибудь в духе «Жука в муравейнике» Стругацких или даже что-нибудь апокалипсическое, в стиле Рэя Бредбери.

— Вот-вот, тему надо закрывать! Только всеобщий апокалипсис может нас спасти от возможного реванша прочих графоманских дуэтов, — усмехаясь, ответил Гарик, пожав Максу руку, — операция «Чёрный квадрат», братан.

— Успехов вам, внуки Малевича! – откликнулся Лекс.

Тунгусский метеорит. Год 2014

Для  начала научись писать,  как старые мастера,

а затем уже можешь писать, как сочтёшь нужным.

(из памятки начинающего художника)

1. Лондон (Фандорин)

Звонок сотового телефона выдернул меня из утренней дрёмы. Звонил мой друг Михаил: «Встречай, прилетаю Московским рейсом».

Через полтора часа я уже был в аэропорту. Над Хитроу стоял плотный туман. Пожалуй, можно сходить в кафе перекусить, Московский рейс задерживается.

Мой друг – это Михаил Николаевич Маклай-Задунайский. После событий, произошедших с нами в районе падения Тунгусского метеорита, мы и сами не заметили, как стали друзьями и даже перешли на ты. В отличие от Михаила, отношения с третьим участником нашей экспедиции, Иваном Павловичем Подушкиным, остались приятельскими, в дружеские они так и не переросли.

Вообще удивительно, как судьба свела всех нас в той экспедиции. Я разыскивал доказательства того, что мой предок Эраст Петрович Фандорин побывал на месте падения Тунгусского метеорита задолго до официальных экспедиций и видел там какие-то артефакты, связанные с метеоритом. Но оказалось, что я был не одинок в своих поисках, раньше меня эти артефакты стала разыскивать группа японских уфологов во главе с сэнсеем Гентзебаро Учидо. Таким образом, мой интерес к артефактам пересёкся с интересом к ним японцев.

В свою очередь, интерёс японцев в чем-то пересёкся с интересами известной бизнесвумен и меценатки Элеоноры. Подоплёка этого интереса неизвестна, но, по всей видимости, дело связано с промышленным шпионажем. Так вот, Элеонора, благодаря щедрым пожертвованиям, входит в управляющий совет одного из уфологических обществ, а её личный секретарь становится исполнительным секретарём этого общества. Так на сцене появляется Иван Павлович Подушкин. Этот интеллигентный и простоватый, на первый взгляд, человек, в то же самое время, как мы позже выяснили, был опытным оперативником, сыскарём и начальником отдела разведки Элеоноры.

Войдя в управляющий совет общества, Элеонора сразу же заявила, мол, у неё был «контакт», она доподлинно знает, что в районе Подкаменной Тунгуски упал искусственный спутник, и она может назвать точные координаты. Кроме того, Элеонора выразила готовность полностью финансировать экспедицию к месту падения спутника.

Совет общества спорить с Элеонорой не собирался, но и помочь ничем не мог – общество было любительским, и в районе Подкаменной Тунгуски никто из общества никогда не был. Тогда Подушкин отыскал ведущего специалиста по проблематике Тунгусского метеорита, авторитетного уфолога и профессора математики – Михаила Николаевича Маклай-Задунайского, но чем привлечь его в экспедицию он не знал. Тогда за дело взялась сама Элеонора. Оказалось, что уговаривать Михаила Николаевича не пришлось, достаточно было назвать имя японского уфолога и заявленный им маршрут – Тунгусский заповедник и Патомский кратер. То есть, интересы японцев пересеклись ещё раз, на этот раз — с интересами профессора.

Нити интересов стали сматываться в клубок уже в Москве. Подушкин, выслеживая японцев, обратил внимание, что японцы сами следят, причем следят они за мной. Чтобы привлечь моё внимание к японцам, сам Подушкин в аэропорту стал разыгрывать «киношного шпиона». Представление возымело действие, я обратил внимание на японцев и вспомнил, что я их уже видел в аэропорту Хитроу и в самолете, на котором прилетел в Москву.

Однако и японцы поняли, что они засветились и отказались от дальнейшей слежки за мной и не полетели в Красноярск, хотя уже прошли регистрацию на рейс. Уже в самолёте я познакомился с Подушкиным.

Спустя неделю на борту трехпалубной яхты (по всей видимости, принадлежащей той же Элеоноре), Элеонора собрала участников будущей  экспедиции. Там-то Маклай-Задунайский и огорошил нас своей фантастической теорией «обратной» связи между Тунгусским метеоритом и Патомским кратером. Суть теории заключалась в том, что «Тунгусский метеорит» не взорвался, а был сбит с орбиты Земли, сбит для того, чтобы он не долетел до Патомского кратера.

Японцы к тому времени уже выдвинулись в Тунгусский заповедник на судне с воздушной подушкой. У японцев была фора, но один из агентов Элеоноры (может быть, тот же Подушкин) прикрепил к судну маячок, так что мы могли отслеживать маршрут следования японцев. Когда позже выяснилось, что японцы направляются к озеру «Вонючему» забеспокоились Элеонора и Маклай. Элеонора была обеспокоена тем, что японцы движутся к точке с координатами, которые она указала. Маклай же был обеспокоен тем, что японцы идут именно к озеру «Вонючему». По словам Маклая, это озеро имело ещё одно название – «озеро Смерти», редкий сезон обходился без гибели поисковиков, направляющихся к этому озеру.

Экспедицию пришлось форсировать – загрузившись втроем в палубный вертолет яхты, мы вылетели к месту высадки японцев. Едва разгрузив вертолет возле заброшенного жилища какого-то шамана, мы вылетели на поиски «спутника» Элеоноры. Каково же было наше (за исключением, может быть, Подушкина) удивление, когда мы действительно нашли спутник. Правда, спутник хоть и был искусственный, но вполне Земной, о чём свидетельствовал шильдик — «Made in Japan». По всей видимости, спутник упал в озеро после неудачного запуска с космодрома Плесецк. Получалось, что вся эта уфологическая лабуда была затеяна Элеонорой именно с целью заполучить этот самый спутник. Кроме того, выходило, что участие сэнсея Гентзебаро Учидо в японской экспедиции могло быть только уфологическим прикрытием – мы уже знали, что ассистенты сэнсея в прошлом — боевые подводные пловцы.

Хотя Элеонора, заполучив спутник, не свернула экспедицию, мы с Маклаем чувствовали себя обманутыми, перспективы дальнейших поисков артефактов представлялись весьма туманными. А ночью того же дня у меня было «видение», как назвал это потом Маклай – «контакт». Во время моего ночного дежурства у костра ко мне явилась местная девушка с собакой и сообщила, что с японцами приключилась беда.

Утром, несмотря на то, что мы не обнаружили никаких следов вокруг нашего лагеря, и, по заверения Маклая, никаких девушек вообще на сто верст от озера нет, Маклай всё же на резиновой лодке поплыл к лагерю японцев. Через час по рации Маклай сообщил, что с японцами действительно приключилась беда – сэнсей пребывает в прострации, а его ассистенты-пловцы без сознания, у одного, по всей видимости, баротравма легких, а второй, несмотря на гидрокостюм, обожжен кислотой, наверно, занырнул под кислотную линзу озера.

Стало ясно, что экспедицию надо сворачивать, надо спасать японцев. Мы с Подушкиным, в ожидании вертолёта, свернули палатки, упаковали оборудование. До прилёта вертолёта ещё оставалось время и я, несмотря на туман и вонь, решил сходить к озеру. В тумане я и встретил второй раз девушку с собакой. Вот она то и передала мне артефакты – три черные «живые жемчужины», которые я уже и не надеялся найти.

Несмотря на все старания доктора с яхты, один ассистент сэнсея скончался. Самого сэнсея в Красноярске поместили в психоневрологический центр с серьёзным расстройством психики. Второго ассистента сэнсея удалось выходить, но он, придя в сознание, не мог или не хотел рассказать, что же приключилось с ними на озере. А через неделю японцев спецрейсом отправили в Токио. Поэтому нам больше ничего не оставалось, как вернуться в Москву.

По прибытию в Москву Элеонора, казалось, потеряла всякий интерес к уфологии. Подушкин же, как «исполнительный секретарь» уфологического общества, проявил недюжие организаторские способности. Меня как «контактёра» тестировали две независимые комиссии психологов, причём вторые — с применением полиграфа. В отчетах комиссий много было чего написано, но если кратко, то следующее: «Факт «контакта» не доказан, артефакты мной были получены от местной эвенкийской девушки, а говорящая собака – галлюцинация — следствие отравления ядовитыми испарениями озера».

Вот чего в отчетах комиссий не было, так это упоминаний Элеоноры и японского спутника – Подушкин постарался. Впрочем, это даже к лучшему – ввязываться в шпионские разборки с японцами мне совершенно не хотелось.

Кто мне, безусловно, верил – это Михаил. Энтузиазм Михаила по поводу найденных артефактов заразил и меня. В течение полугода, с небольшими перерывами, мы с Михаилом всё свободное время посвящали изучению Тунгусского «жемчуга». За это время мы установили множество удивительных фактов. Так, мы выяснили, что «жемчуг» реагировал на освещение, причем, во всём световом диапазоне. При этом «жемчуг» менял свой цвет и прозрачность, а при освещении ультрафиолетом – люминесцировал. Реагировал «жемчуг» и на электромагнитное излучение, при этом он менял свою плотность. Последний факт не поддавался объяснению с точки зрения физики.

То, что не могут представить физики, запросто могут математики. Они могут представить себе не только пересекающиеся параллельные, но и отрицательные величины, например, материю с отрицательной массой. Как-то среди ночи меня разбудил звонок Михаила. Он спешил «осчастливить» меня своей новой гипотезой по поводу «жемчуга». Михаил утверждал, что под воздействием излучений меняется не плотность «жемчуга», а его единица массы на единицу объема. Злой на его ночной звонок, и не понимая в чём собственно разница, я послал его к черту.

Утром Михаил примчался ко мне на квартиру, стал совать мне под нос исписанные тетрадные листы. Михаил утверждал, что «жемчуг», очевидно, с помощью энергии излучений частично перемещается из наших трёх в другие измерения, и он, Михаил, может это доказать, сравнив расчетные данные с данными количественных измерений. Никакой «очевидности» в математических закорючках Михаила я не углядел, но против количественных измерений, возражать не стал. Мало ему наших трех, пусть меряет ещё, лишь бы не путал четвертое, то есть ночное время с дневным.

Оказалось, что Михаил имел в виду измерение реакции на воздействие излучений на жемчуг. Только вот с количественными измерениями у нас и вышел полный затык. «Жемчуг» реагировал на воздействие излучений каждый раз по-разному. Немного по-разному, но это мешало Михаилу свою гипотезу превратить в теорию. Михаил, этот неистощимый генератор гипотез, легко находил объяснения неудачам — от возмущений в эфире, связанных с работой базовых станций сотовой связи, до взаимодействия с биополем человека. Гипотезы Михаила могли бы выглядеть смешными, если бы он тут же не подтверждал их простейшими опытами и экспериментами.

Всё вместе взятое позволило Михаилу выдвинуть новую гипотезу: «жемчуг» — это не что иное, как инопланетянский детектор «жизни»!

Гипотезы гипотезами, однако, стало ясно, что с экспериментами на холостяцкой кухне Михаила надо заканчивать. Кухонная микроволновка, пара сотовых телефонов и пяток приборов из комплекта «юный физик» — не те инструменты для исследования «жемчуга», надо обращаться к специалистам. Вот тогда Михаил и предложил обратиться за помощью к его другу детства Дану. Ныне Дмитрий Анатольевич Новиков живет и работает в Шотландском городке Сент-Эндрюс, совмещает преподавательскую и научную деятельность – преподаёт биологию в тамошнем университете и работает в рамках астробиологических проектов Европейского космического агентства.

Мне всё равно нужно было вернуться в Лондон, поэтому я согласился отвезти «жемчужины» Новикову на экспертизу. Было это три месяца назад, и вот мой друг Михаил прилетает в Лондон. Должно быть, у Новикова есть для нас новости.

Ну, вот и прозвучало объявление о прибытии Московского рейса. Ещё минут сорок проволочек на таможне и с багажом, и я встречу своего друга. Вот же, чёрт, чуть не забыл! Надо пройтись по супермаркетам, надо купить российской водки, на худой конец, Смирноффской – виски Михаил не уважает.

2. Окрестности Сент-Эндрюс (Маклай)

По серпантину дороги, пролегающей между живописных холмов Шотландского графства Файв, мы на машине Николая подъезжали к университетскому городку Сент-Эндрюс. Дан, почему-то, назначил нам встречу не в самом городке, а неподалёку, в кемпинге со странным названием «Ущелье прыгунов». Хотя, кто их знает этих англичан, может, у них в городке «сухой закон», а встреча «русских» одними коктейлями с канапе на зубочистках не обходится. Вчера этот обрусевший немец, этот английский джентльмен, баронет сэр Николас фон Дорн накрыл отличную «поляну», в русских традициях – на кухне. Правда, его кухня не уступит по размеру залу моей московской квартиры. Но это не важно, мы с Николаем вчера хорошо посидели.

Подъехали к небольшому ажурному арочному мосту, перекинутому через узкое ущелье. На мосту группа парней и девчат развлекались прыжками с «тарзанки». Проехав мост, мы подъехали к кемпингу. Дан, поджидавший нас в крытом стеклянном павильоне, с радостной улыбкой «подкатил» к нам. Не подошел, а «подкатил», мелко семеня ногами, он ещё больше потолстел со дня нашей последней встречи и сейчас был похож на актера Дэнни Де Вито. После радостных рукопожатий, обниманий и похлопываний по спинам, Дан пригласил нас к столику и махнул рукой официанту. Что ж, этого следовало ожидать!

Через час под выпивку и закуску и оживленного, но ничего не значащего разговора о новостях, одноклассниках и общих знакомых, я не выдержал:

— Ну, Дмитрий, не тяни! Как обстоят дела с «живым жемчугом»?

— О, «жемчуг» — это удивительное творение природы!

— Природы, ты уверен? – спросил я

— Я хотел сказать, что «жемчуг» — это не человеческих рук дело, у человечества нет технологий, способных создать такое чудо. Рассматривать структуру «жемчуга» в электронный микроскоп — само по себе удовольствие. Структура аморфных слоев с кристаллическими включениями — неповторима!

— Диман, ты хочешь сказать, что «жемчужины» имеют разную структуру?

— Не лови меня за язык, Михаил. Конечно же, обе «жемчужины» идентичны, как однояйцевые близнецы. Я хотел сказать, что они неповторимы для сегодняшних человеческих технологий!

— Дан, я тебя за язык не ловил и даже не тянул. Ты сам признал, что «жемчуг» — дело рук не человеческих!

— Миклуха, не передергивай! Я знаю твою любовь к инопланетянам. Их существование пока не доказано! — глянув на лицо Николая, я понял, что мы с моим другом немного увлеклись и сами не заметили, как перешли на школьные клички и повышенные тона.

— Дмитрий Анатольевич, вы ведь сами астробиолог, ищете жизнь в космосе. Не кажется ли вам, что «жемчуг» — это детектор «жизни»? – чтобы разрядить обстановку, спросил Николай.

— Извините, Николай Александрович, не кажется! Да, мы, астробиологи, заглядываем под хвосты кометам, ищем следы жизни в упавших на Землю метеоритах, исследуем Марсианский грунт с помощью марсоходов, направляем зонды к Европе, спутнику Юпитера. Мы надеемся обнаружить, в лучшем случае, плесень, бактерии или вирусы, но рады были бы найти хотя бы аминокислоты. А «жемчуг» реагирует на электромагнитные поля. Он реагирует и на биополе человека. Скажу даже больше – он реагирует на мыслительную деятельность человека, улавливает даже его настроение. Но на роль детектора «жизни» — «жемчуг» не подходит. Ту «жизнь», которую ищем мы, «жемчуг» просто не заметит, — ответил Дмитрий.

— Узко мыслишь, Диман, мы говорим о «жизни» в более широком смысле! Какая бы основа у «живой материи» ни была, будь то аминокислотная или, там, кремнийорганическая, рано или поздно эта «живая материя» начнет «думать» А думающая материя неизбежно создаст цивилизацию. Отсюда, в нашем понимании, «жемчуг» — это индикатор «цивилизаций»!

— Эко тебя растащило, Мишка! Ты готов видеть за каждой «бусиной» зелёные морды инопланетян. Вот смотри, — Дмитрий вынул из кармана зажигалку и чиркнул ею, – чем тебе это не индикатор «цивилизаций»? Пьезоэлектрик этой зажигалки отличается от «жемчужины» только простотой и примитивностью реакции. Но, если представить, что этот кристаллик попадет в руки инопланетянина-наблюдателя, то он решит, что это, без сомнения — индикатор наличия цивилизации. Вот только самого этого «наблюдателя», что-то пока нигде не наблюдается.

— Ладно, шут с ними, с инопланетянами. Димка, как тебе теория перехода массы «жемчуга» под воздействием излучений в другие измерения? — примирительно спросил я.

— Теория великолепна – ни подтвердить, ни опровергнуть! Вы, математики, вообще мастера создавать теории на кончике пера. Взять хотя бы Максвелла. Он на бумаге вывел бесплодную математическую теорию электромагнитного поля и, без всяких экспериментальных подтверждений, взял да и перенес её в физику.

— Понятно, Диман, сейчас ты заклеймишь ещё и Эйнштейна с его специальной теорией относительности, а заодно и меня с моей теорией множественности измерений.

— А вот и нет! Теория Эйнштейна ошибочная, но не бесплодная. Существует огромное различие между бесплодной и ошибочной теорией. Даже ошибочная теория, которая соответствует не всем известным фактам, представляет собой определённую ценность, если она соответствует им лучше, чем другая. Бесплодная же теория не поддается экспериментальной проверке. Конечно, уравнения Эйнштейна не позволяют решить всех насущных задач физики, однако, эти же самые уравнения с успехом используются при управлении работой современных навигационных спутниковых систем. Вот и твои тензорные уравнения многомерного мира не дают ничего в плане понимания, что же происходит с массой «жемчуга» при воздействии на него электромагнитных и прочих полей. Но они довольно сносно описывают реакцию «жемчуга» на эти воздействия. Таким образом, твоя теория, несмотря на её, на мой взгляд, ошибочность, позволяет спланировать такие эксперименты, которые могут заполнить значительные пробелы в нашей системе знаний о материи и энергии. Понимаешь, есть факты, а есть теории. Давай так, мухи отдельно, а котлеты отдельно!

— Дан, ну ты разошелся, отчитал меня как профессор нерадивого студента, — примирительно сказал я, подняв рюмку.

Выпив, мы взялись за принесенные официантом отбивные. Некоторое время был слышен только скрип ножей и стук вилок по стеклу тарелок.

— Мишка, кстати о студентах, — сказал после некоторой паузы Дмитрий, — твоя «многомерная» теория строения «жемчуга» внесла сумятицу в умы моих студентов, участвовавших в экспериментах над «жемчугом». Теперь у тебя есть группа горячих сторонников.

— Твои студенты так хорошо разбираются в математике? – недоуменно спросил я.

— Нет, они будущие биологи, их заинтересовала биологическая сторона «живого жемчуга», — хитро улыбаясь, ответил Дмитрий.

— В смысле? – ещё больше изумился я.

— Понимаешь, они спят и видят себя будущими экзобиологами. Искать следы инопланетных бактерий в космической пыли им скучно, им подавай что-нибудь покрупнее. А тут ты со своей теорией!

— Ничего не понял, причем тут моя теория?

— А при том, что в своей теории ты высказал предположение, что Тунгусский метеорит занес на Землю частицы материи из мира с большим количеством измерений. Одно предположение рождает другое – метеорит, или как там у тебя, «звездолет», мог занести и живые существа с такими же свойствами как у «жемчуга». Дальше – больше! Почему только Тунгусский метеорит, могли быть и другие? И вот теперь мои студенты собираются в экспедицию, надеются отловить этих монстров.

— О, господи! И куда это они собрались, на Тунгуску, к озеру «Вонючему»? – испугался за ребят Николай.

— Нет, слава богу. Они собираются обследовать Шотландские озёра.

— И кого же это они надеются там отловить? – спросил я Дмитрия.

— Как это «кого»? Лох-Несское чудовище, разумеется! И аргументация у них «железная» — чудовище до них никто не отловил, потому что никто не догадывался, что чудовище прячется не в глубинах озера Лох-Несс, а в других измерениях.

— О как! Ну, бог им в помощь! – саркастически хмыкнул я.

— Они надеются на вашу помощь! Поэтому они готовы поделиться с вами ещё более «сенсационной» информацией и оказать помощь. Я встретил вас именно в этом месте не случайно. Это второй объект их интересов. Знаете, почему это место называется «Ущельем Прыгунов»? — спросил Дмитрий.

— Ну, наверное, вон из-за тех любителей «тарзанки», — Николай кивнул в сторону ребят на мосту.

— Нет, не потому. Кстати, это они и есть, мои студенты. Ждут разрешения подойти. Вы сами с ними переговорите, или мне вначале изложить суть дела? – немного смущаясь, спросил Дмитрий.

— Диман, давай кратенько, вначале ты, а уж потом решим, как быть с твоими «космоветеринарами», я имел в виду – «экзобиологами».

— Ладно. Вы видели в ущелье озеро, когда подъезжали к кемпингу?

Я кивнул в знак подтверждения. Николай неопределённо пожал плечами. Ну, это понятно, он был за рулем, следил за дорогой, ему было не до созерцания красот местности.

— Так вот, своё теперешнее название ущелье получило во время Второй мировой войны. До тридцать девятого года озера в ущелье не было, а был карьер и насыпной курган из обломков сланца и песчаника. Считалось, что это культовая мегалитическая постройка Пиктов. С началом войны военным потребовалось расширить базу Королевских военно-воздушных сил в Льючарс. Военные ничего лучше не придумали, как загнать экскаватор в ущелье и начать добывать щебень из карьера. Ученые мужи из Исторического общества Великобритании возмутились, подняли шумную волну в прессе, и военные временно прекратили работы в карьере. А в сороковом, во время крупного налета немцев на побережье Великобритании, был сбит немецкий бомбардировщик. Так кургану не повезло во второй раз – самолет с полной бомбовой нагрузкой точнёхонько упал в карьер. Кургана не стало, и тут уж военным никто не стал мешать добывать щебень в карьере. Добывали они его вплоть до сорок четвертого года. А в сорок четвертом немецкий самолет-снаряд ФАУ-1, выпущенный, по-видимому, с самолета-носителя Хейнкель-111, был сбит зенитчиками. Но он упал на плотину водохранилища, повредил плотину, и ущелье затопило. Так не стало не только кургана, но и карьера – появилось озеро ущелья Прыгунов.

— Диман, по-моему, ты был слишком краток, я ничего не понял, а главное, когда и откуда появились в названии «Прыгуны»? – не удержавшись, прервал я Дмитрия.

— Прыгуны в ущелье появились в сороковом. Это были ушастые чешуйчато-волосатые рептилоиды полуметрового роста. Они были очень прожорливы и агрессивны. Своё название у местных фермеров они получили из-за манеры перемещаться – вот они здесь, вот и уже за несколько метров отсюда. А потом они появились и на авиабазах летунов. Во время войны была очень популярна версия, что это новое биологическое оружие немцев, сброшенное с самолета. Но появились Прыгуны, по всей видимости, из могильника Пиктов, то ли военные вскрыли могильник, то ли его вскрыл упавший немецкий бомбардировщик.

— Диман, не так быстро, не части. Я опять ни хрена не понял, кто такие Прыгуны?

— Михаил, а я, кажется, понял, — сказал Николай, — Дмитрий Андреевич имеет в виду гремлинов, а манера прыжков – это перемещение через измерения.

— Вот именно, гремлинов! Прыгуны — это местное название этих существ.

— Дан, ну ты завернул, а ещё меня называешь фантазёром!

— Да это не я, а мои студенты! Они хоть и фантазёры, но ребята хорошие. Пусть уж лучше они ищут экзо живность, чем курят Земную марихуану.

— Ладно, а от нас-то что нужно твоим студентам?

— Им нужен десяток Тунгусских «жемчужин». Не насовсем, конечно, только на время поиска и поимки «монстров»! – еще больше смущаясь, ответил Дмитрий.

— Охренеть – запросы! Даже с учётом «жемчужины» Подушкина, у нас их всего три!

— Вы же собираетесь этим летом в самодеятельную экспедицию на Тунгуску, ребята хотят вам помочь с поиском «жемчуга».

— О, нет, нам помощники не нужны, мы никого с собой не возьмём! – категорически отрезал я.

— Ребята это понимают и в экспедицию к вам не напрашиваются. Они изготовили вам прототип прибора для поиска «жемчуга» с помощью самого же «жемчуга». Вот, посмотрите, — Дмитрий вынул из-под стола довольно большой чемоданчик и открыл его. Внутри чемоданчика на поролоне лежала штуковина, напоминающая «бластер» из фантастических космических боевиков.

— Вы помните? — продолжил Дмитрий, — «жемчуг» под воздействием ультрафиолета люминесцирует в видимой части спектра, а под воздействием СВЧ излучения сам испускает ультрафиолет. Вот на этом и построен принцип работы этого сканера. СВЧ излучатель в пульсирующем режиме возбуждает «жемчужину», она начинает испускать ультрафиолет. Зеркальный отражатель превращает круговое свечение жемчужины в узконаправленный пучок. Изображение с цифровой камеры передается на микропроцессор, который запоминает картинки до и во время ультрафиолетовой вспышки. Разностную картинку микропроцессор усиливает и выдает на экран, тем самым позволяя высветить флюоресцирующие объекты, в частности, «жемчуг».

— Ну и студиозы, светлые головы, утерли нос дядьке профессору, я, вот, до такой простой и очевидной идеи не додумался! — восхитился я студентами Дмитрия.

— Я же говорил, что даже ошибочные теории могут быть полезны, — довольный за своих студентов, ответил Дмитрий.

Дмитрий подозвал официанта и почему-то попросил принести ему зажигалку, хотя у него уже была одна.

— Михаил, есть один момент, который меня сильно беспокоит. Это поведение «жемчужин» в группе. «Жемчужины» при воздействии на них не жестких излучений необъяснимым образом притягиваются и слипаются, как магнитики, перекатываются даже по не очень ровной поверхности. Твои формулы это никак не объясняют.

— Подожди, посижу над протоколами твоих экспериментов – найду объяснение, — отмахнулся я.

— В этом я не сомневаюсь, добавишь пару-тройку тензорных уравнений – вот и все твои объяснения! Я не о том. Реакция «жемчужин» на излучения, когда они в паре, незначительно, но меняется. Если взять, например, две зажигалки и извлечь из них пьезоэлектрики, — Дмитрий разобрал зажигалки, — Потом сложить их вместе и чиркнуть, то будет по-прежнему только две искры, а не две и одна сотая. Понимаешь? Я не берусь предсказать, какова будет реакция «жемчужин» на излучения, когда их будет не две, а две сотни. Поэтому, охота за жемчугом мне представляется опасным занятием.

— Напугал. Ладно, давай, зови своих экзохантеров, — сказал я.

3. Москва (Фандорин)

За месяц до старта нашей экспедиции в Тунгусский заповедник мы прилетели в Москву. Мы – это я и моя тётушка Синтия. Тётушка легко согласилась участвовать в контрабандной операции, а именно провозе «чёрного жемчуга» из Лондона в Москву. И сейчас её буквально распирало от гордости и удовольствия, она чувствовала себя заправской контрабандисткой. Действительно, на редкость всё прошло удачно, серьги чёрного жемчуга прошли скромной строкой в длинном списке драгоценностей таможенной декларации, заполненной тётушкой. Тетушку в её инвалидной коляске не провозили через рамки металлодетектор, а её увесистый ридикюль с драгоценностями даже не досматривали. Приподнятое настроение тётушки меня начало беспокоить, как бы тётушка не вошла во вкус.

Мне вспомнились детали операции, когда я переправлял «черный жемчуг» из Москвы в Лондон. Тогда мы с Михаилом долго обсуждали варианты провоза «жемчуга» через таможни. Открыто декларировать «жемчуг», как чёрный жемчуг, было нельзя – «жемчуг» в руках человека недолго остаётся черным, а допустить интерес к нему со стороны таможенников мы не могли. Провозить «жемчуг» в багаже тоже было небезопасно — существовал риск кражи или потери багажа.

Оставалось переправлять «жемчуг» без декларации. Мы составили список известных нам из прессы и кинофильмов способов провоза контрабанды. Список получился довольно длинным, но все способы имели один недостаток – все они были известны и таможенникам. Михаил не был бы собой, если бы он тут же не составил «индекс» популярных способов контрабанды. Поколдовав за компьютером, он отсортировал список в порядке частоты упоминаний способов в интернете.

Самые популярные способы контрабанды, типа провоза драгоценностей в тюбиках зубной пасты и крема для бритья, мы отбросили сразу. Способ провоза «жемчуга» в желудке мне не импонировал. Провоз «жемчуга» в ручной клади без свинцовых контейнеров тоже был сомнительным – неизвестно, как «жемчуг» отреагирует на излучение рентген аппарата. Кроме того, сами контейнеры надо было как-то маскировать, например, под «оловянных солдатиков», но на изготовление таких «контейнеров» потребовалось бы много времени. Способы провозки драгоценностей внаглую в карманах или за подкладкой пиджака, отмел Михаил, он сказал, мол, для этого надо иметь другую психическую организацию, чем у меня.

После долгих споров по поводу достоинств и недостатков прочих вариантов, Михаил убедил меня остановиться на варианте провоза жемчуга в каблуках обычных ботинок. Во-первых, ботинки не проходят рентген аппарат, а только через рамку металлодетектора. Михаил собрал такую рамку и наглядно доказал, что рамка на «жемчуг» не реагирует, а реакцию «жемчуга» на рамку через резину каблука никто не увидит. А во-вторых, контрабандисты в каблуках-контейнерах драгоценности не возят, а только наркотики. На этот случай таможенники используют специально обученных собак, но на «жемчуг» собака не среагирует.

Михаил привез мне мои ботинки прямо перед моим отъездом из квартиры в аэропорт, так что я не успел толком ничего рассмотреть. Кроме того, Михаил привез подарок для Новикова – складной спиннинг Инстант Фишермен и подарочный набор блесен. Удочку и блёсны я бросил в сумку. Надев ботинки, я немного потоптался на месте, проверяя, не прощупываются ли под стельками «жемчужины». Михаил меня заверил, мол, всё сделано в лучшем виде, главное — не волнуйся.

Легко сказать не волнуйся, я хоть и летел «иностранцем», по английскому паспорту, но идя на досмотр, я чувствовал себя «принцессой на горошине», казалось, что «жемчужины» жгут мне пятки. Когда таможенник, как обычно, предложил пассажирам снимать обувь, я даже испытал некоторое облегчение, скинув свои ботинки. Я даже заулыбался кудлатому спаниелю, обнюхивающему обувь пассажиров, мол, друг, мои ботинки тебе не по зубам. Неожиданно эта скотина села на задние лапы возле моих ботинок и застучала обрубком своего хвоста по полу, лукаво поглядывая на своего кинолога. Кинолог кивнул таможеннику. Таможенник поднял мои ботинки и стал их разглядывать. Меня прошиб холодный пот, руки мои затряслись. Глянув на меня, таможенник криво ухмыльнулся. Вынув перочинный нож и положив ботинки на столик, таможенник по очереди подцепил стельки и выдрал их из ботинок. Я обмер и почти перестал дышать. Таможенник крутил и разглядывал мои ботинки. Потом, видимо ничего подозрительного не углядев, он пропустил мои ботинки через камеру рентген аппарата. Кривая улыбка таможенника медленно сползла с его лица. Таможенник с недоумением уставился на меня, я понял — мой друг Михаил действительно сделал всё в лучшем виде! У меня отлегло от сердца, я заулыбался. Тогда таможенник предложил мне снять пиджак. Мой пиджак спаниеля не заинтересовал, он продолжал сидеть у моих ног. Таможенник велел мне снять носки. Я снял носки и задрал штанины брюк. Кинолог подсунул мои носки спаниелю. Пес радостно заскулил. Таможенник с недоумением разглядывал мои носки. Меня стал разбирать смех, я сказал, мол, можете оставить носки себе, раз они так нравятся собаке. Сказал я это по-английски, но таможенник меня понял. Таможенник укоризненно посмотрел на кинолога, как будто тот был в чем виноват, засунул мои носки и стельки в ботинки и вернул их мне, буркнув, мол, извините, сэр, служба, а собака чего-то сегодня дурит.

Получив свой багаж в аэропорту Хитроу, я сразу же позвонил Михаилу. Рассказал о досмотре в аэропорту Шереметьево и о собаке, всё же почувствовавшей «жемчуг» в каблуках ботинок. Михаил долго смеялся. Отсмеявшись, он сказал, мол, «жемчуга» в ботинках и не было, он впаян в свинец самой крупной блесны подарочного набора, а собака среагировала на ботинки, потому что он, Михаил, специально раскрошил мне в ботинки таблетку эфедрина. Я хотел обидеться на Михаила, но он мне объяснил цель своих поступков. Мол, провозить контрабанду – нелёгкое эмоциональное испытание. Многим трудно, не моргнув глазом, заявить таможеннику, что «мне нечего декларировать». А ботинки – это отвлекающий психологический фактор, занимаясь ботинками, таможенники упустили из виду ручную кладь, к тому же, не зная о блёснах, никакой реакции на досмотр сумки у меня не было.

Вот такой выдумщик мой друг Михаил, этот добряк-холостяк. Ну как ты тут будешь на него обижаться? Кстати, идею обратной транспортировки «жемчуга» с помощью моей тётушки, предложил тоже Михаил.

И он опять оказался прав. Определив тетушку в гостиничный люкс и забрав у неё коробочку с «чёрным жемчугом», я поехал на свою московскую квартиру. Принял душ и переоделся. Было воскресное утро, поэтому созвонившись с Михаилом, я поехал к нему.

Михаил встретил меня с радостным нетерпением. Едва успев поздороваться и дав только скинуть туфли, потащил меня на кухню. На кухне стоял тонкий аромат свежесваренного кофе. Я вынул из кармана коробочку с «жемчужинами» и передал её Михаилу. Михаил, хитро улыбаясь, подвел меня к кухонному столу и театральным жестом сдернул полотенце с предмета, лежащего на столе. Я остолбенел, на столе лежала пузатая «огромена», наподобие отбойного молотка, над которым поработал художник-авангардист. Я, конечно, понял, что это сканер в исполнении Михаила. Ещё там, в мотеле Ущелья Прыгунов, мы решили не везти домой прототип сканера, а взяли от него только микропроцессор и программное обеспечение – всё остальное Михаил обещал собрать на месте.

— Ну, как, впечатлён? – Михаил поднял сканер и вложил его мне в руки. Сканер весил, наверно, килограмм десять-двенадцать.

— Михаил, мне кажется, что прототип сканера был немного компактнее, — съязвил я.

— Ну, во-первых, на то он и прототип. Учти, Тунгуска не Шотландия, там заряжать батареи будет негде. А в моем сканере две мощные батареи – основная и резервная, отсюда и вес. А во-вторых, высокоемкостные конденсаторы, и это теперь не просто сканер, но ещё и бластер! – нисколько не смутившись, и даже гордо, ответил Михаил.

— Прости, не понял, что? – мне показалось, что я ослышался, не имеет же он в виду оружие.

— Бластер, вот смотри, если повернуть вот этот рычаг, сканер превращается в импульсную СВЧ пушку.

— Это ещё зачем? – удивился я ещё больше, — Или ты считаешь, что в озере Вонючем обитает своё Лох-Ванюческое чудовище?

Михаил хохотнул, отобрал у меня сканер и поставил его в проем между плитой и холодильником.

— Смешно. Давай пить кофе, — Михаил поставил чашки на стол и разлил из турки кофе, — Нет, не считаю. Это продолжение идеи подсветки «жемчуга». Если «жемчуг» будет находиться не на поверхности, а в толще воды или в земли, то одного ультрафиолета может быть недостаточно. Вот тут и может пригодиться СВЧ пушка. Правда, обращаться с ней надо аккуратно и осторожно. Представляешь, я тут поэкспериментировал на кухне, так сырое яйцо с пяти метров разрывает в клочья с первого выстрела. Хорошо, что вокруг озера Вонючего никакой живности, кроме комаров, нет.

— Ты меня напугал, у меня из головы не выходят студенты Новикова, эти охотники на экзочудовищь и гремлинов, а тут ты со своей пушкой, — сказал я, успокаиваясь.

— Забей, Николай! Эти Прыгуны, эти «Чебургены», то есть гремучие гибриды Чебурашки и крокодила Гены и характером старухи Шапокляк, эти Гремлины — плод похмельного синдрома английских лётчиков, — Михаил повернулся к холодильнику, открыл и вынул из него графинчик водки и банку маринованных огурцов, — Сказалось отсутствие у этих сэров культурных традиций пития и закуси! Достань из шкафчика рюмки, пожалуйста. К тому же, заметь, наши лётчики, получавшие самолёты в Англии по Ленд-лизу, никаких гремлинов, акромя традиционно-российских зелёных чертиков, не наблюдали!

Аргументация Михаила мне показалась весьма сомнительной, но мне полстило, что он причислил меня к «нашим» — наверное, опять напьемся до «положения риз».

— И всё же, Новиков, с его пацанами, в чём-то прав, — сказал я, хрустя огурцом.

— Димка умница, хотя и упрям, как осёл! Подавай, видите ли, ему живого инопланетянина, тогда он поверит! Разницу между пьезоэлектриками зажигалок и групповым поведением «жемчужин» он заметил, а признавать то, что «жемчужины» ведут себя как чипы мультипроцессорных мэйнфреймов, он не хочет! – ответил Михаил, разливая по рюмкам водку.

— А меня впечатлила не разница, а схожесть между пьезоэлектриками и «жемчужинами».

— И ты туда же!- укоризненно сказал Михаил и поднял графин, прикидывая, сколько водки в нем ещё осталось.

— Нет-нет, ты послушай! Что такое пьезоэлектрик? Это устройство поджига ЗАЖИГАЛКИ! Понимаешь? Ты не думал, что «жемчуг» — это не просто какая-то там «семигранная гайка», а детонатор, для чего-то большего?

Михаил, уставившись на меня, замер с графином в руке.

— Ты хочешь сказать, что на дне озера Вонючего под кислотной линзой лежит нечто большее? И японцы, когда вылавливали спутник, это видели, поэтому они и перепугались до смерти? – спросил Михаил.

— Ничего я не хочу сказать, я просто сравниваю, — сказал я, забрал из руки Михаила графин и разлил остатки водки по рюмкам.

— Ну, тебя к гремлинам, с такими сравнениями! – сказал Михаил опрокинув рюмку водки в рот.

— Кстати, и с гремлинами не всё так просто, — ответил я.

— Николай, никаких гремлинов на Тунгуске нет, и не было, это я тебе говорю! — отмахнулся Михаил.

— На Тунгуске, может, и не было, — согласился я.

— Ладно, нехай, в Шотландии — они были, — примирительно сказал Михаил, доставая из холодильника непочатую бутылку водки.

— Я тут, на досуге, покопался в Королевской библиотеке Британского музея. Вот, ксерокопия статьи Таймс от тридцать девятого года о вандализме военных над памятником истории, культовым курганом Пиктов. Мысленно удали с фотоснимка экскаватор, на что это похоже? — я подсунул лист Михаилу.

— Твою мать! Это же Патомский кратер, во всяком случае – очень похоже!

4. Москва (Маклай)

Начало лета у меня — горячая пора. С утра до вечера в университете кутерьма — консультации, зачёты, экзамены. Только вечерами мы могли собираться с Николаем у меня на кухне и, отключив телефоны, заниматься подготовкой к экспедиции. До назначенной даты у нас было чуть меньше двух недель, а сделать надо было ещё много – разрешения на посещение Тунгусского заповедника, билеты, снаряжение, да и просто продукты — всё это легло на плечи Николая.

В один из таких вечеров, когда мы, разложив карты, обсуждали маршрут, в дверь позвонили. Я поднялся, чертыхаясь, пошел открывать дверь. На пороге стоял, смущенно улыбаясь, Подушкин. Я, признаться, слегка растерялся. Нет, не то чтобы этот человек был мне неприятен. Просто, придется впустить его в дом, и получится, что он застукал нас за подготовкой к экспедиции, в которую мы его, даже для приличия, не пригласили. Но делать нечего, я растянул лицо в радушной улыбке и шире открыл дверь, впуская Подушкина.

— Простите, Михаил Николаевич, что я без звонка, просто не смог к вам дозвониться, – сказал Подушкин после рукопожатия.

Врать по поводу севших батарей телефонов смысла не было, поэтому я откровенно признался, что я просто отключил телефоны, чтобы никто не мешал. Сказал и тут же подумал, что моё откровение прозвучало несколько грубовато.

— Простите, пожалуйста, Михаил Николаевич, что потревожил вас в неурочный час и вам не до меня, просто у меня для вас срочное сообщение от Элеоноры, — лицо Подушкина покраснело от смущения, он продолжал топтаться на пороге. Однако, Иван — великий артист, так разыгрывает интеллигентские расшаркивания! Этот «начальник разведки» Элеоноры вполне мог бы играть, например, «Дядю Ваню» или «Идиота» в больших и малых драматических кружках.

— Ну что вы, что вы, Иван Павлович, что значит мне «не до вас»? Я всегда рад видеть вас у себя дома. Я и сам собирался навестить вас на днях, — не ударил я в грязь лицом в соревновании в высоком «штиле» светской любезности. Кроме того, мне не пришлось кривить душой, я действительно собирался к нему заехать. Подушкин мог быть всё ещё Исполнительным секретарём уфологического общества, значит, мог, наверное, помочь со снаряжением и аппаратурой.

— Проходите на кухню, Иван Павлович, мы как раз с Николаем Александровичем пьем кофе и обсуждаем детали предстоящей экспедиции, — выложил я всё Подушкину – скрыть сумки и свертки, лежавшие у меня в прихожей и зале, было невозможно.

Я провел Подушкина на кухню. Фандорин поднялся из-за стола и любезно поздоровался с Подушкиным, однако и в поведении Фандорина особой радости по поводу прихода Подушкина, я тоже не заметил. Отметил про себя – Фандорин успел прикрыть дуло бластера стоявшего между холодильником и плитой полотенцем. Молодец, правильно сделал, лишние расспросы нам ни к чему!

Я усадил Подушкина спиной к холодильнику, сложил вдвое карту Тунгусского заповедника и сдвинул её ближе к подоконнику, достал ещё одну кофейную чашку и, чтобы показать «ширость» радушия, бутылочку марочного пятизвёздочного коньяка.

— Когда собираетесь в заповедник? — спросил Подушкин, кивнув на карты.

— В первых числах, — уклончиво ответил я.

— Элеонора просила передать, что японцы уже в заповеднике, — вкрадчиво сказал Подушкин.

После секундного замешательства мы одновременно выпалили вопросы Подушкину.

— Кто, сэнсей Гентзебаро Учидо? – спросил я.

— Что, до сих пор ищут свой спутник? – спросил Фандорин.

— Не тот и не другое, — ответил Подушкин, отхлёбывая кофе.

— Иван Павлович, а не могли бы вы ответить в более развернутом виде? — с некоторым раздражением сказал я.

— Сэнсей Гентзебаро Учидо так и не оправился от потрясения, сейчас японскую экспедицию из семи человек возглавляет его ассистент, наш старый знакомый, ну, тот, который выжил после кислотной линзы озера «Вонючего», — ответил Подушкин, отставляя кофейную чашку.

— А как насчет японского спутника? – не унимался Фандорин.

Я думал, Подушкин не ответит, но он, помолчав немного, сказал:

— Спутник, хоть и японской сборки, но принадлежал российскому олигарху. Спутник утонул после неудачного старта ракетоносителя. Военные кивали на японцев, мол, спутник сам несанкционированно отстрелился от ракетоносителя. Сам же олигарх считал, что его спутник утопили наши ракетчики, то ли по халатности, толи по приказу сверху. Олигарх счел себя оскорбленным, но в силу щекотливости ситуации, обратился за помощью в расследовании к Элеоноре. А после того как мы нашли спутник и эксперты страховщиков с ним поработали, олигарх, получив страховку, потерял всякий интерес к причинам падения спутника. Страховщики, компенсировав все свои издержки за счет Роскосмоса, тоже не настаивали на дальнейшем расследовании. Вот, вкратце, что я могу вам рассказать, — Подушкин всем своим видом дал понять, что тема закрыта, и никаких дополнительных имён и фактов он не назовет.

— А с какого боку тут японцы? — спросил я.

— Получается — ни с какого, случайное совпадение! Японцы с самого начала шли за «жемчугом».

— Понятно, японцы шли за «жемчугом», а наткнулись на спутник, поэтому у сэнсея и поехала крыша, — сказал Николай, явно не желая закрывать тему спутника.

— Нет, японцы спутник не находили, — ответил Подушкин.

Наступила тишина, мы удивленно смотрели на Подушкина.

— А кто же тогда выловил спутник из озера и выволок его на берег?- наконец спросил Николай.

— Элеонора терпеть ненавидит неясностей, и она тоже хотела бы иметь ответ на этот вопрос. Она надеется получить ответ от вас, раз уж вы всё равно собираетесь на озеро Вонючее. Со своей стороны она готова оказать вам всю необходимую помощь.

— Спутниковый телефон. Вертолёт от поселка Ванавара до озера, туда и обратно. Армейские костюмы химзащиты с индивидуальными дыхательными аппаратами, – перечислил я, сам удивляясь своей наглости. Впрочем, Николай хоть и не бедный, но не всё же ему оплачивать, пусть уж и Элеонора немного подсуетится и раскошелится.

Подушкин вынул блокнот и с серьёзным видом записал мои пожелания.

— Что ещё? — спросил Подушкин.

— Желательно, беспилотник и субмарину-робот, — я окончательно обнаглел.

На лице Подушкина наконец-то отразилась неуверенность.

— С субмариной-роботом может быть накладка, за две недели можем не успеть её раздобыть, — ответил Подушкин.

Ого, беспилотник Подушкина не смутил! Элеонора, видать, не шутит, она готова дорого заплатить за удовлетворение своего любопытства. Я посмотрел на Николая, он сидел, задумчиво помешивая ложечкой кофе в чашке. Казалось, он попросту не слышал нашего последнего диалога с Подушкиным.

— Николай Александрович, — я обратился к Николаю (фамильярничать в присутствии Подушкина мне не хотелось), — А вы как считаете, что нам ещё может понадобиться?

— Иван Павлович, — вместо ответа на мой вопрос Николай обратился к Подушкину, — А вы как считаете, кто выловил спутник из озера?

— Откровенно говоря, я теряюсь в догадках. Стойбище шамана выглядит так, как будто там полвека никто не жил. Вокруг озера нет никаких поселений или становищ. Так что, не знаю! – ответил Подушкин.

— Но была ведь местная девушка с собакой, — возразил Николай.

— Неизвестно откуда взявшихся фантомных девушку с собакой видели только вы, Николай Александрович, – уточнил Подушкин.

— Что вы хотите этим сказать, Иван Павлович? – напрягся Николай.

— Вы только не обижайтесь, Николай Александрович, но таковы факты. Хорошо, я мог бы представить себе встречу с представителями другой цивилизации, например, если бы вы встретили какого-нибудь «центурианского» Льва Абалкина в скафандре, на пару с говорящим голованом Щекном. Но девушку с собакой я представить себе не могу, полчаса возле озера без респиратора – это верная смерть!

— Но есть и другие факты, в частности, сам «жемчуг» с его необычайными свойствами, — вступился я за друга.

— Согласен, но одно другого не объясняет, — парировал Подушкин

— Иван Павлович, значит, нам просто известны пока не все факты, — подытожил я.

С такой постановкой вопроса Подушкин был вынужден согласиться. Мы ещё немного поболтали на нейтральные темы и Подушкин, сославшись на занятость, откланялся.

5. Тунгусский заповедник (Фандорин)

Мы находились на платформе крошечной товарной станции. Полтонны нашего груза в мешках и ящиках были сложены тут же. Дальше железнодорожных путей не было. Как оказалось, и других путей в заповедник — тоже.

Лето выдалось жаркое, засушливое. Над всей Сибирью установился мощный устойчивый антициклон, второй месяц кряду не было дождей. Леса горели, поэтому Тунгусский заповедник был закрыт для посещений. Все самодеятельные экспедиции и частично местные жители были эвакуированы. Все дороги перекрыты военными и полицией, а вертолёты задействованы МЧС для тушения пожаров. Меня это радовало и огорчало. Радовало тем, что японцы, имеющие трехнедельную фору, покинут Тунгуску. Огорчало тем, что и нам самим придётся повернуть назад.

— Ерунда, — отмахивался Михаил, — Леса тут горят каждое лето. По-настоящему большие пожары случаются здесь примерно один раз в двадцать лет.

— Что значит «большой пожар»? — спросил я.

— В 1994 был очень большой пожар, выгорело южное болото, целиком. Я тогда чудом спасся, — ответил Михаил, лицо его стало задумчивым и печальным.

— Михаил, мне казалось, что ты неплохо разбираешься в математике, 1994 год – это как раз двадцать лет тому назад, – пошутил я, чтобы отвлечь Михаила от грустных воспоминаний.

— Я сказал, примерно двадцать, — Михаил улыбнулся, — необязательно «большой пожар» будет в этом году. Вот доберёмся до посёлка Ванавара, поднимем в воздух беспилотник, сами посмотрим обстановку вокруг озера Вонючего.

— Как же мы туда доберемся? Форс-мажор, вертолета Элеоноры не будет, а все дороги перекрыты, — сказал я.

— А вон, посмотри. Дороги перекрыты, а лесовозы по-прежнему везут лес. Видишь, выстраиваются в очередь вдоль железнодорожного полотна. Как они обходят блокпосты? Да по просекам, конечно. Вечером лесовозы порожняком пойдут в сторону заповедника, с кем-нибудь договоримся, подбросят до посёлка.

— И как только мы окажемся в посёлке, МЧСовцы нас тут же доставят обратно, — возразил я.

— А мы в посёлок Ванавара вообще-то соваться и не собираемся, — заявил Михаил.

— Разве? — удивился я.

— Конечно. В тридцати километрах от посёлка, есть заимка егеря Матвеича, вот туда-то мы и направимся.

Раздался тепловозный гудок. Из лесочка вынырнул локомотив, притащил десяток пустых платформ, немного не довезя их до станции, остановился. Подъехал автокран и начал погрузку леса с лесовозов на платформы.

— Вот, что, Николай. Ты тут поскучай немножко возле вещей, а я пойду, потолкую с водителями, – сказал Михаил и спрыгнул с платформы на пути.

Устроив в тенёчке навеса станции лежак из мешков и ящиков нашего багажа, приготовился ждать, созерцая окрестности. Впрочем, созерцать особо было нечего. Метрах в двухстах тайга сплошной стеной окружала станцию, несколько грузовых пакгаузов и погрузка леса на платформы – вот и все объекты для созерцания.

Жарко, душно, даже обычный для этих мест гнус куда-то попрятался. Мы так близко подошли к цели нашей экспедиции, неужели из-за каких-то пожаров в тайге нам придется повернуть назад. Вынул из кармана коробочку из-под колец с «жемчужиной». Вынул просто так, подержать «жемчужину» в руке – обычно это мне улучшает настроение. Открыл крышечку.

— Что за чёрт! — невольно вскрикнул я, приняв сидячее положение. «Жемчужина» в коробочке заметно пульсировала. Обычно она так реагирует на радиоизлучения. Откуда здесь излучения? Захлопнув коробочку и убрав её в карман, поднялся, стал рыться в нашем багаже в поисках сканера. Как назло, сканер не находился. Наконец я обнаружил его в последнем бауле нашего багажа. Стал сканировать эфир.

Эфир был чист, ну, или почти чист – отловил несколько передач на полицейских частотах и частотах МЧС, но уровень сигнала был очень низким. В передачах речь шла о тушении пожаров, надо будет послушать на досуге. Продолжил сканирование.

Неожиданно сканер зафиксировал очень сильный сигнал в гигагерцовом диапазоне. Что это, работа радара ДПС или сигнал сотовой связи. Нет, радар в тайге — это бред! Вынул мобильник — ни одной полосочки. Разумеется, на ближайшие пятьсот километров ни одной базовой станции сотовой связи. Ерунда какая-то!

Бог ты мой, всё очень просто – у нас в багаже «жучок»! Его надо найти. Стал лихорадочно обследовать сканером каждый ящик, каждый мешок. Вот он где, в чемоданчике пульта управления беспилотника, причем, где-то внутри, под панелью!

Так, кто и когда мог его нам подсадить? И главное — зачем? Подушкин перехватил нас в Ачинске уже при погрузке на паром. Он привез из Москвы два чемоданчика, один с беспилотником, другой с пультом для него. То, что чемоданчик вскрывали на пароме или в поезде, представлялось маловероятным. Скорей всего, «жучок» подсадил сам Подушкин! Но зачем? Мы и так от него ничего не скрывали. Мы его в Ачинске даже приглашали с собой в экспедицию. Подушкин тогда вежливо, но твердо отказался, сославшись на срочные дела в Москве.

Ну Подушкин, ну шпионская морда! Черт, отказался потому, что он и так был уверен, что будет в курсе наших дел! Надо лишить его такой возможности. Я достал из кармана перочинный ножик и начал откручивать винты крепления панели пульта. Неожиданно из-под панели показалась струйка дыма, сильно запахло палёным. Вот же, чёрт, похоже, запустился механизм самоликвидации «жучка». Вот же гатство, теперь Подушкина нечем будет прищучить!

От резкого гудка тепловоза вздрогнул всем телом, тупо уставился на отходящий товарняк с лесом. Огляделся, я по-прежнему лежал на мешках нашего багажа. Что это было, сон? Ещё плохо соображая, я полез в карман, достал коробочку с «жемчужиной» и открыл её. Черная «жемчужина» безмятежно покоилась на бархате коробочки. Ну, конечно же, это был сон!

Мне стало стыдно перед Подушкиным за мой сон. Однако нет дыма без огня. Вернее, огонь где-то был, причем не так уж и далеко, так как в воздухе явственно ощущалась гарь пожара. Солнце катилось к закату, товарняк ушел, лесовозы разъехались, а Михаила нигде не было видно. Я начал сильно беспокоиться.

Вначале я услышал, а потом уж увидел — вдоль железнодорожного полотна стой его стороны, несётся к станции шестиколёсный «Урал» с прицепом-роспуском. Несётся — это громко сказано – километров тридцать, не больше, но прицеп скачет из стороны в сторону, порой отрываясь от земли обоими колёсами. «Урал» резко тормознул напротив станции, подняв облако пыли. Из облака вынырнул Михаил и подбежал к платформе.

— Николай, подавай вещи, будем грузиться! — выкрикнул Михаил.

Мы работали в бешеном темпе, я подтаскивал мешки и ящики к краю платформы, Михаил бегом относил их к машине, а водитель крепил наш груз на платформе «Урала» на площадке сразу за кабиной. Уже через несколько минут мы закончили погрузку. Михаил стоял согнувшись, уперев руки в коленки, он тяжело дышал.

— Мужики, некогда прохлаждаться, быстро в кабину! Нам надо выскочить со станции, пока огонь не взял её в кольцо, а то застрянем тут надолго, — выкрикнул водитель и скрылся в кабине.

Я помог Михаилу забраться в кабину и забрался сам. Водитель рванул лесовоз с места. Только теперь я мог рассмотреть водителя. Бандитского вида дядька в засаленной фуфайке. Цыганская шевелюра, лицо, заросшее по самые глаза густой чёрной щетиной. Кривится в зверской гримасе на ухабах, показывая желтые клыки. Жёваная, потухшая цигарка Беломора перекатывается из одного угла рта в другой. Жуть одним словом, я отвернулся к окну.

Дорога, если конечно это была дорога, кончилась. Водитель свернул в просеку и остановил лесовоз. Просека была узкая, метра три-четыре. В просеке уже царил полумрак.

— Петро, — повернувшись ко мне и добродушно улыбаясь, сказал водитель, протягивая мне руку.

— Николай, — ответил я и пожал руку Петру. Не такой он уж страшный, обычный сибирский мужик.

Петр включил фары. Я глянул сквозь лобовое стекло кабины. В свете фар по земле через просеку кое-где, как змейки, ползли тоненькие струйки дыма.

— Петр, смотри, на просеке уже показались дымки! — вскрикнул я.

— Угу, я заметил, — ответил Пётр, разглядывая просеку.

— Пётр, мы сможем проскочить? – спросил Михаил.

— Пожар низовой, занялся пока только торф. Ну да ладно, ветра нет. Бог не выдаст, свинья не съест. Авось проскочим! – Петр выплюнул изжеванную папиросу в окно и закурил новую, потом плавно тронул тяжёлую машину с места, постепенно набирая скорость.

Так началась наша гонка с пожаром. Пётр гнал лесовоз от просеки к просеке, пересекая ручьи и просёлки, ориентируясь в свете фар на ему одному ведомые приметы и ориентиры. Дым пылающего где-то рядом низового пожара то почти полностью заволакивал нам путь, то отступал вглубь леса.

Только под утро мы оторвались от пожара. Петр вывел лесовоз на противопожарную просеку шириной, наверно, метров сорок. Тут нам ничего не угрожало, к тому же воздух был чист и свеж, никакого запаха гари. Мы с Михаилом вышли из машины до ветра и чтобы размять ноги.

Эта ночная гонка по пересеченной местности нас порядком вымотала. Но мы не удержались от восхищенных возгласов, когда в противоположном конце просеки на горизонте стало всходить солнце. Хотели поделиться этой красотой с Петром, но он уже спал, уронив голову на руль. Понятное дело, мы всего лишь тряслись на кочках и ухабах в кабине, а он гнал этот многотонный лесовоз.

Пусть отдыхает. Подкрепились с Михаилом сухпаем, разводить костёр чего-то не хотелось. Надев накомарники и репеллентные перчатки, улеглись подремать в тени кабины лесовоза.

Безмятежно проспали почти до обеда. Спали, пока не грянул гром. Пётр стоял возле нас, разглядывая небо. Погода переменилась, ветер гнал по небу рваные кучевые облака, где-то вдалеке грохотала гроза. Мы поднялись, стянули накомарники и стали вслушиваться в грозу.

— Николай, вот она — наша удача — будет дождь, он зальет пожарища, и мы попадем на наше озеро! — воскликнул Михаил.

— Если будет дождь, то ручьи разольются, а почва раскиснет, и мы вообще отсюда на лесовозе не выберемся, — ни на кого не глядя, сказал Пётр.

— Так чего мы стоим, чего ждём? – спросил Михаил.

Пётр как-то странно глянул на нас, потом кивнул в сторону кабины, мол, поехали.

Так началась вторая гонка — гонка с грозовым фронтом. Пётр отчаянно гнал лесовоз, прицеп болтало из стороны в сторону, да так, что я опасался, как бы он не опрокинул нас на каком-нибудь повороте. А тучи продолжали сгущаться, теперь они закрывали всё небо без разрывов. Цвет туч поменялся с серого на свинцовый. Грозовой фронт приближался, уже были видны над лесом всполохи молний,

— Пётр, может быть, не стоит так гнать лесовоз, до сих пор ни единой капли дождя не упало на землю, — сказал я.

— Это меня беспокоит больше всего. Сухая гроза, плюс сильный ветер — может случиться верховой пожар, а он может двигаться со скоростью до семидесяти километров в час, – ответил Пётр, продолжая крутить баранку и жать на газ.

Я глянул на спидометр. Пятьдесят километров, а мне казалось, что лесовоз временами уже не едет, а летит или резво скачет, перепрыгивая с кочки на кочку.

Ладно, Петру виднее. Я стиснул зубы, втянул голову в плечи и, как Михаил, крепче ухватился за ручки кабины. Через какое-то время я впал в прострацию, сидел, раскачиваясь в такт раскачиваний кабины, и тупо разглядывал пробегающие мимо деревья.

— Николай, эй, Николай! Да очнись ты! – Михаил тряс меня за плечо.

Я встряхнул головой. Я, что спал с открытыми глазами? Я огляделся. Темнеет, уже вечер. Ветер стих, дождь так и не пошел. Лесовоз стоял возле изгороди из жердей. Изгородь огораживала кусок леса у подножия сопки. Внутри изгороди стояла рубленая изба, несколько хозяйственных построек. Из одного из сараев вышла женщина с ведром. Женщина средних лет, одета в синий халат, на голове тёмная косынка, на ногах резиновые сапоги. Женщина поставила ведро на землю и с интересом смотрела в нашу сторону.

— Мария, дочь Матвеича, — пояснил Михаил.

Из-за дома вышла огромная собака, по-моему, алабай, и уселась у ног женщины. Я открыл дверку и выпрыгнул из кабины лесовоза, Михаил спрыгнул вслед за мной. Женщина вскрикнула, подхватила ведро и убежала в избу. Собака встала на ноги и басовито залаяла.

— Хорошенький приём, — сказал я.

— Женщины! – философски ответил Михаил, — Гильза, собачка моя, иди ко мне, — крикнул Михаил собаке.

Собака завиляла обрубком хвоста и побежала к изгороди.

— Гильза — это имя собаки? – изумился я.

— Вообще-то, Эльза, но на Гильзу тоже откликается, — ответил Михаил.

— Эй, мужики, давайте разгружаться, я тоже хочу попасть домой до темноты, – крикнул с платформы лесовоза Пётр.

Пётр подавал, а мы таскали за изгородь наши мешки и ящики. Гильза терлась о ноги Михаила, мешая работать. Ко мне же собака, когда я проходил мимо, настороженно принюхивалась, а я старался делать вид, что не боюсь, что она меня тяпнет.

Выгрузив груз, мы тепло попрощались с Петром, и он уехал. Обернувшись, я слегка обомлел. Возле изгороди в нарядном платье и туфлях стояла красивая женщина. Пухленькая, но упругая, с приятными глазу формами. Как говорится: сорок пять – баба ягодка опять. Женщина теребила русую косу и кокетливо улыбалась. Понятно, Михаил в этом доме – желанный гость, и этот наряд для него.

Михаил познакомил нас с Марией. От неё мы узнали, что сам, Матвеич, уже вторую неделю с МЧСовцами где-то тушит пожары. Потом мы начали перетаскивать оборудование в сарай, а Мария ушла накрывать на стол. Когда мы закончили, уже совсем стемнело.

На заимке не было электричества, потому ужин проходил в романтической обстановке с вином и при свечах. Михаил сыпал фривольными шутками и комплиментами в адрес Марии. Мария раскраснелась, хохотала без умолку. Себя за этим столом я чувствовал третьим лишним.

Сославшись на усталость, я ушел в сарай – я еще при перетаскивании багажа приметил там лежак с пологом. При свете керосинового фонаря я подключил спутниковый телефон к ноутбуку, зашел в интернет. По синоптическим картам выходило, что мы находимся в эпицентре урагана, а согласно сайту МЧС — в кольце лесных пожаров. А у нас ни дождинки, ни дыминки. Жаль, что на сайтах этих организаций нельзя оставлять комментариев. В сердцах отключил интернет и лёг спать.

Проснулся от того, что скулила и гремела своей цепью собака. Я поднялся, оделся и, прихватив фонарик, вышел во двор посмотреть, что же её беспокоит. Собака радостно тявкнула и умолкла. Я прислушался. Ах, вот оно что! Из открытого окна избы слышались сладострастные стоны Марии. Помимо прочих достоинств, мой, друг, Михаил, мягко говоря — донжуан и ловелас, а если говорить проще – бабник.

Я несколько сконфузился, получается, что мы с Гильзой вроде, как бы, подслушиваем. Надо бы отцепить цепь от крыльца и оттащить собаку в сарай, чтобы никому не мешала своим скулежом, но ночью подходить к такой огромной и малознакомой псине я не решился. Черт с ней, с Гильзой, накрою голову подушкой, а остальные — как хотят.

Уже собравшись вернуться к себе в полог, я ощутил на лице порыв горячего ветра. Ветер донёс какой-то тихий треск. Треск был необычный и несмолкаемый. С каждой минутой треск нарастал, обдавая ужасом. Я замер в недоумении, не понимая, что происходит. Пахнуло смолистым дымом, лес озарился от огненного вала, несущегося по верхушкам елей, осыпающего всё дождем искр. Гильза сообразила раньше меня, громко залаяла, и тут же с лая перешла на вой. Я опомнился, подбежал к избе и заколотил кулаком в ставень окна.

Михаил выскочил из избы в трусах и сапогах, натягивая на ходу на себя куртку. Вслед за Михаилом из избы в одной ночной рубашке выскочила Мария. Ветер задул с ураганной силой, вой урагана превратился в один оглушающий несмолкаемый рев.

— Мария, выводи корову, гони её к реке! Николай, отцепи собаку! – сквозь рев урагана крикнул Михаил. Сам он кинулся с сарай, в который мы сгрузили своё оборудование.

Забыв, что я опасаюсь малознакомых собак, я бросился к Гильзе. Гильза, умница, прекратила метаться на цепи, ткнула мне голову прямо в руки, позволяя расстегнуть ошейник. Я обернулся. Мария уже вывела корову из коровника и гнала её в сторону дороги. Собака бросилась вслед за Марией. Я посмотрел в сторону сараев. Крыши сараев уже пылали, и кое-где уже прогорели, подсвечивая сараи изнутри осыпающимися искрами. Силуэт Михаила метался по сараю в клубах дыма. Черт, что он там делает, вот-вот обвалится крыша? Наконец он выбежал из сарая, куртка его тлела в нескольких местах. В руках Михаил держал свой бластер.

— Ты чего тут встал, бегом к реке! — крикнул мне Михаил и понёсся в сторону дороги. Я бросился вслед за ним.

Река, вернее, речушка пяти метров шириной, протекала метрах в ста пятидесяти от дороги. Мария загнала корову по шею в воду, рядом с Марией барахталась собака. Я бросился в воду вслед за Михаилом. Ледяная вода сковала тело, но вылезти на противоположный берег было уже нельзя, так как над нашими головами ураган гнал сплошной поток искр и противоположный берег речушки уже горел. Я подхватил на руки дурную собаку, чтобы она прекратила барахтаться. Михаил, держащий бластер над головой, матерясь, начал его расчехлять.

— Михаил, ты чего? – прокричал я ему.

— Нужен дождь. Знаешь, как шаманы в Африке вызывают дождь? – прокричал, склонившись ко мне Михаил, — Они стучат в тамтамы, обращаясь к богам дождя! Вот и я сейчас попробую достучаться до небес!

Михаил отошел от нас подальше, упер ствол бластера в торчащую из воды корягу, перевел бластер на максимальную мощность и пальнул в небо СВЧ импульсом.

Не знаю, то ли так совпало, то ли действительно Михаил нашаманил своей СВЧ пушкой, только небеса в ответ полыхнули каскадом молний, и на нас обрушился ливнем дождь. Реку тут же заволокло паром. Пар, смешавшись с гарью, превратился в смог – стало трудно дышать. Постепенно ливень прибил смог. Я огляделся. Голые стволы деревьев по обоим берегам речушки дымились и кое-где ещё горели, брызгаясь горящей смолой, но в основном ливень сбил верховой пожар.

Ветер утих, ливень перешел в монотонный затяжной дождь. Снова стало темно, кустарник на берегу реки окончательно выгорел. Мария вытолкала корову на берег, я отпустил собаку, она поплыла к берегу. То ли вода в реке потеплела, то ли тело моё потеряло чувствительность, только вылезать из реки под холодный дождь мне не хотелось.

— Давай, давай, вылазь, — поняв меня, сказал Михаил, — В лесу полно кострищ — есть, где погреться.

Делать нечего, пришлось выбираться на берег. До самого рассвета мы продрожали, стуча зубами на берегу речушки, грея руки возле горящего поваленного дерева. На рассвете дождь прекратился. Земля парила, кое-где из-под земли показывались и исчезали язычки пламени.

Михаил стянул с себя куртку, разодрал её надвое и обмотал босые ноги Марии.

— Пора возвращаться на заимку, а то хреново нам тут будет — торф занялся, — сказал Михаил.

Мы поднялись и пошли на заимку. Я глянул на нашу компанию и усмехнулся. Картина была постапокалиптическая. Лес из обгорелых дымящихся стволов деревьев. Впереди идет Михаил в трусах и резиновых сапогах, на плече несет бластер. Рядом с ним бежит большая собака с подпаленной шерстью. Следом идет Мария в прожженной ночной рубашке, на ногах чуни из куртки Михаила. Мария ведет за веревку корову. Замыкаю шествие я. Я один более-менее сносно одет.

Заимка представляла собой пепелище. От избы осталась только печь с трубой и куча дымящихся брёвен. Сараи и коровник выгорели полностью. Сгорело и всё наше оборудование.

— Не повезло, — высказался я вслух, ковыряя палкой искорёженные железки, бывшие когда-то ноутбуком и беспилотником.

— Почему не повезло? Очень даже повезло! Все живы! «Жемчуг» и бластер мы сохранили. А впереди у нас ещё двадцать спокойных лет поиска, без больших пожаров, — сказал подошедший ко мне Михаил.

Оптимизм Михаила меня изумил.

6. Тунгусский заповедник (Маклай)

Появление медведя на заимке для меня стало полной неожиданностью. Я считал, что пожар уничтожил или изгнал всю живность из окрестных лесов. Однако, вот она — живность — огромный бурый медведь, килограмм в пятьсот-шестьсот живого веса. Интересно, как ему удалось уцелеть? Наверно, как и мы, спасался в реке.

Мария погнала пасти корову к реке, там сохранились участки с невыгоревшей травой. Гильза ушла с хозяйкой. Я копался в ещё тлевших брёвнах и досках избы, выискивая всякие полезные железки. Николай расчистил подпол, извлек олений окорок из погреба и отнёс его к навесу из листов жести, который мы соорудили утром. Только что Николай спустился второй раз в подпол за сумкой кедровых орехов, а я нагнулся за топором. Вот тогда-то я и услышал странный звук: «Уф-уф, уф-уф». Я разогнулся. Возле навеса, принюхиваясь и фыркая, стоял на четырех лапах медведь, олений окорок уже лежал у его передних лап. Медведь, заметив движение, скосил глаза в мою сторону.

Я обмер. Это только так кажется, что медведи косолапые увальни. На рывке медведь может достигать скорости свыше 50 километров в час. Двадцать метров, что нас разделяли, медведь мог преодолеть за полторы-две секунды, а у меня из оружия только охотничий нож с обгоревшей ручкой и топор без топорища. Однажды, был у меня такой случай, столкнулся я с медведем нос к носу, медведь дернулся в мою сторону, я завалил его из винтаря в голову, не задумываясь. Стыдно и жалко было, конечно, потом. А сейчас мне было очень страшно.

На какое-то мгновение наши взгляды встретились. Медведь тут же переменился. Даже не поднимаясь на дыбы, он стал чуть ли не вдвое крупнее. У медведей есть такая фишка – шерсть становится дыбом, и мишка «раздувается» буквально на глазах. Ещё мгновение, и медведь развернулся всем телом ко мне. Тот, кто никогда не видел этого пируэта, не может оценить быстроту и мощь такого телодвижения.

В этот момент Николай выбрался с сумкой из подпола, улыбаясь, протянул мне горсть орешков. Я стоял не шевелясь. Сообразив по моей позе, что что-то не так, Николай отследил направление моего взгляда. Увидев медведя, Николай непроизвольно развернулся, попятился и замер возле меня. Медведю увеличение количества возможных конкурентов на добытый им кусок мяса не понравилось. Он поднял свою шарообразную башку, почти не разжимая пасти, утробно рявкнул и встал на задние лапы. Здоровенный, однако, чёрт, метра два с половиной в высоту, если не больше. Чтобы не выказать своего страха, и чтобы казаться опаснее и больше, я оскалился, шагнул вперед на бревно, чтобы стать повыше, и развел руки в стороны, показывая клинок ножа и лезвие топора. Моё оружие, как я понял, не произвёло на медведя должного впечатления, но вот разошедшиеся в стороны полы брезентового «пончо» медведя явно напугали. Ещё бы, я тоже вдруг для него стал выше и ширше! Медведь решил предъявить последний аргумент устрашения противника, он растопырил передние лапы с клинками когтей, оскалил клыки и зарычал.

Мне, фактически безоружному, стало жутко. От страха у меня чуть не приключилась «медвежья болезнь», в животе у меня предательски забурчало. Однако, опять же из-за страха, мозг мой заработал быстрее. За долю секунды я перебрал в уме всё, что помнил о медведях.

Вспомнив уроки старого тунгуса, что нельзя пытаться изображать из себя медведю медведя-соперника, я не стал рычать в ответ, вместо этого я стал пытаться исполнять горловое песнопение. От страха моё горловое пение местами срывалось на тирольские рулады. Медведя это озадачило, он захлопнул пасть. И тут я услышал за своей спиной шорох, у меня похолодело всё внутри. Только бы Николай не спровоцировал медведя на нападение, только бы не побежал прочь. Оглянуться я боялся, я «пел» и таращился прямо в глаза медведю. За спиной у меня раздался странный вибрирующий звук. Я понял, умница Николай! Он поднял лист жести и стал им вибрировать, стараясь попасть в такт моему горловому пению.

Медведь, испугавшись такого необычного звукового отпора, опустился на четыре лапы и уже собрался удрать, но тут из-за навеса на медведя набросилась Гильза. Господи, отчего такое невезение — Мария с коровой возвращается, да ещё со своей дурной собакой! Медведь ударом лапы может сломать хребет лосю, а не то что собаке.

Однако собака оказалась не дурной, а охотничьей, специально натасканной на медведя. Она имитировала нападения, забегая медведю за спину, заставляя зверя, крутиться на месте. Медведь пытался зацепить собаку лапой, но, несмотря на его молниеносную реакцию, промахивался. Собака отскакивала и каждый раз бросала взгляд на меня, как бы говоря: «Ну, что же ты? Стреляй уже»! Стрелять, а чем? Карабины мы свои нашли, вернее, то железо, что от них осталось после пожара. Я растерялся. Что делать? Гильза, вот так запросто, ворюгу-медведя не отпустит. Впору хоть броситься на медведя с ножом.

— Эльза, ко мне! – услышал я крик Марии.

Я посмотрел в сторону дороги. Мария, в хламиде из мешковины поверх ночной рубашки, в онучах и лаптях, стояла с рогатиной наперевес перед коровой. Что за женщина: и голая в постели — хороша, и в мешковине с рогатиной — восхитительна! Может, и в самом деле, мне бросить всех своих московских гламурных поблядушек и жениться на Марии?! Гильза тоже замечательная собака! Она по первому зову оставила медведя и отбежала к хозяйке. Её всю трясло от напряжения, она злобно скалила зубы, но стояла, прикрывая собой хозяйку, готовая по первому приказу снова броситься на медведя. Больше не буду называть её Гильзой.

Чёрт, тут рядом смертельно опасный зверь, а в голову лезет всякая хрень. Перевел взгляд на медведя, но успел увидеть только его толстый зад, мелькающий среди стволов деревьев. Медведь улепётывал, не забыв прихватить окорок. Скотина!

Через полчаса снова заморосил дождь, мы забрались под навес. Всеобщее радостное веселье по поводу победы над медведем уже улеглось, мы смогли начать рассуждать здраво.

— Отец за мной может ещё не скоро вернуться. Надо строить из оставшихся от избы брёвен и досок что-то наподобие лабаза или блокгауза, — высказалась Мария.

— Вы думаете, медведь вернётся? – изумленно спросил Марию Николай.

Мария с мрачной уверенностью кивнула в ответ.

— Почему? Ведь ему посчастливилось сегодня украсть наше мясо и удрать, — возразил Николай

— Это нам посчастливилось, что он сегодня ограничился одним только окороком, — ответил я за Марию, — Медведь обязательно вернётся. У него, чтобы выжить, просто нет другого выхода. Вся его растительная кормовая база сгорела, вся животная – погибла или разбежалась, а тут столько мяса – корова, собака. Ну, и мы, наконец. Медведь, судя по повадкам, мало сталкивался с людьми, и он пока не людоед, не надо вводить его в искушение.

— Медведь нас просто застал врасплох, и у нас же есть бластер! – воскликнул Николай.

— К сожалению, максимально, что СВЧ-импульс сможет сделать — это оставить ожог на шкуре медведя, убить его или подпалить его шубу он не сможет. Так что нам придется вооружаться по старинке – рогатины, колья и ещё открытый огонь. Кстати, огонь в костре надо будет беречь, если огонь потухнет, то развести нам его будет просто нечем, — ответил я.

— На пепелище сараев я видел целую кучу капканов, — сказал растерянно Николай.

— Это отец натаскал, он, когда находит браконьерские капканы, то всегда снимает их и приносит на заимку. Но там нет ни одного медвежьего капкана – ответила Мария.

— Ничего, сегодня ночью подойдут любые. Будем укреплять навес бревнами, досками и кольями, а подступы к нему «минировать» капканами. А завтра спозаранку надо уходить с заимки в посёлок, — сказал я.

— Михаил, даже если мы выйдем с самого утра, то тридцать километров до поселка, с коровой, по ещё тлеющему лесу до темноты нам не одолеть, — сказал Николай.

— Нам эти тридцать километров и без коровы не одолеть. Тропинка к поселку идет через торфяник. Ливень сбил верховой огонь, но не потушил пожар, огонь ушел под землю. Торф горит, где-то, на полуметровой глубине, а местами и на глубине до шести-восьми метров. В торфе образуются прогары. Ходить по горящему торфянику смертельно опасно, в любой момент можно провалиться в прогар, а там температура до шестисот градусов, — ответил я.

— Если идти по просекам в обход торфяника, то Зорьку до посёлка тоже не довести – там всё выгорело, там ей нечем кормиться, — возразила Мария.

Мария, конечно, права. Самым оптимальным решением было бы — прирезать корову, тем более что она молодая, яловая, и бросить её на заимке, а самим уходить по просекам — от такой горы мяса медведь не ушел бы. Но у меня не хватило духу высказать Марии такое предложение. Поэтому я сказал:

— Правильно. Поэтому, будем выбираться из тайги вдоль речки. Пусть это займет больше времени, но там и корова сможет подкормиться, и мы не пропадем – будем ловить рыбу.

Мария хмурилась, но спорить не стала. Николай же поднялся и вышел из-под навеса. Вернулся он с деревянными вилами.

— Михаил, может быть, медведь не вернётся, может нам не стоит лезть на рожон? Я не представляю, как с помощью вот этого можно защититься от медведя на открытом пространстве, — Николай швырнул вилы на землю.

— А что это? – спросил я.

— Как что? Рогатина, я так понимаю! – ответил Николай.

Я рассмеялся, Мария зафыркала вслед за мной.

— Что? Что смешного? – спросил Николай.

— Мария, дай сюда свою рогатину, — сказал я.

Мария подняла с земли и передала мне своё копьё.

— Вот, Николай. Это и есть рогатина. С такой рогатиной охотились на медведей ещё до падения Тунгусского метеорита. Вещь раритетная, передается из поколения в поколение охотников-медвежатников. Смотри, обоюдоострое широкое лезвие длиной около четверти метра и металлические крылышки, образующие перекладину. Кстати, лезвие вместе с крылышками и называется «рожон». А рогатина – потому, что в старину эти копья, наверно, были из рога.

— Михаил, на старинных гравюрах охотники на медведей изображены вот именно с такими вилами, — сказал Николай.

— Ага, и медведи там стоят на задних лапах, а охотники изображены с граблями для уборки сена, — улыбаясь, ответил я.

— Ну, хорошо, пусть так! Но я не понимаю, как мы будем охотиться с рогатиной Марии на медведя? — спросил Николай.

— Мы? Да не приведи, господи! Я опасаюсь, как бы медведь не стал охотиться на нас! Одна рогатина у нас уже есть, еще пару изготовим из охотничьих ножей. Если медведь всё же решит на нас напасть, то упрем рогатины в землю, пусть сам косолапый лезет на рожон, главное – успеть направить рогатину в шею или грудь медведю. И ещё, медведь при нападении почти никогда не встает на дыбы, он попрет буром на всех четырёх.

— Всё ясно, — удрученно отозвался Николай.

— А если ясно, тогда — за работу! Готовим оружие и укрепляем навес, — закончил я дискуссию.

До самой темноты мы работали не покладая рук – таскали бревна, тесали и вкапывали колья вокруг навеса, расставляли капканы. Почти бессонная прошлая ночь, пожар, медведь и тяжёлая работа сделали своё дело — мы буквально валились с ног. Но и ночью спать не пришлось. Несмотря на то, что мы установили ночное дежурство, поспать никому толком не удалось. Медведь крутился вокруг заимки, собака негромким рыком предупреждала о его приближении, а корова нервничала, звеня своим колокольчиком. Чтобы не дразнить медведя, пришлось колокольчик снять. Хотя мы и основательно укрепили подступы к навесу, всё равно было страшно. Мы подскакивали от любого шороха, хватались за оружие и ярче разводили костёр. Под утро я не выдержал, пальнул несколько раз из СВЧ пушки в темноту, ориентируясь на звук хрустящих веток. Один из выстрелов, по-видимому, зацепил медведя, в ответ мы услышали его яростный рёв. Ожог, несколько, поубавил наглости медведю, он отошел от заимки, но мы уже не могли сомкнуть глаз.

Едва только забрезжил рассвет, мы разобрали проход из капканов и кольев и, прихватив свои хурды и оружие, двинулись к реке. Впереди шла с рогатиной Мария, она несла ещё и котелок с углями. Рядом с хозяйкой бежала собака. Корова, обвешанная нашими скромными пожитками и подгоняемая нами, шла следом за Марией. Мы с Николаем следовали по бокам от коровы, у каждого рогатина, нож и топор. Двигались мы медленно, поминутно озираясь и стараясь не шуметь.

Общее напряжение усилилось, когда мы подошли к реке и двинулись вдоль берега. Поднялся туман, в трех метрах ни черта не видать, каждый куст в тумане казался притаившимся медведем, готовым наброситься на тебя в любую секунду. С восходом солнца туман рассеялся, только тогда немного отлегло от сердца, и мы смогли двигаться быстрее. По-настоящему мы повеселели и даже стали отпускать шуточки по поводу медведя-раззявы, когда добрались до переката и перешли на другой берег реки.

Река петляла причудливым образом, образуя многочисленные протоки и старицы. Чтобы оторваться от медведя и сбить его со следа, мы старались идти по воде и несколько раз перекатами переходили с берега на берег. Привалы делали короткие, только когда находили участки с зеленой травой для коровы. Сами мы грызли кедровые орешки. Собаку покормить было совсем нечем, она укоризненно заглядывала нам в глаза, как бы говоря: «А нефиг было выпускать медведя, да ещё и с мясом».

К полудню река вывела нас к подножию невысокой сопки. На вершине сопки виднелись развалины избы, от избы к реке уступами шли полусгнившие деревянные лотки, валялись обрывки пожарных шлангов. Возле самой реки на станине стояли останки двигателя от трактора, кругом были разбросаны пустые ржавые бочки. Похоже, мы вышли к заброшенной старательской шахте, этот дизель когда-то гнал из реки к избе воду, а в лотках промывали золото. Несмотря на всеобщее запустение и разруху, эти развалины вселили в нас оптимизм — вот оно доказательство близости цивилизации. К тому же, изба, пусть и разрушенная, представлялась мне хорошим местом для стоянки и ночлега – можно задержаться здесь на сутки-двое, можно хорошенько отдохнуть и отоспаться. Нужно было немедленно приступить к укреплению подступов к избе, но все были основательно измотаны, и я объявил привал.

Это было моей ошибкой — не стоило расслабляться. Мария стала раздувать угли, чтобы развести костер. Я присел рядом с Николаем в тени дизеля и на секундочку прикрыл глаза. Когда я проснулся, солнце уже клонилось к закату. Мария помешивала ароматную уху в котелке на треноге. Господи, откуда же у этой женщины столько сил и энергии? Пока мы с Николаем спали, она успела набить острогой щучек и теперь готовила уху.

Чудесный запах ухи разбудил и Николая. Он, едва открыв глаза, полез за голенище сапога и достал ложку. Я тоже не сплоховал, сунул руку за пазуху «пончо» и извлек оттуда «нетельную ложку» на веревочке. Вдруг Эльза, до этого спокойно лежавшая недалеко от костра и глотавшая слюну, подскочила на лапы, развернулась и оскалилась, шерсть на её загривке встала торчком. Мы тоже вскочили на ноги. По берегу реки в сторону нашего «бивуака», не торопясь, шел наш давешний знакомый — бурый медведь.

Мария опомнилась первой, она подхватила с земли свою рогатину и бросилась к корове. Мы с Николаем выставили свои «пики», прикрывая отход Марии. Эльза бросилась к медведю. Я оглянулся, Мария тянула за веревку корову по деревянным лоткам вверх к избе.

Глянул на медведя. Медведь явно хитрил, делая вид, что нас не замечает, и, вяло отбиваясь от собаки, продолжал продвигаться в нашу сторону. Мы переглянулись с Николаем — всё было понятно без слов — медведь быстрее учится охоте на нас, чем мы на него. Нервы у нас с Николаем дрогнули, и мы стали медленно отступать к деревянным лоткам, ведущим к избе.

Медведь, недовольный тем, что его хитрость не удалась, стал с яростью бросаться на собаку. Мария, видя, что из нас с Николаем хреновые охотники, и мы отступаем, криком отозвала Эльзу. Мы поднялись к избе. Внизу бесчинствовал медведь. Он разодрал все сумки с нашими скромными пожитками, опрокинул котелок с ухой и, обжигаясь, пожирал варёную рыбу. Но, самое главное, опрокинув котелок, он потушил костер.

— Вот что, мужики, теперь мы остались не только без еды, но и без огня, надо зарезать Зорьку и сбросить её вниз к медведю, а самим уходить, — сказала Мария.

О как! Это следовало понимать так: «Какие вы, к чёрту, мужики, если не можете убить какого-то сраного медведя?!» Я посмотрел на Николая, ему, как и мне, было стыдно за проявленное нами малодушие, он даже покраснел, но он был готов согласиться с Марией. Похоже, ему, как и мне, уже приходила в голову такая «правильная» мысль. Я молчал. В душе моей зародился и крепчал протест. Вместе с протестом появился и план.

— Нет, мы можем убить медведя! Именно сейчас — можем! – решительно возразил я.

— Каким образом? — недоверчиво спросила Мария.

— Мария, в отличие от медведя, я не охотник и охотиться на медведя не собирался. А медведь – охотник, он умен, силён и решителен, — чтобы разрядить обстановку, стал я балагурить, – Однако мой тезка не настолько умён, чтобы сравниться с шахматистом-разрядником и профессором математики. Он думает, что загнал нас в цугцванг, когда любое наше действие или бездействие приводит к проигрышу. Но он, соблазнившись на варёную рыбу, позволил нам добраться до избы, а это значит, что он не учел расстановки всех фигур. А эта изба на вершине сопки – очень значимая «фигура». Мы можем разобрать стену избы и сложить брёвна над деревянными лотками так, что сможем сбросить их на медведя, мы можем превратить «цугцванг» во «взаимный цугцванг» — когда проигрывает первый, кто начинает.

— Медведи очень терпеливы, — робко возразила Мария, но в её голосе слышалась надежда.

— Этот долго терпеть не будет, он твердо принял решение охотиться на нас, а нашу неопытность он принимает за трусость, – ответил я уверенно, понимая, что медведь, в отношении трусости, нас оценивает, в общем-то, правильно, но должность командира, которая опять стала возвращаться ко мне, обязывала источать уверенность.

— А если медведь пойдет по крутым склонам в обход избы, залезет на крышу и разберет её или сломает дверь? — спросил Николай.

— Жаль, что у нас нет огня, но ничего, отобьёмся рогатинами и бластером, — сказал я, вспомнив, что у меня за спиной болтается бластер.

— Михаил, насчёт огня, чем это не попкорн? — Николай полез в карман и извлёк горсть кедровых орешков, — Помнится, я однажды готовил попкорн в микроволновке и замешкался, так попкорн у меня сгорел. А тут кедровые орешки, в них столько масла!

— Николай, ты гений! – я нарвал с брёвен избы сухого мха, засунул его в раструб дула бластера, сверху всыпал орешки Николая и прижал их дощечкой. На первом выстреле орешки затрескали, на втором — мох занялся пламенем.

— Мария, костёр за тобой, — я снова обрёл командирский голос, — Николай, разбираем стену избы.

Орудуя своими рогатинами как рычагами, мы разбирали сруб, выдергивая бревна из стены, обращенной к лоткам. Эльза сидела возле обрыва и неотрывно следила за медведем. Время от времени мы с Николаем тоже бросали взгляды на медведя, он, казалось, бесцельно, слонялся внизу. Должно быть, выжидает темноты, сволочь.

Когда мы разобрали стену настолько, что Мария смогла завести в избу корову, мы начали выкладывать стену обратно, подпирая бревна колышками. Между брёвен мы прокладывали клинья, оставляя щели. Для большей уверенности в задуманном, мы вкопали заостренные колья между деревянных лотков вниз по склону. Когда западня была готова, уже стемнело настолько, что медведя у подножия сопки видно не было, только Эльза продолжала следить за ним. Мы с Николаем вошли в избу, Мария позвала собаку, мы закрыли дверь и подперли её бревном. Внутри избы, в обрезке бочки, пылал костер, дым легко уходил в щели бревен крыши.

Потекли томительные минуты ожидания. Минуты складывались в часы. Час, другой, третий. Медведь всё не шел. Руки устали сжимать древко рогатины. В душу стало закрадываться сомнение, а может, медведь вообще не придет? Посмотрел на Николая, он тоже заметно нервничал. Глянул на Марию, она была спокойна, смотрела на огонь, гладила голову лежащей у её ног собаки и подбрасывала хворост в костер. Правильно, надо успокоиться. Медведь, конечно, видит отблеск костра в щелях стены, он знает, что мы никуда не ушли, но он понимает, что добраться до нас ему будет трудно. Весь вопрос, насколько он голоден, и насколько у него хватит терпелки?

Встрепенулась собака. Наконец-то! Мы вскочили на ноги. Мария схватила за ошейник собаку, а мы с Николаем уперли свои рогатины в стену избы. Мы услышали тихий шорох – это медведь ходил вокруг избы. Слышно было, как зверь втягивает воздух носом, принюхивается. Собака негромко рыкала, Мария старалась зажимать её пасть рукой. Мы с Николаем терпеливо ждали. Дело решила корова, она тоже почувствовала медведя и жалобно замычала. Медведь больше не смог терпеть, он стал пробовать стены избы на прочность. Наконец, медведь оказался возле стены со стороны деревянных лотков, он зафыркал, принюхиваясь, попытался просунуть лапу в щель между бревнами нашей западни.

— Навались! — скомандовал я, и мы с Николаем обрушили брёвна стены на медведя.

Стена рухнула, бревна опрокинули медведя вниз на лотки. Раздался жуткий рев, потом ещё и ещё, но уже глуше, откуда-то ниже по склону сопки. Стало ясно — медведь ранен. Но насколько сильно? Рык медведя прекратился. Мы ощетинились рогатинами, а Мария была готова спустить собаку, может быть, раны медведя незначительны, и сейчас взбешенный зверь вновь поднимается к избе. Но время шло, а медведь не возвращался.

Только на рассвете мы решились спуститься. Медведь лежал возле самой реки. Было видно, что он ещё некоторое время полз, по-видимому, у него были сломаны задние лапы. Но умер он от потери крови, колья пропороли ему брюхо.

Ненависти я к медведю не испытывал, но и жалости – тоже, ведь это он хотел нас скушать. Николая слегка мутило от вида бурого кровавого следа. Мария, напротив, была весела и улыбчива, в её глазах мы снова поднялись до уровня «мужчин», что она и подтвердила, отрезав медведю уши и раздав их нам с Николаем. Николай ухо взял брезгливо, только воспитание джентльмена не позволило ему при Марии его выбросить. Но я отвел его в сторону и объяснил смысл презента.

Зная чувствительность Николая и видя, что Мария начала точить о камень нож, отправил Николая покемарить возле дизеля. Я был тоже измотан бессонной ночью, но решил не расслабляться. Сходил к избе за коровой, спустил её с сопки и выпасал до обеда.

В обед я разбудил Николая, и все, включая Эльзу, наелись жареной медвежатины до отвала. «Се ля ви» — кто хотел нас съесть, сам попал к нам на обед.

После обеда, поручив корову заботам Николая и Эльзы, мы пошли с Марией отдыхать в избу до вечера. По хитрому выражению лица Марии я понял, что отдых мой начнется не сразу. Неутомимая женщина!

Вечером мы с Николаем слегка забаррикадировали избу бревнами и отдыхали в ней всей компанией, включая корову, до утра. Бояться больше было нечего, но, наученные горьким опытом, мы с Николаем дежурили по очереди у костра.

Утром, посовещавшись, мы решили доле не задерживаться на заброшенном руднике – гора медвежьего мяса скоро завоняет, а это может привлечь других хищников: тех же медведей, росомах или, не дай бог, стаю волков.

Путь к поселку Ванавара из-за коровы по руслу реки занял у нас целую неделю. Никаких особых неприятностей, за исключением, пожалуй, гнуса, за всю дорогу с нами больше не приключилось. Здесь, вдали от пожарищ, гнус ещё раз напомнил нам, что наша робинзонада проходит на Тунгуске. Наконец, мы вышли к полицейскому блокпосту на окраине поселка. Наконец-то, мы видим людей, они бегут к нам.

— Ну, вот и всё, Николай, На этом наши приключения этим летом и заканчиваются!

7. Ванавара (Фандорин)

— Не скажи, Михаил! Смотри, кто к нам бежит от блокпоста, это же Подушкин! – ответил я.

— Япона мать! Откуда он тут взялся? — высказался Михаил

Что Михаил имел в виду насчет японской матери, я не понял. Он часто использует в своей речи различные непонятные идиомы, а спросишь — редко дает пояснения — либо отмахивается, либо смеется.

— Ох, Михаил, не к добру ты помянул японскую мать! Вот посмотришь, раз Подушкин в заповеднике, значит, олигархи с японцами опять чего-то замутили, – сказал я с укором Михаилу.

— А ещё нам придется оправдываться, где и при каких обстоятельствах мы похерили беспилотник и прочее многоценное оборудование Элеоноры, – сквозь зубы процедил Михаил, натягивая на лицо любезную улыбку. Я тоже пытался выглядеть обрадованным.

Подушкин с распростертыми объятьями подбежал к нам.

— Братцы, вы живы! Как же я рад вас видеть! – воскликнул, счастливо улыбаясь, Подушкин.

Подушкин всё также оставался для меня человеком загадкой. Если не знать, что он сыскарь и начальник службы разведки Элеоноры, то с виду — это простой и радушный человек. Вот и сейчас, его обращение к нам — «братцы» и такая искренняя радость, по поводу нашей встречи — заподозрить его в двуличии было ну никак невозможно! Но я себя пересилил и вкрадчиво спросил:

— Иван Павлович, а вы как оказались в заповеднике? Вы же должны были улететь из Красноярска в Москву. И почему в МЧСовской форме?

— Вас разыскиваю! Нора завернула меня из аэропорта Красноярска. Вертолетчики ей доложили, что из-за пожаров они прилетели на железнодорожную станцию с трёхчасовым опозданием, станция была уже в кольце огня, а вас и след простыл. Нора предположила, что вы либо рванули через огненное кольцо в заповедник, либо уехали вслед за японцами, – рассказывал Подушкин.

Вот оно, я так и знал — без японцев тут дело не обошлось, мои подозрения в отношении Подушкина вспыхнули вновь!

— Каких японцев? – прервал Подушкина Михаил. Видать, и Михаил обратил внимание на внезапное появление в рассказе Подушкина японцев.

— Наших конкурентов, во главе с тем самым ассистентом сэнсея. Трое из них уехали на том же поезде, на котором вы приехали, в тот же день и с той же самой станции, на которую вы прибыли. Четверо других покинули заповедник двумя неделями раньше. Нора про японцев, на тот момент, уже знала, а о вас было неизвестно ничего.

Вот так всегда, кажется, вот-вот и Подушкин будет пойман за язык, и вдруг оказывается, что Подушкин ни при чём, и это всё – случайное стечение обстоятельств. Мне опять, как тогда, за свой сон, стало стыдно за свои подозрения в отношении Подушкина.

— Тот факт, что вы не вышли на связь, навел Нору на мысль, что вы всё же пошли в заповедник. Мне Нора велела связаться с МЧС в заповеднике, но по следу японцев она тоже пустила человека, — продолжил Подушкин.

— Всё это очень интересно, Иван Павлович, — опять прервал Подушкина Михаил, — Но нам бы хотелось элементарно приобщиться к плодам, так сказать, цивилизации – помыться, побриться и прибарахлиться, — Михаил указал на свой прикид в виде обгорелого пончо из куска брезента.

— Извините, Михаил Николаевич, конечно, конечно. Пойдемте ко мне. Я обитаю в совершенно пустой двадцатиместной палатке МЧС, есть даже душ и кондиционер, — сконфуженно отозвался Подушкин.

— Нет уж, мы пойдем к Марии, — Михаил обнял Марию за плечи, — Это она летом помогает отцу на заимке, а так у неё собственный дом в поселке. И банька отменная, а кедровая настойка её зятя — поистине — целебный напиток! Давайте встретимся и поговорим вечером.

Мария, немного смущавшаяся перед незнакомцем своего мешочно-ночнушечного наряда, обрадованно кивнула.

— Хорошо, хорошо, я зайду вечером. А сейчас я пойду отзвонюсь Норе и успокою прессу — ответил Подушкин.

Меня опять резанули подозрения: «Какая, к чертям собачьим, пресса! Во что Подушкин с Элеонорой нас опять впутывают?»

Вечером, разомлевшие и захмелевшие после бани и настойки, в охотничьих камуфляжных костюмах зятя Марии, мы сидели в просторной кухне. Сама Мария, красивая и нарядная, хлопотала у печки, нам ещё предстояло отведать её пирогов-шаньгов.

Пришел Подушкин.

— Присаживайтесь, Иван Павлович, — Михаил наполнил рюмки из огромной бутыли, называемой здесь «четвертью».

Почему «четверть», в ней от силы – литра три? Хотя, если местные ведра, так называемые, «конские», то понятно – как раз четверть ведра.

Черт, надо немного быть поосторожнее с этой настойкой! Конечно, от неё на душе хорошо и, я даже бы сказал, благостно, но мысли скачут, как зайцы по кочкам. Вот и начало рассказа Подушкина я, вроде как, пропустил.

— МЧСовцы ко мне отнеслись прохладно, — рассказывал Подушкин, — Мол, не может быть – никто не мог прорваться через огонь в заповедник. Я доложил Элеоноре, мол, вас в заповеднике быть не может, МЧСовцы – зуб дают!

Ох, и крепкая же эта кедровая настойка, вот и Иван Павлович после второй стопки с интеллигентного русского языка перешел на общероссийский.

— Элеонора надавила на кого-то из МЧС в Москве, — продолжал Подушкин, — Москва надавила на местных МЧСовцев. Но местные, уставшие от пожаров и озлобленные, послали Москву на хрен, мол, надо вам, пришлите ещё вертолёт и ищите дураков, пардон, сами.

МЧСовцы насчет «дураков» явно погорячились, мы проскочили фронт огня, в общем-то, благополучно.

— Но Нора нашла выход, — продолжил Подушкин, — Она позвонила в Лондон, вашей тётушке Синтии, Николай Александрович.

Я крякнул. Да, Элеонора действительно задействовала «тяжёлую артиллерию». Я представляю реакцию моей тётушки — её любимому Николя угрожает опасность! Тут уж никому мало не покажется!

— Ваша тётушка обратилась в средства массовой информации и МИД, — продолжал Подушкин, — В прессе поднялась шумиха. А Москва получила ноту протеста: «Почему Россия бездействует и не предпринимает никаких усилий в поиске действительного члена Королевских географического и исторического обществ Великобритании баронета сэра Николоса фон Дорн и сопровождающего его видного профессора уфологии — Майкла Маклай-Задунайского?!»

Глянул на Михаила, он заливисто смеялся. Слава богу, я думал, он обидится на «сопровождающее лицо» или «профессора уфологии»!

— В результате, группировку МЧС усилили ещё одним вертолётом, а меня привлекли в качестве консультанта, как участника прошлой экспедиции «знаменитого контактёра», способствовавшего спасению экспедиции сэнсея Гентзебаро Учидо сэром фон Дорн, прозванным в английской прессе – Тунгусским.

Теперь Михаил совершенно неприлично заржал.

«Твою мать!» — как говорит мой друг Михаил. Эти таблоиды ославили меня на всю Великобританию, как я теперь смогу вернуться домой?

— Так вот, — переждав раскаты хохота, продолжил Подушкин, — Уже четыре дня мы мотаемся на вертолёте по заповеднику. Первым делом мы облетели озеро Вонючее. Никаких признаков человеческих стоянок. Озеро в кольце огня, горит торфяник.

— И как долго он будет гореть? – спросил я.

— Специалисты из МЧС полагают, что торфяник будет гореть вплоть до таяния снегов. Во всяком случае, тушить торфяник вокруг озера Вонючего МЧС не собирается, — ответил Подушкин.

— Каких ещё снегов? — изумился я.

— Которые выпадут зимой, — невозмутимо ответил Подушкин.

Я посмотрел на Михаила, ища у него поддержки. Может быть, Иван Павлович валяет «Ваньку», насмехается надо мной? Михаил в ответ кивнул головой, мол, с горящими торфяниками бывает и так.

— Потом я пораспрошал местное население, выяснил, что вы, Михаил Николаевич, бывая в заповеднике, чаще всего останавливались на заимке егеря Матвеича. Отыскали его, он участвовал в тушении пожаров, а так как по данным МЧС в районе его заимки пожары не зафиксированы, поэтому он и не беспокоился. Однако когда мы прилетели на заимку, нашли сплошное пепелище. По останкам аппаратуры я понял, что вы каким-то образом всё-таки сумели добраться до заимки, где вас и настиг пожар. Но никаких человеческих останков, слава богу, на пепелище мы не обнаружили, это обнадежило, что вы живы и где-то бродите в тайге, вертолётчики приступили к методическому прочесыванию лесного массива.

— Мы слышали пару раз рокот вертолёта, но вдалеке, так что никаких знаков подать не могли, — ответил я.

— Ещё мы обнаружили на заимке множество медвежьих следов, это нас сильно обеспокоило. Поэтому к вашим наземным поискам привлекли местных егерей, во главе с самим Матвеичем, — продолжал Подушкин.

— Да, крутился там один под ногами, пришлось его грохнуть, — сказал Михаил и небрежно бросил ухо медведя на стол. Глаза Подушкина от изумления округлились.

— И чем же вы его это, того, «грохнули», это вон теми «пиками», что стоят у входа? – спросил Подушкин.

— Рогатинами, — уточнил я.

Лицо Подушкина вытянулось от удивления. Михаил засмеялся. Я вспомнил своё представление о рогатинах и понял, что моё уточнение ещё больше запутало Подушкина. Я не смог сдержаться и тоже рассмеялся.

— А это у вас что? – спросил Подушкин, указав на бластер Михаила.

— А, это? Это походная микроволновка, ну, там, лангет из медвежатины подогреть, или попкорн поджарить, — схохмил Михаил.

Чего-то нас с Михаилом пробило на хохмы, то ли спадает напряжение нервов последней недели, то ли это следствие кедровой настойки. Надо завязывать с хохмами, а то ещё Подушкин обидится. Чтобы сменить тему я спросил Подушкина:

— Иван Павлович, а как там японцы?

— Японцы доехали по железной дороге до Бодайбо, дальше им удалось уйти из-под наблюдения, — ответил Подушкин.

— Я знаю, куда они пошли, они пошли к Патомскому кратеру! — встрепенулся Михаил.

— Нора тоже так считает, она прислала спутниковые снимки Патомского кратера, — ответил Подушкин. Он достал фотографии из сумки и передал их Михаилу.

Теперь у Михаила вытянулось лицо, и с него сразу слетел хмель. И чего это он так разволновался?

— Иван Павлович, знаете, что это за «флюс» на склоне кратера? Это либо выброс, либо отвал породы! Мне представляется второе более вероятным, эти японцы решились всё же вскрыть кратер, эти сукины дети роют тоннель! Хотел бы глянуть одним глазком на то, что они там откопают, — воскликнул Михаил.

— Так какие проблемы, Михаил Николаевич? Давайте махнём к кратеру, — ответил Подушкин, глаза его сверкали пьяным азартом.

— Так всё наше оборудование погибло на пожаре, а у меня к тому же сгорели и документы, — сказал Михаил.

— Ну, второй беспилотник я не обещаю, а всё остальное достать можно, — уверенно ответил Подушкин.

Михаил вопросительно посмотрел на меня, хотя и так было ясно, что он согласен.

Ладно, Михаил — он по натуре — авантюрист, в хорошем понимании этого слова, конечно. Но, оказывается, и Подушкин – адреналиньщик, просто ловко маскируется! Психи ненормальные, пусть едут куда хотят, а с меня хватит!

8. Патомский кратер (Маклай)

Снимки, присланные Элеонорой, меня буквально потрясли. Неужели Патомский кратер вскрылся? Или его вскрыли? Но кто мог решиться на такое? Японцы? Вряд ли! Для того, чтобы вести горные проходческие работы, нужна техника и немалые материальные ресурсы. И наглость! Скорей всего, это дело рук «черных старателей», а японцев, как и нас, мог заинтересовать вывал породы на склоне кратера на спутниковых снимках.

Подушкин тоже был заинтригован этим событием. Не думаю, что он тогда верил в особое содержимое кратера, скорей всего, его заинтересовало возможное участие японцев в этом преступлении. Ну, это понятно, сыщик — он и есть сыщик! А вот Николай неожиданно заупрямился, мол, вскрытие кратера на особо охраняемой территории, если это было умышленное вскрытие, — не просто преступление, а вандализм, и им должны заниматься правоохранительные органы. А если это самопроизвольное вскрытие, то им должны заниматься компетентные специалисты из академии наук.

Вообще-то, Николай человек мягкий и покладистый, но если уж упрется, то переубедить его трудно. Мои доводы по поводу того, что кроме снимков никакими весомыми фактами мы не располагаем, не помогали. Нужный аргумент нашел Подушкин, мол, хорошо – не хотите лететь к кратеру, не надо, тем более, что в Красноярске вас, Николай Александрович, с нетерпением ожидают журналисты. Разумеется, Николай понял, что единственный способ избежать встречи с журналистами – это лететь с нами.

Подушкин, как и обещал, достал всё необходимое для новой экспедиции и спустя неделю мы перелетели на вертолете из Бодайбо в ближайший к кратеру посёлок под названием Перевоз. Вертолет на целых две недели был в нашем полном распоряжении, мы могли бы ограничиться простым облётом кратера, и многое, если не всё, стало бы ясно. Но вертолёт мог бы спугнуть «черных старателей», если таковые действительно вскрывают кратер. Поэтому мы решили провести тихую наземную разведывательную операцию. Вертолёт должен был забросить нас в тайгу, поближе к кратеру, и уйти незамеченным в посёлок. Далее предполагалось, скрытно, тайгой дойти до жилища оленевода Непряхина, что расположено в десяти километрах от кратера, обустроить там базовый лагерь, а уже оттуда сделать вылазку к кратеру.

Для перехода по тайге нам нужен был проводник. В посёлке, хоть и с большим трудом, нам всё же удалось уговорить одного из местных якутов охотников, Василия Самохина. И то, Василий согласился довести нас только до избы Непряхиных. Участвовать в вылазке к кратеру Василий категорически отказался, мол, место плохое, олени там пропадают, ученые, что ни год, помирают, не дойдя, а сам Непряхин, и вовсе, со всей семьёй сгинул.

Рано утром вертолет высадил нас в нескольких километрах от избы Непряхиных. Предполагалось, что мы доберёмся туда уже к вечеру, но Подушкин в самом начале пути подвернул ногу, поэтому мы добрались до избы только к вечеру следующего дня. Если изба будет пуста, Василий собирался переночевать с нами, а утром отправиться в обратный путь. Если же нет, то он должен был помочь нам найти другое место для базового лагеря.

До самой темноты мы наблюдали за избой. Не обнаружив присутствия людей, мы вошли в избу и стали устраиваться. Тут и произошел забавный разговор по поводу медвежьего уха.

А с ухом вышло следующее. Василий заметил у меня на груди под курткой медвежье ухо на верёвочке и заинтересовался, откуда оно у меня. Обстановка располагала, и я начал рассказывать про охоту на медведя, как обычно, слегка привирая. Лицо Василия, по ходу моего рассказа, всё мрачнело и мрачнело. Довольный произведённым эффектом, я стал привирать больше. Николай, слушая меня, только крякал. Короче, под конец моего рассказа выходило, что медведь был хитёр, как дьявол, но его это не спасло.

— Надо дождаться утра и уходить, к кратеру вам идти нельзя, — немного помолчав, сказал Василий.

— Это ещё почему? — изумился я.

— Кратер там, — Василий показал направление рукой.

— И что? – спросил я.

— Тунгуска тоже в той стороне, — сказал Василий.

— Ну и что? – не понимая, опять спросил я.

— Он придет и всех убьёт, — убежденно ответил Василий.

— Кто придет? – переспросил я.

— Вы убили хозяина, и бросили его в тайге, и даже не отрезали ему ни голову, ни лапы. Дух медведя придет с Тунгуски, найдет вас и убьёт. Утром, надо будет ухо медведя спалить, а самим уходить, — совершенно серьёзно сказал Василий.

Как говорится: «Хоть стой, хоть плакай»! Попытки развеять суеверные страхи якута не имели успеха. В надежде хоть как-то исправить ситуацию, я бросил ухо в печь, чем вообще поверг Василия в ужас – оказалось, что ночью этого делать было категорически нельзя, и теперь мы и до утра можем не дожить. Он поднялся из-за стола и уселся в обнимку со своей винтовкой в углу, подальше от пылающей печки.

Чтобы как-то успокоить Василия, я показал ему фокус с бластером – разнес с трёх метров варёное очищенное яйцо СВЧ-выстрелом — вот, мол, каким оружием мы располагаем.

— Тоже будет и с башкой медведя! — соврал я, на этот раз уже совершенно бескорыстно.

Василий заметно повеселел и, должно быть, для увеличения наших шансов на выживание, провел целый обряд умиротворения духа медведя с принесением в жертву огню вкусностей и шептанием заговоров. Из его бормотаний я понял, что Василий пытается запудрить духу мозги, мол, медведя убил не русский или якут, а какой-то неизвестный тунгус. Уточнять, что Николас фон Дорн имеет двойное гражданство и в английских средствах массовой информации прозван «Тунгусским», я не стал.

Утром Василий ещё раз попытался застращать нас духом медведя, но видя наше тупое упрямство и нежелание возвращаться в посёлок с ним, он сплюнул в сердцах и ушёл.

9. Патомский кратер (Фандорин)

Как только Василий ушел с заимки Непряхиных, мы стали готовиться к вылазке к кратеру. Из-за вывиха ноги Подушкину пришлось остаться в избе, так сказать, на связи. Подушкин развернул спутниковый телефон и проверил связь с вертолётом (ну, и, конечно же, с Элеонорой). Потом мы проверили наши рации. Подушкин отдал Михаилу один из своих пистолетов — двенадцатизарядный «Форт-17», а мне достался карабин «Сайга» с оптическим прицелом Михаила. Михаил навесил на свой бластер еще две камеры, длиннофокусную и инфракрасную. Разумеется, экипировка Подушкина досталась мне. Когда же мы облачились в маскхалаты типа «Леший», стали выглядеть, как заправские диверсанты-разведчики. Конечно же, мне было смешно смотреть на измазанное гримом лицо Николая, но спорить я не стал и тоже намазался. Что ж, хотят большие дядьки поиграть в бойскаутов – пусть, я портить им удовольствие не буду!

К полудню, судя по навигатору, мы одолели девять километров. И вот, вслед за Михаилом, я вполз на вершину сопки. Михаил придержал меня за полу маскхалата и показал пальцами на глаза, а потом в сторону от себя. Сквозь кусты, примерно в километре, я увидел кратер. Конечно, я и раньше видел кратер на снимках и кинокадрах, но наблюдать его вблизи — это совсем другое дело. Фантастическая картина!

Патомский кратер, или конус Колпакова, находился на склоне горы, сплошь покрытой лесом. Это большой светлый холм в форме усечённого конуса. Диаметр основания холма — около 160 м, высота — до 40 м. На его вершине — кольцевой вал диаметром 80 м, окаймляющий глубокую воронку, в середине которой горка диаметром 30 м. Эта горка, если не знать, что всё «сооружение» сложено известняковыми глыбами, издали действительно напоминало яйцо, лежащее в гнезде.

Привычную правильную форму конуса нарушал более светлый «флюс», отвал свежевынутой породы. При разглядывании склона кратера в бинокль стала ясна природа этого вывала – двухметровый круглый туннель на склоне с выходящими из него рельсами. Вход в туннель прикрыт маскировочной сеткой, уходящей к ближайшим деревьям леса. Под сеткой также стоял домик-теплушка, дизель-генератор и бульдозер. Присмотревшись внимательней, я также рассмотрел ряды бочек, должно быть с топливом, и аккуратные стопки тюбингов. Вот это да! Оказывается, тут творится полномасштабное преступление, и всё меры предосторожности, предпринятые Михаилом и Иваном, включая маскхалаты и оружие – были нелишними.

— Вот это да! – проговорил я вслух.

— Николай убери бинокль – солнце светит с той стороны, можешь бросить блик, — сказал Михаил. Сказал, почему-то, шепотом, наверное, и его удивил масштаб горных работ.

— Людей, однако, не видать! – высказался я.

— Ага, но дизель-генератор работает, видишь сизый дымок над трубой? Может быть, все в штольне? – отозвался уже обычным голосом Михаил.

— Михаил, а кто эти – «все»?- спросил я

— А хрен их знает, но, видать, люди сурьёзные! Побачим маленько и будем дергать отсель, — ответил Михаил, наверно, от волненья перейдя на какой-то просторечный диалект.

— Подушкина предупредить надо, — сказал я, доставая рацию.

— Надо, но не в голос, — сказал Михаил, отобрав у меня рацию. Он молча стал щелкать выключателем рации. Получив в ответ серию щелчков, Михаил вернул мне рацию. Похоже, они с Подушкиным заранее обговорили схему условных сигналов.

— Вот, что, Николай, побудь здесь, понаблюдай, а я поднимусь вон на ту сопку. Установлю там видеорегистратор, оттуда лагерь «старателей» будет виден лучше. Надо помочь компетентным органам задержать и изобличить преступников. Когда услышишь три щелчка вызова рации, спускайся с сопки, встретимся у лиственницы, расколотой надвое молнией, — сказал Михаил и пополз вниз по склону сопки, и, буквально, тут же в своём маскхалате растворился в зелени тайги.

Битых два часа я пролежал неподвижно на вершине сопки, а от Михаила всё не было сигнала. Хотя в лагере «старателей» не наблюдалось никакого движения, мне начало мерещиться, что все окрестные сопки вокруг кратера кишмя кишат «шпионами-диверсантами» в таких же, как у нас с Михаилом маскхалатах, я даже начал замечать перемещение отдельных «травяных кочек». Сердце сжала тревога за Михаила, может быть, ему сейчас где-нибудь крутят руки, а я тут лежу, бездействую! Достал из-за спины снайперскую винтовку Драгунува, дослал в ствол патрон с плутониевым сердечником и, подняв забрало шлема скафандра, припал к окуляру оптики, прикидывая направление и силу ветра — завалю ли я гадов с километра?

От щелчков рации я вздрогнул. Черт, никакой СВД у меня, разумеется, не было, и плутониевых патронов со скафандром — тоже, я просто задремал! «Шпионов-разведчиков», славу богу, тоже не было! Лагерь «старателей» был по-прежнему пуст, но дизель-генератор не работал. Черт, угораздило же меня заснуть в самый неподходящий момент! Ладно, может Михаил кого видел? Сполз с вершины сопки и бросился к оленьей тропе, что ведет от кратера к дому Непряхиных, к месту встречи с Михаилом.

Михаил перехватил меня на полпути к лиственнице и повел к заимке Непряхиных, только не по самой тропе, а вдоль неё – опасался мин-ловушек. Черт возьми, не у одного у меня нервы сдают, но мне, в отличие от Михаила, фигня всякая мнится, хотя бы, во сне!

К заимке Непряхиных подошли, когда уже начало смеркаться. Подушкин встретил нас радостно, но и, вместе с тем, тревожно – по сигналам Михаила он понял – в деле вскрытия кратера замешаны «черные старатели». Вместо объяснений Михаил показал Ивану записи с камер бластера. Иван молча прокрутил записи несколько раз.

— Ну, и что скажете, Иван Павлович? — не выдержал я.

— Надо вызывать силовиков, только вот кого? – в раздумье ответил Подушкин.

— В смысле? – переспросил Михаил.

— МЧС отпадает – это не самопроизвольное вскрытие кратера. Значит, либо из МВД, либо из ФСБ, — ответил Подушкин

— А причем тут ФСБ? — удивлённо спросил Михаил.

Вместо ответа Подушкин выложил на стол какой-то фантик от конфеты и два окурка.

— И что это? — спросил Михаил.

— Я так понимаю, обёртка из-под жвачки и два бычка от японских же сигарет. Видите иероглифы? Нашел сегодня вблизи избы, – ответил Подушкин.

— Вы хотите сказать, что «наши» японцы побывали здесь? — спросил я.

Подушкин пожал плечами:

— Наши или не наши – я не знаю, но, судя по состоянию бычков, японцы были вблизи этой избы, и не долее, чем две недели назад, — уверенно ответил Подушкин.

— А чем, собственно, мог привлечь кратер японцев или «черных старателей»? — спросил я.

— Некоторые считают, что кратер — это нарождающаяся кимберлитовая трубка, — ответил Подушкин.

Вот оно что, теперь всё ясно! В числе этих « некоторых», конечно же, и Элеонора! Понятно, Элеонора втянула нас в очередную битву олигархов за материальные ресурсы. Алмазы – это круто!

— Михаил Николаевич, а вы как считаете? — спросил Подушкин.

— Большинство учёных склоняются к «криогенной теории», то есть, вода в глубине кратера, периодически оттаивая и замерзая, выламывает куски песчаника из горловины и выносит на поверхность кратера,- уклончиво ответил Михаил

— Но вы с этими учёными не согласны? — не унимался Подушкин.

— Отчего же? В общем и целом я с ними согласен. Только вот, «криогенная теория» не объясняет наличие в кратере магнитной аномалии. Эта аномалия, имеющая высокую электропроводность, залегает на глубине примерно сто метров от вершины конуса кратера, имеет цилиндрическую форму радиусом в двадцать метров и уходит на глубину до 600 метров под кратер, — вновь попытался уклониться от ответа Михаил.

— И всё же? — настаивал Подушкин.

— Хорошо. Я тоже считаю, что кратер — это «криовулкан», но не природного, а техногенного происхождения! Я думаю, что под кратером находится инопланетный саркофаг, с повреждённой системой охлаждения. Я сообщу вам факты, исходя из которых, я сделал такой вывод, а вы уж решайте сами:

— На первый взгляд, кратер расположен несуразно. Он стоит на породах древней платформы, которая была тектонически активна три-четыре миллиона лет назад, и сейчас здесь вулканов нет и быть не может. Согласитесь, что если бы кто-то решил бы что-то припрятать на земле, скажем, полтора миллиона лет назад, то лучшего места придумать было бы трудно. Но, как установили ученые по снимкам из космоса, кратер находится на линии разлома земной коры, который образовался, по геологическим меркам, совсем недавно. Казалось бы, этот разлом поясняет возможную причину образования «криовулкана», ну, там, подземные воды и всё такое, но, опять-таки, не объясняет магнитную аномалию внутри кратера. Это во-первых.

— Во-вторых, аналогов Патомскому кратеру на Земле нет, или — уже нет – недавно мы узнали, что нечто подобное могло быть в горах Шотландии, но оно было уничтожено во время второй мировой войны рухнувшим немецким бомбардировщиком, так, что, достоверных сведений нет. Не кажется ли вам странным, что на Земле сотни вулканов, а «криовулкан» — только один!

— В-третьих, возраст у кратера, по космическим меркам, малый, то есть, он начал вскрываться всего-то двести пятьдесят лет назад, но за это время в районе кратера упало, по крайней мере, два метеорита. Почему-то Патомское нагорье как магнитом притягивает к себе метеориты. Смотрите, в 1908 году над Тунгуской на высоте тридцать километров взорвался метеорит, не долетев до кратера всего семьсот километров. В 1996 году томские специалисты из КСЭ обнаружили в окрестностях кратера шарики из магнезита, которые очень часто встречаются в районах падения «небесных гостей». Откуда эти шарики могли взяться, ведь Тунгусский метеорит до кратера не долетел? Напрашивается вывод – тунгусский метеорит был не первым. И не последним. В 2002 «Витимский болид» взрывается над Патомским нагорьем, а ведь река Витим находится совсем недалеко от кратера, каких-то — два лаптя по карте, даже ближе, чем Тунгуска. Само собой приходит в голову, что кто-то или что-то стремится уничтожить кратер или, если хотите, предотвратить его окончательное самопроизвольное вскрытие.

Михаил замолчал, Подушкин тоже молчал, обдумывая услышанное.

— Получается, будь то вулкан «недоделанный» или, как по вашему, «саркофаг», он может рвануть в любой момент, да так, что мало никому не покажется! – наконец подытожил Подушкин.

— Я бы предпочел ошибиться, пусть уж лучше это будет «криовулкан» — «черные старатели» скоро докопаются до горловины кратера, тогда вулкан — просто рванет. Последствия будут, в данном случае, не критическими даже для Сибири, сопоставимыми, я думаю, всего лишь, с последствиями падения Тунгусского метеорита. А вот если они докопаются до «саркофага», тут я предсказать последствия не берусь, — ответил Михаил.

— А «старатели» всё ещё роют, вы их видели? – спросил Подушкин.

— Нет, не видели. И не знаем, роют ли они далее. Но они всё ещё там – дизель-генератор продолжает работать, — ответил Михаил.

— Когда я уходил, то заметил, что дизель-генератор выключился. Кто его отключил, я не видел, — вставил я.

Смолчать я не мог, я даже был готов признаться, что заснул на посту, ведь, все мы, можно сказать, сидим, свесив ножки, на краю жерла вулкана, готового вот-вот рвануть.

— Молодчина, Николай Александрович! Не зря Нора так ценит ваше присутствие в операциях, у вас особый дар замечать детали! — воскликнул Подушкин.

Я поморщился, сомнительный комплимент. Неприятно осознавать себя пешкой в руках «королевы» Элеоноры. Надеюсь, Подушкин не шахматный конь, и поджог торфяников в Тунгусском заповеднике – это не «ход конём» Элеоноры, чтобы заставить нас прибыть к Патомскому кратеру. Стоп, стоп, я становлюсь параноиком, в сложной ситуации начинаю подозревать близких, если не друзей, то, уж точно, старых и проверенных в деле товарищей.

— Так что будем делать, Михаил Николаевич? — спросил Подушкин.

— Что делать, что делать? Дергать отсюда надо, и как можно быстрей! — ответил Михаил.

Ну, вот, я так и знал! У меня с самого начала не лежала душа к этой вылазке, нечего было сюда вообще соваться! Но раз уж добрались сюда, обидно, вот так, почти с пустыми руками, уходить:

— Надо забрать видиорегистратор и собрать образцы пород из отвала, — возразил я.

— Зачем? – спросил Михаил.

— Зачем что? Образцы или видеорегистратор? – переспросил я.

— Ну, ладно, видеорегистратор — это понятно, узнаем раньше силовиков, кто эти – «старатели», а образцы-то зачем? — спросил Михаил.

— А затем, отдадим образцы химикам для анализа, и тогда станет ясно, что же там, в кратере за «криоген» — жидкая синяя глина, вода или какой-нибудь «космический фреон».

— Правильно! – поддержал меня Подушкин. Ещё бы он меня не поддержал, про кимберлитовую синюю глину – это я специально для него ввернул.

— Чертовски опасная затея, но очень заманчивая! Если вы оба – «за», то и я готов рискнуть. Задержимся на сутки, заберем видеорегистратор и наберём сумку камней, — немного помолчав, сказал Михаил. Ага, а этого, наверное, зацепило «космическим фреоном».

На этом Михаил совещание закончил, мы поужинали и легли спать. Ночью нас разбудил резкий сигнал. Оказалось, что Подушкин на заимке зря время не терял, оборудовал охраняемый периметр вокруг избы и разместил инфракрасные видеокамеры на всех четырёх сторонах. Мы сгрудились возле ноутбука. Одна из видеокамер показала присутствие возле дома какого-то зверька. Небольшой, не более полуметра в высоту странного вида зверь сидел на задних лапах в кустах. На экране отчетливо были видны его немигающие крупные глаза, он неотрывно смотрел на избу.

— Это что за урод к нам пожаловал? — процитировал строчку из мультика «Гадкий утёнок» Подушкин.

— И впрямь – гадкий. Но на «духа» медведя из пророчества Василия, вроде, не похож, да и маловат больно, — пошутил Михаил.

— Размер для духа значения не имеет, — возразил Подушкин, поддержав шутку Михаила, — Дух мог вселиться в любого, оказавшегося поблизости зверя.

— Так что же это за зверь? – спросил я.

— Барсук, облезлый, или типа того, — отозвался Подушкин.

— А чего это у этого «барсука» зрачки как у ящерицы? — спросил я.

Михаил коротко хохотнул.

— Вы, чего, Михаил Николаевич? – спросил Подушкин.

— Да, так, анекдот вспомнил, — отозвался Михаил.

— Поделитесь, — попросил Подушкин.

— Да, анекдот немного того, впрочем, ладно, как говорится: «Из песни слов не выкинешь». Звонок: «Алло, это МЧС? У меня на участке какая-то большущая зелёная ящерица. Что делать?» Ответ: «Вы из общества зелёных? Нет? Ну, может быть вы любитель рептилий? Нет? Ну, тогда ё%ните её лопатой».

— А вот лопатами мы как раз и не запаслись, — не то в шутку, не то всерьёз ответил Подушкин.

— Ничего, завтра одолжим у «черных старателей» — у них лопаты, уж точно, должны быть, — успокоил Михаил.

— А сегодня этот «барсук странноглазый» будет крутиться тут, и сигнализация нам заснуть не даст, — сказал Михаил.

— Надо его шугануть, — сказал Михаил.

Михаил пошел в угол, взял бластер и пальнул из окошка по кустам. Раздался пронзительный визг, и зверёк мгновенно исчез с экрана.

Михаил стоял и недоуменно разглядывал бластер:

— Странно, я по ошибке переключил бластер на ультрафиолет, а зверек отреагировал, как будто его действительно поджарили СВЧ.

— Может, попал по глазам? – спросил я.

— Может быть, может быть,- задумчиво ответил Михаил.

— Ладно, бог с ним, с «духом», давайте ложитесь спать, а я покараулю, — сказал Подушкин.

Я лег на лавку, подложив свернутый маскхалат под голову, и сразу же уснул, но, как мне показалось, Подушкин тут же объявил побудку, мол, пора вставать, светает – «время собирать камни». Черт, третью неделю недосыпаю! Ещё одна такая ночь, и дело может кончиться побиением кое-кого собранными камнями. Нет, славу богу, сегодняшняя ночь была последняя, сходим к кратеру, соберём образцы и на вертолёте вернёмся в цивилизацию.

Через четыре часа мы с Михаилом добрались до сопки с видеорегистратором. Просмотрели запись. Собственно, записи не было. Нет, запись была, а вот смотреть на ней было нечего – посёлок «черных старателей» был по-прежнему пуст, а дизель-генератор не работал.

— Николай, похоже «старатели» покинули лагерь. Что будем делать? – спросил Михаил.

— Но дизель-генератор ещё вчера работал, а потом его выключили, – возразил я.

— «Старателей» могли спугнуть, и они могли бросить работающий дизель, а потом топливо у него кончилось, вот он и отключился. Людей же ты не видел?! — ответил Михаил.

— Что их могло спугнуть? — спросил я.

— Ну, я почем знаю? Может, наше появление в посёлке, и у них там соглядатай. А может, то, что они откопали! – сказал Михаил.

— Я думаю – надо собрать образцы и уходить отсюда, — сказал я.

— А может, всё же, заглянем в штольню, одним глазком?– спросил Михаил. Он смотрел на меня так просяще, что я не мог ему отказать.

10. Штольня (Маклай)

— Вот, что, Николай. Я предлагаю спуститься с сопки к вывалу и краем леса зайти к стоянке «старателей» с тыла, в районе склада с горючим – там бочки с соляркой, даже если нас засекут, то стрелять не станут, наверное. Я иду впереди, фиксирую всё камерами бластера, ты идешь чуть сзади и сбоку. Если нас заметят, будем отступать в тайгу перебежками, по очереди прикрывая друг друга, — предложил я, достал дополнительные обоймы к «Форт-17» и примотал их изолентой к бластеру.

Николай кивнул в знак согласия и рассовал запасные обоймы к карабину «Сайга» по набедренным карманам камуфляжных штанов.

Через полчаса, никого не потревожив, мы спустились с сопки к подножию вывала породы и двинулись в сторону лагеря. Двигались медленно, прикрываясь подлеском и кустарником. Николай щелчком рации привлёк моё внимание. Я замер, осматривая окрестности. Ничего подозрительного не заметив, я оглянулся на Николая. Он сидел на корточках возле самого вывала и вертел в руках, разглядывая, какие-то камни. Я подошел к нему.

Николай поднялся и молча протянул камни мне. Я глянул на камни, и сердце у меня защемило. Поистине, пессимисты – это люди, которые огорчаются, когда их худшие прогнозы не сбываются! Камни песчаника были с темно-лиловым налетом, я даже бы сказал фиолетовым. Я потер камень большим пальцем – налет стал сползать.

— Что ж, может быть, это и к лучшему. Похоже, Элеонора с Подушкиным правы: этот налет — синяя глина, а кратер – нарождающаяся кимберлитовая трубка, — сказал я, не сумев скрыть нотки горечи и разочарования в голосе, — Есть такая теория «Гигантских молний». Согласно этой теории падающие болиды, летящие на космических скоростях, создают огромную разность потенциалов между болидом и землёй, рождают гигантские молнии, да такие, что те прошивают насквозь мантию земли, в результате чего и образуются кимберлитовые трубки.

— Так что, «старатели» рыли алмазы? – спросил Николай.

— Не думаю, алмазы добывают карьерными экскаваторами и многотонными «БЕЛАЗами». По-моему, «старатели» производили разведку, нашли синюю глину и покинули стоянку, — ответил я.

— А смысл разведки, в России, вроде как, государственная монополия на добычу алмазов? – спросил Николай.

— Это пока так, но если олигархи захотят, то купят соответствующее лобби в сенате и проведут какие надо законы, — ответил я.

— А причем тут японцы, если в деле замешаны отечественные олигархи? — спросил Николай.

— Олигархи еще более «интернационалисты», чем пролетарии — им плевать на расы и религии, лишь бы прибыль сейчас капала, а после них — хоть потоп, — ответил я.

— Михаил, я не хотел спрашивать при Подушкине, но не мог бы ты ответить на вопрос, что ты ожидал, нет, не так, предполагал, что должно было быть в «саркофаге»? Только не обижайся! — промямлил Николай.

— Какие обиды? Охотно отвечу. У меня было три великолепных гипотезы насчет кратера. Две гипотезы – плохие, а третья – очень плохая! Понимаешь, астрономы, исследуя эрозию почвы Марса, установили, что полтора миллиона лет тому назад на поверхности Марса была вода, а спустя триста тысяч лет её не стало. И ещё, микробиологи, исследуя геном человека, пришли к выводу, что популяция «человеков» миллион двести тысяч лет тому назад находилась за гранью вымирания, но каким-то чудом выжила. Вот, согласно первой моей гипотезе, в «саркофаге» могли находиться сами «марсиане». А по второй — «Homo erectus – Человек прямоходящий», сохраненные и возрожденные после кризиса «марсианами», — ответил я.

— А почему гипотезы «плохие»? – спросил Николай.

— Вирусы и бактерии! Представь, разморозят вот такого доисторического «эректуса», а он, не дай бог, простужен, возьми да и чихни. Для него это всего навсего — лёгкое ОРЗ, а для нас, «сапиенсов», его вирус гриппа – похлеще «испанки» или «птичьего» гриппа! У нас уже нет иммунитета к тем штаммам гриппа, которые были миллион лет тому назад. Тоже и с марсианами, если не хуже.

— А третья гипотеза? – спросил Николай.

— Потом как-нибудь, сейчас не до гипотез – время поджимает. Нам надо осмотреть штольню и до темноты вернуться к Подушкину, — отозвался я.

— Надо собрать образцы для Подушкина, — сказал Николай.

— Валяй, — вяло согласился я. Николай достал сумку и начал выбирать образцы. Сам же я остался безучастным – не каждый день рушатся собственные «гениальные» прозрения и гипотезы.

— Надо сообщить Подушкину, порадовать, — сказал Николай, закончив собирать образцы.

— Успеется ещё, не будем торописьками, — отмахнулся я.

— Михаил, ты хотел сказать — «торопыжками»? – уточнил Николай.

Я непроизвольно хрюкнул, развеселившись. Этот «немец», этот английский джентльмен, проживающий большей частью в Москве, давно уже обрусел, говорит без малейшего акцента и, я уверен, думает и то на русском языке, но иногда спросит такое, то хоть плачь, хоть падай, например: «Слова «фигня» и «херня» — синонимы, или есть нюансы?». Конечно, есть, всё зависит от обстоятельств, места, времени и даже душевного равновесия, так сразу и не объяснишь — это ж не просто слова, а ощущения состояния русской души на данный конкретный момент!

— Разумеется. Однако солнце уже в зените, нам надо двигать дальше. Я уверен, лагерь «старателей» пуст, но расслабляться не будем – порядок движения прежний.

— А чего таиться и медлить, чего терять время? – спросил Николай. Понятное дело, Николай понимает – если рванет вскрытый «криовулкан» грязной водяной жижей или синей глиной — для нас никакой разницы не будет.

— А дух убитого медведя? Пророчество Василия пока никто не отменял! — сказал я с совершенно серьезным лицом — «переспрос» Николая меня развеселил и привел в нормальное шутливое расположение духа.

Николай как-то странно на меня посмотрел, но спорить не стал, закинул сумку за спину и взял карабин наизготовку. Вот и ладненько, пусть думает, что хочет, лишь бы был начеку.

Ещё через полчаса мы подобрались к складу бочек с горючим. В лагере «старателей» стояла звенящая тишина, был слышен только шелест обрывков бумаги, которые лениво по земле крутил ветер. Оставив Николая на стрёме, я крадучись пошел к вагончику-теплушке. Первое что я увидел, подойдя к вагончику, это оторванная дверь, валяющаяся на земле, и странные серо-буро-малиновые кучи, похожие на дерьмо. Что, эти мерзавцы срали где придётся, не могли что ли организовать определённое отхожее место? Осторожно, чтобы не вляпаться, обошел кучи и заглянул в дверной проём вагончика. Заглянул, да и остался стоять. В вагончике был полный разгром. Нет, не такой бардак, когда люди в спешке покидают помещение или что-то ищут, как при обыске, а именно разгром. Двухъярусные деревянные нары вдоль стен выломаны, матрасы вспороты, подушки выпотрошены, мебель изломана, всевозможная радиоаппаратура разбита вдребезги, пол покрыт толстым слоем ваты из матрасов, присыпанной сверху перьями из подушек. Ковырнул дулом бластера вату, расчищая проход – взору открылся пол, залитый запекшейся кровью со следами волочения. Пол густо усеян разнокалиберными гильзами от патронов.

— Михаил, ты чего, подошёл к теплушке и четверть часа стоишь столбом? — спросил Николай. Я не слышал, как он подошёл, поэтому от неожиданности я вздрогнул всем телом.

Что за дела? Его оставили наблюдать за лагерем, а он без команды приперся к вагончику! Я повернулся к Николаю, чтобы высказать ему свое «фе», но, увидев его растерянное лицо, коротко сказал:

— Сам взгляни.

Я вошел в вагончик, разгребая ботинками обломки мебели и вату. Нашел обрез охотничьего ружья и пустой патронташ. Потом нашел калаш, поднял и отстегнул рожок – магазин был пуст. Заметил валяющиеся на полу изломанные толовые шашки.

— Что здесь произошло? — наконец вымолвил онемевший Николай.

— Хотел бы я и сам это знать! Эх, жаль, нет с нами сейчас Подушкина – он сыщик, он бы враз разобрался. Хотя и без Подушкина всё ясно! «Старатели» отстреливались до последнего патрона, а потом их убили и тела выволокли из вагончика. Потом, судя по запёкшейся крови, на следующий день, в вагончик забрался какой-то зверь, типа росомахи, и устроил весь этот кавардак – вон посмотри, валяется сплющенная и прокушенная зубами обсосанная консервная банка, — сказал я, — А ты что думаешь?

— Пожалуй, я с тобой согласен, — сказал, немного помолчав, Николай, — Но меня смущают некоторые твои слова, например: «отстреливались».

О, господи, опять цепляется к словам! Что опять не так?

— Чем смущает? — спросил я.

— Слово «отстреливались» предполагает, что в них тоже стреляли, но ни одного пулевого отверстия в стенах теплушки я не вижу.

— Верно, черт возьми, – это я упустил из виду! А что ещё? – воскликнул я.

— Ты сказал — их «убили», скорей уж их зарезали, смотри, сколько кровищи на полу, — ответил Николай.

— Точно! Ты думаешь, перед смертью их пытали, хотели что-то выведать, медленно выпуская им кровь? — спросил я.

— Или загрызли, — вместо ответа задумчиво добавил Николай.

— Час от часу не легче! Что ты этим хочешь сказать?– воскликнул я.

— Медведь, — коротко ответил Николай.

— Николай, медведи никогда не охотятся на вооруженных людей, тем более, летом. Ну, или почти никогда. Что ты усмехаешься? Ты намекаешь на нашего медведя на Тунгуске? То был исключительный случай. Тому медведю действительно нечего было есть, а тут для медведя жратвы – навалом. К тому же, судя по стреляным гильзам, в нападавших «старатели» выпустили рожок патронов из калаша и целый патронташ из обреза – ни один медведь не смог бы после этого выжить, — сказал я.

— Тунгнак, Василий же говорил, что он придет и всех убьет, — сказал Николай. Он даже побелел лицом, произнеся это. На меня он не смотрел, стоял, уставившись куда-то в угол вагончика.

Господи, сколько раз зарекался шутить! Зря я напугал Николая духом убитого медведя. Дошутился, теперь у Николая мозги набекрень! Ладно, сам шутил, самому и расхлёбывать.

— Николай, — начал я ласково,- У охотника Василия попутались в голове эскимосские и якутские легенды. У якутов Тунгнаков в фольклоре нет, по-моему, у них злые духи или оборотни, превращающиеся в медведей, называются Менквы. Нет, я путаю, это у манси, а Тунгнаки – это у эскимосов. Так вот, насколько я помню, по книгам Георгия Ушакова «Остров метелей» и Павла Алина «Полярная стража», Тунгнак сын бессмертного духа, если мне не изменяет память, Туунбака и белой медведицы. Тунгнаки – это белые медведи с человеческими глазами, они, как и их папаша, тоже бессмертны, и пуля их не берёт, хоть из пулемёта стреляй. Но заметь, Тунгнак — сын белой медведицы, а не бурой, так что Тунгнаков тут нет и быть не может! — закончил увещевания я. А что, по-моему, достаточно убедительно? Я молодец!

Вместо ответа Николай пошел в угол вагончика и носком ботинка подтолкнул ко мне какой-то предмет.

— Твою мать! – больше ничего я выговорить не смог, я рассмотрел предмет. Это был ботинок с куском человеческой ноги с обглоданной плотью и торчащим из ботинка обломком кости. Понятно, почему побледнел Николай, у меня самого случились рвотные позывы.

— Что ты теперь скажешь? — спросил Николай.

Что тут скажешь.

— Николай, я не знаю, как и кем были убиты «старатели», это пусть уж следователи выясняют. Ясно только, что, по крайней мере, один труп был брошен в вагончике. Насчет медведя, обычного медведя, — это ты прав. Медведь, забредший в вагончик, устроил весь этот погром, а потом, обожравшись человечины, навалял те кучи дерьма возле двери. Потом он утащил труп в тайгу. Нам он не опасен, у него сейчас столько мяса, что в ближайшее время он сюда не вернётся, во всяком случае – не вернётся до темноты.

— Что будем делать, — спросил Николай.

— Вот, что, свяжись по рации с Подушкиным и введи его в курс дел. Пусть он вызывает вертолет, грузится и забирает нас отсюда. Как раз до темноты успеет. Я пока пойду, осмотрю в каком состоянии бульдозер и дизель-генератор. Потом у нас ещё будет время – обследуем штольню. И на этом всё, таков план окончания сегодняшнего дня и всей экспедиции в целом, — сказал я.

— Хорошо, — согласился Николай.

Николай связался с Подушкиным, а я пошел к бульдозеру. Состояние бульдозера повергло меня в ещё больший шок, чем вагончик. Все стекла были разбиты, приборная доска вырвана, провода оборваны. Кожа с кресла была содрана, а поролон сиденья изодран в клочья. Кто это мог сделать? Такой бессмысленный вандализм могли совершить только люди, например, подростки, но откуда тут взяться стае тинэйджеров. Представить, что медведь погнул глушитель бульдозера, я мог, но вот чтобы он сумел открутить крышку топливного бака и засунуть туда палку – нет. Я был в растерянности, если такое сделал медведь, то это Черт, а не медведь! Может прав Николай – это, и впрямь, Тунгнак?

Стряхнув оцепенение, я подошел к дизель-генератору. В отличие от бульдозера генератор был в идеальном состоянии. Правда, смущало то, как он был установлен. Генератор стоял на двух подсунутых под его днище брёвнах, а сами брёвна лежали на расстеленной по земле сетке-рабице. Зачем тут сетка вообще? Если это заземление, тогда почему к ней от корпуса не идет провод? Наоборот, корпус был «заземлен», я так понял, на одну из фаз. Вот оно что, тогда всё понятно – это защита от «дурного» зверя. Если, к примеру, человек в резиновых сапогах ступит на металлическую сетку и коснется корпуса, то ему ничего не будет. А если медведь ступит своими босыми лапами на сетку и коснется корпуса, то его тряхнет – мама не горюй! Значит этот медведь не такой уж и Тунгнак, с электричеством-то он не справился.

Так, если я правильно рассуждаю, то генератор отключился сам, потому, что топливо кончилось. Я обошел дизель-генратор и постучал по бочке, установленной на специальном постаменте. Бочка была пуста – вот и славненько! Ко мне вернулось хорошее настроение, я снова могу рассуждать здраво и выстраивать причинно-следственные связи.

Подошел Николай, я поведал ему о своём маленьком открытии. Николай даже повеселел.

— Ну, что, Николай, махнем в штрек? – спросил я.

— А что, в шахте есть ещё и штрек, ведь штрек – это горизонтальная выработка, не имеющая выхода на поверхность? – спросил Николай.

Черт, опять Николай прицепился к слову, лингвист, его так!

— Ну, в штольню, — поправился я.

— Если ты говоришь, что генератор исправен, давай его заведём. Включим свет, не лазить же по штольне с фонариками, — предложил Николай.

— Разумное предложение, тогда пошли, прикатим бочку с горючим, — согласился я.

11. Штольня (Фандорин)

Я всегда считал себя человеком здравомыслящим, свободным от мистицизма и суеверий, но здесь, вблизи кратера, произошли события неподдающиеся рациональному объяснению.

Начать хотя бы с «черных старателей». Ясно, что они отчаянно защищались, отбивались от кого-то и, расстреляв весь свой боезапас, погибли – пол в теплушке залит кровью. Ясно также, что в них самих никто не стрелял — ни одного пулевого отверстия в избушке нет, как нет и стреляных гильз вокруг неё. Получается, что они стреляли не в людей. Хорошо, если они стреляли не в людей, а в зверей или зверя, тогда почему ни в кого не попали – нет ни трупов, ни крови.

Теперь о зверях, никаких сколько-нибудь значительных следов вокруг теплушки нет. А ведь звери, или зверь, должны были быть довольно крупными, чтобы откусить голень ноги человеку, тем более, выволочь труп человека из теплушки. Кроме того, для того чтобы устроить такой погром в теплушке, нужна недюжинная сила, сила медведя, например. Однако — странного медведя, который может разрушать и оставлять кучи дерьма, но не оставлять следов.

Ещё одна странность, обилие следов крупных птичьих четырехпалых лап, даже внутри теплушки, которые очень хорошо заметны на запёкшейся крови. Допустим, вокруг городов воронья достаточно и они не упустили бы случая поживиться мертвечиной, но откуда вороны в тайге.

При рациональном объяснении – слишком много неувязок. Зато всё хорошо объясняется, если вспомнить рассказ охотника Василия: не умиротворенный дух убитого медведя превращается в Тунгнака, который летает над тайгой в виде вороньей стаи, а убивает, перекинувшись в медведя.

Но такое мистическое объяснение не принимает здравый смысл! Заверения Михаила о том, что Тунгнаки — это «песнь не из той оперы», а бурых Тунгнаков быть не может в принципе — мало утешает. Но, вот, в чём я с Михаилом согласен – так то, что до темноты отсюда надо убраться, и вдвойне согласен, что лучше на вертолёте. Я впервые осознал, что такое «суеверный страх» — это страх остаться в ночи наедине с пугающей неизвестностью.

Связавшись с Подушкиным, я вкратце ввёл его курс наших дел, и, получив заверения, что он с вертолётчиками успеет нас забрать до темноты, я пошел к Михаилу. По дороге осмотрел бульдозер. Состояние бульдозера навело на мысль, что такое надругательство над бульдозером могло сотворить только разумное существо, человек — ни безмозглый дух, ни «трижды разумный» медведь такое сделать бы не смогли. Отсюда сам собой напрашивался вывод, что вся эта жуткая картинка в теплушке и прочее, это всё – мистификация. Жуткая, зловещая, жестокая, но мистификация. Тогда получается, что Василий в сговоре с мистификаторами – уж больно гладко его слова легли на открывшуюся картину. Я вспомнил, как он запугивал нас, как старался отговорить от посещения кратера. Но мистификаторы перестарались, не надо было так усердствовать над бульдозером.

Сначала я хотел сразу поделиться догадками с Михаилом, но потом передумал, пусть помучается, не надо было надо мной подшучивать.

Михаил встретил меня обнадёживающим открытием – дизель-генератор цел. Я обрадовался, даже если Подушкин с вертолётчиками задержится, будем со светом, не придется разводить костры для обозначения посадочной площадки.

Под предлогом осмотра штольни при электрическом освещении, я предложил завести дизель-генератор. Михаил согласился, мы прикатили бочку с топливом и легко запустили дизель. Михаил сходил в теплушку и принес каски и респираторы, пояснил, мол, техникой безопасности пренебрегать нельзя.

Перед входом в штольню я остановил Михаила и предупредил, мол, будь осторожен – медведь мог устроить в штольне «бивуак», залечь в ней на днёвку. Михаил благодарно кивнул за предупреждение, мол, спасибо друг. Мне стало за себя стыдно, и я хотел признаться, что это была шутка, но Михаил уже включил рубильник и заглянул в штольню.

— Не бойся, Николай. Медведя в шахте нет, — сказал Михаил, входя в штольню. Я последовал за ним. Лампы на потолке штольни мерцали, но было достаточно светло. Буквально в десяти метрах от входа на путях стояла пузатая вагонетка, груженая бочками.

— Видишь, щель между вагонеткой и стенкой штольни слишком узкая, человек может протиснуться, а медведь — никак. Пойдем, посмотрим, что за бочки в вагонетке.

Мы подошли к вагонетке. Вагонеток на путях было три и в каждой по три бочки. Михаил постучал по бочкам, судя по звуку, бочки были не пустые.

— Солярка, — сказал Михаил, обнюхав бочки.

— Зачем в штольне солярка? — спросил я.

— А хрен его знает! — ответил Михаил. Исчерпывающий ответ! Впрочем – поделом, нефиг лезть с идиотскими вопросами!

Михаил заглянул в щель между стенкой штольни и вагонеткой, спросил: — Как ты думаешь, далеко «старатели» прокопали туннель?

— Они успели прокопать восемьдесят метров – в теплушке на доске мелом отмечено, старатели записывали пройденные метры, — ответил я.

— Странно, там, в туннеле в метрах двадцати за вагонетками стоит проходческий комбайн. Почему комбайн стоит посередине прокопанного туннеля? Если его хотели вытащить, тогда зачем на пути загнали вагонетки с бочками? – задумчиво спросил Михаил.

Хотел ответить «исчерпывающим ответом», но вовремя спохватился и промолчал – Михаил меня не спрашивает, он просто рассуждает вслух.

— Значит, до горловины они не докопали метров двадцать. Почему? – спросил Михаил и стал протискиваться вдоль вагонеток.

Хотелось ответить: «По кочану!», но слушать уже было некому – Михаил ушел вперед. Я стал протискиваться вслед за Михаилом. А вот и ответ – сразу за вагонетками стены туннеля покрывал синеватый налёт — синяя глина проступает, — понял я!

Михаил меня не ждал, он пошел вперёд по туннелю к проходческому комбайну. Я пошел вслед за Михаилом. Интересная штука – этот комбайн! Тележка на рельсах с электромоторами и седушкой для оператора, куча рычажков управления, транспортер для вынутой породы и двухметровая круглая фреза Круглая фреза была не совсем круглой, у неё был срезан кусок окружности, так что между туннелем и фрезой была щель. В эту щель и пролез Михаил.

— Твою мать! – услышал я голос Михаила из-за проходческого щита. Эта фраза у Михаила означает крайнее удивление, возмущение или восхищение. Что на этот раз? Я бросился в щель между фрезой и стенкой туннеля к Михаилу.

Противоположный конец туннеля был погружен во мрак, лампы не горели. Михаил стоял на путях и разглядывал плафон последней горящей лампы. У его ног что-то поблёскивало. Я наклонился и рассмотрел – это бликовала россыпь свежестреляных гильз от автомата Калашникова. Я подобрал несколько гильз, хотел показать их Михаилу, но он меня перебил:

— Николай, надень респиратор, — глухо сказал Михаил, сам он уже был в наморднике. Я непроизвольно принюхался, воздух в туннеле был затхлый, но ничего подозрительного я не уловил.

— Надень респиратор, — уже настойчивей повторил Михаил.

От его тона мне стало не по себе, я выбросил гильзы и стал лихорадочно прилаживать респиратор, путаясь в лямках.

— Посмотри, — сказал Михаил, указав взглядом на плафон лампочки на потолке штольни.

Я посмотрел. Плафон, как плафон. Я вновь перевел взгляд на Михаила. Михаил, в ответ на мой удивлённый взгляд, включил фонарик на бластере и подсветил им потолок возле лампы. Я охнул, это был не натек синей глины, как я вначале подумал, это была гроздь каких-то полупрозрачных фиолетовых «грибов», формой напоминающих «лисички». Я протянул руку, хотел потрогать пальцем, но тут же отдёрнул руку – раструбы грибов сами потянулись к моим пальцам. Воистину: «Твою мать»!

— Что это за хрень? – не удержался я от вопроса. Вопрос был риторическим, но Михаил, всё же, ответил.

— Не знаю, но эта «хрень» многое проясняет.

Я достал свой фонарик и посветил в конец туннеля. Туннель был пуст. Ничего опасного или странного в туннеле не наблюдалось, разве что синеватые потёки на стыках тюбингов в конце туннеля были гуще.

— Что проясняет? Не хочешь же ты сказать, что «старатели» вот тут отстреливались от фиолетовых грибов-людоедов, — я пнул носком ботинка стреляные гильзы.

Михаил коротко хохотнул, наверно, представив битву людей с грибами.

— Нет, я подумал о микозе, — сказал Михаил.

— О чем? – удивился я.

— Ну, микоз, поражение центральной нервной системы и мозга спорами грибов. Я думаю, у «старателей» от микоза «сорвало крыши» и они сами перестреляли друг друга. И нам отсюда надо сваливать, потому что, сдаётся мне, грибочки эти не «наши» земные, а там, всё же, саркофаг, — сказал Михаил и подсветил торец туннеля своим бластером.

— А я уже заверил Подушкина, что мы нашли следы синей глины. Он, наверное, уже оповестил Элеонору, — с сожалением высказался я.

— Хрен с ним, с Подушкиным и его алмазами, ты лучше послушай. Помнишь, я рассказывал о третьей гипотезе саркофага? – начал Михаил, но я его прервал:

— Подожди, посмотри на экран бластера. По-моему, бластер сигнализирует о присутствии «жемчуга», причем в больших количествах.

— Черт, откуда тут «жемчуг»? — удивился Михаил, глянув на экран бластера.

— Не знаю откуда, но именно на поиск «жемчуга» «заточена» микропрограмма твоего бластера.

Михаил поводил раструбом дула бластера из стороны в сторону.

— Верно, бластер говорит о присутствии «жемчуга» в торцевой стенке туннеля. Пошли, посмотрим? – сказал Михаил.

— А как же «грибочки», их там гораздо больше? И, ты заметил, они, вроде как живые, шевелятся? – спросил я.

— Заметил. И ещё я заметил, что им сильно не нравится ультрафиолет. Я бы посоветовал им не сильно шевелиться, а то я ознакомлю их с СВЧ излучением, — сказал Михаил громко. Мне показалось, что сказал он это не столько для меня, сколько для «грибов». По-моему, у Михаила у самого начала «съезжать крыша». Я подсветил потолок фонариком, трубочки «грибов» как бы сжались и втянулись. Похоже, не у одного Михаила не всё в порядке с головой, мне самому уже мерещится чёрт знает что!

Пока я рассматривал «грибы» и анализировал увиденное, Михаил уже пошел в конец туннеля. Черт, надо спасать друга, надо уговорить его покинуть штольню, пока не поздно! Я бросился вслед за Михаилом.

Я догнал Михаила уже в конце туннеля. Он подошел к торцу и рассматривал его, подсвечивая фонариком бластера. Торец представлял собой ровный двухметровый срез песчаника, с концентрическими бороздами, оставленными зубьями фрезы. Но не срез и не нервный писк бластера завладел моим вниманием – перед торцом на последней шпале рельс я увидел раздавленную кучу «медвежьего» дерьма. В куче отчетливо отпечатался след вороньей лапы. Господи, либо в штольне и впрямь побывал Тунгнак, либо я, вслед за «старателями», начинаю тихонечко сходить с ума!

— Странно, песчаник без сколов и трещин, никакого «жемчуга» в стенке не наблюдается, а бластер зашкаливает, экран бластера просто рябит от обилия перемещающихся точек, — сказал Михаил.

Я с трудом оторвал взгляд от кучи и тут же заметил – торец туннеля как бы стал «протекать». На его поверхности стали появляться черные бусины, которые тут же падали на дно туннеля. Я хотел обратить на это внимание Михаила, но он и сам уже заметил. Я подставил руку и поймал одну из бусин. Бусина заиграла переливами цветов.

— Это действительно «живой жемчуг»! – сказал я, передавая жемчужину Михаилу.

Пока мы любовались игрой света «жемчужины», у наших ног в ямке скопилась целая «лужа» жемчужин. Михаил склонился над ней и черпнул пригоршню. Жемчужины, казалось, только это и ждали – начали интенсивно перемигиваться. Неожиданно, «жемчужины» на ладони Михаила пришли в движение, сгруппировались в кубик, а спустя пару секунд перестроились в пирамидку.

— Николай, по-моему, «жемчужины» с помощью геометрических фигур, пытаются наладить с нами общение, ведь математика – это универсальный язык вселенной.

— Ты лучше посмотри вон туда, — я указал Михаилу на ямку с «жемчужинами».

Жемчужины из ямки подкатывались к торцевой стенке туннеля и выстраивались рядами одна над другой. Мы непроизвольно попятились. Через пару минут торец туннеля был полностью покрыт «жемчугом».

По чёрной поверхности «жемчужин» пробежала цветная рябь, потом жемчужины разом засветились и мы увидели своё отражение, как в зеркале. Это было не совсем зеркальные отражения, хотя наши «отражения» и повторяли все движения за нами, но в руках Михаила был не бластер, а автомат Калашникова.

Я уже, казалось, потерял способность, чему бы то ни было удивляться или бояться, но тут мне стало страшно – наши изображения в «жемчужном зеркале» обрели самостоятельность. Они стали пятиться вглубь туннеля и стрелять из автоматов в неведомого врага. Изображение сменилось. Из зарослей гигантских фиолетовых «грибов» вышло чудище — двухметровый чашуйчато-волосатый буро-коричневый монстр. Огромные немигающие глаза со зрачками как у рептилии, кожистые обвислые уши, круглая голова с широкой пастью и с острыми зубами, как у пираньи. Четырёхпалые лапы с когтями, как у хищной птицы, сжимали заострённый кол и увесистый булыжник.

— Николай, уходим! Это интерполяция, своего рода мультики с предупреждением об угрозе, — Михаил тянул меня за рукав из туннеля.

Ага, «интертрепация», мультики, но только для взрослых, – я вспомнил откушенную человеческую ногу в теплушке, такой монстр мог это сделать своей челюстью запросто. Я снял карабин с предохранителя и, не отводя взгляда с «жемчужного экрана», попятился, увлекаемый Михаилом.

Вдруг изображение на экране исказилось, экран вздулся пузырем, лопнул и рассыпался отдельными «жемчужинами». В том месте, где только что был экран, прямо на куче дерьма стоял монстр, только он был в высоту не более полуметра.

— Вот так монстр, а на экране он выглядел гораздо страшнее! Михаил, это же тот самый «облезлый барсук», которого мы видели прошлой ночью вблизи избы Непряхиных, — глупо захихикав, сказал я.

— Николай, я всё понял! Это не барсук, это Магваи, что на староманджурском означает — «Злой дух», — сказал Михаил, полоснув его ультрафиолетовым лучом из бластера.

Дух заверещал и дернулся в нашу сторону. У меня сдали нервы, и я нажал на курок карабина. Дальше произошло непонятное – дух исчез там и в одно мгновение оказался передо мной. Мой карабин ещё плевал свинцом, когда дух нарвался на пулю. Выстрелами его отбросило метра на полтора от меня. Дух с пробитой грудью лежал на земле, дёргался, верещал и вместе с тем таял! Через минуту от духа осталась только небольшая кучка дерьма.

— В каком смысле «Злой дух»? Возникает из дерьма и в дерьмо превращается, потому и воняет плохо, что ли? Тогда уж, это не злой дух, а «дерьмодемон», — сказал я, указав дулом карабина на кучку оставшуюся от духа.

— Нет, я полагаю, что его дерьмо нам недоступно для визуального наблюдения, это содержимое его желудка, всё то, что ещё не переработано и не может перейти в четвертое измерение вслед за духом, — ответил Михаил.

В голову пришла глупая мысль, что, может быть, вот, прямо сейчас, я стою в куче невидимого дерьма духа, я даже непроизвольно осмотрел свои ботинки. И тут меня как прострелило:

— Постой, постой, ты намекаешь, что это был Гремлин? — спросил я.

— Не намекаю – это действительно Гремлин или Прыгун, если тебе так больше нравится, — уверенно подтвердил Михаил.

— Вот, значит, от кого отбивались «старатели». Тогда, их тут десятки, если не сотни, вспомни, сколько куч «желудков» осталось возле теплушки! Надо уходить отсюда! – воскликнул я.

— Далеко мы не уйдем — уже вечереет, наступает их время охоты. На открытом пространстве нам придет кирдык, надо занять оборону здесь, за проходческим щитом. Будем сдерживать их ультрафиолетовым прожектором. Покинем штольню, только когда прилетит вертолёт, — сказал Михаил.

Мы пролезли за фрезу, Михаил устроился возле щели и на каждый шорох открывал «огонь» из бластера. В ответ на «выстрелы» Михаила, мы слышали злобное верещание.

— Черт, до прилёта вертолёта мы здесь не продержимся – основную батарею мы посадили ещё на Тунгуске, а запасная — долго не протянет, — сообщил Михаил.

— Дай мне пистолет, — я протянул Михаилу свою «Сайгу».

— Вот, что, я, кажется, понял, зачем «старатели» загнали в штольню вагонетки с бочками – они хотели подорвать штольню, но не успели. Дуй в вагончик, собери толовые шашки, они там валяются по всему полу, и найди бикфордов шнур. Только поторопись, пожалуйста, — сказал Михаил.

Я вынул запасные обоймы и сложил их вместе с карабином рядом с Михаилом. Подхватив брошенный Михаилом мне пистолет, я помчался вон из штольни. Забежав в теплушку, я стал собирать шашки. Целых шашек было мало, в основном попадались какие-то изжеванные огрызки. Эти огрызки постоянно выпадали из рук. Тогда я снял каску и стал собирать огрызки в неё. Набрав полную каску, я устал лихорадочно метаться в поисках бикфордова шнура. Шнур как назло не находился. Может, его тут и вовсе нет – Прыгуны не только сжевали динамит, они, наверно, и шнур сожрали. А время уходит! Ладно, обойдёмся и без шнура — Михаил умный, он что-нибудь придумает.

Когда я подбежал к Михаилу, он уже отложил свой бластер и стрелял из карабина.

— Шнура я не нашел, — крикнул я.

— Плохо дело, но не смертельно. Засунь динамит в вагонетку и открути у одной из бочек пробку, — сказал Михаил между очередями выстрелов.

Я бросился выполнять его указание. Только вот пробка у бочки никак не хотела скручиваться, нужен был какой-то инструмент.

— Поторопись! — крикнул Михаил.

Я понял, сейчас Прыгуны прорвутся, а искать инструмент, просто, нет времени. Я плотнее ухватил пробку и, сдирая кожу рук, всё же свинтил ее. Солярка, обжигая мне подранные руки, полилась на землю.

— Готово! — крикнул я Михаилу.

— Уходи, я следом! — услышал я в ответ между очередями.

Отбежав от штольни метров на двадцать, я обернулся, Михаил бежал за мной, а за его спиной убегала в штольню горящая змейка солярки. И ещё успел заметить, что Михаил бежит без карабина, но с бластером.

Взрывной волной меня сбило с ног и протащило по земле, Я вскочил на ноги и стал выглядывать в туче пыли поднятой взрывом Михаила. Наконец, я его высмотрел, его взрывной волной забросило даже дальше, чем меня.

Я подбежал к Михаилу, он был жив, только кривился и корчился, и, как мне показалось, смеялся.

— Михаил, ты чего, ты ранен? — склонился я над Михаилом.

— Нет, вроде цел. Уделали этих тварей, нашли с кем связываться — с людьми, и никакие лишние измерения им не помогли! — сказал Михаил, усевшись на землю.

Я глянул на штольню, штольни не было — она схлопнулась.

— А где карабин? – спросил я.

— От него теперь никакого толку – патроны кончились, — ответил Михаил.

— А какой толк от бластера с разряженными батареями? — спросил я.

— Да ты чё, там же бесценные кадры видеозаписи! – Михаил посмотрел на меня как на ненормального.

— Ладно, вставай, — я помог Михаилу подняться, — Куда пойдем?

— Идем, залезем на генератор, вдруг кто-то из Прыгунов успел выскочить из штольни. А там мы будем, всё-таки, в некоторой безопасности, — предложил Михаил.

Я помог Михаилу залезть на крышу дизель-генератора, потом залез сам.

— Михаил, так это были Гремлины, ты уверен? — спросил я.

— Без сомнений, после встречи со студиозами Дмитрия, я, на всякий случай, перечитал всё, что хоть как-то связано с Гремлинами. Только вот само это название мне не нравится – не отражает сути. Лучше уж называть их Магваями или Прыгунами, — ответил Михаил.

— Хорошо, пусть будут Прыгунами, только вот откуда они тут взялись? – спросил я.

— Есть такие теории зарождения жизни – теории «Панспермии». Теории не дают ответ о происхождении жизни вообще, но обосновывают зарождение жизни на Земле. Согласно теории «Естественной Панспермии», «жизнь» в виде спор и бактерий по космосу разносят кометы. А согласно теории «Искусственной Панспермии», «жизнь», уже готовыми мыслящими формами, рассеивает «Вселенский разум». И теперь я склонен этому верить. Помнишь, я рассказывал тебе о третьей гипотезе происхождения саркофага. Так вот, саркофаг – это «ящик Пандоры», в хорошем понимании этого выражения.

— Что-то я не увидел ничего хорошего в Прыгунах, — вставил я.

— А для «Вселенского разума», я думаю, нет разницы, в каком виде будет «мыслящая материя», в виде Людей или в виде Прыгунов. И ещё неизвестно, кто из них хуже и опасней – Прыгунов-то мы уделали! — ответил Михаил.

— Ты думаешь, что Прыгуны – мыслящие существа? — спросил я.

— Разумеется – мыслящие! Использование орудий в виде камней и палок и изощренный вандализм – тому яркое подтверждение! — ответил Михаил.

— А как Прыгуны вырвались из саркофага, «старатели» ведь до него не докопали метров двадцать? – спросил я.

— Наверно, двадцать метров песчаника, для перехода из их измерений в наши, для Прыгунов не преграда, — сказал Михаил.

— А с какой стати тут оказался «живой жемчуг»? – спросил я.

— Я думаю, «жемчуг» — это и есть сам «ящик». Стенки, крышка, замок – короче, автоматика, сохраняющая и оберегающая содержимое, — ответил Михаил.

— Ты думаешь, в озере «Вонючем» лежит ещё один «ящик»? – спросил я.

— Да. Более того, теперь я уверен, «ящики Пандоры» с различными формами жизни упрятаны во многих местах на Земле. И не только на Земле, но и на Марсе и прочих планетах. На Земле людям уже доводилось вскрывать «ящики» с Прыгунами и вступать с ними в схватку. И ни разу с ними не удалось договориться. Но не Прыгуны меня поразили — я внутренне ожидал чего-то подобного. Меня поразила понятливость и сговорчивость фиолетовых «грибов».

— Конечно, хорошо, что нам удалось на этот раз захлопнуть крышку «ящика», но жаль, столько вопросов осталось без ответов, как Прыгунам удается позиционировать себя в наших трёх измерениях, чем они обычно питаются, например, теми же «грибами», и главное, как с набитым пузом они умудряются уйти в свои измерения? – задумчиво высказался я.

— Вот следующим летом вновь поедем на Тунгуску. Отыщем твою говорящую собаку и расспросим, — сказал Михаил.

Я смолчал. Сомневаюсь, что после приключений этого лета мне захочется искать новых.

— Не расстраивайся, время пролетит быстро, — по-своему расценив моё молчание, успокоил Михаил, — А на зимние каникулы махнём в Шотландию, будем ловить с пацанами Дмитрия Лох-Несское чудовище.

Михаил полез в карман и извлёк пирамидку из слипшихся жемчужин. Это когда же он успел её приныкать? Хотел спросить Михаила, как он собирается ловить существо из других измерений, но тут раздался звук подлетающего вертолёта. Вот и конец приключениям, только сдаётся мне, что мой друг, Михаил, просто так скучать мне не даст.

Конец.

От автора

Выражаю благодарность моему другу, Некрасову Александру, за помощь и поддержку в написании рассказа.

Похожие статьи:

Рассказы → Пограничник

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Доктор Пауз

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Проблема вселенского масштаба